Глава 23.
Виктор.
Тусклый свет предрассветного неба пробивался сквозь пелену дыма, окрашивая поле битвы в грязно-серые тона. Ноги проваливались в рыхлую почву, пропитанную кровью, а каждый вдох обжигал горло. Усталость сковала тело свинцом, но я стоял, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони.
Передо мной, стоял Влад. Давид держал его за руки, вывернутые за спину, а Калеб, обхватив голову вампира, пригнул её так, что позвонки затрещали. Я стоял в десяти шагах, кровь пульсировала в висках, сливаясь с рёвом в ушах. Я видел, как пальцы Влада напрягаются, как кровь сочится из его ран, и всё-таки он не сдавался, его губы дрогнули в усмешке, полной презрения и отчаяния.
Я склонился ближе, почти прикасаясь к его лицу, чтобы он понял, что дальше сопротивляться бессмысленно:
— Вот и конец, Влад, — прошипел я.
Влад только хмыкнул, он повернул ко мне взгляд, и сказал:
— Уверен, Виктор? Лилит... Она никогда не будет твоей. — он хрипел, но в каждом слове слышался яд.
Я ударил его. Кулак врезался в челюсть с глухим хрустом. Влад откинулся, но Калеб и Давид дёрнули его обратно, как марионетку.
Влад лишь рассмеялся.
— Ты боишься. Боишься, что она откажется от вашей связи. Она вампир, и ей нужен сильный вампир, а не жалкий пёс, воющий на луну. — он вздохнул, будто разочарованный учитель
— Но это не главное... Думаешь, что, убив меня, ты действительно победишь? Смерть... это лишь очередная дверь.
Мои кулаки сжались, и я сделал шаг вперёд, вглядываясь в его лицо, ища хоть тень страха, но там было только какое-то безумное, извращённое восхищение. Он не боялся смерти, не жалел о содеянном, не сожалел ни о жизнях, что уничтожил, ни о боли, что оставил.
— Дверь, — повторил я, чувствуя, как гнев наполняет меня от макушки до пят. — Может, ты и прав, но через эту дверь ты больше не вернёшься.
Нога врезалась ему в грудь с сильным треском, его тело дёрнулось,взгляд потух, и, наконец, тьма затопила его глаза. Ребра прогнулись, кожа лопнула. Давид и Калеб рванули в стороны одновременно — как волки, разрывающие добычу. Руки Влада оторвались с мокрым хлюпом, голова вырвалась из плеч. Тело, ещё дёргаясь, рухнуло в грязь, обливая её чёрной кровью.
Тело Влада разорвалось на части, но даже его смерть не затмила того, что бушевало у меня внутри. Я вдруг осознал — я больше не хочу быть одиночкой. Лилит... она стала тем, ради кого я готов сломать собственные стены.
Я все это время пытался заглушить ее голос в себе, держаться, не позволяя ей заполонить мои мысли. Но сейчас, когда всё затихло, я понял, что моя попытка спрятаться от этого чувства была такой же тщетной, как попытка убежать от собственной тени.
Признать свои чувства — всё равно что раздеться перед битвой. Но если я не попробую... Да, это страшно. Страшнее, чем лезть в бой. Но её упрямая улыбка, её взгляд, полный надежды — это стоило риска.
Давид выпрямился, перевёл дыхание и с горьким облегчением сказал:
— Давайте покончим со всем этим. Сожжём их всех, чтобы ни один не вернулся.
Мы сложили трупы в груду. Тела вампиров и магов из армии Влада тлели, их останки обращались в пепел, поднимаясь чёрными хлопьями в предрассветное небо. Тишина, наконец опустившаяся после битвы, была густой, как смола. Я вдыхал воздух, пропитанный гарью, и чувствовал, как он обжигает лёгкие. Калеб и Давид бросили безжизненное тело Влада в огонь, и мы молча стояли, наблюдая за тем, как пламя мгновенно взвилось вверх, оставляя после себя запах палёной кожи. Но даже теперь, когда его прах смешивался с пеплом, где-то в глубине души я ждал подвоха — будто он мог восстать из пепла, как феникс из древних легенд.
Калеб стоял рядом, вытирая окровавленные руки.
— Всё... кончено? — спросил он, но это был не вопрос. Констатация.
Я посмотрел на восток, где первые лучи солнца резали горизонт, но вместо облегчения в груди клокотало что-то острое, беспокойное. Лилит. Её имя отдавалось в висках.
Как она там?
Я перевел взгляд на Калеба, видя в его глазах усталость, такую же, как и у меня.
— Да, мы сделали это. — ответил я Калебу
Вдруг я почувствовал крепкое, уверенное рукопожатие. Повернувшись, увидел Айвара, Он смотрел на меня, довольный, хоть и весь был покрыт следами битвы.
— Это была славная битва, Виктор, — сказал Айвар, крепко пожав мне руку.Я слегка улыбнулся, чувствуя, как отпускает напряжение. Взглянув ему в глаза, я ответил:
— Рад, что ты жив, друг. Не знаю, что бы мы без тебя делали.
Айвар только кивнул, в его взгляде читалось молчаливое понимание. Он обернулся к своей стае, уже готовой к уходу, и, уходя, бросил через плечо:
— Ещё увидимся, Виктор. Надеюсь, в более спокойные времена.
С этими словами он и его братья скрылись среди деревьев, их массивные силуэты быстро растаяли в густой темноте леса. Я снова остался один перед полем битвы, а костры продолжали трещать, поглощая остатки нашего врага.
Вдалеке я уловил голоса, привлекшие мое внимание. Амадеус, стоял рядом с Вальтером. Их слова долетали обрывками:
— Все мои люди целы, — произнёс Амадеус глухо. — Значит, помощь оказана, и на этом мой долг выполнен.
— Да, спасибо, Амадеус. Ваша помощь неоценима, — ответил Вальтер.
Но Амадеус задержал руку Вальтера в своём рукопожатии, и, сжав его сильнее, тихо произнёс:
— Не забудь про свою клятву, Вальтер.
Вальтер прищурился, и ответил без тени сомнения:
— Да, да. Я всё помню и исполню обещанное.
Амадеус коротко кивнул, его взгляд смягчился на мгновение, и, отпуская руку, он произнёс:
— Тогда...скоро увидимся.
Я уже не стал вслушиваться дальше. Пусть Вальтер разбирается со своими демонами. У меня были свои.
Я обернулся, наблюдая, как остатки нашего отряда медленно собираются вокруг. В кострах догорали трупы врагов, пепел тихо оседал на землю. Калеб, утирая кровь с лица, окинул присутствующих.
— Все целы? — с беспокойством спросил он.
— Вроде да, — откликнулся Давид, тяжело вздохнув.
Николас, всматриваясь в лес, добавил, с тревогой в голосе:
— Нужно проверить, как там Эйлин.
Их голоса сливались в фоновый шум, пока я смотрел на лес. Моё сердце, привыкшее к железному контролю, теперь бешено колотилось, словно пыталось вырваться из грудной клетки и помчаться к ней. Раньше я бы подавил это. Запер бы чувства в самой дальней клетке души, заковал бы их в цепи логики. Но сейчас... Сейчас я понимал: именно эта боль делала меня живым. Она напоминала, что я всё ещё человек, а не животное.
Пепел хрустел под ногами, а в голове звучал её голос: «Обещай выжить».
Я сдержал обещание.
Теперь пришло время для неё.