Танабата

— Что ты хочешь?
— Я хочу убить время.
— Время очень не любит, когда его убивают.

Льюис Кэрролл. Алиса в стране чудес.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Мерное тиканье часов на стене с каждой минутой раздражало всё больше. Раздражали бесконечные бумажки на столе, нескончаемым потоком поступающие в кабинет Хокаге изо дня в день. Раздражала стреляющая боль в спине от долгого пребывания в одном и том же положении на протяжении долгих и муторных часов, пока Какаши корпел над этими сраными бумажками.

Его порядком раздражало уже всё. В особенности — опостылевший пост Хокаге, который свалился на его больную голову. Какаши никогда не мечтал напялить шляпу и руководить деревней.

"Чёртова Цунаде", — подумал Хатаке. "Посидела бы ещё на посту до прихода Наруто". Но нет же, эта неугомонная женщина при первой возможности схватила чемодан в зубы, швырнула в него одеяние Хокаге и смылась в одном ей известном направлении, оставив разбираться со всем этим дерьмом Шестого.

"Всё, я своё отсидела, поседела, с меня хватит, Какаши. Теперь твой черёд тянуть эту лямку, больше некому", — вот и вся напутственная речь Пятой Хокаге. Благо, та хоть и не часто, но регулярно появлялась в деревне, чтобы навестить госпиталь и по мелочи помочь.

Спасибо, блять.

И не сказать, что Шестой не оправдал возложенные на него надежды. Он денно и нощно торчал в кабинете Хокаге, налаживал связи со всеми пятью странами, вводил новые реформы, чтобы весь экономический строй деревень не скатился к херам собачьим. Коноха при его правлении претерпела множество изменений, и все они давали плоды каждый день.

В глубине души он гордился собой. Но где-то очень глубоко.

Стать Хокаге не было ни его мечтой, как у Обито, ни целью, как у Наруто. Он просто был. Делал всё, чтобы подготовить Наруто к этому посту, и по праву гордился своим учеником, который делал успехи и уже не в первый раз отправился на дипломатическую миссию самостоятельно. За будущее деревни можно не волноваться — Наруто справится даже лучше, чем он сам. В этом он был полностью уверен.

Кстати, об учениках.

Хатаке задумчиво перевёл взгляд на рамку с фотографией, которая занимала почётное место на его столе — между стопкой отчётов о миссиях и стопкой накладных на поставку. На фото были запечатлены двое угрюмых подростков, сам Какаши, пытавшийся удержать этих малолетних идиотов перед камерой, и счастливая маленькая девочка, прижавшая кулачки к лицу. Его команда № 7.

Он помнил этот день, как вчера. Шестой не был готов стать учителем для их неокрепших умов, считал, что ему повесили очередное "бремя", которое придётся волочить по одному Биджу известной причине. И как же он ошибался. Эти дети стали его спасением, его друзьями, его семьёй.

Они стали неким зеркальным отражением его собственной команды и возможностью в этот раз сделать всё правильно. Уберечь их от всех бед, а иногда и от самих себя. Иногда Какаши задумывался: а не мог ли он сделать больше? Стараться усерднее, надавить сильнее, достучаться громче?

Как бы то ни было, история не терпит сослагательного наклонения. У него получилось. Почти получилось.

Саске уже год как осел в деревне, закончив своё искупительное рандеву. И это не может не радовать. У него уже есть дочь. Шестой бы поблагодарил его и за его женушку, которая помогала по возможности в госпитале. Пусть год назад он с некоторым скепсисом отнёсся к идее того, что Карин осядет в Конохе. Прошло уже много лет, и за эти годы она была верной и преданной спутницей Учихи, не раз помогавшей Конохе. Сейчас же он был рад за своего ученика.

Он перевёл взгляд на девушку с фотографии. Сакура...

Он не слышал о ней ничего уже почти три года, и это отдавалось болью в его сердце. Больше всего он облажался в отношении неё.

Прокручивая последние воспоминания с ней, Какаши всё больше уходил в себя и винил. Винил за то, что произошло. Винил за то, что она ушла. Винил за то, что тогда не понял и не постарался. Винил за то, что в каком-то смысле предал её. Хотя нет, он в самом деле предал её. Она доверяла ему, держалась за него, как за последний якорь, а он отпустил.

По сей день он пытался найти хоть какую-то зацепку, чтобы узнать о ней. Хоть одно упоминание. Но не было ничего. Она просто растворилась.

И Хатаке больше всего боялся только одного.

Что её больше нет.

По ночам она снилась ему. И если поначалу эти сны были отрывками приятных воспоминаний, то каждый раз они заканчивались одинаково: она стояла перед ним с пробитой грудной клеткой — его же собственной рукой — и повторяла:

"Предатель, предатель, предатель..."

Какаши вскакивал в холодном поту и надеялся, что вот сегодня он что-то узнает о ней — и это либо даст ему надежду вновь увидеть её, либо уничтожит полностью.

От мыслей его отвлёк стук в дверь.

— Войдите.

В кабинет проскользнула Шизуне, держа в руках похрюкивающую Тон-Тон.

— Хокаге-сама...

— Шизуне, я тебя умоляю, перестань. Это "-сама" уже в печёнках у меня сидит, хоть выковыривай.

— Будет вам, Какаши-сан, — ответила с улыбкой она.

Какаши смерил её раздражённым взглядом.

— Ладно-ладно, — рассмеялась Шизуне, — Какаши... Шикамару и остальные ещё не вернулись?

Шестой нахмурился.

— Должны были вернуться ещё пару часов назад, — он потерся подбородком о сложенные в замок руки и перевёл взгляд на часы. — Не к добру такая задержка, но бить тревогу рано. Если к вечеру не вернутся — отправлю за ними отряд.

— У меня нехорошее предчувствие, — задумчиво ответила помощница. — Не совсем плохое, просто душа не на месте. Будто что-то должно точно произойти.

Какаши хмыкнул.

— Будем надеяться, что всё в порядке. Шикамару умный парень, они не пропадут.

— И то верно, — улыбнулась Шизуне и, закусив губу в нерешительности, добавила:

— Какаши, ты давно обедал? Ты себя уже совсем загонял! Хотя бы чаю попей, у меня как раз печенье завалялось. Я сейчас всё принесу, отказы не принимаются!

И, не дожидаясь возражений, умчалась из кабинета Хокаге.

Какаши устало вздохнул. И вправду, ему не помешал бы перерыв. А в компании Шизуне было комфортно. Они знали друг друга с детства, и многие события, происходившие в жизни Шестого, не были для неё секретом. Рядом с этой женщиной ему не нужно было надевать маску — как в прямом, так и в переносном смысле.

Шизуне ворвалась обратно в кабинет с той же скоростью, с какой покинула его. С двумя чашками чая в руках и коробкой печенья под мышкой она ловко приземлилась напротив стола Какаши.

— Спасибо, Шизуне. Я ценю всё, что ты для меня делаешь.

— Не нужно благодарностей, Какаши, мы ведь друзья? А друзьям всегда нужно помогать, — с яркой улыбкой ответила она.

Ему не нужно было что-то говорить — Като всё поняла по его чуть прищуренным в улыбке глазам.

За лёгкой беседой время пролетело незаметно. Оба смогли отпустить тревогу и ненадолго расслабиться в компании друг друга. Однако Какаши замечал: Шизуне нервничала. Пусть и старалась не подавать вида, но её взгляд постоянно метался, а пальцы нервно сжимали ткань платья на коленях.

— Какаши, помнишь, я рассказывала тебе о новом ресторане, что открылся на главной улице? — вдруг заговорила она. — Так вот, его открыл один мой хороший знакомый, представляешь? Я встретила его на днях, мы разговорились, и он пригласил меня посетить своё детище.

Она нервно рассмеялась. Хатаке лишь слабо улыбнулся, кивком предлагая ей продолжить.

— Так вот... О чём это я... Да, точно... Вот...

Она замялась и слегка порозовела, чем привела в замешательство Шестого. Какаши терпеливо ждал, когда она соберётся с мыслями и продолжит.

— Я хотела сказать, что мне было бы прият...

Но договорить ей не дал ворвавшийся в кабинет Шикамару.

— Хокаге-сама, разрешите доложить, — запыхавшись, сглотнул он. — Во время нашего возвращения произошло нападение. Не переживайте, всё обошлось. Одного из нападавших мы уже передали в отдел дознания, им занимаются. Никто особо не пострадал. Двое других...

Шикамару замялся.

— Что произошло?

— Они мертвы, Рокудайме-сама. Но это ещё не всё.

Стратег прошёл вглубь кабинета, пропуская своих напарников, оставляя дверь открытой.

— Обошлось без потерь, но мы бы не справились без подмоги.

— Подмоги?

— Да, — напряжённость в голосе Шикамару насторожила Хатаке. Нара явно нервничал. Он повернул голову к двери и произнёс:

— Вот и подмога, о которой я говорил.

Какаши перевёл взгляд на вход и... застыл.

Перед ним стояла Сакура.

Его Сакура.

Живая, здоровая... и какая-то чужая.

Равнодушное лицо, которое раньше всегда приветливо ему улыбалось. Тусклые, безжизненные глаза, в которых, даже после войны, искрились радость и доброта. Всегда прекрасные волосы оттенка цветущей вишни... теперь были чёрными.

Одного взгляда хватило, чтобы у него сбилось дыхание. Он был безумно рад видеть её — и одновременно боялся. Потому что этот взгляд он уже видел.

У себя.

И ничем хорошим это не могло закончиться.

Тишину в комнате нарушали лишь мерно тикающие часы, частые удары его сердца, отдававшиеся набатом в голове, и голос девушки:

— Я смотрю, все прям безумно рады встрече...