последний акт.
Love crime - Amuse Bouche Version
Прошел час, и время словно остановилось в этом мрачном, бесконечном пространстве. Те же кровати, те же безмолвные фигуры, сидящие напротив друг друга, словно статуи из забвения. Кажется, им позволили убить друг друга, этот намек, эта иллюзия свободы — поэтому они уже час сидят без действий. Но все они, как безмолвные куклы, сидели неподвижны, забыв о времени и о себе. Их тела были мертвы внутри уже давно. Ни капли души.
И в этот момент Ё-Джин начала чувствовать, как внутри неё раскачивается бездна безумия. Она словно превращалась в джокера — в неустойчивую, плавающую в хаосе сущность. Иногда её взгляд становился пустым, и она начинала тихо посмеиваться, как безумец, которому давно уже не осталось утешения и разум разбит на осколки. Смех был дёрганым, беспричинным, холодным — смехом человека, потерявшего связь с реальностью, ведь внутри него бушевала настоящая буря безумия.
— Как же это все смешно и нелепо. — щебетала она, держась руками за лицо, сидя на кровати в позе лотоса.
Иногда слёзы катились с глаз, обвивая её лицо слезной раной, и в этот момент казалось, что она с ума съезжает ещё больше. Отчаяние, сорванное с цепких ниточек здравого смысла, поглощало каждую её клеточку.
Обиднее всего было то, что человек, ради которого она пожертвовала всем, ради которого она сходила с ума и смогла бы сделать всё — сейчас просто сидел, безучастно и спокойно, вырисовывая пальцем узоры на стене соседней кровати. Он не замечал её мучений, её безумия — он был словно тень, исчезающая на горизонте её разума, и одновременно — его внутренний холод проникал ей под кожу, превращая её страдания в новый ритуал безысходности.
Рука Ё-Джин дрожала, когда она пыталась схватить свою голову, словно боялась, что сейчас её разум рассыплется на миллионы осколков. В голове проносились образы, ниточки воспоминаний, искажённые и удлинённые часами безумия.
Номер 011, как она сейчас? Смерть МинСу, безразличие НамГю. Шум внутри — как гул, который превращался в крик, раздирающий её изнутри.
Ё-Джин сделала глоток воздуха, ощущая тяжесть в груди, и принялась аккуратно вытирать слёзы рукавом зеленой кофты. Нос был красный и чуть опухший, глаза красные, то ли от половинки таблетки и подступающего желания принять снова, то ли от слез. Густые, грязные, тёмные волосы растрепались. На соседней кровати лёжа был НамГю — его черты были спокойными, даже прохладными, словно он не воспринимал происходящее, словно был достигнут предел его равнодушия.
Ё-Джин глянула на него и вдруг почувствовала, как внутри что-то ёкнуло — обида, разочарование или, может быть, просто боль, которая не поддавалась словам. Она сделала первый шаг — тихий, робкий, но полный искренней боли.
— НамГю... — её голос срывался, словно струна, натянутая до предела. — Почему ты так? Я тебя не узнаю..
Он повернул голову медленно, взгляд его был тёплым, но в нём отсутствовала искра участия. Он жестом указал на игроков, которые сидели в другом углу комнаты.
— Мне всё равно, — коротко ответил он, неразговорчиво, словно отрешённо. — Все равно, что будет дальше.
Ё-Джин вздохнула, ощущая, как сердце внутри сжалось ещё сильнее. Она отчаянно искала слова, чтобы вернуть его хотя бы на немного к себе.
— Ты ведь знаешь, как я старалась ради тебя, — прошептала она, проглатывая слёзы. — Мы всегда были рядом. Я бы спасла тебя, если бы могла раньше, но не было возможности. Что с тобой блять произошло пока меня не было?
Он прикрыл глаза, казалось, он специально избегает смотреть ей в лицо, словно его пронзает чувство вины или он просто не знает, как сказать, что его внутренний мир разрушен. Наконец, его голос прозвучал мягко, но застывшим эхом:
— Ё-Джин, ты не понимаешь... Я сам не понимаю. Не просил я тебя спасать себя. Это было твое решение. После того, как вы с Таносом оба ушли, я понял, что устал, устал быть его собакой и испытывать тоску по тебе. Ты умерла, вот и оставайся мертвой. Надо было тебе убежать отсюда, а не идти за мной.
НамГю медленно садится, не в силах больше держать слёзы, и протянул руку, чтобы Е-Джин села к нему.
— Я не уйду, — уверенно сказала она, вставая, будто ведомая ветром. — Мы вместе прошли через многое, и я не брошу тебя сейчас. — она медленно ложится к нему на кровать, на мужскую грудь, жест, который давно означал «затишье перед бурей»
— Не оставляй себя в этом мраке, НамГю. Я верю в тебя, даже когда ты сам в себе не веришь.
Он повернулся к ней и, наконец, взглянул в глаза. В них было много боли и усталости, но и проблеск надежды. Его губы дрогнули, словно он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле.
— Ты настоящая...это так странно. Я так много видел тебя в своей голове. — тихо произнёс он, и в его голосе прозвучала искренняя благодарность. — Я не знаю, как долго я смогу держаться. Осталась последняя игра, так будет обидно умереть сейчас.
Ё-Джин склонилась к нему чуть ближе, словно собиралась обнять, но в последний момент остановилась, оставшись в слишком зыбком равновесии. Она знала, что его душа сейчас уязвима и ранима, и что самое важное — дать ему чувствовать её поддержку. Но как же больно было лежать на его груди, осознавая, что он не тот человек, с которым Ё-Джин проведет свою жизнь в любви и согласии.
— Мы вместе, — сказала она мягко. — И я буду рядом, даже когда тебе кажется, что всё потеряно. Ты ведь любишь меня, НамГю?
НамГю вздохнул и лишь ктвнул, оставив Ё-Джин без ответа. Лишь тихий, отстраненный кивок на её вопрос. Тишина вокруг заполнилась едва заметным, но очень ценным звуком — их молчанием..
И в эту секунду Ё-Джин поняла, НамГю никогда её не любил и никогда не сможет это сделать. Она не та..
***
Прошло часа три, когда в комнату наконец-то вошли охранники, и атмосфера наполнилась новым, тяжелым ощущением. Их шаги были тихими, уверенными, словно они знали свою работу наизусть. Так и было. В руках у них было множество столов. На столах помещены роскошные блюда — аппетитные закуски, изысканные горячие блюда, ярко украшенные десерты, — всё говорило о том, что именно сейчас перед ними разыгрывается что-то особенное.
Каждый охранник аккуратно устанавливал столы в помещении, расставляя их так, чтобы каждый мог видеть богатый пир, скрывающий под собой нечто большее, чем простую трапезу. Взгляд игроков, уставившихся в надежде на спасение или, наоборот, ожидании, сопровождал эти действия с тревогой и усталостью.
Охранник, с коробками в руках, подошёл к каждому, раздавая свои дары. Он отдавал каждому по коробке — и в этой технической рутине читалась некая бессмысленность, словно эти коробки — просто мелкий кусочек порядка в хаосе, капля спокойствия в этом бурлящем море волнений. Открывая свои коробки, игроки обнаруживали неожиданный сюрприз: строгий черный костюм, идеально сшитый, белая рубашка, аккуратно заправленная, и черная бабочка — классика и элегантность, привычные для аристократии, для театра, для торжественного выхода. Но вдруг, вместо бутоньерки, там красовался номер каждого игрока — словно напоминание о том, что спасения нет.
Переодеваться все начали немедленно, прямо в комнате, в спешке и с напряжением. Каждый старался быстро подготовиться, словно надеясь с этим обновлением избавиться от своих прежних слабостей и неуверенности. Одежда, словно трансформировала их, придавала им ощущение новых сил и новых ролей.
В это время среди всех была единственной девушкой Ё-Джин. Ее лицо сосредоточенное, она понимала, что сейчас ей не до волнений и переживаний — ей предстоит переодеться и подготовиться к тому, что дальше. Вынужденная оставить своих товарищей и знакомых, она пошла в туалет — место, где можно было хоть немного обрести уединение и собраться с мыслями.
— Нужна будет помощь, позови, — тихо прошептал НамГю. Он это сказал, чтобы хоть чуть чуть показать свое не безразличие к девушке.
Там, в туалете, она взглянула на себя в зеркало, и в отражении увидела не только усталое лицо, но и уродливую внутреннюю красоту. Где та Ё-Джин? Модель, идеальная походка, невероятная сила воли, желание жить. Её нет.
Сейчас перед ней стояла несчастная, разбитая, без желания бороться дальше, пожертвовав всем ради невзаимной любви.
Она подтирает слёзы, руками расчесывает грязные, уже плохо уложенные длинные волосы, делает глубокий вдох, от которого аж заболели легкие и приступает к переодеванию.
В туалете тихо..когда-то сюда приходил хоть кто-то. Поплакать, умыться, посплетничать, а сейчас никого. Ё-Джин осталась одна.
Когда Ё-Джин выходит из туалета, в её глазах еще таится легкая растерянность. Она в строгом костюме — классическом, идеально сидящем по фигуре, с легким блеском ткани. В этот момент она видит НамГю. Его появление было словно воплощение силы и харизмы: он держится с непоколебимой грацией, хоть и наигранной. В его строгом костюме ткань наверняка шилась по индивидуальному крою, как и для всех остальных, подчеркнув каждую линию телосложения.
На мгновение между ними пробежала искра — мгновение тишины, наполненное напряжением. НамГю легко улыбается и, протягивая руку, мягко подзывает Ё-Джин к себе. Он обнимает её за талию, крепко прижимая к себе. Его брутальность и силу ощущаешь в каждой линии тела: мощные плечи, крепкий захват, взгляд лисьих глаз, в которые и влюбилась Ё-Джин - глаза с огромными, пульсирующими наркотическими зрачками, будто бездонными озерами, с которыми невозможно ничего утаить.
Зрачки Ё-Джин были не меньше, то ли от таблетки, то ли от того, с каким восхищением она смотрела на него.
В этот момент их взгляды переплелись, создавая невидимую нить, связывающую их сердца. Глаза Ё-Джин и НамГю — два мощных огня, пылающих ярче любого цвета. Глубина их взглядов говорит о взаимном понимании, о неведомых секретах, таящихся в душах. Между ними прогремел тихий диалог без слов, полный невысказанной страсти и взаимного уважения. Он, словно шепот ветра, и она, словно отражение полной луны — впервые почувствовали, что они не просто случайные знакомые или быстрая интрижка, а двое, связанных судьбой.
— Прекрасно выглядишь.. — шепчет он. Но Ё-Джин это слышать больно. Она осознает как сильно он её сломал, во что он её превратил. В слабую, влюбленную дуру.
Поэтому она просто безумно улыбнулась и её тело пронзила дрожь. Она сходит с ума.
И тут — внезапный призыв. Каждому из них предлагают сесть за свой стол, за которыми расставлено бесчисленное количество блюд. Вокруг сияет свет свечей, создавая атмосферу особого торжества. Между ними — ощущение неизбежности, будто их пути еще не раз пересекутся в этом или в другом мире, и судьба незаметно ткет свою сложную паутину, связующую их навеки.
Как звери, игроки набросились на еду, будто бы годами голод жил в их телах. Их лица были полны изможденных очертаний, кожей натянуто над костями, глаза — пусты, лишь иногда вспыхивающие жаждой насыщения. Никакой изящества, никакой сдержанности — лишь инстинкт. Они все не ели нормальную пищу целую неделю, и то, что перед ними лежало, казалось им последним шансом не умереть с голоду. Многие из них жили в постоянной нужде, для которых эта борьба за еду стала чуть ли не привычным ритуалом, частью их бытия.
Ё-Джин же вела себя по-другому. Она аккуратно накладывала себе порцию, словно понимая все, чуть больше остальных. И хотя жажда пищи подталкивала её к неразумной ярости, она старалась сохранить спокойствие, держать свои эмоции под контролем.
Это было похоже на последнюю трапезу перед смертью. И страх, который охватывал Ё-Джин, был не только из-за голода. Этот страх был от того, что для всех они были лишь свиньями на убой, им набивали животы, чтобы потом убить.
Но больше всего её пугала та маленькая девочка — новорожденная, которая каким-то чудом оказалась тут, в этом ужасе. Как ребенок сможет выжить, когда с каждым часом их жизни тут все меньше надежды? Маленький белый комочек, столь хрупкий и беззащитный, окруженный жестокостью и отчаянием — эта несравненная уязвимость казалась Ё-Джин особенно болезненной.
Глаза Ё-Джин медленно переместились на Ки Хуна — опекуна ребенка. Он сидел неподвижно, словно посвящая все свои силы ожиданию. Он не ел, его глаза были сосредоточены на малышке, на том, чтобы не отвлечься и не упустить ни одной детали, которая могла бы обезопасить их обоих. Он понимал — сейчас очень важно, чтобы он был сильным, чтобы она вела себя тихо, чтобы они смогли пережить этот кошмар.
Когда её взгляд встретился с его, он лишь осторожно кивнул в знак понимания и поддержки. В его глазах читалась та глубокая забота и искреннее сострадание, какое не нуждается в словах — ведь слова здесь были лишними. Он знал, через что проходит Ё-Джин, и понимал, что в этот момент ей нужно ощущать, что есть кто-то, кто разделяет её тревогу и надежду.
А рядом с ними, в бескрайнем потоке голодающего безумия, что захлестнуло их всех, — НамГю. Его лицо было залито бледностью, зрачки расширены, движения — хаотичны и непрерывны. Он набивал желудок, словно пытаясь отогнать неотступную тьму собственной мысли, чередуя еду с неумолимым рвением. Внутри его что-то рвалось и сжималось — непонимание что он чувствует к Ё-Джин, такая нежная и светлая, была тут же подчинена необходимости выживания. Ему её жаль, но на большее чувство он сейчас не способен по отношению к ней.
НамГю знал, что вся та забота и трепет, что был в начале - это была его слабость, он всегда презирал женщин и Ё-Джин стала первой к кому он стал относиться иначе, но даже если к ней были чувства он осознавал, что счастья ей не подарит. Они выберутся и он не станет давать ей клятвы о весной любви, которые она ждёт. Он наркоман и нет ничего важнее дозы. Доза не зависимость, доза его часть, смысл его существования. А Ё-Джин не такая, она употребляет, чтобы получить кайф, а НамГю, чтобы чувствовать себя живым, это его таблетка от смерти, которая ведет его туда только быстрее, как бы лирично это не звучало.
Вот так, среди хаоса и голода, в этом мире, утратившем знакомые границы человеческого достоинства, рождается страшная правда — выжить значит зачастую забыть о себе, о своем внутреннем мире, о милосердии и сострадании. И в этих столкновениях грубой необходимости и страха хранятся слабые искры надежды, которые порой могут зажечься в сердцах тех, кто готов держать в себе человечность несмотря ни на что. Такой тут была только Ё-Джин и игрок 456.
Набив животы вкусной едой, все откинулись на спинки стульев с громким выдохом. Объелись.
— Ты почти не поела. — заметил НамГю, обращаясь к Ё-Джин. Будто хотел проявить заботу, но такую до чертиков навязанную.
Но её глаза медленно затенялись усталостью и ожиданием следующего приказа.
— Кусок в горло не лезет.
Вскоре, словно по сигналу, двери распахнулись, и в комнату вошли охранники. Их шаги были четкими и решительными, как обычно.
Голос — холодным и уверенным. Они объяснили текущий механизм голосования. Перед этим они послушно дали короткую подсказку, намекнувшую на последнюю игру:
— В последней игре вы сами сможете выбрать, кто уйдет из игры. Если все согласятся о трех кандидатах на выживание, все остальные смогут пройти игру. Вам надо выбрать как минимум троих. Выбор за вами.
Тогда по комнате прокатился волной шум и безумие: люди, охваченные азартом и страхом, начали вскакивать, хватая за руки друг друга, выкрикивать свои гипотезы и догадки. Разум их словно растворялся под напором эмоций — каждый был готов пойти на всё ради шанса на победу. Шаг до финала, до триумфа или поражения казался сейчас внутри их сердец яростным и нерушимым.
Голосование началось — и в этот момент для многих всё вокруг исчезло: осталась только игра, страсть, и надежда услышать звук синего сигнала.
И так, погружённые в азарт, взбудораженные мыслями и внутренней борьбой, игроки ждали окончательного вердикта, затаив дыхание, готовые к следующему шагу — шагу, который может изменить их судьбу навсегда.
Начали с конца. И первый голос, голос игрока 456 - красный крест. А дальше начался хаос, голос за голосом лица мужчин озарялись синим светом. Будто пламя, несущее за собой только смерть.
— НамГю, прошу, ради меня, нажми крест. — выскочила из-за стола Ё-Джин, когда НамГю уде приготовился идти к столу с кнопками для голосования. Она знала на что давить. — Таблеток больше нет, ещё часа три и ломка снова тебя накроет, тебя и меня. Одумайся.
Он смотрел на нее около минуты, смотрел долго и пристально.
— Давай уже, прекрати её слушать! — послышался мерзкий голос, с ноткой старческой ненависти ко всему, что движется. Седая голова игрока 100 выглянула откуда то сзади. И сразу после этих слов, рука НамГю коснулась щеки Ё-Джин и так же плавно оттуда исчезала, когда он приближался к кнопкам.
Секунда надежды промелькнула в ней, она верила, что все может измениться, что он одумается.
И вот мгновение..его белки глаз буквально засветились голубым светом и красная табличка с груди вновь сменилась на круг.
Он наблюдал как теперь к кнопкам подходит Ё-Джин. Её мысли путались: почему же НамГю не любит её? Что за невидимая сила изменила его, разрушила прежнюю теплоту и доверие? В каждом её вздохе звучала тоска по тому, что связывало их когда-то. Хотя наверное это было очевидно всегда, он каждый раз предавал её, но стоило ему лишь обнять - предательство забывалось. Очевидно, что и нажатие на круг вместо креста ему сойдет с рук, раз Ё-Джин смогла ему простить даже собственное «убийство».
В голове мелькали тревожные мрачные предчувствия, что с каждым часом приближается её смерть — тихая, неминуемая, как затухание свечи в темной комнате.
Пока эти тёмные мысли крутились в её сознании, её рука бессознательно, без раздумий протянулась к красной кнопке. И один единственный щелчок — отказ от игр. Но её голос, даже если бы он мог что-то изменить, звучал бы беспомощно, пусто, не мог бы исцелить раздирающую душу рану.
Она шагнула к НамГю, её глаза встретились с его взглядом, полным безучастия и равнодушия. Лицо её скривилось в гримасе — смесь отвращения и скорби. В её глазах мерцали искры отвращения, будто она столкнулась с чем-то отвратительным, непереносимым. Её выражение было искажено внутренней болью, словно каждое её движение пропитывалось желанием сбежать, уйти подальше от этого жестокого момента. В этом взгляде — вся глубина разочарования, горькая осознанность бездушия, которое проникло в их отношения.
Навсегда - ALEKSEEV
— Ты предал меня? — голос Ё-Джин дрожал от обиды и гнева, когда она приблизилась к НамГю. — Зачем ты выбрал продолжить игру? Почему ты опять меня предал? Разве этого ты хотел?
НамГю отступил чуть назад, его глаза метали огненные искры, он держался так, будто едва сдерживал гнев.
— Я не предавал тебя! Ни твой, ни мой голос ничего бы не изменил! — ответил он строго, голос его прозвучал твердее, чем он ожидал. — Я просто делал то, что было необходимо. В этой игре все плевать хотели на чувства.
— Не надо мне говорить о необходимости! — прервала его Ё-Джин. — Ты знал, что я не хочу играть! Но всё равно продолжил, потому что тебе было выгодно. Ты всегда играл по своим правилам, оставляя меня позади.
— Меня тоже можно понять. — продолжил НамГю, стягивая брови, — А ты с самого начала возомнила себя моей спасительницей. Да не спасешь ты меня, блять Ё-Джин, пойми это!
— Так значит..— в голосе Ё-Джин зазвучала горечь. — Я хотела остановиться, я хотела уйти из этого ада! Но ты — ты не позволил. Ты не позволил мне уйти, даже когда я могла это сделать! Ты привязал меня к себе за эти дни, ты энергетический вампир, с тобой невозможно быть.
— Ты думаешь, я не чувствовал твоей боли? — его глаза помутнели, и он сделал шаг вперёд. — Я тоже страдал, когда ты ушла. Это меня и изменило, я стольких убил, на моих руках столько крови, сколько нет ни на одном из всех присутствующих. Ты это понимаешь?
— Мне всё равно! — выкрикнула Ё-Джин, слёзы покатились по её щекам, и её голос дрожал от эмоций. — Мне всё равно, что ты чувствуешь, потому что ты только и думал о себе! Ты не заботился о моих чувствах, о моей жизни! Ты только наблюдал, как я страдаю, как я умираю внутри!
Между ними зазвучала глухая тишина, наполненная тяжелым дыханием и неподвижным взглядом. Люди, окружавшие их, холодными глазами следили за конфликтом.
— Ты не понимаешь ничего, — прошептал НамГю, его голос стал мягче, почти почти шепотом. — Я бы сделал всё, чтобы всё было по-другому, чтобы ты не страдала. Но мы ведь не можем изменить прошлое. У нас есть только наше настоящее. И я не могу изменить себя.
— Да ты и не пытался совсем!
— Пытался.
— Нет! — выкрикнула Ё-Джин, резко развернувшись. — Настоящее, это моя свобода, а ты её лишил меня!
Из за тебя я здесь снова! Из-за тебя я снова с этим номером! — она дергала себя за номер «101». Её трясло, она сходила с ума.
— Так что ты собираешься делать? — спросил НамГю, его голос прозвучал вызывающе, с легким оттенком разочарования. — Я не просил тебя влюбляться, Ё-Джин.
— Я уже давно всё поняла, — холодно ответила Ё-Джин. — И я больше не хочу быть частью этого мира, где решения принимают одни, а я - только наблюдаю за своим разрушением.
Ё-Джин, словно обрушившаяся буря, рухнула на колени, её тело задрожало всеми мышцами, словно под натиском невидимой силы. Руки судорожно сжались в кулаки, а лицо было в слезах, будто океан печали хлынул за стеной её ресниц. Её голос пробился сквозь слёзы и всхлипы, хрипло и дрожащо произнеся слова о безжалостных смертельных играх судьбы, о потерянных людях, и о том, как она устала.
— Я так больше не могу! Я потеряла всех! С самого первого дня я начала терять всех, к кому привязывалась! МиНа, СеМи, Танос, я собственными руками убила МинСу!
Она говорила о той боли, как о тяжёлом бремени, которое она носила на плечах.
— Они все умерли потому что я любила тебя и не слушала их! — сидя на полу, она била НамГю по коленям.
Её жесткая истерика превращалась в безмолвные рыдания, в сумасшествие, а тело дрожало, словно веточка под ветром. В каждом вздохе — крик умирающей души.
НамГю сначала просто взглянул на неё, неподвижно смотря, как на предмет, который не даёт ему покоя. Его лицо было бесчувственным, маской, в которой трудно было уловить хоть какую-то эмоцию. Он наблюдал за её душевными страданиями, как за ураганом, пронзающим ночное небо. Но вдруг, что-то внутри него сжалось, — будто тихий укол совести, пробудивший в нём внутренний конфликт. Может, это было чутье, версия слабости или понимание, что эта борьба — уже за пределами его силы и эго.
Он медленно опустился на пол рядом с ней, и его тело, казавшееся раньше холодным и безучастным, вдруг оживилось — он прижал её к себе. Его руки нашли её плечи, крепко сжали их, словно пытаясь удержать её от падения, спасти от самой себя. В этот миг он почувствовал, как её тело, дрожащее от рыданий, приняло его тепло, её лицо искривилось в неотрывной надежде и страхе, она снова ему поверила.
— Ну все, успокойся, я тут.
Она, словно зарывшись в его плечо, снова почувствовала его. В этой близости, в этой улавливаемой тёплой волне, исчезли все стены, исчезли границы отчуждения.
Но этот трагический драматизм не оставался незамеченным — за стенами их внутренней боли наблюдали также и окружающие. Среди них словно застыли яркие, значимые фигуры — игрок 333 и 456, фигуры, которые, несмотря на свою удаленность от пары, словно становились свидетелями этой трагедии.
МёнГи, известный как игрок 333. Он не был просто наблюдателем, он был связан с этим моментом сложнее, чем кажется на первый взгляд. МёнГи понимал, что чувства НамГю к Ё-Джин — искренние, настоящие, глубокие, — но обстоятельства и жизнь, которой он живет мешали ему выразить это вслух. Он видел как НамГю в панике бегал и старался среди своих галлюцинаций найти настоящую Ё-Джин и именно это и сломало его.
На другом конце этой трагедии стоял КиХун, известный как игрок 456. Его взгляд был более холодным, более суровым, он был уверен в своих интерпретациях и не боялся выражать свое настроение открыто. Он был убежден, что Ё-Джин сделала самую ужасную ошибку — поверила снова и снова тому, кто мог причинить ей боль, — НамГю. В его глазах всё было ясно и непреклонно: доверие было предательством, а вера — глупостью. Он видел в этой девушке лишь несчастного зверька. Его чувство к ней было одновременно и осуждением, и разочарованием, которые он держал внутри, словно тяжелый груз, под которым его душа чуть было не ломалась.
***
В темной комнате, где единственным светом был сломанный экран, стояла Но Ыль, с её бедра капала кровь, окрашивая пол и штанину в алый, в руках у неё было ружьё, напряжённость в её взгляде отражалась в каждом движении — она знала, что всё ещё впереди, что борьба на этом не закончена. Ее лицо было омрачено не только усталостью, но и решимостью, ведь она понимала, что любой промах могут стоить ей жизни или жизни её товарищей.
Она стоя на грани боли и усталости, она смотрела на труп, лежащий у её ног, — тело мужчины, который напал на нее, чей нож пробил до самой кости её бедро во время драки. Но он был мертв, правая рука основателя канул в лету.
Но Ыль вела бой с отчаянной решимостью, её глаза горели, а рука, держащая оружие, не дрогнула — она смогла одержать верх, ей удалось нанести смертельный удар, который положил конец жизни её противника, врага, ошибочно верившего, что сможет остановить её.
Теперь перед ней стояла лишь одна задача — быстро и аккуратно спасти Ё-Джин, которая находилась в комнате игроков. В голове у Но Ыль был точный план, ведь она знала все тайные ходы, скрытые проходы и уловки этого здания, поскольку давно изучала его.
Она осторожно и быстро оценила ситуацию, делая паузы, чтобы не превысить границы своих сил, — серый, зловещий интерьер комнаты в которой она сейчас стояла, раскрывал свои секреты. Над её головой висели цепи и рычаги — возможно, часть системы, связанной с коммуникациями или тайными ходами.
Но Ыль подкралась к двери, которая могла привести её к кратчайшему пути к Ё-Джин. Она знала, что путь — хитро устроен, с ловушками и засадами, поэтому ей требовалось максимальное внимание и осторожность. Каждое движение было продумано: она слушала каждый шорох, каждый звук мог означать врага или ловушку.
***
Ё-Джин села на край кровати, ощущая, как её тело будто сжалось в комочек, прильнув к холодной стене комнаты. Взгляд её был рассеянным и пустым, словно она уже давно потеряла способность воспринимать мир. Она вся сжалась, будто бы пытаясь найти убежище в узких темных стенах своей собственной боли и безысходности. Глаза её тускло блестели, отражая мрачные тени внутри души, а руки слабо сжимались в кулаки, будто бы держали нечто невидимое, что уже неведомо ей.
Медленно, будто бы в замедленной съемке, её взгляд перемещался по комнате, следя за тем, как оставшиеся игроки что-то решают между собой. В их сосредоточенных лицах она не видела ничего, кроме отдаленного ощущения чуждости. Ё-Джин чувствовала, что теряет рассудок, словно сама реальность стала зыбкой и размытой, а внутри её головы раздавался бесконечный гул — голос матери, который так часто тревожил её раньше, теперь же кричал через всю пропасть мрака. Голос мамы звенел в её ушах, повторяя слова и наставления, и одновременно обвиняя её за то, что она исчезла, что уже неделю её нет дома.
— Мама, я тут..— шепчет она в пустоту. Ё-Джин окончательно потеряла рассудок.
Всё вокруг казалось тусклым, растворяющимся в воздухе. Ё-Джин ощущала, как её дыхание становится тяжелее, словно воздух наполнился тревогой и безнадежностью. Мысли путались, картины прошлого и настоящего сливались в бесконечную пелёну образов и звуков. Её сердце билось слишком быстро, а внутри нарастал страх, неумолимо расползающийся по венам, — ведь она знала, что её судьба висит на волоске, и никакая надежда уже не казалась ей реальной.
В момент этого безумия, все остальные игроки были где-то неподалеку, в том числе и НамГю.
— Тут все просто, избавимся от ребенка, игрока 456 и девушки, она истеричка и психически не стабильна сейчас. — произносит игрок 100 и в этот момент все разом оборачиваются на НамГю.
Тот стоит тихо буквально пол минуты, а затем, прохрустев пальцами рук, говорит:
— Может..мы оставим игрока 101? Она достаточно смекалистая.
— Может мы тебя тогда четвертого убьем? Ты так и будешь её защищать. — подал голос ещё один неприятный мужчина средних лет.
— Нет. Его нельзя, вы вообще видели как он безжалостно убивал всех все эти игры? Парень нам нужен, он нас ни разу не предал, в отличии от своей подружки. — продолжает седовласый игрок под номером 100.
— Тогда он будет до последнего защищать игрока 101, а раз он такой безжалостный, то ему не составит труда убить и нас. — вдруг, странно для всех, но эти слова произнёс игрок 333.
— Эй, падонок! Следи за языком, из всех тут присутствующих лично я хочу убить только тебя. — НамГю дернул рукой в сторону МёнГи.
— Как же быстро пропало твое желание дружить. — усмехнулся МёнГи.
Игроки раскидывали факты, желая определить судьбу каждого из них, и стоя в кругу, со строгими лицами и в напряжённом ожидании, пришли к единому решению — за Ё-Джин было проголосовано большинством. Этот выбор казался предрешённым: все единодушно считали, что среди мужчин она — лишняя, чужая, мешающая гармонии этого зловещего сообщества. И, как окончательный приговор, было решено устранить её. Естественно, вместе и ребенком и игроком 456.
НамГю пытался противостоять, хотя его голос звучал тихо и робко на фоне растущего панического гудения решений. Он знал о чувствах, которые связывали его с Ё-Джин и о них знали все остальные.
Его слова были полны искренних доводов, он просил их остановиться, понять, что она тоже человек. Но его слова исчезали, словно тонули в глухой стене равнодушия.
В этот момент его взгляд невольно устремлялся на Ё-Джин, которая сидела на кровати в углу. Она была как тень, поглощённая своим внутренним миром, словно в безумных глазах отражалась вся безысходность и отчаяние. Она сидела, прижав колени к груди, словно пытаясь укрыться от чужого взгляда, и шаталась из стороны в сторону — медленно, без сил, словно корабль, качающийся на зыбкой воде. Её лицо было бледным, тонкое, с бледно-розовыми губами и усталым взглядом тяжелым, будто всю ночь без сна, мучимая мыслями и страхами.
Каждый её вздох казался как тоненькая нить, цепляющаяся за остатки надежды. Вся её фигура говорила:
"Я здесь, я живая, я чувствую... Но что я сделала, чтобы заслужить это? Почему все отвернулись?"
Её руки нервно сжатыми кулаками сжимались и разжимались, словно пытаясь обрести опору там, где её уже давно нет.
НамГю чувствовал, как сердце его разрывается на части, его лицо полно страдания, когда он наблюдал за ней. Он подходил всё ближе, неотрываясь от её безумных, усталых глаз, надеясь найти в них хоть искру жизни, хоть намёк на понимание. Он хотел сказать что-то, что успокоит её, но не мог. Он видел, как она всё ещё шаталась, как будто пытаясь сберечь мысли, разлетающиеся как пепел в воздухе.
Наконец-то он подошел к ней.
Он сел рядом, чуть наклонившись вперёд, и мягко положил ладонь на одно из её колен.
— Ё-Джин, — тихо начал он, — Ты должна понять: я не думаю, что люблю тебя. Точнее, люблю..Боже, я не знаю, что чувствую к тебе. Я знаю, как мои предательства ранят тебя до глубины души. Мне больно смотреть, как ты страдаешь, как твои глаза становятся пустыми. Я сам не могу объяснить, почему именно так вышло. Я сожалею. Мне бы хотелось всё вернуть назад, исправить, остановить, — его голос затараторил, словно он сам боялся своих же слов.
Её глаза заблестели, и она, будто в этот момент погрузившись в иной мир, ответила тихо, почти шепотом, —
— Ты знаешь, я всё помню... Все наши моменты. Я бредила тобой. Иногда мне кажется, что я не я, что я, это зеркало, в котором твой образ уходит от меня и я не могу его остановить.
Она замолчала, и страсть в её голосе стала всё более причудливой, навевающей тревогу.
— Ты говоришь, любишь меня? — её глаза засияли чуть ярче, словно у неё за спиной росли невидимые крылья. — Может быть, ты даже «люблю» произносишь в отчаянии, потому что боишься потерять меня? Или я сама стала заложницей твоих предательств. Ты боишься потерять меня не потому, что любишь, а потому что боишься остаться один.
НасГю чувствовал, как её слова, словно острые стрелы, пронизывают его сердце. Он вздохнул, руки слегка задрожали.
— Я всё это знаю. Ты говоришь странно, будто бредишь, — тихо произнёс он, — и это пугает меня.
Она улыбнулась лукаво, и голос её звучал как тихий звон колокольчика, отдающийся эхом в пустоте:
— Может, я и бредила, а может, брежу и сейчас, — произнесла она, хихикнув. — Или ты боишься, что в этом безумии я найду свободу, а ты останешься тут?
— Что ты несешь? — НамГю встал. — Я душу тебе раскрываю, а ты несешь какой-то бред, Ё-Джин тебя убить хотят! Пойми это!
— Так убей их всех быстрее, ради меня. — она специально давила на него, потому что наконец-то осознала, что даже сейчас он старается переложить всю вину на неё, не взял на себя ни капли ответственности.
***
Наступила глубокая ночь, и свет погас, оставив помещение в полнейшей тишине и темноте. Все игроки, усталые и истомлённые, погрузились в безмолвный сон. Ё-Джин осталась неподвижной на кровати, словно застывшая статуя – ее глаза широко раскрыты и внимательно всматриваются в окружающее пространство.
Она сидела прямо, напряжённая и полная внутренней тревоги, словно прислушиваясь к звукам за стенами или внутри собственной головы. В её взгляде отражалась смесь страха, безысходности и безумной надежды. Она рассматривает спящих ублюдков - тех, кого с утра собираются убить её, как будто надеясь найти в их спокойном сне ответ на вопрос, который не давал ей покоя.
Внутри её бушевали эмоции. Она обезумела, дергая свои волосы, как будто пытаясь избавиться от навязчивых мыслей, тряслась от волнения и страха, по лицу ее стекали слёзы, смешанные с хихиканьем - дуло ей в лицо ощущение безумия и боли. Её руки судорожно сжимали подушку, будто бы искали там спасения или защиты.
Обращая взгляд на игрока 456, она замечает, что и он не спит. Он сидит неподвижно, держит ребёнка крепко и внимательно охраняет его от гибели. В его взгляде — холодное спокойствие, вера в свою задачу, и вместе с тем — тревога и ответственность за жизнь младенца.
Прошло немного времени, и всё-таки, утомлённая и истощённая, она постепенно погрузилась в сон. Ее глаза медленно закрывались, и взгляд смягчился. Она уставилась на соседнюю кровать, на спящего там НамГю - ту часть её, которая когда-то казалась ей слабостью, и с печалью в сердце призналась себе, что допустила ошибку, впустив его в свое сердце. Жаль, что поздно.
В ее сновидениях переплетались образ НамГю, его теплая рука, его спокойное дыхание и осознание - какая цена заплачена за доверие. Так, в этой мрачной, мятежной ночи, внутри её тлели сомнения и чувства, словно тёмные тени, постоянно охватывающие её душу, оставляя за собой лишь тёплый след прошедших ошибок и утраченных иллюзий.
***
Но Ыль мчалась, не останавливаясь ни на миг. В руке у нее было ружье, чуть дрожащее от напряжения, но выстрелы из него разорвали тишину, сбивая с ног защитников, безразличных и бездушных, чей безотказный механизм уничтожения стал равносилен мертвому звуку. Её нога болела, кровь продолжала идти, но она ускоряла шаг с каждым этажом.
Она знала, что половина персонала уже повержена, их тела распростёрты на полу, словно разбросанные случайно в хаосе битвы осколки жизни и смерти.
Её взгляд был холоден и сосредоточен: она точно знала, с какой стороны лодка, чтобы уплыть оттуда с Ё-Джин, — эта уверенность давалась ей не случайно. В памяти всплывали детали: карты и обсуждения персонала.
За её спиной зловеще мелькали камеры видеонаблюдения, их глаза, всевидящие и непроницаемые следили за каждым её движением. Создатель этой игры, таинственный и безжалостный, наблюдал за происходящим с невидимого пульта. Он знал, где она находится, и её каждое движение было точно просчитано. Даже когда Но Ыль стреляла, уничтожая камеры или отвлекая охрану, он видел её - она была пленницей в его ловкой паутине, и даже эти рискованные маневры не сбивали его с толку.
Её сердце билось быстро, каждый вздох был наполнен решимостью, и она понимала: осталось всего два этажа. Каждый шаг - это шаг к спасению Ё-Джин, к освобождению из этого кошмара. В голове мелькали мысли о будущем, о той малой надежде, которая пряталась в её сердце: она вытащит Ё-Джин оттуда, как бы ни было сложно. И уже плевать будет ли с ней НамГю.
***
Ё-Джин резко проснулась. Её глаза широко раскрылись при первом звуке шороха на пороге комнаты. Кто-то вошел тихо, словно тень. В этой тени она рассмотрела игрока 456. В его руке нож, его поверхность отражала мимолетные блики ночного света.
Ё-Джин резко вздрогнула, сердце забилось сильнее, словно молот в груди. Она подскочила, чуть наклонившись назад, и замерла, оценивая ситуацию. Ее взгляд метался между острым клинком и спокойным лицом человека, который, казалось, не собирается ей навредить. Комната была погружена в тихую тишину, за исключением громких дыханий спящих вокруг — их даже не потревожил этот неожиданно вошедший.
Остальные участники игры, похоже, спали безмятежно, полностью поглощенные аппетитным сном, ведь никому не приспичило просыпаться или проявлять настороженность.
Ё-Джин с опаской взглянула на человека с ножом. В его выражении не было злобы или угрозы, скорее — спокойствия и решимости. Он шёл медленно, не торопясь, словно знал, что всё под контролем. В руках у него был ребенок — хрупкий, беззащитный, словно воплощение невинности.
Медленно, почти шепотом, он начал говорить, его голос был мягким, спокойным, объясняя всё происходящее.
— Мы втроем выбраны на смерть, я защищу вас с ребенком если доверишься мне. — его слова звучали так тихо и уверенно, что даже в темной комнате их почти не слышно, но при этом в них было ощущение убежденности и доверия. Он говорил о безопасности, о необходимости понимания, о том, что всё происходит не случайно.
— Мне дали этот нож, чтобы я убил всех спящих. 101ая, ты веришь мне?
Когда Ё-Джин услышала эти слова, её тревога немного утихомирилась. Она почувствовала, что человек с ножом не собирается ей навредить. В её голове возникла мысль — кажется, ей тоже нужен этот нож, если он так важен для этого человека. Интуиция подсказывала ей, что именно в этом оружии может быть спасение или гарантия защиты. Её взгляд засиял новым пониманием, внутренний голос шептал:
«Если он так заботится о ребенке и у него есть нож, значит, и я должна быть вооружена».
— Я Ё-Джин.
— КиХун.
Она не понимала, почему КиХун так бережно сейчас относился к ней. Она не знала, что когда-то такая же как она тут сидела Сэ Бек. На этом же самом месте. Они даже были почти ровесницы. У КиХуна не закрытый жизненный гештальт - стать хорошим отцом дочери и он искал эту «дочь» в каждой, кому нужна помощь.
— Хорошо..да. — робко сказала она, но в голове была совсем другая мысль.
Намгю не способен на здоровые отношения и в целом не ищет чего-то серьёзного, потому что ненавидит контроль над собой и не выносит необходимости отчитываться перед кем-либо. Но он также нуждается в том, чтобы быть любимым и признанным, ему нужна опора и человек рядом, поэтому он не против интрижек и зачастую вступает в "дружбу с привилегиями". Такой и была Ё-Джин для него.
Намгю энергетический вампир. Он питается эмоциями и часто может специально выводить, а потом утешит, будто бы вообще не при чем. Намгю не умеет брать на себя ответственность и перекладывает ее на других ровно так же, как и вину. Он не признает своих ошибок и не готов работать над их отношениями.
Он слабый морально и всегда ищет опору в других людях. Намгю скорее тот, кто будет нежно поглаживать после физической близости, а потом орать матом, когда начнутся отходняки. Это качели, от которых трудно отказаться.
Когда Ё-Джин захочет уйти, он остановит и скажет, что она нужна ему и он не сможет без неё. Он нуждается во внимании и ему всегда его мало.
Намгю способен на привязанность, но, почувствовав слишком сильные чувства, оттолкнет всех. Потому что подсознательно боится быть слабым и уязвимым.
Но сейчас, когда Ё-Джин буквально сошла с ума, она хотела, чтобы НамГю был только её.
раскаленные - Ночные Снайперы
( с 25 секунды )
Словно молния, разрезающая тьму, рывок пронзительно вспыхнул в тишине. Ё-Джин вдруг вскакивает с кровати, словно загнанная дикая кошка, с мертвой решимостью и безжалостным гневом в глазах. Она выбивает нож из рук КиХуна. Теперь в её руках сверкает нож, холодный и зловещий. Она не слышит его призывов, не замечает его страха, её сердце затоплено только одной целью — разрушить.
Глубоко вздохнув, Ё-Джин бегом подбегает к кровати, на которой спит её возлюбленный - НамГю. Взгляд её, тяжелый, безэмоциональный, как бездушная сталь.
Мягко, почти шепотом, произносит;
— я прощаю, и ты меня прости..
Эти слова, словно яд, застывает на её губах, и она аккуратно, словно в замедленном кино, вводит нож в его горло. Металл проникает в ткань, в сочный плотный поток его жизни, глубоко и безжалостно. Тело НамГю сотрясается, он просыпается, завороженно задыхаясь, яркий и кровавый шрам остается следом в его горле, словно черная рана, напоминание о предательстве.
Глаза его - широко раскрытые, полные боли и ужаса, встречаются с глазами Ё-Джин. В них отражается не обвинение, не ярость, а холодное понимание, будто она смотрит сквозь него, словно он лишь тень на её пути. Перед его взглядом расплывается образ её лица: бледное, как лепестки мёртвых цветов, с тонкой тенью слёз, что должны были появиться, но застыли. Он пытается что-то сказать, но слова застревают в горле, превращаясь в хриплый вздох, его голос замер, поглощённый нарастающей темнотой.
Ё-Джин приближается, её губы касаются лба, нежная, трепетная по сравнению с жестокостью происходящего, — последний акт любви в этом мраке. Она делает прощальный поцелуй, чуть тронув его кожу, словно прощается с чем-то бесценным и навсегда потерянным, пока его тело бьется в конвульсиях, а кровь струей рвется из сонной артерии.
Где-то сзади стоит КиХун, кричит, из за него просыпаются другие.
После этого, не говоря ни слова, она медленно зажмуривает глаза, будто закрывая дверь в свет. Затем резко перерезает свои вены, там где черные швы заметно туго перетянуты по руке, кровотечение смыкается с её последним актом отчаянной жизни. Она вскрыла себе руку, снова.
НамГю, задыхающийся, с последним взглядом, полным боли и страдания, наблюдает за этой страшной сценой — её тревожное лицо, полное скорби и решимости. В мгновение ока всё погружается в безмолвное, кровавое забвение, оставляя только тени на стенах и запах смерти, висящий в воздухе.
В полумраке заброшенного зала, где тени сливались с темнотой, лежали двое — Ё-Джин и НамГю. Их тела переплетались в мучительной симметрии, и кровавый поток, исходящий из ран, смешивался в огромной лужи, пропитавшей пол до самого края. Каждая капля казалась криком боли и прощания, эхом утерянных союзов и безвозвратно растоптанных иллюзий.
Ё-Джин, когда-то сильная и непоколебимая, теперь потеряла всё — груз скорби, что сжимал её сердце, растворился в бездонной кровавой реке ее жертвенности. Лицо её было спокойным, освободившимся от оков тяжёлых воспоминаний и сожалений; словно долгий сон, прерванный ценой собственной жизни. В мгновении, когда она переступила границу между жизнью и смертью, с её плеч исчез бремя, отягощающее душу. Теперь она — свободная, и этим приобретением заплатила самую высокую цену.
А рядом — НамГю, её союзник, друг, возможно, даже больше — он был частью её бытия, исчезнув в этом кровавом вздохе. Его тело, окутанное кровью, стало лишь частью большой, безликой жертвы, принесённой за какую-то невидимую, неуловимую цель. В этом финале он стал не просто падшим — он стал частью её освобождения, её новой жизни, которая теперь обрела смысл только в её сердце: он будет лишь её в следующем существовании. Память о нём — словно тень, которая растворилась в кровавой луже, оставив лишь тихий шепот в глубинах её сознания.
Ё-Джин сделала этот ужасный поступок не случайно. Не ради выгоды или мести, не потому что она забыла о сострадании. Она осознавала, что их смерть — это не просто акт разрушения, а манифест крайней необходимости: чтобы все эти твари, все те, кто стояли на их пути, все, кто сейчас остался в живых, стоя в этих костюмах, перестали существовать, чтобы эта грязь больше никогда не смогла запятнать её душу. Она намеренно унесла с собой в следующую жизнь их образы, чтобы теперь те, кто остался выбирал кого-то из своих союзников для смерти.
Она создала невозможный выбор для тех, кто остался — пусть все твари погибнут, пусть смерть станет их единственным законом. И в этом пространстве, где кровь растекается по полу, будто живое существо, и страх перерастает в торжество, Ё-Джин обрела свободу, которая есть и её победа, и её проклятие.
***
Но Ыль вбегает в комнату почти без звука, её движения - автоматические, словно подчинённые шоку и ужасу. Перед ней безжизненное тело подруги, лицо, освещённое лишь тусклым светом. Глубокая рана на руке, та, что когда-то уже была зашита.
Но Ыль падает на колени, её руки дрожат и ищут, пытаясь прикоснуться, удержать, остановить - всё безуспешно. Её лицо искажено не только горем, но и внутренним конфликтом: она не снимает маску, скрывающую её эмоции. В каплях слёз сочетается отчаяние, вина и страх. Она винит себя, она не смогла спасти подругу.
В этот момент расположение других игроков лишь фон её мучительного переживания. Они ошарашенно и с новообретенной ясностью понимают, как Ё-Джин чудесным образом вырвалась из опасности первый раз. Но Ыль, охваченная одновременно скорбью и яростью, вдруг вскидывает руку и стреляет куда-то в потолок. Её ружье — знак протеста, гнева и бессилия. Громкий выстрел эхом разносится по комнате, прерывая тишину, и далее она выбегает, словно тень, оставляя за собой поток слёз и бега.
Она не оглядывается, её тело напряжено, слёзы не перестают течь. Каждая её секунда - словно бег по краю пропасти, последний шанс унести боль и тьму, растворяющуюся в воздухе позади.
***
«— My girl, я ждал тебя тут гораздо раньше, долго продержалась..
— Хватит, я наоборот вообще тебя тут не ждала, Ё-Джин.
— Куколка..»
И Ё-Джин идёт к этим голосам, что зовут её откуда-то из тьмы.
***
Прошел целый год с тех пор, как тёплый свет жизни угас в её глазах, а тень потери нависла над сердцем Но Ыль. Теперь она сидит на мертвой территории, будто окутанная невидимым покрывалом скорби, возле аккуратно ухоженной могилы, уставленной живыми яркими цветами — прежде радостным пестрым ковром, теперь лишь тихой памятью. Размятая листьями трава мягко шуршит под её руками, словно шепчет о прошедших днях, о несбывшихся мечтах и утраченной дружбе.
Сдержанно, с тихой болью, она шепчет слова прощения — мягкими, застывшими в воздухе слогами, полными искреннего раскаяния и тоски. Её голос почти неслышен, как шёпот ветра, пролетающего сквозь кусты.
— Знаешь, завтра лечу видеться с дочерью, она жива. Надеюсь тебе там тоже хорошо. Я приеду к тебе ещё, может через месяц.
Глаза Но Ыль наполняются слезами, её плечи слегка вздрагивают, когда она произносит слова прощения, — как будто долгий, тяжёлый груз снимается с её души, когда речь заходит о ней, о той, с кем разделила радость и горе, но не сумела уберечь.
Она умерла, так и не узнав, что её близкий человек, её подруга, все это время была рядом с ней и пыталась спасти.
«1999-2024
хороший человек, хорошая подруга и хорошая дочь.
Пак Ё-Джин
Помним, любим, скорбим»
я думаю это была хорошая история..
впереди вас ждёт последний эпилог, но данная история, происходящая в этих стенах официально, спустя полгода, подошла к концу 💖