Глава 19.
Громкий «щёлк».
И тихий матерный шепот.
Лениво открыла один глаз и увидела довольную, но очень гаденькую улыбочку опухшей после ночной вечеринки Юльки.
Заметив, что я на нее смотрю, девушка поспешила спрятать телефон под подушку, но гаденько улыбаться не прекратила.
– Что? – спросила я у нее хриплым после сна голосом.
– Вы такие милые, – прошептала она и нарисовала в воздухе указательными пальцами обеих рук сердечко. – Я сейчас описаюсь от умиления!
– От чего? – нахмурилась я, плохо соображая и оценивая ситуацию вокруг себя.
Опустила взгляд и поняла, что моя рука, которую я уже почти не чувствую, свисает с постели, выглядывая из-под одеяла. Всё, вроде бы, ничего. Почти обычное дело. Если не считать того обстоятельства, что наши с Ваней пальцы всё еще переплетены и теперь покоятся на его груди.
Какого...?!
Одёрнула руку и обтёрла её об одеяло, словно вляпалась во что-то не самое приятное. В некоторой степени, так оно и есть. Я вляпалась в Бессмертных. Всей пятерней. Причем, я отлично помню, что засыпала, удерживая его правой рукой и на своем животе, а проснулась, удерживая его левой рукой и уже на его груди.
Я еще и руки во сне поменяла.
Фу, кака! Надо вторую руку тоже протереть.
– Он во сне еще красивее, – восторг подруги только нарастал.
Осуждающе посмотрела на ее довольную опухшую мордаху и перевела взгляд на парня, лежащего у моей постели.
Расслаблен, спокоен, не язвит, не поправляет свои бесячие волосы... Еще немного и я начну влюбляться.
Грудь вздымается и неторопливо опускается от ровного глубокого дыхания. Крепкая шея, которую хочется обхватить пальцами и... придушить, а на ней башка, по которой хочется дать со всего маху, чем-нибудь тяжеленьким.
Эх, я пыталась умиляться им, но ничего не вышло.
Внезапно взгляд поймал светлую полоску шрама на его переносице. Невольно погрузилась в воспоминания семилетней давности, именно в тот день, когда он приобрел этот шрам.
Потому что придурок! Не надо было меня так пугать, зная, что я паническим страхом боюсь медведей. Ванька же решил, что мой страх – отличный инструмент, на котором можно поиграть в своё удовольствие.
В тот день жаркого июля мы с ним ходили собирать землянику недалеко от села. В какой-то момент он пропал из виду, зато появилось странное шевеление в кустах. Так как я отлично помнила каждый его рассказ о том, что тут орудует банда медведей, а с одним из них он даже знаком лично, то я решила быть во всеоружии. А именно: вооружилась камнем и приготовилась бежать.
В один из моментов куст начал особо сильное движение, что дало мне отличный повод для того, чтобы запустить в него камнем и попасть точно между глаз Бессмертных, прямо в его переносицу.
Это я сейчас понимаю, что ему отлично повезло, что я попала именно в переносицу, а не в глаз. Иначе, ходить Ванечке одноглазым пиратом. Хотя, кто знает, до чего могли довести его шуточки? Возможно, в какой-то момент он и без ноги бы остался.
А так, он имеет лишь небольшой светлый шрам на переносице, как напоминание о том, что у каждой шутки есть свой предел.
Еще, конечно, у него есть шрам на левой брови, который почти не видно, если не знать, что он там точно есть.
В тот день я училась рыбачить на его удочку. И первым, кого я поймала, был именно Ванька.
Потому что нечего сидеть на линии моего рыболовного огня! Вот!
И пусть он тогда говорил о том, что он не плакал, а это был дождь (хотя в тот день с неба не упало ни капли), я до сих пор помню тот его бесконечный восторг, когда его отец срезал крючок с лески, оставив его в брови на несколько минут. Мне кажется, он в тот момент даже о боли забыл, любуясь собой в старое бабушкино зеркало и мечтая о том, что когда-нибудь сделает себе такой же крутой пирсинг. Не сделал.
Либо забыл, либо поумнел. Во втором варианте я очень сильно сомневаюсь.
То лето было всего семь лет назад, а кажется, что в прошлой жизни. Ваня тогда был милым пухлым мальчишкой. Сейчас же он вполне может называться мужчиной. С такой, в некотором роде, аристократической внешностью. Эти тонкие черты лица, острые скулы и взгляд бездонных зелёных глаз, в которых наравне со спокойствием плещется озорство того мальчишки из нашего далёкого лета.
Взгляд, который, какого-то чёрта, сейчас устремлен на меня.
Испугавшись, словно меня только что поймали на месте преступления, откидываюсь на спину и натягиваю одеяло до носа.
– Ведьмина? – словно не веря самому себе, спрашивает Ваня. – Ты, что ли?
– Она-она, – отвечает вместо меня Юлька, довольно мне подмигивая. – Рад?
– Угу, – хрипит он и садится на своей импровизированной постели. Запускает пальцы обеих рук в свою шевелюру (началось, блин) и затем проводит по лицу, словно стирая с него остатки сна.
Широкая спина, на которой из-за его манипуляций натянута белая рубашка, так и манит остановить на ней свой взгляд и бесконечно долго смотреть на то, как завораживающе перекатываются мышцы под тонкой тканью.
– Который час? – спрашивает парень и снов откидывается на матрас, прикрыв глаза сгибом локтя.
– Почти одиннадцать, – оповещает Юлька и снова убирает телефон под подушку, продолжая бессовестно пялиться на Ваню.
– Капец, – выдыхает парень и сжимает переносицу почти музыкальными пальцами.
– И долго ты тут валяться будешь? – не выдерживаю я и, оперевшись на локти, смотрю на него с высоты своей постели. – У нас тут не гостишка для бомжей.
– Ведьмина, ты так прекрасна, когда спишь, – внезапно сказал парень.
– Не могу сказать о тебе то же самое, – ядовито отвечаю я, натянув мило-мерзкую улыбочку.
– А ты сделай, как я – соври, – подмигивает Ваня и получает от меня ладонью точно по центру лба. – Ай! А ну, иди сюда, мелочь!
В одно мгновение парень хватает меня за плечи и тянет на себя, скидывая с постели.
Мешком вареной картошки падаю парню на грудь. Утыкаясь носом куда-то в изгиб шеи, снова попадаю в магию мужского аромата с лёгкой ноткой пота.
– Бессмертных! – верещу я, упираясь руками куда придется. А приходится упираться, то в пресс, то в ремень на брюках, то в грудь. – Ты воняешь! Отпусти меня!
– У тебя во рту тоже не клумба с утра цветет, – смеется парень, удерживая меня одной рукой. Свободная рука тянется к моей постели и стягивает с нее одеяло, накрывая нас обоих с головой. – Всё, спи. Так ты меньше вреда наносишь обществу.
– Ты офигел?! – брыкаюсь в его руках, но Ванька лишь крепче прижимает меня к своему телу и даже кладет сверху ногу, чтобы я меньше тут елозила рядом с ним. – Я тебя сейчас покусаю! – ворчу озлобленной кошкой куда-то ему в шею.
– А я тебя поцелую, если ты меня укусишь, – игриво парирует Бессмертных, упираясь подбородком мне в макушку. Делает глубокий вдох, словно засыпает, и я чувствую, как его тело постепенно расслабляется.
Снова дёргаюсь в его руках и изворачиваюсь таким образом, что оказываюсь сверху на парне, но все еще нахожусь в цепком капкане рук.
– Отпусти, – произношу холодно и едва сдерживаю себя от того, чтобы укусить его в подбородок.
– Я тебя и не держу, – отвечает Ваня и перехватывает меня за талию так, что наши лица оказываются на одном уровне: моё недовольное нависает над его довольным.
Опираюсь ладонями по сторонам от его головы и конвульсивно дергаюсь, чтобы скинуть с нас одеяло.
– Ого! – слышится свист в стороне и насмешливый голос Тимохи. – Я не вовремя? Это еще один этап посвящения?
Юлька взрывается лошадиным смехом и, судя по звукам, падает с кровати.
Бессмертных тоже лыбится во все тридцать два и желание покусать ему лицо возрастает до космических масштабов.
Снова дёргаюсь, и на этот раз одеяло скатывается по спине, открывая наши дурные головы.
Опускаю голову и встречаюсь взглядом с зелеными бессовестными глазами, в которых так и горит гордость за самого себя.
Почти с рычанием упираюсь ладонью в его ехидную морду и, наконец, поднимаюсь с этого злосчастного матраса. Пару раз напинываю Бессмертных, на что он лишь громко смеется и почти не пытается спрятаться от новых ударов.
– Козёл! – подытоживаю нашу потасовку и разворачиваюсь на пятках, чтобы скрыться в кухонном уголке и приготовить завтрак, так как желудок жалобно сжимается, умоляя чем-нибудь его наполнить.
Включаю почти полный чайник. Достаю из холодильника колбасу и упаковку яиц. Не глядя на собравшихся, насмешливые взгляды которых чувствую спиной, готовлю омлет. На всех. Я, конечно, та еще злюка, но не настолько, чтобы сидеть и хомячить в одну каску.
– Как посвящение прошло? – спрашивает Ваня у Юльки с Тимохой.
Рыжий друг уже успел расположиться на кровати девушки, закинув на нее ногу. К моему удивлению, она даже не пытается его скинуть. Наоборот, ведет себя так, словно такое поведение для них – норма.
– Вообще, классно!– восхищенно выдыхает Юлька. – Я думала, что посвящение состоит из одного сплошного унижения первачей, а оказалось, что это веселый движ.
– Ага, круто! – поддакивает ей Тимоха. – Первый вечер в общаге, который я помню полностью.
– Ну, и здорово, – ухмыляется Бессмертных и стаскивает с моей постели подушку, которую сминает под свою голову.
Глядя на обнаглевшего парня, разрубаю огурец пополам одним взмахом ножа. В ответ получаю лишь кривую усмешку.
Поверх кусочков обжаренной колбасы разбиваю перемешанные с молоком яйца. Разливаю кипяток из чайника по кружкам, предварительно опустив в каждую из них по чайному пакетику.
Ага, сегодня немного пошикуем – каждому по чайному пакетику, а не один на всех, как обычно.
Фоном болтают ребята, в суть их диалога я не вникаю, так как моё внимание привлек телефон, который я еще вчера вечером оставила на холодильнике и совершенно о нем забыла.
Пару смс от Вадима с информацией о том, что смена в ледовом дворце сегодня начинается на час раньше, и одна смска от Кукунделя с приглашением:
К: Приходи на вторую часть посвящения))
Прикидывая возможный ответ, не заметила, как рядом со мной возник и Ваня и снял с плиты сковородку с уже готовым завтраком. Поставил ее на поставку в центр стола, и расставил четыре кружки по сторонам от сковородки.
– Вилки, ложки? – спрашивает у меня, не глядя.
– Вилки, – отвечаю, немного растерявшись.
Коротко кивнув, достает столовые приборы и кладет их рядом с каждой кружкой и садится за стол, ожидая, когда к нему присоединятся остальные.
– А хлеб есть? – спрашивает Тимоха, изучая содержимое шкафчика, в котором обычно хранится хлеб. – О, есть! Надо сегодня еще докупить.
Немного шокировано переглядываемся с Юлькой, недоумевая над внезапной хозяйственностью парней.
Нарезав хлеб и докрошив скромный салат, состоящий из огурца, пары помидоров и пучка зелени, Тимоха тоже устраивается за столом рядом с Ванькой.
Убираю телефон в карман пижамных шорт и сажусь напротив Бессмертных, который тут же придвигает мне кружку с горячим чаем и немного виновато улыбается.
– С меня тортик за сегодняшнюю ночь, – произносит он и в этот момент Тимоха фонтанирует чаем прямо из носа.
– Ну, вы, блин, даёте! – качает друг головой. – Предупреждать же надо о темах разговора за столом!
– А что такого? – хмурю я брови. – Обычная сладкая плата за то, что к утру остался жив.
– Воу-воу, полегче! – хохочет Тимоха и почти с восхищением смотрит на Ваню.
– И килограмм конфет, – тычу вилкой в сторону Бессмертных.
– С орехами или нугой, – тычет он в ответ мне вилкой, скрещивая их зубья.
– Смотри-ка, помнит, – ухмыляюсь я и приступаю к завтраку, стараясь не краснеть под его взглядом из-под взлохмаченной челки.
Желая отвлечься, вспоминаю о том, что так и не ответила Кукунделю. Достаю телефон из кармана шорт и быстро набираю ответ:
Я: Ты мне так и не показал своё личико, Гюльчатай(( Или показал, а я не в курсе?
Отправляю смс и кладу телефон на край стола. Слышу короткую вибрацию, затем еще и еще. Настораживаюсь, когда Ваня достает свой телефон из кармана брюк и отвечает на входящий звонок.
Настороженность проходит. Кукундель – не Бессмертных.
– Здорово, предатель, – произносит Ваня в трубку и тихо смеется, услышав ответ своего собеседника. – А кто меня бросил ночью в самое пекло? Меня утром Ведьмина чуть не придушила из-за тебя, – подмигивает мне парень и получает в ответ мой изящный средний палец. – Пошёл ты, придурок! – смеется он в трубку и возвращает телефон в карман.
Почти сразу слышится неуверенный стук в дверь.
– Открыто, – кричит Юлька и в комнату заходит Жедимка с хитрой улыбочкой на мятой морде.
– Кто тебя тут душит? Сидишь – жрёшь, а я там остатки минералки со дна бутылки слизываю, – смеется парень и устраивается рядом со мной. Тянет свои лапы к моей вилке и получает по ним хлесткий удар. – Пардоньте.
– Не пардоню, – обрываю его строгим голосом. – Возьми себе вилку и налей сам чай.
Лёгкая растерянность на его лице сменяется благодарной улыбкой.
– С меня тортик, – щелкает он пальцами и поднимается со стула, чтобы налить себе чай.
– Ох, у Ведьмы слипнется...
– Разлепим, – уверенно кивает Ваня, глядя на меня из-за ободка кружки.
– Рот себе сначала залепи омлетом, – бросаю ему, сморщившись. – И приятного аппетита. Всем.
– Ты такая добрая, когда злая, – едва сдерживает Бессмертных смех и игриво водит бровями.
– Отвали, – не в силах сдержать улыбку и легкое смущение, опускаю взгляд в свою кружку.
Дурак дурацкий.