Глава 24. Кара и тишина
В темноте ангара время застыло в тягучей, ледяной ленте. Ты слышала каждый звук: глухие удары по бетону, скрип шагов, тяжёлое дыхание охранников и, как далёкий набат — собственное сердце, бьющееся то громче, то тише. Верёвки впивались в кожу, но боль была не осязаемой — она была внутри, в голове, где роились мысли о предательстве и страхе.
Когда подошли ноги — сначала один, потом второй, — ты дёрнулась, как зверь, уловив знакомую походку. Сердце выпрыгнуло из груди и замерло: это был он. Его присутствие вошло в ангар словно буря: холодное, всепоглощающее, оно заставляло людей вокруг замереть. Тусклый свет ламп отбрасывал резкие тени, и в этой игре света Винни казался кем-то из легенд — огромным, неумолимым.
Лукас сидел в углу, по-прежнему держа на лице жалкую маску уверенности, но в глазах мелькала паника. Он пошатнулся, когда Винни появился у входа, и в этом мгновении стало ясно: власть, которой он так гордился, рухнула. Винни подошёл к нему шагом, лёгким и смертельно уверенным, и молчание стало таким плотным, что его можно было разрезать.
— Ты думал, что можешь играть с огнём, — сказал Винни тихо, и в этом шёпоте было обещание бури. — Ты думал, что я не увижу?
Лукас пытался ответить, но слова застряли. Его тело дрожало, он взглянул на окружающих глазами, полными мольбы, но никто не смел вмешаться. Винни бросил на него взгляд, где смешалось всё: ярость, разочарование и глубокая, черная боль — та самая, что рождена предательством.
Первый удар не был громким. Он прозвучал как хлопок — рука Винни ударила Лукаса в челюсть. Тот осел, хрипя. Второй — руку и плечо. Удары следовали один за другим, отточенные, холодные, как расчёт. Это не была слепая жестокость: в каждом движении читалась боль человека, который отбросил то, что был готов отдать. Ты ощущала это всей кожей — не страх за себя, а тихую, инстинктивную радость от того, что справедливость, пусть и жестокая, пришла.
Лукас корчился, хрипя, пытаясь защититься, но Винни не дал ему шанса. Каждый удар заканчивался коротким приговором — молча, без лишних слов. Тебе хотелось кричать, чтобы он остановился, но в этом крике не было ни упрёка, ни просьбы о милости. Было только пустое желание сбросить с себя ту тяжесть, которую приносило предательство.
Когда Винни отступил, дыхание его было тяжёлым. Руки дрожали, не от усталости, а от накопленного напряжения. Он посмотрел на Лукаса, и в его взгляде отразилась не только злость — там была рана, которую тот оставил. Потом он опустил руку, и его голос стал холоден как лёд:
— Ты предал меня. Ты предал людей. Ты сыграл не по правилам. Для таких, как ты, место одно — вне нас. Разберитесь с ним. Доставьте туда, где больше не будет возможности навредить.
Эти слова прозвучали как приговор. Они не называли метода, не уточняли деталей — и в этом был страх и власть одновременно. Что значит «разобраться» — знали все; и каждый из присутствующих почувствовал, как земля под ногами дрожит. Никто не обсуждал. Никто не спорил. Команда включилась в действие механически, точно по отмашке.
Ты слушала всё это, сжимая зубы, чувствуя, как слёзы катятся по щекам. Не от жалости к Лукасу — он заслужил своё — но от того, что пламя правосудия, которое он вызвал, было такое слепое и такое жестокое. Ты думала о себе: о той рубашке, о признании у ворот, о том, как легко можно было помешать всему этому своими словами. И в то же время понимала: сейчас он — Винни — не мужчина, а буря; и под этой бурей никто не выстоит.
Один из людей подвёл Лукаса, кто-то завязал ему руки. Тот пытался бормотать оправдания, но их никто не слушал. Винни повернулся к тебе на мгновение. Его взгляд поймал твой; он был суров и пуст. В нём не было прежней мягкости, но и не было полного отрешения. В нём жил вопрос, без ответа: можно ли вернуть утраченное доверие? Тебе захотелось броситься к нему, раскрыть рот, чтобы сказать — не позволяй им; но повязка мешала, руки были связаны, и слова не могли вырваться из груди.
Винни шагнул к выходу, и перед ним остановился один из старших.
— Что с ним делать? — спросил тот тихо.
— С ним разберутся, — ответил Винни ровно. — Мы избавляемся от предателей. Но сначала — пусть почувствует, что значит предать. Пусть больше никогда не забудет цену своей ошибки.
Он повернулся и ушёл. За его спиной двери ангара закрылись с глухим тяжелым звуком. И в этой тишине, наполненной глухим эхом шагов, ты поняла, что мир, который ты выбрала, не жалует слабостей. Здесь расплата приходит быстро — и часто без пощады.
Ты закрыла глаза, чтобы не смотреть на уходящую фигуру, чтобы не видеть, как они уводят Лукаса. Внутри же, там где держалась надежда на смягчение, что-то окончательно сломалось: не только родственная мягкость в нём, но и частичка тебя самой. В мире Винни предательство — не преступление одного человека, это рана, что разъедает всех вокруг. И ты теперь жила в этой ране, с её шрамами и кровью, которые нельзя было стереть.