Сцена для двоих

Бум ненавидел утро. Но больше утра он ненавидел У.
У сидел у окна, щёлкая ручкой, и только изредка поворачивал голову — ровно настолько, чтобы напомнить: «Я здесь. И я раздражаю тебя специально».

— Смотришь на меня, как будто хочешь убить, — шепнул У с усмешкой, когда учитель отвернулся.
— Как будто? — прошипел Бум. — Уже мысленно.

Они сидели вместе с седьмого класса — странный каприз учителей, мол, двое перспективных, пусть тянут друг друга. Бум был сосредоточен, честный, целеустремлённый. У — харизматичная катастрофа. Он всегда умел выкрутиться, всегда выставлял себя правым. Он лгал легко. Улыбался красиво. Учителя его любили. А Бум… он знал, кто он на самом деле.

— Ты даже дышишь раздражающе, — Бум швырнул У тетрадь, когда тот опять забрал его ручку.
— А ты даже злишься красиво, — У наклонился ближе, и шепот скользнул по уху. — Бум-Бум, ты слишком восприимчив.

Бум сжал кулаки. Он бы ударил, если бы не знал: У это только развеселит.

В тот день, возвращаясь домой, Бум заметил своё отражение в окне вагона. Щёки были красными, дыхание — сбито.
Он злился. Конечно. Но где-то глубже, в этом гневе — пряталось что-то ещё.

Что-то опасное.

Спектакль ставили к школьному выпускному. Учительница литературы настаивала на классике, и выбор пал на "Ромео и Джульетта". Роли распределяли на следующий день после контрольной, в кабинет загнали весь класс.

— Нам нужно эмоциональное ядро, — вдохновенно говорила она. — Кто лучше всего передаёт страсть, борьбу, конфликт?

И, конечно, она выбрала их.

— У — Ромео. Бум — Джульетта.
Молчание. Затем — смешки. Потом, громкий стук кулака по парте.
— Что за идиотизм?! — вскинулся Бум. — Я вообще не хотел участвовать.
— Именно. Потому ты — Джульетта. У тебя в глазах отчаяние. А У… — она махнула рукой. — Он уже родился на сцене.

У потянулся, улыбнулся и, не глядя на Бума, бросил:
— Кажется, ты в меня влюблён. Раз уж страдаешь так громко.

В тот день Бум дважды чуть не ушёл со сцены. Но каждый раз — оставался.

Они репетировали по вечерам. В кабинете литературы, задернув шторы, между полураспечатанными афишами и запахом дешёвой гуаши.
У знал текст лучше всех, но часто играл на грани — дотрагивался слишком близко, смотрел слишком пристально, шептал реплики, будто это не слова Шекспира, а его собственные признания.

— Ты не умеешь быть нежным, — бросал Бум между дублями.
— Я умею быть разным. Просто с тобой — хочется быть резким. Ты провоцируешь, — отвечал У.

— Или ты просто врёшь. Всё время.

— Конечно, вру. Я же актёр.
Он улыбался, и в этой улыбке Бум чувствовал, как трещит под ногами сцена.

В какой-то момент всё изменилось. Не резко — как порыв ветра, незаметно сначала. На одной из репетиций они упали. Партнёрская сцена. У не успел поймать — Бум оказался сверху, грудь к груди, дыхание в унисон.

— Спустись, если хочешь жить, — прошипел Бум, лицо в сантиметрах от У.

— Или останься. Посмотрим, кто первый отступит.

И он не отступил.

Бум встал, словно обжёгся, и выбежал в коридор, уткнувшись лбом в холодную стену. Сердце билось, как безумное. Он ненавидел У. Он точно знал это. Но почему же при каждом взгляде того мерзавца — его разрывает изнутри?

На премьере они сыграли идеально. Их сцена прощания была настолько реалистична, что некоторые девочки плакали. А Бум — не мог отвести глаз от У, пока тот не исчез за кулисами. Без фальши. Без маски.

После аплодисментов У догнал его за школой, в переулке, где курили двоечники.

— Ты знаешь, что ты был потрясающим?

— Отстань.

— Мне нравилось, как ты смотришь, когда злишься. Как будто ненавидишь… до предела.
У подошёл ближе.
— Знаешь, что я думаю? Ты не Джульетта. Ты — я. Просто ещё не понял, как играть.

Бум молчал. Потом повернулся. И впервые — не сказал ничего.