Альянс. Союз против богов Асгарда

Вознеси хвалу Четырем божествам

Всяк сюда входящий!

Ибо они и только они – хранители Девяти миров

И творцы всего прекрасного в этих мирах...

Каждый дверг хотя бы раз в жизни приходил на поклон к божествам в Храм Четырех Сторон Света. И непременно с особыми дарами.

Этот храм символизировал свободный выбор, силу и независимость.

Согласно преданию, однажды Великий Один призвал к себе божества, которым доверял безгранично. Это были Аустри, Вестри, Судри и Нордри. Всемогущий бог велел им стеречь покой девяти миров и могучее дерево Игдрассиль. Что они и сделали. Божества повиновались Великому Одину, уединившись в Храме Четырех Сторон Света. Храм находился на вершине «Несокрушимая» - самой высокой горе не только Нидавеллир, да, и всех остальных миров.

Время властвовало над мирозданием и народами миров. Жизнь умирала, чтобы снова возродиться. Переплетались могучие ветви священного дерева, прирастали к камням его узловатые корни, и глубже уходили в землю. Крепло дерево Игдрассиль – сохранялся мир в Девяти Мирах.

Между тем, божества, присмотревшись к народам и существам Девяти миров, решили, что дверги, будучи талантливыми кузнецами-кудесниками, были несправедливо ущемлены и обделены вниманием богов Асгарда. Восхитившись их талантами, они решили поддержать жителей Нидавеллир и принять обличье двергов, навсегда распрощавшись с внешностью богов. С тех пор дверги стали хранителей почитать своими богами.

В знак благодарности божествам кузнецы и ваятели заново отстроили храм, и сделали его самым роскошным во всех Девяти мирах. Залы они украсили красивейшими статуями, а окна - разноцветной мозаикой. Так, в честь весеннего божества стены покоев Аустри отделали цветными драгоценными камнями, пол выложили зеленым малахитом и желтым гелиодором, и нарекли этот зал именем Аустри. В зале Судри драгоценностей было больше, чем во всех Девяти мирах. Куполообразный потолок, расписанный золотой пыльцой, напоминал ослепительное солнце. А в чертоге Вестри царила вечная осень. Нет, не та привычная, дождливая осень с мрачными красками! Скорее дивный осенний сад с гранатовыми деревьями, где раскидистые ветви были усыпаны листьями из чистого золота и которые никогда не опадали. Зерна золотых плодов, бордовые рубины, сверкали и переливались так ослепительно, что волей-неволей хотелось прикаснуться к этой красоте.

Полы в зале Нордри были выложены горным хрусталем и перламутровым беломоритом, тем самым олицетворяя белоснежную зиму. Но даже там присутствовало золотое солнце.

В зале Вестри двое стояли напротив друг друга.

Тот, что был постарше, спросил:

- Ты подумал над моим предложением, Нарви?

- Подумал, Ивальди, - ответил другой.

- Ты знаешь, Нарви, что я очень многим обязан твоему отцу. Он заменил мне отца, которого у меня никогда не было, и оставался рядом, когда умирала моя мать.

Ивальди выдержал паузу. Нарви молча наблюдал за молодым правителем. Он заметил, как брови хмуро сдвинулись на переносице, затем, словно погружаясь в далекие болезненные воспоминания.

Ивальди продолжил:

- После смерти матери вы стали моей семьей. И даже твой брат... - он запнулся, и его речь прервалась.

Нарви, конечно же, понимал, Ивальди был прав, но время нельзя было повернуть вспять и что-то изменить в прошлом. Все, что мог вспомнить Нарви – это день ссоры, которая возникла между отцом и братом. Брат обвинял в этой ссоре тогда самого Ивальди, упрекая отца, что он слишком покровительствует тогдашнему сироте. После чего между отцом и братом произошел спор. Много обидных слов они тогда сказали друг-другу, но ведь время залечивает раны. Или не залечивает? Или же не все?

Правитель нарушил тишину:

- Не знаю, откуда взялась та стена непонимания между мной и твоим братом, но я его тоже любил.

Меньше всего Нарви хотелось говорить о старшем брате. Противоречивые чувства овладевали им, когда он вспоминал о нем. С одной стороны, Нарви осуждал его своенравный и вспыльчивый характер, с другой... сколько времени прошло с того печального дня, когда брат в порыве гнева ушел из дома. Где он? Что с ним? Вернется ли в отцовский дом? И отцу, и ему очень не хватало брата, хотя они всячески старались избегать этой темы. Нарви не хотел продолжать эту тему.

- Ты знаешь, почему я позвал тебя именно сюда, в этот храм, Нарви?

Нарви молчал, не зная, что ответить. Да, конечно, он догадывался, что правитель позвал его в Храм Четырех Божеств неспроста, и в тайне надеялся, что его надежды оправдаются. И тогда наконец, исполнится его самая заветная мечта.

- Ты всегда можешь на меня рассчитывать, Ивальди, - Поборов внутреннее волнение, со всей искренностью ответил юный дверг.

Ивальди решил сразу перейти к главному:

- Наш народ с момента создания миров вынужден был ютиться в недрах холодного и бесплодного мира. Дверги сами создали свой мир – созидали, ваяли, строили, мастерили и даже выращивали. Мы и только мы стали творцами всего прекрасного во всех Девяти мирах. И как вознаградили нас за это боги?

Нарви молчал, но мысленно соглашался с каждым словом.

- Что сделали боги Асгарда? Вместо благодарности они назвали нас подземными червями! Это ли хваленая справедливость асов? Взгляни на этот храм, Нарви! Внимательно взгляни! Что ты видишь?

Таким возбужденным Нарви видел правителя впервые.

- Всю эту красоту создали мы, дверги. Мы неустанно приносим новые дары нашим божествам. Дверги – благодарный народ! Ни в одном из Девяти миров нет храма подобной красоты! Даже в самом Асгарде! Вальхалла меркнет рядом с этим храмом! И это создали мы, дверги!

Голос Ивальди звучал гордо и уверенно. Капли пота, стекая с его висков, терялись в конусообразной бородке. Он сделал шаг в направлении Нарви, подойдя к нему почти вплотную, а потом, глядя в глаза другу, сказал:

- В этот храм вложил свою душу и твой отец, Нарви. Ты это знал?

Нарви удивленно взглянул на правителя – он этого не знал. Хоть, слава об отце дошла аж до земель Асгарда, кузнец Андвари не любил хвастаться своими творениями. И все же, Нарви было приятно узнать, что отец вложил свой труд и в этот храм.

- Да, Нарви, это так! И хотя он тебе об этом не рассказывал, бóльшая часть того, что создано в этом храме, работа его рук!

Юный дверг не знал, что сказать. Гордость за своего отца и свой народ, переполнила его так сильно, что вытеснила недавнее уныние и тоску по брату. Он поймал себя на мысли, что ради этого чувства готов был пожертвовать своей жизнью.

- Теперь ты меня понимаешь, Нарви? – спросил Ивальди, глядя ему в глаза.

Нарви кивнул. Да, конечно, он понимал правителя, потому что испытывал те же чувства, что и тот.

- Я доверяю тебе, как никому другому. Поэтому хочу, чтобы рядом со мной был именно ты, а не кто-то другой.

- Ты всегда можешь на меня положиться, Ивальди! Я буду служить правителю Нидавеллир верой и правдой! – приглушенным от волнения голосом, почти шепотом ответил Нарви.

- Не сомневаюсь в твоей преданности, Нарви. Но все же должен предупредить, что путь будет не из легких, и ты вправе сделать свой выбор. Я намерен вернуть Нидавеллир то, что по праву принадлежит моему народу.

- Я последую за тобой, Ивальди. И клянусь в стенах этого храма, что ради нашего народа буду сражаться на твоей стороне до последней капли крови! – с волнением ответил юный дверг, воинственно сжимая рукоять поясного кинжала – подарок отца, когда впервые они вместе пошли на охоту.

- В таком случае готовься в путь, Нарви! Нам надо будет заручиться поддержкой соседей и обрести в их лице союзников! Наше путешествие будет долгим и далеко не из лёгких. – сказал правитель Нидавеллир.

***

- Ты хорошо подумал, прежде чем принять окончательное решение, сын?

- Да, отец. Наш народ заслуживает лучшей участи.

- Но войны не наше дело. Мы испокон веков только и делаем, что мастерим и творим.

- Пришло время творить нашу историю, отец. Разве копье Гугнир не наше творение? Молот Тора не мы ковали? Разве не к нам обращаются боги Асгарда и етуны, когда им нужны оружие и доспехи?

- Каждый народ велик в чем-то одном, сын. Етуны – талантливые торговцы, ваны – рыболовы и воины, альвы – лучники, а мы, дверги, мастера кузнечного дела.

- А асы? В чем состоит их заслуга?

-Асы? Богам не обязательно быть искусными в чем-то. На то они и боги. Они боги ‒ и этим все сказано. Каждый должен заниматься своим делом.

- Ты хочешь сказать, что согласен оставаться в их глазах червем, отец? – Нарви с трудом сдерживал себя, чтобы не сорваться. - Ты хочешь сказать, что, несмотря на наши таланты, мы заслуживаем называться червями? Где же тогда справедливость?

- Ты глуп и по молодости наивен, сын мой. Я хочу сказать, что все было предрешено еще задолго до нас. Неважно, что другие думают о тебе! Главное, чтобы ты себя не чувствовал червем!

- Ты прав! Именно потому, что я - дверг, потомок Четырех божеств, я не могу примириться с этим!

Андвари наблюдал за сыном. И хотя он не одобрил его воодушевление и порыв, в глубине души восхищался им. Только сейчас он начал замечать в младшем сыне те качества, которых ему самому всю жизнь не хватало. Сколько раз ему хотелось совершить отчаянные, безумные поступки! Но разум всегда брал вверх над этими чувствами. Наблюдая за Нарви, он мысленно сбросил с плеч несколько десятков лет и увидел себя молодым, еще полным надежд и целей. Андвари вспомнил, как отправился в долгий путь, подгоняемый стремлением снискать славу во всех мирах. Странствовал он тогда многие годы. Прожил несколько лет в мире великанов, в Етунхейме. Андвари завоевал славу самого талантливого кузнеца и нажил большое состояние. О нем узнали в Асгарде, и боги признали его мастерство! Вечерами он развлекался и весело проводил время в тавернах Етунхейма. Но даже слава и признание не спасали от брезгливого прозвища «червь», которое он слышал каждый раз во время пьяных склок.

У Андвари было все, или почти все. Ему не хватало того, что было жизненным важным для младшего сына, вдохновляя его на подвиги.

Возможно, внутренней свободы.