Поэтическая боль
«Для мальчика?»
«Эйгон», - ухмыльнулась Висенья.
«Я не назову своего сына Эйегоном», - сердито посмотрел на него Эймонд.
«Ладно, не бейте меня за следующее предложение».
Эймонд поднял бровь. «Что?»
Висенья прикусила губу. Может, это была плохая идея. «Мейегор».
Висенья могла сказать, что Эймонд ожидал чего-то плохого, но он не ожидал Мейегора, со всех сторон. Она наблюдала за выражением его лица, морщась, ожидая ужасной словесной реакции.
«Это... поэтично», - наконец сказал он.
«И, я полагаю, это плохая идея. Мы можем оставить это. Это имя проклято».
«Нет, нет. Мы можем это изменить. У Мейгора были другие обстоятельства. Мы могли бы правильно его воспитать, и он мог бы изменить значение имени. Висенья Вторая родила Мейгора Второго. Пока я дышу, я не позволю ему стать Мейегором Жестоким».
Висенья улыбнулась, глядя на Эймонда, который лежал с ней в постели, положив руку ей на живот. «Поклянись мне, что ты не будешь трудным ребенком».
Легкого пинка было достаточно, чтобы Эймонд улыбнулся. «А что, если это будет девочка?» - спросила Висенья.
«А как же твоя бабушка, Эмма?» - спросил Эймонд.
«Хм, я ее не знала. Мне нравится имя Элейна. Звучит божественно, имя бойца. Может, она даже могла бы претендовать на имя Сисмок, как ее дедушка», - улыбнулась Висенья.
«Никто не пытался заявить на него права после смерти твоего отца. Но как насчет яиц?»
«Правда», - кивнула она. «Но я надеюсь, что это будет мальчик. Мне не нужно, чтобы люди восстали из-за двух поколений королев».
Эймонд согласно кивнул, поглаживая ее кожу. "Daor offense, riña, yn se vējes hen aōha muña's ondor ōregon dependen va lu emā iā orvorta iā daor".
Без обид, дитя, но судьба правления твоей матери зависит от того, есть у тебя петух или нет.
«Эмонд!» - рассмеялась Висенья.
«Я бы хотел, чтобы ты смеялся чаще», - сказал Эймонд.
«Я тоже. Кажется, радости тут не так уж много. Я действительно хотела бы ее найти. Может быть, этот ребенок поможет. Я возлагаю на него большие надежды. Стать матерью и как следует исправить то, что со мной сделали».
Эймонд кивнул. «У тебя милая улыбка. Было бы неплохо, если бы ты иногда ею пользовался».
Его дразнящие слова вызвали улыбку на ее лице, она закатила глаза. Эта сторона Эймонда, истинная сторона, была той версией, которую она жаждала. Эймонд, который был честным и открытым, тот, который не осуждал ее строго за все, что она делала. Это был Эймонд, который ей нравился; к счастью, он был тем, кого она получала большую часть времени.
Естественно, в присутствии публики или кого-либо еще Эймонд становился каменной стеной, каковым он и был. Но он отличался в том смысле, как вел себя с Висеньей. Его защитная манера никогда не менялась, это точно. Он стоял перед ней на публике, вздрагивал, если кто-то приближался к ней, и сердито смотрел на любого, кто смотрел на нее не так. Висенья знала, что он был силой, с которой другие не будут считаться. Он был Эймондом Таргариеном, и он уже был близок к тому, чтобы превзойти сира Кристона в бою.
«Это Элейна или Мейегор», - улыбнулась Висенья.
Но улыбка исчезла, когда вернулись слишком знакомые судороги. Они были слишком частыми для нее, но она слушала каждое слово, которое говорил мейстер. Она не была чрезмерной или не вылезала из постели слишком часто. Она выходила поесть, но предпочитала дневной сон. Она не могла пережить истощение без дневного сна.
«Висенья?» - спросил Эймонд, на его лице отразилось беспокойство.
«Что?» - прошептала она.
«Ты только что... помочился мне на ногу?»
Глаза Висеньи расширились, и она сдернула простыни с кровати. «НЕТ!» - закричала она, когда волна боли ударила ей в живот, ее взгляд застрял на растущем пятне крови.
Эймонд быстро вскочил на ноги и натянул рубашку. «Я достану Орвиля. Не двигайся, черт возьми!»
Висенья была парализована страхом. Она была на пятом месяце беременности. Если она потеряет этого ребенка... ей придется его вытолкнуть.
«Нет, нет, НЕТ!» - закричала она от боли, обхватив живот, когда волна тошноты накатила на нее. Все ее тело переполняли смешанные реакции, болезненные и неприятные. Она боролась за свою легитимацию не просто ради того, чтобы этот ребенок умер. Она делала это ради ребенка.
"Адра даор ао гребаный моргулджагон ва нике, ао быка гремлин! нике бай зири. Ао Адра даор дзиорагон наеджот мазвердагон нике кеа нумазма ао сепар сит ао наеджот исчезни ха толвис остального!"
Не смей, блядь, умирать у меня, ты, маленький гремлин! Я запрещаю это. Ты не можешь заставить меня заботиться о тебе только для того, чтобы ты исчез, как все остальные.
Она была над людьми, умирающими. Вопреки здравому смыслу, она позволила себе привязаться к младенцу. Она начала фантазировать о жизни в семье, наблюдая, как Эймонд держит его в первый раз и обучая его валирийскому. Помещая яйцо в колыбель и наблюдая, как оно вылупляется для ребенка, в отличие от того, что было у них обоих.
Ничего из этого не могло бы произойти, если бы он не выжил.
«Принцесса, я здесь», - вошел Оруайл в комнату. «Эти боли похожи на схватки?»
«Какого хрена я должна знать, что такое схватки! Я не кобыла, которая чувствовала это раньше!» - рявкнула она, пытаясь встать с кровати. Эймонд схватил ее за руки и помог ей удержать вес, когда она встала.
Когда она встала, она почувствовала странный прилив в своем теле и почувствовала, как по ее ноге потекла жидкость. Ее руки дрожали, когда Эймонд держал их, и он покачал головой.
«Не смотри вниз, Висенья».
Его голос был всего лишь шепотом, и он был бледен, его фиолетовые глаза были полны страха. Я должен посмотреть вниз. Мне нужно подтвердить мои худшие опасения . И несмотря на его предупреждение, она посмотрела вниз.
Количество крови, стекавшей по ее ноге, вызывало у нее головокружение. Или, может быть, это был быстрый темп потери крови, который вызывал у нее головокружение. Кто знает, когда жизнь была такой непостоянной? Или когда взрослая жизнь была такой непостоянной.
«Принцесса, ты сжимаешься. Тебе придется вытолкнуть то, что там есть», - сказал мейстер Орвайл, но крики боли Висеньи стали неконтролируемыми, достаточно громкими, чтобы разбудить весь замок.
Орвайл посмотрел на одну из повитух, которая пришла с ним. «Оповестите короля и королеву».
У нее не было сил бороться или спорить. Она едва держалась на ногах, когда кричала, чтобы ребенок оставил ее.
Это была самая сильная боль, которую она когда-либо испытывала. Спазмы даже не могли описать интенсивность, она чувствовала, как будто ее внутренности разрывают когти. Может, так оно и было; она слышала о такой сильной связи между драконами и их наездниками, что дети рождаются с деформированными крыльями и чешуей, так почему бы ее ребенку не иметь когтей?
Но ей пришлось терпеть это часами. Ночь достигла замка, а Висенья все еще кричала. Несмотря на ее требования, Эймонд отказался уйти и угрожал Орвилю ножом, требуя что-нибудь сделать. «Это убьет ее! Она слишком мала, чтобы справиться с этим!»
«Это единственный выход. Гораздо более молодым и невысоким женщинам приходилось проходить через этот процесс».
«И жили ли они после этого здоровой жизнью?» - прошипел Эймонд.
Висенья споткнулась о ковер, и ее тело начало падать.
Падение.
Падение.
Я молюсь Четырнадцати Пламени, Семи или Древним Богам... кто-нибудь, просто возьмите меня, пожалуйста. Покончите с этим .
К счастью, Эймонд поймал ее голову, прежде чем она ударилась о твердый пол, но это, похоже, повлияло на роды. Он поддерживал ее голову, когда она повернулась и легла на спину, ее лицо исказилось, когда она кричала от боли.
«Мне так жаль, Висенья», - прошептал Эймонд.
Последняя схватка ударила ее, и она наконец почувствовала какое-то облегчение. Схватки прекратились, но все ее тело горело. Эймонд помог ей сесть, и вот оно.
Он был маленьким, естественно, учитывая, как рано он прибыл. На его спине была легкая чешуя, а тело было таким маленьким. Висенья в шоке уставилась на то, каким маленьким был младенец и каким тихим он был. Ни слез, ни открытых глаз, ничего. Это было просто пустое тело.
И это была девочка.
«Принцесса?» - спросила одна из акушерок. «Хотите подержать ее, прежде чем ее завернут в траурную ткань?»
Висенья просто сидела там, без слез, глядя на безжизненное дитя. Ее безжизненное дитя. Элена. Элена не смогла прожить или испытать жизнь, она никогда не могла сделать вдох. Висенья чувствовала, что ее тело отключается. Как она могла сидеть там и смотреть на свою дочь, не двигаясь, и даже не плакать?
«Возьми», - прошептала Висенья.
Эймонд посмотрел на нее сверху вниз. «Висенья...»
«Тебе следует подержать ее, принцесса».
«УВЕЛИ ЕЕ ОТ МЕНЯ!» - закричала Висенья, отталкиваясь от Эймонда. Боль в ее теле кричала, протестуя против ее движений.
«Заверните ее в покрывало для похорон, а завтра мы устроим для нее костер», - сказал Аемонд повитухе.
Он оглянулся на Висенью, наблюдая, как она мучительно меряет шагами комнату, кровь все еще стекала по ее ноге. Потеря крови делала ее речь бессвязной, никто не мог разобрать, какие слова она бормотала себе под нос. Она все время трогала живот, пытаясь найти свой живот.
«Висенья, посмотри на меня, ты потеряла много крови», - до нее донесся искаженный голос Эймонда, заставив ее осознать, насколько она сходит с ума.
«Элена», - прошептала она.
*********
Она видела сон. Может быть, это потому, что она упала в обморок, а не просто нормально заснула.
«Ты все равно была бы для меня ужасной матерью».
Висенья посмотрела на маленькую девочку перед собой, точное отражение ее самой. «Я знаю...»
«Ты правда думаешь, что сможешь это сделать? Что у тебя хватит сил это осуществить?» Элейна начала превращаться в свою мать, точное отражение ее внутренних демонов. «Он не любит тебя, Висенья, он любит силу, которая приходит с женитьбой на тебе. Он хочет быть королем больше, чем быть с тобой».
Висенья съёжилась под Рейнирой, её тело уменьшилось вдвое, сжавшись до той ценности, которой она себя считала. Она всегда будет жить в тени своей матери, даже во сне.
«Нет, нет, не любит. Он искренне любит меня такой, какая я есть, и я не была бы сильной и умной, если бы не его поддержка!»
Рейнира усмехнулась. «Ты правда так думаешь? Он - хайтауэрская пизда».
Висенья покачала головой. "Нет, не он! Он умён и силён. У него больше чести, чем у тебя и Деймона вместе взятых".
«Честь? Ты говоришь со мной о чести?»
«Да, я знаю. Ты отвернулся от Лейнора, моего настоящего отца. Он был хорошим человеком и поддерживал тебя, помогая воспитывать твоих детей как своих собственных. Эймонд добр ко мне».
Элейна потянула ее за руку. «Мама, нам пора идти».
"Где?"
«На мои похороны».
Висенья закричала, проснувшись от долгого сна. Она лежала на чистых простынях, а рядом с ней лежал Эймонд, проснувшийся от ее криков.
«Вис?» Он пришел в себя и двинулся к ней, обнимая ее за плечо, когда она начала плакать. «Тсс, все в порядке».
Ее тело кричало от боли, ее живот и ноги ныли. Все болело до такой степени, что Висенья хотела умереть, чем чувствовать эту боль. Честно говоря, возможно, она просто хотела умереть.
«Кто разводит костер?» - прошептала она.
«Серый Призрак кружит над полем с раннего утра. Не думаю, что он позволит это сделать кому-то другому».
«Откуда ты знаешь?» - спросила Висенья.
«Я лег спать только перед рассветом. Я... не мог уснуть, и мы не думали, что ты выживешь».
Она наконец посмотрела на него и оценила его внешность. Его глаз был налит кровью, а кожа под ним была серой и мешковатой. Он выглядел ужасно.
«Эмонд, я явно жива», - она вздохнула и подошла к краю кровати.
Но ее не было. Она ничего не чувствовала . Ни радости, ни страха, вообще ничего. Ее жизнь была пуста, как и ее живот. Она продолжала хвататься за него, пытаясь найти Элейну.
«Я принесу тебе Бреллу, чтобы ты могла одеться. Ты не в том состоянии, чтобы стоять или ходить, Висенья».
Но она все равно это сделала. Она встала, и ее голова тут же закружилась, и она потеряла равновесие. Она не видела, как Эймонд приближался к ней так быстро, но он был там, чтобы поймать ее. Снова.
Он сидел на краю их кровати, держа ее, пока она пыталась прийти в себя. Она наконец встретилась с ним взглядом, и все развалилось. Она рыдала у него на груди большую часть часа, плача от боли и потери Элейны. Это был первый раз, когда она смогла открыто плакать перед ним, и он держал ее, гладя рукой по ее волосам.
Она была так смущена. С одной стороны, она была в смятении. С другой стороны, часть ее была... облегчена. Часть ее поняла, что Элейна была сделана из изнасилования. Элейна злилась, когда забеременела, и она никогда не хотела этого изначально. Она пила чай не просто так. Но она привязалась к беременности и своей дочери . Своей дочери, которая, если бы она родилась, она бы сделала все, чтобы защитить ее.
Ее собственные противоречивые мысли мешали ей осознать, что она вообще скорбит. Была ли это ее вина? Были ли ее изначальные ненавистные мысли причиной этого? Наказали ли ее боги за то, что она плохо думала о ребенке, который даже не смог вдохнуть воздуха?
«Я проведу остаток своих дней, заглаживая свою вину перед тобой, Висенья. Я никогда не должен был этого делать, я должен был дать тебе еще больше чая, чего бы это ни стоило. Ты этого не заслуживаешь. Ни одной гребаной унции».
Она закрыла глаза и прижалась к его груди, достаточно сильной, чтобы сдержать свои страхи. Он любил ее, это она знала. Он беспокоился о ней больше, чем о ребенке. Он боялся, что потерял ее. Так она знала.
«Нам нужно подготовиться», - прошептала она.
Висенья была одета во все черное с черной вуалью на лице. Брелла не произнесла ни слова, а Эймонд остался в комнате по ту сторону перегородки. Ее платье было таким же черным, как их сердца. Сердца, потерявшие ребенка, которого они никогда не видели. Как ребенок, которого ты никогда не растил, может заставить твое сердце так страдать, когда оно умирает? Но Эймонд знал Элейну. Он клал руку на ее живот несколько раз в день с тех пор, как узнал. Эймонд знал ее.
Висенья знала, что Эймонд всегда будет потрясающим отцом, а она всегда будет дерьмовой матерью. Ни один из них не имел хорошего влияния, но Эймонд хотел взять это и использовать, чтобы стать хорошим отцом. Висенья просто не была готова.
На поле с возведенным костром было мало гостей по просьбе Эймонда. Я не хочу, чтобы люди наживались на смерти моей дочери, - сказал он.
Он поддерживал ее вес, помогая ей подняться к костру, бросив последний взгляд. Ее маленькое тело было завернуто, а рядом стоял Серый Призрак.
Висенья посмотрела на него и фыркнула. Она изо всех сил пыталась произнести слово, которое обратило бы ее дочь в пепел. Ее милая Элейна не сделала ничего плохого. Но, может быть, это было к лучшему. Наличие Элейны означало, что ее наследницей была бы дочь, и королевство не захотело бы ее королеву. Она бы не сделала того, что сделала Рейнира, но часть ее наконец поняла страхи Рейниры за Висенью.
Она бы все равно никогда не причинила вреда своей дочери. Не так. Мир был достаточно жесток к женщинам, им не нужна была их собственная семья, чтобы причинять им боль.
Поэтому Висенья посмотрела на Серого Призрака и кивнула. «Дракарис».