Девочка из дома напротив

Утро.
Я подошла к зеркалу — и, конечно, как же без этого "сувенира"... Синяк. На щеке. Синюшный след злости, боли и того, что никто не должен видеть. Прекрасно. Просто идеально. Я даже усмехнулась себе в отражении — криво, саркастично.

Протёрла щёку консилером, насколько смогла, волосы — волнами, чтобы хоть немного скрыть. И пошла вниз, будто ничего не случилось.

Мама стояла на кухне. В пижаме, с чашкой кофе. Как только я вошла — она повернулась, и почти сразу, резко, как током ударило — подошла и схватила меня за лицо, за щёку. Пальцы остановились там, где всё ещё пульсировала боль.

— Это откуда? — её голос сорвался, испуганный, настойчивый.

Я молча перевела взгляд на отца, который сидел за столом с телефоном и даже не притворился, будто не слышит.

— Ты... Скажи мне, это он?! — голос мамы дрогнул, стала почти шептать, но со злостью, — Ты что, с ума сошёл?!

— Не вмешивайся, Роуз. — спокойно, хладнокровно бросил отец, не поднимая глаз.

— Ты ударил её?! Ребёнка?!

— Она уже не ребёнок. — он медленно встал, глядя на неё сверху вниз. — А если ты думаешь, что можешь учить меня, как воспитывать, то, может, тебе стоит напомнить, кто здесь глава семьи.

— Глава семьи не поднимает руку на дочь! — мама сорвалась, впервые за долгое время. Голос дрожал. — Ты хоть понимаешь, что с тобой стало?!

Я стояла в углу, будто лишняя, будто это не про меня. Просто синяк на щеке. Просто утро. Просто семья.

Я тихо подняла Маркуса на руки — он всё ещё тёр глаза кулачками, зевая, такой тёплый, такой невинный. Я прижала его к себе крепче, будто он — единственное светлое в этом утре. Мы вышли на улицу, и свежий воздух ударил в лицо, чуть щипанул щёку.

У калитки уже стоял Патрик — облокотившись на байк, как обычно. Он думал, что просто отвезёт меня в университет. Без лишних слов, без драмы. Но как только увидел меня — в его глазах что-то дрогнуло. Он резко выпрямился и подошёл ближе, но Маркус вырвался вперёд.

— Патрик! — закричал Маркус, захлопал в ладоши и побежал к нему, обвив его руками.

Патрик рассмеялся, поймал его на руки, прижал к себе.

— О, рыцарь Маркус собственной персоной! — сказал он тепло, но потом его взгляд снова метнулся ко мне.

И он увидел.
Синяк.
Его улыбка замерла. Он поставил Маркуса на землю.

— Что это?.. — голос был тихим, но в нём уже копилась ярость.

Я отвела взгляд. Молча. Не хотела, чтобы он видел мою боль в полном объёме. Не хотела, чтобы снова кто-то защищал меня.

— Ари... Он это сделал? — Патрик подошёл ближе, почти шёпотом, но уже с кипящей злостью внутри.

Я не ответила. Только крепче прижала куртку к себе и опустила глаза.А Маркус, не понимая ничего, снова потянулся к Патрику и сказал с улыбкой:

— Ты повезёшь нас?

Патрик ещё секунду смотрел на меня, потом кивнул — сдержанно, с каменным лицом.

— Да, Маркус. Я вас отвезу.
Но по его глазам было ясно — он хочет развернуться и пойти разнести весь этот чёртов дом.

— Маркус, — мягко сказал Патрик, не сводя с меня глаз. — Сбегай за дом, возьми свой мяч, помнишь, ты там вчера его бросил.

— Точно! — радостно воскликнул брат и тут же, со своими короткими ножками, побежал за угол дома.

Я только проводила его взглядом, а в следующее мгновение Патрик уже стоял вплотную. Его руки аккуратно, почти бережно, коснулись моего лица — больших пальцев достаточно, чтобы охватить обе скулы. Осторожно, будто боялся причинить боль, он слегка наклонился, заглядывая в глаза. В его взгляде не было ни насмешки, ни гнева — только тревога. Настоящая, тёплая, мучительная.

— Ари... — его голос стал тише, почти шёпотом. — Скажи мне, пожалуйста... Почему ты вчера не позвала меня?

Сердце сжалось.
Я отвела взгляд.
В горле стоял ком.

Он держал моё лицо в ладонях — не как кто-то, кто просто хочет знать. А как кто-то, кто должен знать, иначе не сможет дышать спокойно.

— Я не думала, что так будет, — выдохнула я, с трудом встречаясь с его взглядом. Голос дрожал, как и пальцы, которыми я машинально сжала подол свитера. — Я просто... не думала.

Патрик на секунду застыл. Его челюсть напряглась, брови сдвинулись. Тепло в глазах сменилось гневом — не на меня. На того, кто оставил след на моём лице.

Он резко выпрямился, отпустил моё лицо и сделал шаг к крыльцу, кулаки сжаты, губы плотно сжаты в тонкую линию.

— Патрик, нет! — я бросилась за ним и схватила за руку. — Прошу тебя. Не надо.

Он обернулся, злость кипела в нём, дышал тяжело.
— Ари, он тронул тебя. Он ударил тебя, чёрт возьми.
— Это ничего не изменит, — прошептала я. — Ты только сделаешь хуже. Мне.

Он посмотрел на меня. Глубоко. Долго. Понимал — я не оправдываю. Я защищаю себя.

— Он не имеет права.
— Я знаю. Но ты не можешь каждый раз быть моей защитой, Патрик. Я должна справиться.

Молчание. Только стук сердца и шаги Маркуса, возвращающегося с мячом.
— Ты уверена? — тихо спросил он.
— Нет. Но мне нужно попробовать.

Он кивнул, сдерживая ярость.
И только прошептал:

— Я всё равно рядом. Всегда.

Маркус вернулся, прижимая к груди свой потертый мяч. Его щёки горели от утреннего солнца, а глаза сияли — он заметил Патрика и тут же бросился к нему:

— Патрик! — радостно выкрикнул он.

Патрик присел на корточки и с лёгкостью подхватил его на руки, прижимая к себе.

— Ну что, герой? Идём гулять? — с улыбкой спросил он, легко покачивая мальчика.

— Да! На пляж! — закричал Маркус, размахивая руками.

Я стояла рядом, наблюдая за ними с тихим облегчением, словно этот момент вытягивал меня из темноты. Патрик взглянул на меня — в его взгляде была нежность, понимание... и обещание, что всё будет хорошо. Хоть на этот один день.

Мы поехали к побережью, где ветер был солёным, а волны лениво бились о берег. Патрик устроил Маркусу целую миссию: строить крепость из песка, искать «потерянные сокровища», а потом устроил гонку, кто первым добежит до воды. Я смеялась — впервые за долгое время по-настоящему. Не притворяясь.

О университете сегодня не могло быть и речи.
Никаких лекций, задач, ожиданий.

Только солнце, смех, и Патрик, ловко подбрасывающий Маркуса на руках, будто весь мир был не таким уж и страшным

Пока Маркус, босиком и весь в песке, носился у самой кромки воды, размахивая найденной ракушкой и напевая какую-то свою песню, я села на плед, закутав ноги в лёгкий плед. Волны шумели спокойно, ветер трепал волосы. Казалось, время замедлилось.

Патрик сел рядом. Его колено легко коснулось моего, и я почувствовала, как он чуть сдвинулся ближе. Его голос прозвучал почти шёпотом, мягко, но с уверенностью:

— Может, тебе не идти сегодня домой? — он чуть склонил голову, глядя на меня сбоку. — Останься у меня. Мама будет рада.

Я повернула к нему лицо. В его взгляде не было жалости — только забота. Искренняя, тёплая. Как будто он предлагал не просто ночлег, а островок покоя, который мне так отчаянно нужен.

В горле встал ком. Я кивнула, чуть улыбнувшись.
И впервые за долгое время — это «да» прозвучало внутри как спасение.

Вечером, когда солнце уже клонилось к закату и небо окрасилось в золотисто-розовые оттенки, я шла по дороге домой, держа Маркуса за руку. Он смеялся, рассказывал про волны и как Патрик его подбрасывал, будто ракета. День был лёгким... по-настоящему счастливым. Хоть на миг.

Мы вошли в дом. Мама стояла у лестницы, и, увидев нас, сразу подошла. Я осторожно передала ей Маркуса. Она прижала его к себе, поцеловала в макушку, а затем подошла ко мне и вдруг — неожиданно — поцеловала в щёку. Я чуть опешила.

— Я к Патрику, — тихо сказала я. — Останусь у него на ночь.

Мама лишь кивнула, её взгляд чуть тревожный, но без вопросов. Как будто поняла больше, чем я успела сказать.

Когда мы с Патриком подошли к его дому, он, как всегда, галантно открыл мне дверь. Мы прошли внутрь, и его мама, как только меня увидела, сразу подошла, обняла крепко, по-настоящему тепло:

— Детка, ты как дома, ты знаешь, да? — её руки пахли лавандой и чистотой.

— Спасибо, миссис Риверс, — улыбнулась я.

— Прошу, зови меня просто Анджела. Она указала на накрытый стол. — Присаживайтесь, ужин почти готов.

Но Патрик тут же влез с ухмылкой, взяв в одну руку миску с салатом, а в другую — тарелку с ароматными, горячими стейками:

— Мы будем ужинать наверху.

Анджела прищурилась, покачала головой, но улыбнулась:

— Патрик... только аккуратно, пожалуйста.

— Обещаю, мама. Никаких крошек в постели, — он подмигнул ей и, обернувшись ко мне, добавил: — Пошли, миледи. У нас ужин с видом на закат.

Мы поднялись наверх, в его комнату, полную уюта и чего-то по-настоящему домашнего. Свет был приглушён, из окна тянуло вечерней прохладой, а с колонок тихо звучала знакомая заставка «Бумажного дома» — он уже открыл Netflix и щёлкнул на первый эпизод, будто всё было заранее продумано.

Мы устроились на его кровати: он пододвинул подушки, поставил еду между нами, и, откинувшись, бросил взгляд на экран.

— Ты вообще смотрела это? — спросил он, разливая нам по бокалам колу.

— Нет. Все обсуждали, а я... я тогда вечно зубрила химию, — я усмехнулась.

— Ну, тогда ты в правильной компании, — он протянул мне бокал. — Будем считать, что я спасаю тебя от культурной отсталости.

— О, как благородно, — фыркнула я, беря бокал и устроившись поудобнее.

Мы ели молча несколько минут, пока за кадром не загремела первая перестрелка, и Патрик, жуя кусок стейка, вдруг сказал:

— Ари, знаешь, мне кажется, ты заслуживаешь куда большего... чем то, что у тебя дома.

Я застыла на секунду, опустив вилку.

— Ты не обязан это говорить.

— Я не говорю это, потому что обязан, — он посмотрел на меня, глаза серьёзные, без намёка на флирт. — Я говорю это, потому что вижу. Ты сильнее, чем тебе дают быть. А я просто хочу, чтобы рядом всегда был кто-то, кто напомнит тебе об этом.

Я молчала. Внутри будто что-то дёрнулось. Стало тепло и страшно одновременно.
Он отложил тарелку, подался чуть ближе и добавил:

— А сегодня... ты была невероятной. Для Маркуса. Для себя. Для меня.

— Спасибо... — выдохнула я, тихо, почти шёпотом.Мы снова повернулись к экрану, но уже молча. А между нами — только мягкое одеяло, тёплый свет и всё то, что, казалось, говорить было совсем необязательно.

Серия закончилась , титры бежали по экрану, а мы с Патриком всё ещё сидели, лениво развалившись на кровати.

Я зевнула, но была настолько поглощена серией, что просто не могла не начать говорить.

— Мне слишком понравился Профессор, — сказала я, подтянув колени к груди. — Он такой... умный, спокойный, и этот его голос...

Патрик рассмеялся, откинувшись назад.

— Это всё потому, что он носит крутую пижаму, — поддразнил он.

Я тоже засмеялась, ткнув его в плечо.

— Ну и, конечно же, Денвер с Найроби! Боже, я просто влюбилась в них !

Патрик улыбнулся и кивнул.

— Ты многое упустила, не начав смотреть его раньше, — сказал он. — Лучший сериал. Теперь и ты в этом уверена.

Я кивнула, слегка улыбаясь.

— Абсолютно. Мне кажется, я залипну на него до конца осени.

— Я только рад. Будем смотреть вместе, — сказал он просто, и в этой фразе прозвучало больше, чем казалось.

Прошло еще немного времени ,он уже задремал, опершись спиной о стену, а я рассматривала его комнату — знакомую до боли, но сегодня казавшуюся особенно уютной. Вдруг послышался лёгкий стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, дверь приоткрылась.

— Можно? — в комнату заглянула Эйприл, с небрежным пучком на голове и в его старой футболке.

— Всегда можно, — отозвалась я с лёгкой улыбкой.

— О, вот это семейный уют, — протянула она, заходя и закрывая дверь за собой. — Мама сказала, что вы забрали еду и сбежали наверх, как мыши. Я так поняла, у вас тут ужин при свечах?

Патрик лишь хмыкнул, не открывая глаз:

— Не мешай, мы обсуждаем тактику ограбления королевского монетного двора.

— Оу, важное дело, — усмехнулась Эйприл и подошла ко мне, опускаясь на край кровати. — Я хотела просто... ну, спросить, как ты?

Я немного растерялась, но кивнула:

— Нормально... день был долгим, но хорошим.

— Ты держалась круто сегодня. А Патрик... — она перевела взгляд на него и качнула головой, — ...он был в бешенстве. Я еле уговорила его не врываться к вам домой.

— Я знаю... — прошептала я. — Но мне правда нужно было справиться самой.

— Ты не обязана всё тащить одна, знаешь? Даже самые сильные иногда имеют право просто... сломаться.

— Я просто боюсь, что если сломаюсь — назад уже не соберусь, — призналась я, опуская взгляд.

Патрик, который всё это время вроде бы дремал, вдруг тихо проговорил:

— Ты не одна, Ари.

Эйприл посмотрела на него с нежностью, потом — на меня, и вдруг села ближе, заключив меня в мягкие объятия:

— Ты наша. И мы с тобой.

Тепло окутало, простое, настоящее. И, может быть, впервые за долгое время, мне не хотелось никуда бежать.
Я просто позволила себе остаться.

— В пятницу мы все собираемся у Ареса, — вдруг заявила Эйприл, вставая с кровати и потягиваясь.

— У Ареса? — переспросила я, приподнявшись на локтях. — Я думала, он никого к себе не пускает. Такой... скрытный тип.

Эйприл кивнула, скрестив руки на груди:

— Вот именно. Он обычно держит всех на расстоянии, но Лукас сказал, что сам Арес предложил. Мол, "приходите, если хотите". И все, конечно, хотят.

Я чуть нахмурилась — в голове сразу заиграл тревожный звон. Патрик усмехнулся и подбросил подушку вверх:

— Наверное, решил, что пришло время блеснуть своим "грязным логовом". Или, может, просто хочет произвести впечатление. На кого-то конкретного...

Он перевёл взгляд на меня, и в его глазах промелькнула тень ревности. Я закатила глаза:

— Не начинай, Патрик.

— Я и не начинал, — фыркнул он, но потом мягко добавил: — Просто будь осторожна, ладно? Он не тот, кто выглядит простым.

— Да мне всё равно. Это просто тусовка, — ответила я и отвернулась, хотя сердце почему-то уже стучало быстрее.

После всей болтовни, сериалов, ужина и визита Эйприл наступила ночь — спокойная, почти слишком тихая, чтобы быть обычной. Мы решили наконец лечь. Патрик переоделся в свою странную, нелепо милую пижаму — старую футболку с логотипом какого-то комикса и свободные домашние штаны в клетку. Я не удержалась и рассмеялась:

— Серьёзно? Ты в этом спишь?

Он бросил на меня подушку:

— Не завидуй стилю, миледи. Эта пижама — легенда.

— Легенда модного провала?

— Очень смешно. Держи, — он протянул мне свою чистую футболку. — Носи с почётом. Не всякий удостаивается такой чести.

Я приняла её с усмешкой, переоделась в ванной, а когда вернулась — Патрик уже уютно устроился на кровати, приглушённый свет падал на его лицо, делая его особенно мягким.

Я легла рядом, на своё место, и какое-то время мы просто лежали в тишине. Но, конечно же, Патрик не мог уснуть без разговора.

— Знаешь, если бы мне когда-нибудь сказали, что ты будешь спать у меня, в моей футболке, да ещё смеяться над моей пижаме — я бы решил, что это сон.

— Это и есть сон. И ты сейчас проснёшься в холодном поту, — пробормотала я, зевая.

Он усмехнулся и вдруг совсем тихо добавил:

— Ты даже не представляешь, как мне хорошо, когда ты рядом.

Я притворилась, что не услышала. А он, уже почти шепотом:

— Я просто хочу, чтобы ты знала. Даже если ты сейчас заснёшь и всё забудешь. Я всегда был рядом. И всегда буду, если позволишь.

Я не ответила. Но повернулась к нему спиной, и он аккуратно поправил на мне одеяло, потом легонько коснулся плеча.

— Спокойной ночи, миледи.

— Спокойной ночи, Патрик, — прошептала я, и сквозь лёгкое биение сердца и его дыхание за спиной, медленно провалилась в сон.

Утро было тёплым и каким-то особенно домашним. Я ещё лежала, укутавшись в одеяло, когда дверь скрипнула, и в комнату вошёл Патрик с подносом в руках.

— Доброе утро, спящая красавица, — сказал он с ухмылкой. — Завтрак в постель, как и подобает принцессе.

На подносе стояли вафли с хрустящей корочкой, политые кленовым сиропом, рядом — горка свежих ягод: клубника, голубика, малина. Рядом — стакан апельсинового сока и два подрумяненных тоста с ветчиной.

Я приподнялась на подушках, глядя на него, всё ещё с сонной улыбкой.

— Ты что, решил накормить меня на неделю вперёд? Я всё это не съем.

— Ты даже не представляешь, сколько тебе нужно витаминов после всех твоих приключений, — с деланным серьёзом сказал он, ставя поднос на кровать.

И тут, как по команде, распахнулась дверь, и влетела Эйприл, как торнадо.

— Завтрак! — взвизгнула она, заметив поднос. — А я съем!

Не дожидаясь ответа, она плюхнулась рядом на край кровати, выхватив один из тостов и уже надкусывая его.

— Эй! — Патрик вскинул брови, возмущённо, но с той самой братской добротой в голосе. — Я вообще-то готовил это для Ари!

— Ну так ей много, она же сказала, — промямлила Эйприл с полным ртом, жуя. — И вообще, вы такие милые, что я не могу есть это одна, мне нужно делиться счастьем.

Я хихикнула, укусив вафлю, и сказала:

— Доброе утро, семейка сумасшедших.

И правда, было странно, насколько в этом утре было больше тепла, чем в любом другом, что я прожила дома.

День в университете прошёл на удивление легко. После всех эмоций последних дней я почти не ожидала, что смогу вот так — смеяться, болтать, сидеть на паре и не думать о синяке, боли внутри и тяжести, что тянет к полу.

Но Эйприл с Патриком сделали всё, чтобы я улыбалась. Эйприл не замолкала ни на секунду: рассказывала глупые истории, строила рожицы на лекциях, подсовывала мне жвачку со вкусом «бабл-гам» и даже уронила ручку в кофе профессора, специально. А Патрик... он был просто рядом. Спокойный, тёплый, надёжный. Смотрел на меня так, будто я — солнце, даже если сама не замечала своего света.

Я даже ловила себя на мысли, что будто забыла обо всём плохом. Не совсем, конечно, но боль стала далёкой, приглушённой.Неделя пролетела быстро. Учёба, кофе, смех, редкие переписки в чате, в которых я игнорировала всё, что начиналось на «Арес». Я держалась. Я справлялась.

И вот — пятница. В воздухе уже витал особый вечерний шум, студенты гудели в коридорах, обсуждая планы, вечеринки, наряды. Эйприл вертелась возле шкафчика и сказала:

— Ну что, леди, ты готова? Сегодня мы идём... к Нему.

Я подняла бровь.

— Аресу... — драматично закончила она, закатив глаза.

Я выдохнула.
Наступила пятница.