Глава 15
Даня
Как только за Юлей закрывается дверь морщась съезжаю по подушке вниз. В глазах звёзды, в башке туман. Опускаю веки, чтобы гул в ушах немного стих. Плечо ноет, обезболивающее почти не дают. Терплю. Последние сутки можно сказать выживаю, блять. Только сплю и ссу, больше ни на что сил нет. Пухлая медсестра пару раз меня капельницу, вымываю из меня всякий шлак, которым закидывался.
Суровый зав отделения на обходе так по мозгам проехался, что пришлось сделать вид, что хреново мне. Лишь бы свалил восвояси и побыстрее. Никого видеть не хотел, пока Коротышка шурша пакетами в палату не проскользнула.
Сначала увидел её, думаю привет глюки. Чего они мне там вкалывают за снадобье? Но нет, реальная. Улыбалась, апельсинов притащила. Проведать пришла. Глаза взволнованно распахивала и губы свои пухлые жевала.
Блять. Так в них врезаться хотелось. Поцеловать. И чтобы ответила. Пустила внутрь.
Красивая. Дерзкая. Так и манит дотянуться и потрогать её. Удостоверится, что не хера она не мираж.
Телефон мелко вибрирует. Мать звонит.
Игнорируя её, сбросив вызов. И делаю пару фоток для Коротышки. Надеюсь она в ответ тоже что-нибудь пришлёт. Желательно посексуальнее. В майке там и без лифчика.
Её аккуратная грудь обтянутая спортивным лифчиком так и стоит перед глазами. К ней добавляются кадры упругой задницы и прямых ножек упакованных в черные скинни.
Сука.
Слюни щас пускать начну. В паху тяжелеет.
У меня сотряс и вывих, а я хочу трахаться. Секс ведь полезен для здоровья? Может попросить у доктора в белом халате выписать мне пару волшебных сеансов? Пришлю рецепт Юльке и…
— Почти завалил свою строптивую брюнеточку в койку? И даже кости сломанные не остановил? Зачёт, брат. Извини, что так ворвался, — Клим бесцеремонно плюхается на кровать. — Не знал, что у тебя горячая посетительница.
Морщусь хватаясь за плечо.
— Бля. Чуть меньше экспресси. Чё забыл здесь?
— Шмотьё привёз, — кивает на брошенный у тумбы рюкзак. — Хреново выглядишь, принцесса.
— Спасибо. Твоими молитвами.
Клим ржёт. Встает на ноги оглядывая палату. Подходит к пакету принесённому Юлей и ныряет внутрь.
— Апельсинчик почистить? Тут ещё киви есть и бананы.
Вытаскивает связку и трясёт ими как макака. Дебил.
Клим ведёт себя, как придурок, но это лишь потому что не знает, как иначе. Было бы более странно если он кинулся мне на грудь и зарыдал, как девчонка. Вижу что тоже в ахере от произощедшего.
— Заткнись. Есть покурить?
— Сдурел? — пучит глаза. — Забудь. Могу фреш тебе отжать, но никаких сиг.
— Окей, бабуля. Как твои америкосы?
— Шлют тебе пламенный привет и собрали бабло на гостинцы. Перекину на счёт.
— Ну вот, всё было не зря, — криво усмехаюсь.
— А то…такая промо акция. Видосов засняли, все социальные сети пестрят. Ты местная звезда.
— Круто, — выдыхаю скептически.
Посмеиваясь перебрасываемся короткими фразами. У меня при вдохе болит всё, поэтому в основном молчу. Клим рассказывает о том, что все новостные паблики пестрят о происшествии на треке. “Сын Милохина чуть не повторил судьбу отца”. “Перелом и открытая черепно-мозговая.”. Парень родился в рубашке” и прочее дерьмо. Дурные вести всегда распространяются быстро. Когда вертушка с отцом на борту грохнулась в поле, мы узнали об этом через пятнадцать минут, одновременно с местными Сми.
На трек приехала проверка с ментами и закрыли его на неопределенный срок. У ребят истекла лицензия и вообще проблемы с оформлением документов.
В себя приду и наберу им. Не хотел для них таких проблем. Мы просто развлекались.
Вспоминаю панику в глазах Юли. Страх за мою шкуру и нежность с которой она меня касалась. И блять становится стыдно, за собственное безрассудство. Чуть душа из тела не отлетала на том заезде. И раньше я бы не парился о таком исходе, а теперь зависаю и понимаю что хочу поскорее выбраться из больничной койки и погнать на встречу к Коротышке.
Она будет брыкаться и огрызаться, но так даже интереснее.
В коридоре рядом с палатой слышиться какая-то возня.
— Ждёшь кого? — спрашивает Клим, сдирая с апельсина толстую оранжевую шкурку.
— Не.
Я жду только возвращения Коротышки, только это вряд ли она. Секунд тридцать назад от неё упала сообщение с милым селфи, от которого моё сердце разрослось в груди размером с планету Земля. Так стало тесно под рёбрами. Странная хрень. Надо спросить у медсестры что они мне вливают и запомнить название. Огонь приходы.
Дверь распахивается и в палату вваливается целая, блять, делегация. Два врача, ревущая крокодильими слезами мать, отличный ход, но не трогает, и Оксана. Которая грациозно передвигая ноги подходит ближе. Наклоняется, тыча мне в лицо своим силиконовым апгрейдом и пытается поцеловать.
Клим похабно присвистывает оценив формы Окс.
Торможу её, сминая впалые щёки пальцами.
— Дань, — хнычет.
Вообще не трогают её стенания.
— Какого хера вы припёрлись? — хмуро интересуюсь, переводя взгляд на мать.
— Сыночек, — заламывая кисти рук, кидается вперед, не реагируя на моё холодное приветствие.
Доктора тактично топчуться чуть поодаль, не мешая приторному семейному воссоединению. Щёки сводит от липкой тошнотворной сладости материнских чувств. Не верю. Моя мать вся до корней волос пропитана враньём. Она отодвигает в сторону Окс, на щеках которой остаются следы от моих пальцев, и пытается меня обнять.
Отстраняюсь как можно дальше, не позволяя ей даже дотронутся до меня.
— Дань, больно сынок? — воркует.
Я может быть и купился на переживательный блеск её покрасневших и заплаканных глаз, но я давно не ребенок и вижу её насквозь. Она может устраивать спектакли для посторонних, но не для меня. Её маска примерной жены и матери сорвалась уже очень давно. Всё что интересует эту женщину, это деньги и власть. Как только отец лишился всего, сразу стал ей неинтересен. Мать быстро нашла ему замену в лице папаши Окс. Может и сына ему нового родит. Чтобы не чудил.
— На этот раз выживу. Извини.
Клим громко хмыкает оценив шутку, но больше никто не смеётся. Окс дует губы. Обиделась. Мать стреляет глазами во врачей в белых халатах, явно не собираясь выносить наши с ней “теплые” отношения на всеобщее обозрение. Новости про отца не так давно перестали мелькать в местной прессе и мать меньше всего хотела бы светится там снова.
— Вы ему что-то вкололи? — елейно улыбается, стреляя взглядом в сопровождающих.
— Успокоительные и обезболивающее. Ничего такого, что может влиять на его ясность мысли и изложение, — произносит высокий мужик с тёмным ёжиком волос.
Он кажется смутно знакомым.
Кажется он заглядывал с утра в палату и изучал мою медкарту, но я притворился спящим. Навязчивое внимание…вот что я хочу сейчас свести к минимуму. А больше всего выпроводить всех из палаты и залипнуть в мобилку в ожидании ответа от Юли.
— Мы можем перевести тебя в другую клинику, милый, — продолжает гнуть комедию женщина из которой я вылез на свет.
Зачем ей это надо? Один раз сюда прикатила для галочки и больше не явится.
— Не надо. Мне и здесь нормально. Ты что-то ещё хотела?
Мать бросает взгляд через плечо, переводит его на Оксану, жаждущую внимания, на скучающего Клима залипающего в своём мобильном, который успел уже сточить один апельсин и подкидывает в руке другой, и произносит громко, обращаясь ко всем и не к кому:
— Вы не могли бы оставить нас с сыном? Одних.
Закатываю глаза, с шипением прижимая руку к плечу.
Спектакль был недолгим. Маски дали трещину и полетели на пол.
— Вы тоже не задерживайтесь. Ему нужно отдыхать, — говорит один из врачей, и приспустив очки смотрит на мою мать. — А вы потом зайдите ко мне. Побеседуем о лечении.
— Хорошо. Конечно.
Клим жмёте мне здоровую руку и кивает остальным.
— Давай принцесса, не кисни здесь. Я всегда на связи.
— Проваливай, — дергаю бровями
Ледовский скалится и вытягивает губы трубочкой, пожирая взглядом сиськи Оксаны. Девушка не двигается с места, явно не понимая, что мать и её выпроваживает. Статус дочки хахаля не делает автоматом её вхожий в наш маленький карикатурный мир семьи Милохиных.
— Оксана, ты тоже попрощайся с Даней сейчас. Ему надо отдыхать.
— Без языка, — предупреждаю сразу девушку, как только её лицо появляется на уровне моего.
— Какой же ты мудила, Милохин, — выплевывает зло Окс, выпрямляясь. — Я и обидеться могу. Доступ к телу закрою.
— Моё тело пока не рабочее. Поищи другое.
— Статус “свободен”, — вопит из коридора Клим.
Этот балагур поднимает мне настроение, даже когда оно валяется почти в мертвецком состоянии.
— Вот, хороший человек тоскует. Скрась вечерок, будь подругой. С тебя не убудет.
— Потом когда выйдешь отсюда, сам прискачешь, Милохин, а я ещё подумаю, нуждаюсь ли в тебе, — фыркает Окс, поджимая полные губы.
Если бы не валялся с забинтованной рукой под капельницами, явно прописала бы мне леща. Можно сказать повезло.
— Всё так и будет, дорогая. У тебя лучшие минеты, буду по ним скучать.
— Гандон.
Звонко цокает каблуками в сторону выхода, активно виляя задницей.
Член даже не дергается, он подустал от эмоционального прессинга и жаждет поглазеть на маленькие сиськи Коротышки. А я разведу её на интимные фотки, нужно только время. Вон селфи уже шлёт. Я готов и на него залипать, лишь бы просто видеть перед собой теплые карие глаза. Которые смотрят на меня не безразлично. Юля может прикидываться колючим ёжиком сколько угодно, но я уже вижу, что запала на меня.
Раньше интерес бы сразу угас, но сейчас расцветает лишь с новой силой. Хочу её себе всю без остатка. Строптивую, дерзкую, с острым как бритва языком, умными шутками и не обделенную мозгами. А ещё состраданием. Апельсины притащила, навестила. Приятно, чёрт возьми.
Пальцы жжёт, как хочу настрочить ей пару похабных сообщения, представляя как её милое личико заливается краской. Только сначала придётся выслушать маман.
Как только дверь за Оксаной захлопывается, приторная улыбка сползает с лица женщины напротив.
Смотрим друг на друга не скрывая раздражения.
Молчание затягивается.
Приподнимаю бровь.
— Ну? Не слышала врачей, мне отдыхать надо. Твоё присутствие меня утомляет.
— Не смей так разговаривать со мной…— шипит мать.
— А то что? Карманных денег лишишь? Так давно не нуждаюсь.
Её ноздри подергиваются.
— Весь в отца. Только о себе и думаешь, Данил.
— А о ком мне ещё думать?
— Он звонил, — припечатывает мать.
— Когда? Зачем? — несмотря на боль, приподнимаюсь на локте.
Тема отца единственное, что может меня заинтересовать, кроме информации о том, какого цвета соски у Коротышки и каковы они на вкус.
— Спрашивал, как ты.
— Откуда он узнал?
— Может из больницы позвонили. Я не знаю. Он требует развод, — мать говорит, что-то ещё, но я уже не слушаю.
Идею с разводом поддерживаю и отговаривать отца не буду. Меня волнует другое.
Мы почти год не разговаривали, пару раз перекидывались сообщениями, и то я подозреваю что отвечала на них его помощница. Но вот только стоило загреметь на больничную койку сразу звонок. Это ему требовалось чтобы вспомнить о сыне?
— Вряд ли…— обдумываю этот вариант, медсестры с утра полюс мой искали, телефона при мне не было.
Как узнали кому звонить надо? Если только…
— Тебе кто позвонил? — прерываю рассуждения матери о бракоразводном процессе и чем это может для нас всех обернуться в финансовом плане.
Деньги. Её всегда волновали лишь они.
— В смысле?
— Из больницы. Как ты узнала, что я здесь. Телефон мне только отдали.
— Девушка позвонила. Представилась твоей подругой. Кажется её звали Оля.
— Юля…— поправляю на автомате, сжимая пальцами потрескавшийся корпус мобильника.
В груди теплеет. Мать несёт ещё какую-то чушь, но я не слушаю.
Открываю диалог переписки с Коротышкой и пишу ей, насколько она охрененно хороша на последнем селфи. Теперь в ожидании ответа главное кони не двинуть.
— Уходи. Ты меня утомила, — прерываю речь матери и прикрываю глаза.
— Ты должен поговорить с отцом.
— Ни кому я ни хера не должен. Вы взрослые люди, разберётесь сами. Уходи.
— Я сказала…
— Уходи! — рявкую на мать.
Дверь в палату открывается. Медсестра.
— Нужно капельницы поставить.
Мать уходит, а я позволяю делать со мной все нужные манипуляции. Иногда проваливаюсь в сон, без сновидений, спасибо обезболивающим. Как просыпаюсь, сразу проверяю мобильник. Сообщения сыпятся из социальных сетей от далёких знакомых и совсем незнакомых людей. Инфа про больничку утекла в сеть. Оксана бомбит гневными сообщениями. Клим кидает какие-то тупые видео. И лишь от Юли и отца ничего.
Я жду от Коротышки хотя бы чёртов смайлик и стикер. И нихрена. Она не отвечает ни на одно моё сообщения. А когда я пытаюсь позвонить, становится понятно, что меня с какой-то радости засунули в чёрный список.
Бля, что я успел сделать-то?
С этим придётся разобраться, когда мне разрешат покинуть казённые стены. И желательно чтобы это произошло побыстрее. Потому что я чертовски хочу увидеть тёплые карие глаза в обрамлении густых чёрных ресниц и попробовать на вкус пухлые губы Юли. А в перерывах между засосами, отшлепать её по заднице, за то что она поманила пальцем и исчезла со всех радаров.
Я жду её все десять дней пока валяюсь на кровати без дела. Каждый гребённый день. Каждую минуту. Гипнотизирую взглядом дверь, торчу у окна. Как пёс, ждущий верную хозяйку.
Больше ко мне в больницу Юля, так ни разу и не пришла.