Глава 9 Прощание
На следующее утро случилось то, что они так ждали – к блок-посту прорвались их волонтеры. Привезли весточки и передачи из родного края, по ходу разбив в дребезги хрупкий мир самообмана двух сумасшедших.
Пока солдаты разбирали привезённый груз, Надя всеми силами пыталась удержать в берегах соленые озера своих непролитых слез. Алексей, тот вообще пропал - старлей заграбастал его с троицей волонтеров и уволок куда-то на тайное совещание.
Когда смогли пересечься взглядами, Вера Ивановна уже потчевала дорогих гостей, а заодно и белоруса, ранним плотным обедом - чтобы дальняя дорога домой не казалась такой уж мучительной.
Не успели оглянуться, а машина волонтеров уже начала вновь ворчать двигателем. Последние наставления и пожелания безопасной дороги. Прощальные рукопожатия и бесконечная бравада.
Они стояли друг возле друга, не решаясь прислониться даже плечами, страшась тех чувств, что могут выплеснуться напоследок. Только его теплые пальцы незаметно сжимают ее заледеневшие. Только ее дыхание тонет в его тихом шепоте:
− После демобилизации не возвращайся. Ты не должна... ты просто не можешь воевать. Ты себя здесь окончательно угробишь. Слышишь меня?
Да, она слышала. Но кто тогда, если не она?
− Я вернусь с Маринкой домой. Клянусь! Разорву контракт! Брошу Москву, брошу все и перееду. И если ты будешь когда-нибудь в Минске, найди меня. Просто, как друга. Мы ведь можем быть друзьями? Правда? Пообещай мне!
Обещать она не могла ничего, ведь даже границу с Беларусью пересечь вряд ли рискнет без последствий. Да и зачем им видеться дальше? Он любил жену, она – мертвеца. А что потянулись друг к дружке, так это от безысходности. Такое иногда бывает, но быстро проходит.
- Белорус, ты как, грузишься? – чей-то окрик от машины, казалось, вернул их к реальности. Алексей порывисто ее обнял, чмокнул в макушку, заглянул в глаза:
- Ну же. Не молчи!
Надя слабо улыбнулась:
- Счастливой дороги. Давай, иди, не заставляй парней ждать.
Когда машина медленно тронулась с места и, объезжая ямы грунтовой дороги, стала неуклонно отдаляться, Надю словно ударили под дых. Она несколько раз судорожно вздохнула, потом резко сорвалась с места и побежала к одинокому дубу, что подпирал слегка пошарпанной кроной облака метрах в двухстах, на холме.
Дерево была старое, разлогое, только чудом устоявшее во время тысяч обстрелов. На него иногда забирался вопреки запретам какой обезбашенный для ловли слабых сигналов своего мобильного, пользование которым старлей не очень-то приветствовал.
Теперь и она, цепляясь за ветви, карабкалась вверх, позабыв собственные правила и здравый смысл. Оказавшись на порядочной высоте и крепко обхватив одной рукой ствол с грубой шершавой корой, Надя достала из кармана оптический прицел. Используя прибор как подзорную трубу, навела оптику на волонтерскую машину, которая как раз проезжала особо опасный участок дороги, беспрепятственно простреливаемый с той стороны. С такой скоростью автомобиля нужно было минут двадцать креститься и молиться, чтобы пронесло, чтобы сепарам было обломно в обеденную пору тренироваться в стрельбе по движущейся мишени.
Когда машина превратилась в крохотную точку, Надя облегченно выдохнула, отвела в сторону оптику и запрокинула лицо вверх, к солнцу, лучи которого пробивались сквозь ажурное кружево листвы:
«Спасибо...»
Выстрела она не услышала – был сделан черти-откуда с дальнобойной винтовки. А может недаром среди военных бытует присказка, что свою пулю все равно не услышишь, поэтому во время обстрелов нечего так уж сильно напрягаться.
И да, нужно было все же прикрыть линзу и по глупому не подставляться – у снайпера с той, другой стороны обед, как и у нее, проходит обычно не по расписанию...