Растопить лед.
Pow.СССР
1943 г.
Былые дни растаяли в моём сознании. Будто белый, словно светящийся песок просто сыпется из рук, пока не останется ни одной песчинки. И сколько бы не рыться в нём, даже во сне я продолжаю слышать громкие выстрелы из автоматов. Кровь застывает у висков, а мои руки холодеют. Страшно представить, что будет, если в меня вновь попадут. От прошлой пули в моей груди остался лишь шрам, но ведь ничего такого, главное, что я всё таки остался жив. Не смотря на острые лезвия, что проникали в моё тело и оставляли болезненное послевкусие, или же вовсе ржавые старые ножи, от которых была больнее разве что та самая ноющая дыра в груди, что не давала мне заснуть даже после нескольких часов мучений. И ведь это всё, казалось, мелочи. Раны затянулись и оставили после себя выпуклые полосы. Только одна «проблема» так и останется зияющей дырой на моём лице. Она навсегда останется, как главное напоминание об этом, а так же о моём побеге.
После нескольких минут мучений на мою горячую, воспалённую пеленой боли голову всё таки пришли какие-то мысли. Бежать – единственное, что крутилось в моей голове. Я смутно помню, что было дальше, но ярко в моих глазах застыл валяющийся кровавый скальпель, который, на моё счастье, забыл поднять тот арийский монстр. В тот момент мной движил один единственный инстинкт: инстинкт самосохранения. И у меня получилось.
У меня получилось достать тот скальпель и развязать руки. У меня получилось вставить этот скальпель вошедшему солдату в глотку и забрать его вещи. У меня получилось выбежать оттуда под громкие выстрелы пуль, что чудом пролетали мимо меня. И даже застывающая кровь, стягивающая кожу, мне не мешала.
Я бежал долго. Не знаю, как мне хватало сил, но было безумно плохо. А когда я всё таки увидел солдат, наставляющих на меня оружие, а после подбежавших ко мне с криками, в моих глазах помутнело, и я провалился в темноту.
Очнувшись, я оказался в больнице и, на удивление, в Москве. Оказалось, без сознания я был весьма долго, за мою жизнь боролись всеми силами. Слава врачам, они поставили меня на ноги, ведь я был в крайне тяжёлом состоянии. Естественно, после этого меня долго не хотели возвращать на поле боя, но теперь меня уже было не остановить. Конечно же, я стал более аккуратным, если можно так сказать. В любом случае, теперь я ни за что не остановлюсь, пока чужаки не уйдут с наших территорий.
От моих мыслей меня отвлек короткий стук в дверь. Тяжелая атмосфера старого темного кабинета давила на голову, заставляя все больше погружаться в неизбежность мыслей. На пороге комнаты встал Москва, его вид был таким же мрачным, как и мой. Скорбящий вид Москвы был еще большим ударом в сердце, словно иглой насквозь. Веки тяжелели. Я склонил болящую голову, утыкаясь лбом в ладонь. Тяжелый вздох, а после подходящие ко мне шаги и рука на плече.
— Товарищ Союз, мне очень тяжело видеть, как вы не можете найти себе покоя, поймите, такими темпами вы себя в могилу сведете, а без вас туда уйдем и мы — слова доносились до меня, словно удар молотом, но я понимал, что столица прав. И всё же, тяжело найти в себе силы даже взглянуть. Недавно прошли похороны моей жены..
Лена, моя Леночка, я знал, я понимал, что твоё состояние тяжелее чем можно представить, но с каждым разом мне было только тяжелее думать об этом. Не могу я смериться с этой мыслью, да, я не самый хороший человек, что уж там, но почему ты, Лена.
Собравшись с силами, мой уставший взгляд поднялся на голубоглазого блондина. Он протянул мне руку, помогая встать. Возможно, именно так все и должно сложиться, хоть я и не верю в судьбу и все эти глупости, но жив и живу я теперь лишь ради детей и страны, нашей большой и светлой родины, что объединяет в себе множество народов, я должен продолжать бороться, пока бьется моё сердце.
***
Pow. Рейх
— В каком смысле Италия нас предал ?! — всё внутри начинает кипеть, хотя сознание всё еще пытается отрицать. Я поднялся со своего места, оперевшись руками об стол. Солдат которому поручили доложить эту весть пытался держаться стойким, но невооруженным взглядом было заметно дрожание его губ.
— Мой фюрер, так требовали п— но не успел тот закончить свою речь, как в комнату заявился Берлин. Он мельком оглядел солдата и махнул в сторону выхода.
— Пошёл вон — прозвучал жесткий голос, от которого вошедший мужчина тут же поспешил уйти, промямлив что-то в ответ. При виде Берлина я всё же умерил свой пыл, сев обратно — скоро прибудет Японская Империя— Берлин оставался таким же невозмутимым, словно ничего не произошло. Потирая переносицу, я прокручивал всё в голове. Только недавно мне выпала возможность приехать с горячей точки, а теперь вновь такие неизбежные события. Голова гудела. Отнюдь, ни одно лекарство еще не смогло мне помочь избавиться от головных болей и бессонницы, что мучала меня даже здесь.
— Что ж тут обсуждать — мой голос был хриплым. Сминая в руках бумажку, на которой только недавно были нанесены чернила, я нервно прокручивал в голове наболевшее. Как бы мы не пытались игнорировать это, все равно придётся столкнуться с проблемами. Берлин вздохнул ничего не ответив, продолжая стоять и смотреть в окно. Я нервно постукивал кончиками пальцев по столу. И всё же без Италии будет сложнее, но даже не это тревожило меня. В глубине души я понимал его намерения, он так же хочет лучшего для своей страны, только злость перекрывала эти чувства. Ублюдок посмел предать меня, как чертова крыса! С самого начала нужно было бросить его или захватить. Мысли прервал собственный нервный вдох, будто облили холодной водой. Руки сжались в кулаки.
Чем же тогда я лучше него?..
Пока эта идиллия в моей голове проходила за спиной Берлина, что по видимому так же боролся с этой дилеммой, в комнату зашёл
подчинённый, объявивший о приходе Японии. Берлин срочно покинул комнату, от этого стало даже тоскливее. Я больно закусил губу и отбросил эти глупые эмоции. Я не должен позволять себе слабость.
Как только я собирался выйти ко мне в комнату снова зашли. На этот раз на пороге стоял высокий худощавый парень с собранными в хвост длинными белыми волосами, на которых контрастом выделялись красные полоски. Он с грохотом закрыл дверь и остановился посреди комнаты, пристально смотря на меня.
— Видимо ты решил для начала поговорить с глазу на глаз, Япония? — Японец прикрыл глаза, садясь за стол. Такой же холодный, пытающийся казаться совершенно отстраненным, Империя непринужденно ответил.
— Я не вижу смысла обсуждать что-то — Я опустил глаза, Япония даже не дрогнул. Давление наростами с каждой секунды, пока мы находились друг напротив друга. В голове было пусто, да что тут можно обсуждать? Договор касался нас троих, нет одного - нет договора. Это было ожидаемо. Япония не из тех, кто нуждается в ком то.
Я усмехнулся, смахнув светлые волосы с головы. Япония недоуменно посмотрел на меня, чуть приоткрыв рот.
— Тогда, полагаю, это - наша последняя встреча — Слова звучали весело, но горькое чувство росло во мне. Я развернулся в сторону шкафа — думаю, на по следок хоть стоит выпить — я держал в руках бутылку красного вина. Я хранил ее на особый случай, ведь эта вещь очень стоящая, но разве это важно?Вроде бы оно столетней выдержки, если округлить, думаю, очень крепкое. Империя вновь смутился, смешно наблюдать за этим, ведь я могу поймать любую мелочь в людях, будь то дрожание, раздражение или неловкое движение. Мне всегда доставляло удовольствие видеть людей насквозь, хоть и с Японией всё сложнее. Вся его внешняя невозмутимость так и норовила снять с него эту маску.
Империя мельком кивнул смотря куда-то в сторону. Я достал два бокала и разлил красную жидкость. Японец взял бокал в руку и покрутил, смотря как жидкость плескается вокруг. Всё так же улыбаясь, я тоже взял бокал — за последнюю встречу — прозвучал звук чоканья стекла и мы выпили.
Бокал за бокалом, разговор за разговором и та напряженность, что была прежде отошла на второй план. На бледном лице японца появился легкий пьяный румянец, который, разве что, перекрывала только его легкая тонкая улыбка. Лёд снова растаял, но было ли это так? Даже сейчас, когда мы сидим напротив друг друга и улыбаемся.
Кажется, за окном идет дождь. Уже стемнело, нас освещает лишь слабый свет светильников, что мягковатым желтым оттенком падал на лицо азиата.
— Рейх, — тот вновь принял серьезный вид. Я заинтересованно смотрел в блеклые прищуренные глаза своего собеседника, ожидая его дальнейшие слова. Алкоголь осел где-то в голове, в глазах размывалось — на самом деле ты так жалок — с недопониманием я приподнял бровь. Япония поставил бокал и выдохнул, вставая со своего места — бесстыдно сыпешь красивыми словами, но понятия не имеешь, что делать — улыбка исчезала с моего лица, будто ее даже не было. На глаза навалилась тень. Я сделал глоток и скучающе поставил бокал. Встав на ноги, я расстегнул свой пиджак. В комнате стало довольно жарко под действием алкоголя. Подойдя к граммофону, что стоял на небольшем старом столике, я достал пластинку из ящика и аккуратно поставил ее в проигрыватель. Грациозная мелодия наполнила комнату. Ритм проникал вглубь тела, заставляя невольно поддаться музыке, столь отдаленно напоминающей мелодией прошлого. И почему-то снова в голове мелькали те моменты, в которых я чувствовал себя по настоящему живим. Как будто я снова оказался в дворце отца, еще давно, когда мы и не думали о войне.
Я подошел к недоумевающему Японской Империи, который выглядел весьма расслабленно и даже заинтересовано. Подойдя к нему, я вновь хитро улыбнулся, и немного склонившись, подал руку, приглашая на танец. Смутившись, он всё же принял приглашение, беря мою руку, а после чего был потянут ко мне в середину комнаты.
В детстве я часто изучал танцы, каждый жест я впитал в себя, и тело будто делало всё само. Свободная рука опустилась ниже в зону его талии, а его, кажется, забавляло все это. В голову ударило горячим пламенем, но тело продолжало двигаться само по себе. Япония пристально смотрел на меня, сейчас глаза его были намного ярче, в его взгляде виднелся тот же огонек.
— решил научить меня танцам? — Я усмехнулся. Движения плавно шли в темпе музыки. Через ткань рубашки рука японца, что так же лежала на моей талии, сжалась сильнее. Опьяневшие глаза смотрели на меня сверху, ритм сердца участился. С каждым шагом в комнате будто разгоралось пламя, это адское пламя словно на моей коже, это жгучее желание, что склоняет меня к греху.
— Разве то, что мы делаем – не просто попытка двух загнанных зверей скоротать время — его худощавая рука легла на мою шею и сжалась, но это не было больно. Он сделал шаг, и еще, и еще. Сзади я почувствовал твердую поверхность рабочего стола — ну же, почему ты так серьезен ? — Моя рука потянулась к его лицу и аккуратно легла на щеку. Через ткань перчаток можно было почувствовать тепло кожи. Он отпустил мою шею и склонился к лицу. Горячее, пьяное дыхание обожгло губы.
— Потому, что перед тобой опасно проявлять слабость — Империя жадно впился в мои губы. От его напорства я полностью осел на столе. Холодные руки залезли под рубаху, гуляя по горячему телу. Большие ладони с трещинками на коже, оставляющие болезненные ощущения от жёстких мозолей, которые появились у японца благодаря катаны. Однако на контрасте с их грубостью в прикосновении чужих рук чувствовалась бесконечная осторожность и деликатность.
Время будто замедлилось для нас двоих. С каждым прикосновением горячее желание росло где-то внутри все больше и больше, и мы оба уже знали, что вернутся назад уже не получится. Даже не знаю, как буду после смотреть в его глаза, если увижу вновь хоть раз. А пока, я хочу смотреть в них не отрываясь ни на секунду, чтобы постараться запечатлеть столь яркие моменты в своей памяти.
Pow.ЯИ
Полу оголенные тела прижимались друг к другу сильнее, опаляя жарким огнем. Рейх схватился за мою шею, пока я был занят его ремнем. Дыхание сбилось. Становилось все жарче с каждым мгновением, пока мы полностью не избавились от одежды. Интересно, с какого момента наши сознания захлестнула такая похоть? Столь неправильное чувство завладело нами, но в любом случае нам место в аду, потому терять нечего.
В глазах мелькают все мгновение, что провели мы вместе. Не уж то уже тогда я чувствовал что-то подобное? Не знаю, и знать не хочу. Тонкие пальцы без перчаток выглядели еще красивее. Если это план Господня, то он сделал дьявола куда сильнее человека
Мои руки спустились вниз, бесстыдно блуждая по худому, но крепкому арийскому телу. В прочем, о каком-либо чувстве стыда уже не шло и речи. С губ немца сорвался сладкий стон, вперемешку с шипением, после проникновения первого пальца. Он оперся рукой об мое плечо, пытаясь отстраниться от неприятный ощущений. Я был так же неопытен в этом плане, как и он, но главное быть уверенным, хотя бы в его глазах. Вновь завлекая Третьего в поцелуй, я добавил второй палец, растягивая немца, что был готов откусить мой язык от столь болезненного для него дела. Но спустя минуту тот расслабился, а когда моя рука легла на его орган, то он вовсе прогнулся, ощущая все возможные эмоции. Ухмылка растянулась на моем лице, и я вновь потянулся за поцелуем. Наши губы грубые, но, казалось, при поцелуе они были самыми мягкими и самыми желанными.
Спустя долгое время, когда три пальца с трудом, но растягивали немца, я был уже не в силах ждать. Зарываюсь пальцами в светлые волосы, вжимаю бледное тело в стол, проталкиваясь в него. Грубо, да, жестоко, несомненно. Но Третий только морщится и скрипит зубами, презрительно глядя на меня. Искаженные в оскале губы подрагивают. При сильном толчке, будто ошпаренный, он вздрогнул, и все его тело затряслось.
Нацист терпел пытки и сильнее. Ему было куда тяжелее, чем сейчас, но все, что я вижу в его глазах - «больно». Они... эти светло-голубые огни в который раз гипнотизируют меня. Я не могу оторвать взгляда, не могу пошевелиться. Меня будто околдовали. Он смотрит в ответ, тяжело дышит, даже не обращает внимания на то, как по его виску стекает капля пота, а по бёдрам - что-то более красочное.
Ухмыляюсь,толкаясь вперёд до основания резко и грубо. Блондин выгибает спину, скребёт пальцами по столу, морщится и утыкается лбом в плечо. Он не просит отпустить, не сопротивляется, не пытается сбежать и не зовёт на помощь. Нет, он может. Но не хочет. От этого становится еще интереснее. Поддаюсь назад и вновь резко вхожу. Он не удерживается, вскрикивает, выгибается и жмурится от боли, впиваясь в мои плечи ногтями.
Я томно вздохнул от того, как внутри было узко и горячо. В плечо впились чужие зубы, оставляя кровавый укус на контрасте с бледной кожей. Толкаюсь вперёд, разводя его ноги шире, вжимаю в поверхность стола, прижимаясь сам и двигаясь без разбора, меняя траекторию. Плевать, что ему это может и не нравиться. Хотя...
Опускаю взгляд вниз, чувствуя, как он напрягается ещё сильнее и пытается свести ноги. Губы растянулись в ухмылке.
Тебе ведь нравится?Да?
Я принимаюсь двигаться быстро, но плавно, как можно глубже, как можно приятнее. Наслаждаясь сам и пытаясь доставить удовольствие. Хочется разорвать, разбить, раздавить, растоптать его и тем самым сильнее привязать, но причинять боль ему —я не готов. Он шипит, морщится, ведёт по мне длинные царапины, напрягается и одновременно прижимается ко мне сам. С его уст, толи дело, вперемешку со стонами льются ругательства . Еще чуть чуть и пик удовольствия близиться к страстному окончанию. Он сжимается еще сильнее, подмахивает бёдрами в такт движений. Мои руки сжимают его худые бедра. Думаю, на них останутся синяки.
Толчок, и еще, и еще...
Томный вздох сорвался с моих губ. Прижимаю горячее тело арийца к себе и утыкаюсь в его шею.
И я наконец-то смог забыться..
Продолжение следует~