Глава 9. Фия / Кайл.
Фия
Ужас подкрадывается не сразу. Сначала идет тень, мелькающая краем глаза, едва уловимый холод, пробегающий вдоль позвоночника, будто сама тьма дышит за твоей спиной.
Сердце замедляет ход, а затем вдруг срывается в бешеный галоп, от чего каждый его удар отзывается глухим гулом в ушах. Стены вокруг тебя, кажется, начинают дышать, сдвигаясь все ближе. Воздух становится вязким как смола, липким, и с каждым вдохом кажется, что он цепляется за горло, создавая препятствие крику, чтобы тот сорвался с губ.
Рассудок бьется, как птица в клетке, пытаясь найти выход, но суровая реальность вдруг искажается - привычное становится чужим, лица - масками, свет - ловушкой дьявола. И тогда приходит осознание: ты один, и ничто не может спасти тебя.
Ужас - это не просто страх. Это безысходность, тишина, в который слышен исключительно собственный страх, обнаженный, как нервы под кожей. Он растекается по сознанию, как ртуть - холодный, плотный, неумолимо точный.
В этом состоянии нет логики. Ужас лишает тебя способности мыслить здраво, только чувствовать. И главное чувство - обреченность. Ты не уверен, чего боишься, но знаешь: это приближается. Это здесь. Оно уже смотрит на тебя.
Как только мы с Харпер переступили порог дома с привидениями, холод пробежал по коже, заставляя её покрыться мурашками. Не от страха, а от странного, влажного воздуха.
Свет прожекторов едва пробивается сквозь паутину, нависшую в углах и кажется, что сама тьма тягучая, склизкая - будто ты застреваешь в ней при каждом шаге.
Деревянный пол скрипит под ногами, отдаваясь в груди как это чьего-то сердцебиения. Сначала я думала, что это просто эффекты, записанный звук, автоматы, но с каждой секундой внутри нарастало леденящее душу ощущение, что за моей спиной кто-то идет, за исключением моей подруги.
Мы с Харпер Бридж знакомы с детства. Раньше мы жили по соседству и часто проводили время вместе. Это было неизбежно, так как наши родители были хорошими приятелями и частенько собирались за одним столом. Так было до одиннадцати лет, ровно до того момента как её семье не пришлось переехать из-за финансовых трудностей. Харп идеальный прототип девушки с чистой душой: волосы, затонированные в цвет розового золота, едва заметные издалека веснушки на носу и щеках, а её характер искрится добротой.
Неожиданно, из-за угла, на нас бросается привидение, облаченное в нереально правдоподобный костюм. Из моего рта вырывается пронзительный крик, и мы бежим к лестнице, ведущей в подвал.
Стены здесь чертовски узкие, словно они намеренно хотят заставить меня потеряться. Проходя вдоль коридора подвала, в нескольких тусклых зеркалах, измазанных в искусственной крови, ловлю свое отражение. Только, кажется, что это совсем не я. Платье вроде бы то же, макияж и волосы те же, но лицо совершенно другое. Слишком искаженное страхом. Поэтому, из-за этого жуткого зрелища, стараюсь не вглядываться слишком долго.
Каждый звук - звон цепей, капающая вода. Вдруг раздается чей-то сдавленный смешок, пробивающий меня до дрожи. Это было не просто пугающе, это казалось личным, как будто дом знал все мои самые потайные страхи и играл на этом.
Я знаю, что это просто страшный аттракцион. Шепча себе это снова и снова, пытаясь найти выход из дома, но всё не нахожу, а актер только приближается ко мне. В темноте, замечаю блеск чего-то в его руках, и истошно кричу, когда понимаю, что это бензопила.
Срываясь с места, бегу снова по лестнице, но уже вверх, проносясь мимо декораций в виде других призраков. Твою мать, Харпер. Я совсем забыла о ней под воздействием этого будоражащего чувства. Продолжаю бежать из одного конца дома в другой, периодически оглядываясь через плечо, в надежде, что маньяк оторвался от меня.
Белая маска Джейсона Вурхиза из фильма «Пятница 13-е» неумолимо несется позади, заводя бензопилу, что только усиливает громкость моего визга. Его шаги отдают в барабанные перепонки, а моё дыхание сбивается от бега.
Влетаю в открытую дверь, запирая её за собой. Прислонившись к ней спиной я стараюсь отдышаться, после чего осматриваюсь в комнате, когда глаза уже привыкли к кромешной темноте.
Потолок теряется в тени, где едва заметно шевелилась паутина от дуновений ветра из разбитого окна и темные пятна, похожие на засохшую кровь или неудачные попытки скрыть трещины. Хрустальная люстра 90-х годов, когда-то, возможно, роскошная, теперь висит на одной цепочке, покачиваясь из стороны в сторону, а её мутные подвески звенят, как умирающие колокольчики.
В углу - кресло, покрытое рваными чехлами и пепельной пылью, будто кто-то сидел на нем годами, ожидая, пока его забудут. Разбитое старинное зеркало на стене отражает лишь тьму, окутавшую комнату. Я подхожу ближе к нему, не сопротивляясь непреодолимому желанию прикоснуться к трещине.
Моё платье слегка покрылось тонким слоем пыли от этого места, волосы потрепались. Чулки, надетые на моих ногах ещё больше порвались и теперь их украшают тонкие «стрелки» порванного капрона.
– Ты хотела убить меня, лисичка, - раздается шепот из-под серебряной маски фильма «Крик»сзади меня, от чего с моих губ снова срывается вопль.
Кайл
Я смотрел за ней, наблюдал как она бежит со всех ног от актера, одетого в ужасно дешевый костюм маньяка с муляжом бензопилы в руках. И я был уверен, она придет именно сюда в попытках убежать от него. Моя лисичка смогла убежать от него, но не сможет от меня.
Снова, как и в прошлый раз, зажимаю её рот своей ладонью, оставляя стоять лицом к зеркалу.
– Тише, маньяк может услышать и прийти сюда за тобой, - продолжаю шептать ей на ухо, замечая её округлившиеся от ужаса глаза. От этого вида не могу сдержать тихий, глубокий смешок.
– Сейчас я уберу руку, и ты, как хорошая девочка, не будешь кричать, - предлагаю, получая несколько кивков в ответ.
Осторожно снимаю ладонь с её губ, но остаюсь позади, вдыхая карамельный запах, исходящий от неё. Но в этот раз он несколько другой, и я не могу понять, что именно в нем не так. Подушечкой большого пальца размазываю красную помаду на её губах.
Тыльной стороны своих пальцев провожу от её щеки и вдоль шеи, ощущая, как она гремит под моей рукой своим пульсом. Снова чувствую запах страха, еще более ужасающего, чем в первую нашу встречу.
В отражении битого зеркала мой голодный взгляд под маской встретился с её настороженным, но не бегущим. Границы стерлись, а аттракцион теперь не кажется мне декорацией. Он стал ареной.
Я приблизился к ней настолько, что её спина, дрожащая от напряжения, упирается мне в грудь. Тишина сейчас играет по моим правилам, выдавая её сбитое дыхание из слегка приоткрытых, покрытых красной помадой губ. Моя рука, когда-то лежавшая на её рту, теперь сжимает её талию - легко, но настойчиво. Я чувствую, как напрягаются её мышцы, только вот, она не отстраняется.
– Давай-же, лисичка, убей меня, - ехидно шепчу ей, резко перекладывая руку с её талии на шею, слегка сжимая пальцы вокруг неё.
Она идеально вписывается. Будто создана специально для того, чтобы находиться в моих руках.
Я преследую её, но сейчас - это она заманила меня. И это осознание, которое смешивается с возбуждением, приводит меня почти в бешенство.
Её тело отвечает, действуя наперекор разуму: грудь вздымается и опадает гораздо чаще, а бедра подались назад, плотнее прижимаясь ко мне. Зеркало выступает третьим участником - оно отражает то, кто она на самом деле. Я вижу это, этот страх. Серые бусины излучают борьбу. Уверен, её мозг бьет тревогу, но она не может сдвинуться с места.
Мои губы почти касаются её уха, когда я снова шепчу:
– Так задай снова этот вопрос. Кто я? - наклоняясь чуть ближе, царапаю зубами мочку уха.
Она не отстраняется. Наоборот, чуть откинула голову назад, открывая шею, и в этот момент я понимаю: игра окончена. Больше нет страха, которым я отчаянно хотел питаться от неё. Осталась только голодная, терпеливая жажда, которая оставляет ослепленным.
Мои пальцы скользнули под край её платья - медленно, с одержимой сосредоточенностью, будто я расшифровал заклинание, шёпотом вызывая нечто запретное. Я больше не думаю о зеркале, о комнате в которой нахожусь - все сузилось до неё. До ощущения её бархатной кожи под моей рукой. До напряжения в её теле, которое кричало «да», даже если губы молчали.
– Ты чувствуешь это? - мой голос стал хриплым, – То, как я нужен тебе.
Она облизывает языком свои пересохшие губы, в то время, как я замечаю, как её ноги слегка подкашиваются. Фия не отвечает, но мне это и не нужно. Всё было в том, как она отдается моим движениям, как её спина выгнулась, поддалась навстречу моим пальцам.
Это было уже не возбуждением. Это жажда владеть - не телом, а самой сутью. Увидеть, как я ломаю её под себя, заставляя не думать ни о чём, кто она, где она - кроме одного: со мной.
Я сжимаю пальцами её шею чуть крепче, контролируя дыхание. Другой рукой скольжу ниже, доходя до резинки трусиков, подцепляя их одним пальцем. В отражении вижу, как её глаза распахиваются еще больше и она начинает мотать головой в отрицании, но я прерываю это, зажимая нижнюю челюсть между пальцами.
Не сдерживаю исходящий из самых глубин моей груди рычание, чувствуя влажность на своих пальцах.
– Смотри на меня, лисичка, - рычу ей, проводя средним пальцем от самого входа до её самого чувствительного места, обнажая дьявольскую улыбку, когда она не сдерживает шумный вздох.
Сейчас, когда её мотоцикл выглядит как груда металла, а на гоночной трассе я - номер один, одна часть моей цели выполнена. Вторая - сделать её своей. Сломать, настроить её на свой лад, как расстроенную гитару. В мою голову приходит осознание: я не отпущу её, ни сейчас, ни за пределами этой проклятой комнаты.
Я держу её крепко, но не грубо, скорее властно, чувствуя как она трепещет под моими пальцами, как натянутая струна. Но я не хочу торопиться с ней, потому что знаю: эта пытка сладостью - самая сильная форма власти. Самая точная.
Мой голос едва слышен, хотя каждый звук, каждый хриплый слог распалял её слух. Когда я смотрю в отражение, встречаюсь с ней взглядом, понимая, что моя маленькая лисичка сейчас чертовски красивая и я едва сдерживаюсь, чтобы не кончить прямо в штаны как гребаный подросток в пубертатный период.
– Это ты убил Фина? - дрожащим голосом шепчет она, на что я одобрительно хмыкаю.
Вижу, как её глаза наполняются слезами. Слезами, что её тело предает её, что она не может получить удовольствие от того, кто убил её лучшего друга, но она это делает.
Ускоряя темп движения своих пальцев, шепчу ей:
– Ты хочешь этого, лисичка. Не сопротивляйся тому, чего требует твое тело, - ухмыляясь, ввожу в её тепло два пальца, чувствуя как крепко она их сжимает.
Моя рука уходит с шеи, обхватывая её плечи, прижимая к себе.
– Я держу тебя, - щебечу, неосознанно затрагивая особую точку внутри неё, вытягивая стон.
Она выгибается ко мне, будто её тело само знало, что делать. Она не просила, не умоляла - но я ощущаю, как она разрывается от противоречий внутри себя. Я слышу, как её дыхание учащается, оно становится глубже, тяжелее, будто она пытается вдохнуть каждый миллиметр кислорода.
Фия вцепляется дрожащими пальцами в моё предплечье, прикрыв глаза. Пользуясь случаем, примыкаю губами к её шее, сильно всасывая тонкую кожу, намеренно отмечая её принадлежность мне. Это не страсть, а больше утверждение.
Поднимаюсь губами выше, на изгиб за её ухом, оставляя еще одну метку. Каждая - как клеймо, чтобы все вокруг неё знали, что она - моя. И я готов убить каждого своими собственными руками, если её коснется чужой. Мне плевать, хочет ли она этого разумом или нет, я сделаю так, чтобы она захотела.
Моя лисичка всхлипывает, а я чувствую что она еще больше сжимается вокруг моих пальцев. Её тело напрягается, но не от страха. От ожидания. От волны, которая поднимается внутри неё. Улыбаясь, шепчу, покусывая её плечо:
– Давай, лисичка, не смей сдерживаться, - гортанный рык вырывается из меня от чувства тесноты внутри неё даже для своих пальцев.
Она сжимает свои маленькие руки в кулачки, приподнимаясь на носочки от напряжения. В ней словно что-то ломается, и она вскрикивает пока изливается на мои пальцы. Твою мать. Я прислоняю её ближе к себе, не давая шанса на физическое падание. Крик срывается с её губ один за другим, а я мысленно улыбаюсь сам себе. Моя.
Проходят секунды, минуты, но по ощущениям, кажется прошла вечность, пока она спускается обратно на землю. Я медленно достаю свои пальцы из неё, видя, как они блестят в тусклом свете иллюминаций парка аттракционов за окном.
Не разрывая зрительный контакт с ней в отражении, исследую её залитое слезами лицо и беру два пальца, которые только что были внутри неё, себе в рот и с огромным усилием сдерживаю стон. Господи, теперь я одержим не только её запахом, и запахом её страха, но и её вкусом. Мысленно обещая самому себе, что сделаю все, чтобы ощущать его чаще.
Остатки, растираю на её губах, замечая как она морщится. Усмехаюсь. На байке - свирепая, хитрая лиса, а сейчас - белый и пушистый крольчонок.
Из коридора раздается зов её подруги, и я наклоняюсь к её уху, шепча:
– Никому не говори. Это наш маленький секрет, - ехидно улыбаясь, хриплым голосом говорю ей, на что она снова кивает. Я глажу рукой по её шелковым волосам, – Хорошая девочка.
Развернув её лицом к себе, приподнимаю подбородок между пальцами, заставляя её встретиться со мной взглядом, скрытым под маской.
– Увидимся с тобой позже, маленькая, - напоследок шепчу ей.
Теперь, я, к сожалению, вынужден покинуть её, но это ненадолго. Она моя, и теперь всегда будет моей. Не в каком-то банальном смысле, как вещь или игрушка, нет. Глубже, почти на уровне инстинкта. Я знаю, как она улыбается, как поправляет свои волосы, морщит нос, когда ей что-то не нравится. Замечаю то, чего не видят другие. Потому что они - чужие. А я - тот, кто ближе всех. Даже если она еще это не поняла.
Я скорее охранник. Ангел за плечом, если захочет так. Она пока этого не видит. Но увидит, обязательно. Отныне она там, где всегда и должна была быть. Со мной. И только я могу причинять ей боль, каждый её крик, каждая гребаная слеза, каждая мурашка, покрывающая её кожу и каждый вздох - теперь, все это принадлежит мне.
Раунд второй окончен, лисичка.