Глава 4. Красная нить
Джисон проснулся от того, что в комнате было слишком тихо. В этом особняке тишина всегда предвещала одно — приближение чего-то опасного. Он не знал, сколько времени прошло, но каждый час здесь ощущался вечностью. Он всё ещё был в той же комнате, но теперь его руки были не привязаны — он мог двигаться, но куда идти, если ты всё равно в клетке?
Когда дверь скрипнула, он вздрогнул.
Минхо вошёл, медленно, как всегда, не торопясь. На нём была чёрная рубашка, слегка расстёгнутая на груди, и взгляд, от которого хотелось либо спрятаться, либо упасть на колени. Он закрыл за собой дверь, и комната словно стала меньше.
— Вижу, ты всё ещё не сбежал, — усмехнулся он. — Или понял, что некуда?
Джисон поднял голову, взгляд был настороженным, но не таким испуганным, как в начале. Минхо заметил это и склонил голову набок.
— Ты начинаешь привыкать. Это хорошо. Но не думай, что это значит свободу.
Он подошёл ближе и резко схватил
Джисона за подбородок, заставив его посмотреть ему в глаза. Его пальцы были жёсткими, кожа пахла табаком, кожей и чем-то опасным. Джисон задыхался от близости, от власти, от прикосновения, в котором не было ни капли нежности — только контроль.
— Я знаю, как ломаются такие, как ты. — Минхо провёл большим пальцем по его нижней губе. — Не криками. Не болью. А пустотой. Я оставлю в тебе дыру, которую никто не сможет заполнить, кроме меня.
Он отпустил его так резко, что Джисон чуть не упал, и начал ходить по комнате, будто размышляя вслух:
— Все думают, что дарк романс — это страсть, боль, секс, власть. — Он обернулся. — Но на самом деле это про то, как один человек может превратить другого в слабую, дрожащую тень... и заставить эту тень любить свою цепь.
Минхо остановился прямо перед ним. Его рука опустилась на шею Джисона, слегка сжимая, но не душа — просто напоминая, кто здесь хозяин.
— Хочешь сбежать? — спросил он. — Беги. Дверь открыта.
Он отошёл в сторону, и правда — дверь была приоткрыта. Джисон взглянул на неё, потом на Минхо.
— Или ты уже понял, что снаружи всё равно не будет свободы? Что я теперь внутри тебя — в мыслях, в теле, в желаниях.
Джисон молчал. Он ненавидел его. Презирал. Но не мог оторваться от него. Его тело трясло не от страха — от этой пугающей, всепоглощающей тяги.
Минхо подошёл снова, медленно, как тень, как яд. Его голос стал почти ласковым:
— Всё, что я делаю, я делаю, чтобы ты стал моим. — Он наклонился, и его губы скользнули к шее Джисона. — И когда ты сломаешься, ты сам приползёшь ко мне. С мольбой. С дрожащими губами. И скажешь: "Возьми меня".
Его язык обжёг кожу, а потом он отстранился. Джисон смотрел на него, потерянный, дрожащий, но не сдавшийся. Ещё нет.
Минхо усмехнулся.
— До этого осталось недолго.
Он вышел, и дверь закрылась.