1.УЛОВ
Стенворд и Бьёрн вынимали сети из воды и бросали их на дно лодки.
- Хорошо порыбачили, Стенворд.
- Не просто хорошо, а отменно Бьёрн! Давно нам так не везло с уловом! Эге-гей! Море, ты слышишь меня? Спасибо, ты сегодня нас побаловало!
Стенворд вытаскивал рыбу из сетей, и не замечал как от волнения у него трясутся руки, а глаза светятся ребяческой радостью. И хотя эти перемены не остались незамеченными другом, Бьёрн все же предпочел не подавать вида и спокойно наблюдать за Стеном со стороны.
Тем временем рыбины, пытаясь выскользнуть из сильных рук юного рыбака, бились хвостовыми плавниками из последних сил. Вырваться на свободу удавалось не каждой – викинг держал их мертвой хваткой. Рыбы, которым все же повезло вырваться из цепких рук викинга, кидались в морскую глубину и на поверхности больше не появлялись.
Бьерн все же не удержался:
- Не могу понять, с чего такой восторг, Стенворд? Ты волнуешься, как желторотый юнец в предвкушении первого свидания с возлюбленной.
Стенворд заметил, как в насмешке скривились губы приятеля, однако, ничего не ответил, только обиженно насупился. Похоже Бьёрна обидчивость викинга забавляла – двергу захотелось еще больше позлить ранимого друга. Пытаясь помочь Стенворду с рыбой, он начал вынимать улов из сетей и вполголоса напел:
Дева юная пришла
К младому викингу однажды.
Был голос кроткий у нее.
Пленимо улыбаясь,
Плутовка о любви своей поведала ему.
Поверил парень красоте, певучести речей.
Влюбился парень
В красоту, в изящный хрупкий стан.
Накликав на себя беду, он вскоре занемог.
Признался деве он в любви.
Она смеясь в ответ:
" Я не люблю тебя, рыбак.
Ты -- не моих мастей! "
Чертовка канула во тьму.
Покинула его.
Рыбак с печалью и тоской
В горячке занемог.
Мораль сей песни такова:
Уж коли ты -- не бог,
По силам выбирай мечту
Вот и все дела!
- Перестань! - Стен сильно толкнул Бьерна в бок.
Бьёрн почувствовал ярость друга и решил не ссориться:
- Да, ладно тебе. Это всего лишь песня, Стен!
- Нет, не всего лишь. И ты прекрасно это знаешь, Бьёрн.
- Хватит обижаться! Я хотел немного позлить тебя! Только и всего!
- И это тебе удалось... - насупившись, недовольно буркнул Стенворд.
- Я просто не понимаю твоего ребяческого восторга, Стен! – улыбнулся коренастый рыбак.
- Как ты не понимаешь? Мы с тобой теперь сможем добраться до Ванахейма, а там рукой подать до Альвхейма! И тогда исполнится моя мечта!
- Не знаю, что такого ты нашел в этих альвах? - раздраженно ответил Бьёрн.
Дверги не отличались особой красотой, а Бьёрн был двергом. В гневе грубые черты его лица заметно искажались, отчего совсем лишались какой бы то ни было привлекательности. Однако, бывали и такие редкие мгновения, когда заразительно и громко хохоча, глаза невысокого коренастого рыбака светились добродушием и дружелюбием. Правда, такое случалось не часто, и только в окружении друзей, за бочкой душистого пива.
Стенворд знал, что его друг не любил альвов, и поэтому, заметив в ответе Бьёрна нотки раздражения, решил промолчать.
Рыба, которую молодой викинг держал в руках, ссловно почувствовав напряжение между друзьями, воспользовавшись паузой, ловко выскользнула из его рук, и...вот она – свобода! Стенворд в сердцах чертыхнулся.
- Ты там поосторожнее! Иначе весь улов упустишь, - недовольно буркнул Бьёрн, и наклонился за следующей.
Двергу не без труда удалось выпутать из сети самую большую рыбину. Ее жабры еле заметно подрагивали – было видно, как она из последних сил цеплялась за жизнь. Выражение досады и недовольства на лице Бьёрна сменилось непонятным беспокойством. Перемену в заметил и Стенворд.
- Что ты на нее так уставился? Рыба как рыба. Разглядываешь ее так внимательно, будто впервые видишь.
Казалось, Бьёрн не слушал его болтовню. Он продолжал внимательно рассматривать зрачки молодого судака, чем насторожил Стенворда.
- Что такое, дружище?
Бьёрн молчал. Через несколько минут, словно очнувшись из забытья, он швырнул уже полудохлую рыбу в море и нагнулся, чтобы взять очередную.
Потом третью, четвертую ... шестую... десятую. При этом глаза его горели безумным огнем. Он продолжал швырять улов в воду.
- Да что случилось-то? Ты обезумел! Мы впервые столько наловили рыбы! – Стенворд в гневе попытался сбить друга с ног.
Бьёрн в ответ кулаком ударил викинга в челюсть. Удар оказался настолько сильным, что Стенворд не удержался и левым боком ударившись о борт, неловко упал на дно лодки. Он попытался встать на ноги, но при падении, спинной плавник одной из рыб больно полоснул его разбитую губу. Стенворд почувствовал резкий запах крови, чешуи и солоноватой воды и поспешил хотя бы сесть, иначе его стошнило бы.
- Да что случилось!? – не на шутку разозлился на дверга Стенворд.
- Их глаза! Посмотри на их зрачки! - Бьёрн сунул в руки другу небольшого судака.
- А что с ними не так, дружище? Ты явно обезумел!
- Глаза! Их глаза в крови!
Стенворд тыльной стороной ладони вытер кровь с уголка губ – его тошнило, как и прежде. Но, преодолев отвращение, все же взял в руки рыбу. Действительно радужная оболочка вокруг зрачков была залита кровью.
Бьёрн тем временем продолжал избавляться от улова.
Когда последняя полудохлая рыбина громко плюхнулась в воду, напоследок обдав рыбаков брызгами воды, Стенворд мысленно простился со своей мечтой об Альвхейме. Несомненно, многие из нас поступили бы так же. Нет, конечно, всегда находятся и такие, кто слепо продолжает верить в свою мечту, но Стенворд был не из них. Может, именно поэтому они столь крепко дружили с Бьёрном.
Коренастый дверг обладал завидной силой воли. Бьёрн всегда вдохновлял молодого викинга на отчаянные поступки (хотя те зачастую заканчивались не так, как хотелось бы). На глазах у Стенворда в морской глубине тонула его мечта, и он не в силах был этому помешать. Да и что он мог сделать? Как ему следовало поступить в той ситуации? Мы очень часто опускаем руки и смиряемся с утраченными мечтами, предпочитая просто наблюдать за их уходом, и очень редко бросаемся в пучину неизвестности вслед за ними.
Стенворда же одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, ему безумно хотелось плюхнуться в воду и руками выловить выброшенную рыбу, но с другой ‒ он понимал, что продать тот улов им не удалось бы. В Мидгарде было запрещено ловить такую рыбу, так как согласно поверью рыба с залитыми кровью глазами предвещала несчастья. Раньше в сети изредка могли угодить пара несчастливых рыб (от которых они тут же избавлялись), но чтобы в таком количестве, как в то злополучное утро – подобное случалось впервые.
- Предсказание сбывается, Стенворд, - нарушил молчание Бьёрн.
- Какое предсказание, Бьёрн? – губа Стенворда все еще болела, и неприятный запах крови и чешуи его по-прежнему раздражал.
- Предсказание святых норн, о переменах.
...Придет тот день!
Грядет тот час,
Когда кровь будет литься рекой!
Окрасятся моря в цвет крови!
И даже в небесах отразится она.
Твоя, моя, его – кровь каждого из Девяти миров.
И Древа Игдрассиль.
Сами боги будут бессильны перед тем днем!
Ибо неизбежен тот день!
Неизбежен тот час...
Бьёрн был мрачен, как никогда. Кустистые брови дверга угрюмо сошлись на переносице, от чего глубоко посаженные глаза смотрели еще враждебнее. Стенворд не знал, что сказать.
- Сегодня рыба! Завтра море окрасится в цвет крови! Еще через несколько дней начнут выпадать осадки. А потом... - Бьёрн взглянул в сторону безоблачного горизонта и замолчал.
Стенворд чувствовал себя растерянным и напуганным. Он смотрел на друга, незная, что сказать.
Ничто не предвещало беду. Морской горизонт сливался с бескрайним небом. В природе царили мир и покой.
- Что будет потом, Бьёрн? – наконец спросил Стенворд.
- Потом наступит хаос. Хаос во всех Девяти мирах. Это знак, Стен! Знак перемен!
Не успел Бьёрн договорить, как морская гладь внезапно вспенилась, и набежали волны. Поверхность моря, еще недавно изумрудная и спокойная, на глазах приобретала серый оттенок грязи. Словно некто невидимой рукой покрыл дно моря слоем болотной слизи и нечистот. Столбы воды подняли лодку с неимоверной силой и тут же швырнули ее вниз. Рыбаков беспощадно бросало из стороны в сторону. Им с трудом удавалось цепляться за корму лодки. Страх смерти начисто стер из памяти викинга его мечту о Вальхалле. Ее заменило желание спастись. Воображение Стена рисовало картину, как стая рыб с залитыми кровью глазами беспощадно впивается в его тело, и сбывается предсказание норн – море окрашивается кровью викинга и его друга. А после трапезы довольные сытые рыбины лениво плавают в морской пучине, поглаживая плавниками свои набитые брюха.
От этих мыслей Стенворду стало не по себе. Он не хотел умирать. Тем более такой жуткой смертью. И если ему суждено умереть в неполных двадцать пять весен, то только во славу Вальхаллы и Великого Одина.
Лодку по-прежнему качало.
- Как ты думаешь, Бьёрн, если мы погибнем, наши тела найдут? - спросил Стенворд, чуть не захлебнувшись унцией соленой и отвратительной на вкус воды.
- Не думаю, что нас станут искать, дружище! Даже не надейся.
Бьёрн в отличие от Стенворда не паниковал. Он словно был готов к этому шторму.
Между тем лодку швыряло из стороны в сторону. Но ей пока удавалось сдерживать натиск разъяренных волн. Хрупкое суденышко, разрывая на тысячи лоскутков пену воды, лишь на какой-то миг продвигалось вперед. Но мгновение спустя на нее набрасывалась следующая волна, и под очередным еще более сильным натиском лодка сдавалась и опрокидывалась в воду.
- Жаль, но, похоже, моей мечте не суждено сбыться! Мне никогда не попасть в Вальхаллу, Бьёрн! – едва успел крикнуть Стенворд, прежде чем волна окатила его с ног до головы.
- Дурак ты, Стенворд! Какая разница, где будет твоя душа: среди пиршественных залов в Вальхалле или в Чертоге Мертвецов в Хельхейме, ‒ если твое тело будет мертвым и сердце перестанет биться?
Лавина волны облизала дверга с ног до головы. Это было столь неожиданно, что Бьёрн едва не захлебнулся.
- В пророчестве сказано, что хаос наступит во всех Девяти мирах! Так что и Вальхалле его не избежать! Так и знай! Ты....
Бьёрну не удалось договорить. Лодку сильно накренило и бросило в сторону. Хрупкое судно наскочило на хребет подводных камней, но друзья это не сразу осознали. От сильного удара их раскидало в разные стороны. Дверг потерял равновесие, упал и ударился головой о дно лодки. Стенворд отделался легче. Его швырнуло за борт, и он, барахтаясь в пене, всеми силами старался ухватиться за борт лодки. Молодой викинг что-то кричал своему другу. Но обрывки еле долетавших фраз превращались в голове Бьёрна в рой непонятных звуков и междометий.
У дверга перед глазами стоял туман. Туман цвета крови.
***
У Бьёрна в голове гудело, как в улье.
Словно тысячи ос, беспрерывно жужжа, заполнили все свободное пространство. Чтобы избавиться от неприятного шума, Бьёрн несколько раз стукнул себя по голове. Однако от этого стало только хуже: в висках запульсировала боль.
Бьёрн решил немного полежать и собраться с мыслями. Постепенно сознание стало проясняться. Все было бы хорошо, если бы не назойливый солнечный свет, который он так не любил! Лучи солнца раздражали его даже сквозь опущенные веки. Ему хотелось окунуться в холодную воду, вместо того чтобы испытывать на себе непривычный зной палящего солнца.
Дверг напряг слух и попытался вспомнить недавние события. В памяти хоть и смутно, но все же вырисовалась сцена со штормом. Он вспомнил, как волна окатила его друга с ног до головы, а затем увлекла за собой в серую пучину. Но как только он припомнил болезненный удар головой о дно лодки, боль клещами вонзилась ему в затылок. Последнее, что ему удалось восстановить в памяти, – это обрывки фраз Стенворда и туман цвета крови, стоявший перед глазами в тот момент, когда сознание покидало его. На этом нить воспоминаний обрывалась.
И хотя тело оставалось по-прежнему ватным и как будто чужим, пальцы нащупали почти влажную почву и траву. Со всех сторон доносились трели птиц. Бьёрн предположил, что находится в лесу. Опираясь на логику, он исключил вероятность того, что мог оказаться в Мидгарде, поскольку в таком случае его должно было забросить в Стоунхендж, но это исключено, так как вблизи Стоунхенджа лесов не было. В Ётунхейме, в свою очередь, не было солнца. Оставался разве что Альвхейм.
От чрезмерного напряжения Бьёрн почувствовал сильную боль ‒ на этот раз в шее чуть ниже затылка ‒ и решил ограничить свои действия и размышления, насколько возможно, и попытался заснуть. Однако усилия его оказались тщетны: буквально в нескольких шагах от себя он услышал голоса. Бьёрн до предела напряг слух. Сначала речь казалась сплошным потоком непонятных звуков. Постепенно они стали чуть лучше различимы, но языка он по-прежнему не понимал. Бьёрн догадался, что беседу вели двое, но понять, о чем они говорили, не мог.
Он снова почувствовал сильную слабость.
Физическая усталость увлекала его в неведомый мир грез.