Назови меня новым именем

*** Герда

Сон в это мягкое погожее утро никак не хотел выпускать Герду из своих нежных объятий. Похоже, у неё входит в привычку вставать позже солнца. Сладко потягиваясь под тёплым пушистым пледом, девушка никак не желала открывать глаза. Внезапная мысль резко отрезвила: пледа у неё не было и нет. Стряхивая с себя последние щупальца сна, девушка резко выпрямилась в гамаке. Её действительно накрывала накидка Разбойницы. Постель же хозяйки мехового сокровища была пуста. Циновка и посуда были на месте, но куртка и седельные сумки пропали.

Оправившись и юркнув в расшнурованные башмаки, Герда выскочила из ледяного укрытия. Угли костра были холодными. Ни Кены, ни самой Разбойницы в пределах видимости не было. Легкая горечь промелькнула тенью — неужели подруга покинула Герду даже не попрощавшись?

Болью кольнуло совсем неожиданно. Герда уже начала забывать, что так бывает. Странно, еще вчера она думала, что знает о боли все. Но ее многолетний опыт борьбы и смирения был завязан только на одной потере. Ее Кай. Ее любовь. Ее поражение. Сейчас же боль была похожей, но другой. Тесно сплетенной в тугую косу с обидой и непониманием.

Её ведь не бросили, верно? Не могли ведь бросить, только-только встретив после долгой разлуки? Герда успокаивала себя мыслью, что подруга бы так не поступила, но червь сомнения подтачивал ее уверенность. А если она оказалась недостаточно хороша и интересна Разбойнице? Вероятно, та ожидала другую Герду — жизнерадостную, сильную, бесстрашную.
Такую, которой Разбойница ее помнила.
Такую, которой Герда не помнила сама себя.

Разбойница всегда была своевольной и лёгкой в своих решениях, взвешивая выгоды и риски здесь и сейчас. И не жалела о сиюминутном выборе. Она вообще ни о чем не жалела. А что, если она узнала, насколько изломана душа Герды, увидела, насколько она опустошена внутри — и решила отказаться от неё? Это было бы как раз в духе взбалмошной черноволосой девицы с болотными омутами глаз.
Герда закусила губу и вздрогнула, ощутив под языком горячую каплю крови.

Угли давно потухшего костра слегка отсырели. Похоже, ночью или под утро было туманно. Сейчас же солнце стояло высоко и уже успело разогнать все серые тени по глубоким ущельям. Подобно лучам солнца, Герда старалась разогнать мрачные тучи своих мыслей. Наверняка Разбойница уехала в какой-то нужде, о которой просто не известила Герду. Наверняка вернётся. Нужно успокоиться и подождать.

С такой мыслью было свыкнуться проще, и Герда решила начать свой обычный день. Девушка умылась, заплела короткие косы, зашнуровала башмаки и подпоясала платье. Ей не терпелось осуществить задуманное накануне — объединить их лежаки в одно уютное широкое ложе. Вот будет сюрприз подруге, когда она вернется...

Только вот если не вернется...

От лагеря до ближайшего перелеска было не меньше мили. Наскоро позавтракав, Герда бодрым шагом направилась к нему, прихватив два полотняных мешка, пару мотков верёвки и короткий тесак, с которым почти не расставалась. В планах у девушки было раздобыть сухой хвои для розжига костра, и нарубить пихтового лапника, если посчастливится такой найти. Он стал бы прекрасной подкладкой для лежака, как когда-то учила её Маленькая Разбойница. «Когда деревья были большими» — с грустью подумала Герда.

Без особого труда добравшись до перелеска, девушка собрала в мешки хвою. Рубить лапник было не совсем легко, однако она никогда не жаловалась на ручной труд. Быстро натесала и смотала две большие связки, водрузила на них мешки с сухой хвоей, и отправилась в обратный путь.

Около руин замка Герда ранее приметила россыпь плоских камней, из которых удобно будет сделать основу, чтобы не стелить ветви на голую землю. Дотащив свою ношу до лагеря, девушка занесла мешки с хвоей поближе к кострищу, а лапник оставила снаружи. Справедливо рассчитав время, она решила, что сегодня приступить к задуманному не удастся, хорошо бы просто собрать всё, что ей нужно.

Йорика тоже нигде не было видно. Вероятно, пёс убежал с Разбойницей. Герду это не удивило, все же они сдружились всего как несколько месяцев, а с Разбойницей пес путешествовал уже не один год.

К заводи девушка направилась, когда солнце уже клонилось к закату. Подруги все еще не было, и обида уступила место тревоге в сердце девушки. Они находились в самой безлюдной части Финнмарка, и случись что, помощи придется ждать долго. Слишком долго. Так долго не живут попавшие в беду.
Стараясь не прокручивать в мыслях свои страхи, Герда быстро нарезала несколько связок сухого камыша. Достала вершу и с удовлетворением вытащила трепыхающегося толстого карпа и трех маленьких окуней. Об ужине можно не переживать.

Распотрошив и почистив рыбу, Герда не стала ее готовить сразу. Слегка засолила, набила и обернула еще не пожухлой птичьей гречихой. Теперь не испортится.
Девушка разожгла костер, слегка подрумянила остатки запеченного вчера кролика. Дождалась хорошего жара и прикопала в нем крупный корнеплод репы, из тех овощей, что привезла подруга. Наслаждение от ужина в одиночестве так и не пришло. С наступлением темноты тревожные мысли было уже не унять.

А вместе с ними Герду накрыл страх. Всё, что было «живого» в ее жизни после долгого забытья, так или иначе было связано с Разбойницей. Именно к ней она шла на руины. Именно её ждала в октябре. С ней впервые звонко рассмеялась. И именно она подарила Герде надежду, что Кая можно вернуть. Теперь же она исчезла, так же легко, как и ворвалась в жизнь девушки. Первый день после забытья, который прошел для Герды... в забытьи.

Сон не принес облегчения. Герде снились то волки, нагло зарезавшие Кену и утащившие Разбойницу в лес, то люди с большой дороги, с которыми, громко хохоча, Разбойница уезжала сама. Проснулась девушка уставшей, и первым делом убедилась, что ничего не изменилось.
Ни подруги, ни Кены, ни Йорика.
Страх отупел.
Обиды больше не было.
Хотелось просто обнять подругу и больше никуда не отпускать.
Что это? Привязанность? Тоска?

Особо тосковать, впрочем, Герде не пришлось. Наскоро она заварила себе травяной тонизирующий чай, залила кипящей водой просяные хлопья с сушеными ягодами брусники и клюквы, плотно завернула глиняную плошку в полотняную накидку и оставила напитаться. Поев, она приступила к задуманному.

Камни были тяжелыми, но их понадобилось немного. Герда укладывала их неплотно, перемежевав пространство между камнями сухой травой. Обстругала лапник, убирая толстые ветки, расстелила плотным слоем. Сверху разложила сухой камыш, распределяя стебли по ширине от основания до изножья. Так они будут меньше проседать под телом во время сна. Решительно сняла с креплений гамак, и, растянув его как можно шире, закрепила поверх камыша короткими кольями. Теперь ложе точно не расползется. Застелив сверху своей полотняной накидкой и циновкой Разбойницы, удовлетворенно оглядела результат. Девушка была довольна своей работой. Омрачало ее настроение только отсутствие подруги. Стараясь не думать о плохом, Герда стала готовить на ужин рыбную похлебку и запеченого в глине карпа.

Уже вечерело, и костёр запускал в небо искры с лёгким потрескиванием, когда до слуха Герды донёсся легкий топот копыт. Девушка встрепенулась, но в сумерках ничего не могла разглядеть — после долгого созерцания языков пламени глаза не привыкли к темноте.
Звук приближался и наконец она увидела всадницу, что заставила её за эти два неполных дня пережить и боль, и обиду, и тревогу, и страх. Ту, которую ждала с надеждой. Ту, от чьего пронзительного взгляда у Герды сейчас трепыхалось сердце в грудной клетке, как пойманная птица.

Разбойница спешилась, и бросив поводья, решительно направилась к костру: — Доброго времени и добрых людей на пути. Позволишь мне погреться у твоего костра? — В её глазах отражались искорки веселья, а на губах играла улыбка. И этих мелочей Герде почему-то стало совершенно достаточно для умиротворения.
Или даже для счастья?
Она бросилась на шею подруге, обнимала и тут же стучала кулачками по её плечам: — Ты где была? Ты почему ничего не сказала? Я думала... я думала, ты уже не вернёшься. Не исчезай больше, слышишь? Не оставляй меня. — Герда взглянула в лицо подруге и тихо повторила: — Не исчезай... Пожалуйста...

Ошеломленная таким напором и таким откровением, Разбойница обняла Герду в ответ и успокаивающе гладила по спине.
— Не оставлю тебя. Пока жива, не оставлю. Ты так уютно спала вчера утром, я не стала тебя будить, ты слишком милая, когда спишь. Я ездила в Альту подкупить кое-какой снеди. Для нас, для Кены. Овощей немного привезла. Травки и настойки разные прикупила у аптекаря. Еще другие дела отвлекли немного. Но не переживай, все в порядке. — в её глазах блеснули искорки счастья.

— Жива я, тут, перед тобой, не исчезну больше. Сейчас покажу, что привезла. —
Разбойница отстранилась, повернулась и сделала уже пару шагов к навьюченной лошади, как Герда нахмурилась и спросила: — Ты ведь никого не ограбила, чтобы купить всё это? И... не убила?
Разбойница остановилась, будто задеревенев. Медленно повернулась и приблизилась к Герде. Не снимая перчатки приподняла лицо подруги за подбородок. Не спеша провела подушечкой большого пальца по губам девушки. Взгляд её блуждал от глаз к губам Герды и обратно, и не было в нем и намека на улыбку. Герда могла поклясться, что в его глубине пляшет дьявольское пламя.

— А что, с такой подругой ты водиться уже не желаешь? — низким, убийственно спокойным голосом ответила Разбойница. — Ты ведь знала о моем прошлом. Должна представлять и моё настоящее. Если даже ограбила, или убила... ты ведь не узнаешь об этом... иначе мне придётся убить и тебя. —
Разбойница снизила голос почти до шепота, и не мигая уставилась в зрачки Герды, поглотившие почти всю радужку...
А потом неожиданно расхохоталась и мягко потрепала подругу по волосам. — Ты чудо какая легковерная. Любую чушь принимаешь за чистую монету. Покорми меня и давай спать, я устала похлеще вьючного осла. За ужином я все тебе расскажу — Разбойница легко коснулась губами щеки подруги и ушла к Кене.
Герда же поспешно прижала пальцы к месту невесомого поцелуя, ощущая жар и холод одновременно.

***

Йорик пришёл под утро. Уставшие девушки мирно спали на новой удобной лежанке, накрываясь большой меховой накидкой. Пес тихо бросил добытого хорька у остывшего костра и привалился спать в изножье. В его понимании мира этот момент был идеальным.
Пес ценил счастье, ценил каждую его крупицу.
Он точно знал, насколько оно недолговечно.