И всё только начиналось
Это было начало декабря 1990.
Боже, как же я обожала зиму. Атмосфера новогодних праздников просто сводила меня с ума. Был обычный морозный, зимний вечер. На улице уже смеркалось, а в окошках квартир многоэтажек потихоньку включались
огоньки.
Как же мне нравилось гулять морозным вечером по заснеженным улицам
столицы. Смотря на светящиеся окна квартир, мне нравилось представлять различные
истории об их жителях.
Сегодняшний вечер был особенным для меня.
Ведь во время завтрака, папа говорил мне о том, что сегодня после работы он купит ёлку, и вечером всей семьей мы будем её наряжать.
Как же я обожала своих родителей. Мы не были
богатой или даже зажиточной семьей, но мы с мамой никогда ни в чем не нуждались.
Папа делал для нас все возможное и невозможное. Он работал бухгалтером на
автомобильной базе. Все свое свободное время он посвящал нам.
Для него я была его маленькой принцессой. Он никогда не позволял себе повысить на меня голос,
не говоря уже о том, чтобы дать кому-то меня обидеть.
Я помню, как в третьем классе школьный хулиган Витька Соболев насыпал мне мела в школьный ранец.
Я тогда пришла с истерикой и слезами домой. Так папа в тот же день оттаскал Витьку за ухо, а
после еще втащил его отцу. Больше Витька не трогал меня, он даже посмотреть в мою
сторону боялся.
Моя милая и нежная мамочка. Она укутала наш дом и семью максимальным уютом.
Мама закончила педагогический, но решила посвятить себя семье. Дома всегда было
убрано, еда приготовлена ею, была произведением искусства. Я всегда восхищалась ею.
Она была умна, красива, грациозна. Я могла рассказать ей все что угодно, и она
всегда могла меня поддержать. Любовь к литературе передалась мне от нее. Я наверно
никогда не смогу забыть силуэт сидящей мамы у окна читая книгу. У нас дома, была
огромная библиотека, с зачитанными до дыр книгами. Когда я была маленькая она
любила рассказывать мне придуманные ею истории перед сном.
Мои родители, были примером для всех. Как же они любили друг друга. О такой
любви писали романы, сочиняли поэмы. Так как смотрел папа на маму никто и никогда
ни на кого не смотрел.
Они начали встречаться еще со школьной скамьи, но трепет, нежность, уважение,
любовь смогли пронести сквозь года семейной жизни.
Каждую пятницу папа приносил маме букет цветов, вечером они открывали бутылочку вина,
садились в гостиной и болтали обо всем на свете. А когда папа слышал музыку он приглашал маму на танец,
а мама заливалась громким и звонким смехом. Смотря на них так и, витала в голове фраза - 'Это любовь...'
Этот вечер не должен бы быть исключением. Я с нетерпением дождалась, когда
закончится последний школьный урок, попрощалась с подружками, и радостная шла
домой.
Снежок скрипел под ногами, морозный легкий ветерок обдувал мое лицо.
Совсем скоро Новогодние праздники, на каникулы мы поедем на дачу. А сегодня
самый уютный вечер в мире. Наряжать елку всей семьей для нас было традицией.
Лохматая снежинка, упавшая на мои волосы, заставила меня остановиться. Я подняла
глаза к небу - и замерла. Над головой тихо кружились снежинки, лёгкие, как дыхание
зимы.
Они падали медленно, не спеша, будто ласково касались мира. И в этот момент мне вдруг захотелось быть частью этого танца.
Я закружилась - легко, как ребёнок,раскинув руки, ловя снежинки ладонями и лицом.
Они таяли на щеках, оставляя прохладные поцелуи, а сердце наполнялось чистой, прозрачной радостью.
Я смеялась, не скрываясь, - просто оттого, что жива, что зима, что небо над головой.
Даже когда из-за угла раздалось недовольное:
— Тьфу ты, лучше бы делом занялась! Тунеядка! —и я увидела соседку-бабку с её
вечным прищуром, я лишь махнула ей рукой и рассмеялась ещё громче.
Сегодня ничто не могло испортить мне настроение. Ни её ворчание, ни холод, ни даже
суматошный мир вокруг.
Потому что судьба подарила мне лучшую жизнь, зима - минуту волшебства, и я выбрала — быть счастливой.
Подойдя к двери своей квартиры и открыв её, я сразу почувствовала странную тишину.
Никого. Ни маминых шагов, ни звуков с кухни, ни привычного запаха ужина. Это
показалось мне странным — мама ведь точно должна быть дома.
Я переобулась, повесила куртку и, немного растерянная, прошла на кухню. Сделала
себе перекус — что-то быстрое, без настроения.
Потом села за уроки, и незаметно пролетело время.
Когда я, немного уставшая, посмотрела на часы, стрелки показывали
уже семь вечера. А дома всё так же было пусто.
Ни мамы, ни папы.
Лёгкая тревога начала расползаться внутри, будто тонкая паутина. Я взяла книгу,
надеясь отвлечься, но глаза всё время возвращались к дверному проёму. Читать не
получалось — мысли путались, сердце сжималось.
Я включила телевизор — для фона, чтобы тишина не пугала так сильно. Мягкий свет
экрана размывал комнату, убаюкивал. Я так и не заметила, как уснула — прямо на диване, в одежде, с книгой, с тревогой внутри.
...Тусклый свет телевизора переливался тенями по стенам. Комната дышала тишиной.
Где-то в глубине сна я почувствовала, как кто-то мягко касается моей щеки. Я
медленно открыла глаза — надо мной склонились мама, а папа стоял чуть дальше.
Они были такими, как всегда... но в них было что-то иное. Как будто светились изнутри —
мягко, тепло, почти нереально.
— Вы... вы дома? — прошептала я, садясь на диване. — Где вы были? Я так
переживала...
Мама села рядом, её пальцы погладили мои волосы. Глаза её были нежные, но
печальные.
— Солнышко... — тихо сказала она. — Мы пришли попрощаться. Тебе теперь
придётся быть сильной. Повзрослеть чуть раньше, чем ты хотела.
Я не поняла сразу, о чём она говорит. Сердце замерло.
— Но... вы же здесь? Всё же хорошо? — я старалась удержать голос, но он дрожал.
Папа стоял чуть позади, опершись на дверной косяк. В его глазах был свет, как от
далёкой звезды, и что-то глубокое, невыразимое словами. Он подошёл, опустился на колени передо мной и взял мои ладони в свои.
— Красивая моя, — тихо сказал он, как называл меня в детстве. — Жизнь бывает
разной. В ней есть свет и тень, радость и боль. Но ты не одна. Ты справишься. В тебе
есть сила, о которой ты даже не подозреваешь.
— Но как? — я всхлипнула. — Без вас... как я справлюсь?
— Он будет рядом, — прошептала мама, и её взгляд стал чуть глубже, почти
неземным. — Ты ещё не знаешь, кто, но Он уже рядом. Он поможет тебе пройти путь,
когда станет темно. Ты почувствуешь это.
Папа кивнул, улыбнулся своей тёплой, немножко уставшей улыбкой.
— Не унывай. Не сдавайся. Борись. И помни — мы всегда в тебе. В каждом шаге, в
каждом решении, в каждом дыхании.
Они оба посмотрели на меня — так, как смотрят только родители, когда любят без
остатка.
— А теперь, — сказала мама, — тебе пора вставать...
Я хотела крикнуть, удержать их, спросить ещё хоть что-нибудь... но вдруг резкий звук
— стук в дверь — прорезал тишину сна, и я проснулась.
Сердце колотилось в груди. Комната снова была обычной. Экран телевизора погас.
Сумерки сменились бледным светом рассвета.
За окном медленно светало. Было раннее утро.
Я сидела на диване, покрытая холодным потом.
В дверь продолжали стучать. Мир стал реальнее.
Стук повторился. Гулко, настойчиво, в утренней тишине, которая ещё держалась в
квартире, как остаток сна. Я вскочила с дивана — босыми ногами по полу, сердце
отбивало тревожный ритм.
Какая-то дрожь прокатилась по спине, едва заметная, как предчувствие, которое пока не имеет формы, но уже пульсирует внутри.
Я подошла к двери, заглянув в глазок. На пороге стоял мужчина в форме —
милицейская фуражка, строгий ворот, тёмное пальто поверх формы. Он выглядел
уставшим, сдержанным. Его лицо было напряжённым, словно он продумывал каждое
слово заранее.
Я приоткрыла дверь, цепляясь за дверную ручку, как за спасательный круг.
— Доброе утро, — произнёс он, — капитан Кожевников Антон Сергеевич.
Он выпрямился и посмотрел на меня внимательно.
— Вы — Дегтярева Евгения Александровна?
Я кивнула.
— Да... это я. А что случилось?
Он сделал короткую паузу. Его глаза на мгновение скользнули в сторону, как будто он
собирался с духом. Мне стало нехорошо. Прямо физически — в груди появилось ощущение,
будто невидимая тяжесть медленно оседала внутрь. Всё замедлилось.
— Можно войти? — тихо спросил он.
Я шагнула назад, машинально открывая дверь шире. Он прошёл внутрь, снял перчатки,
задержался в прихожей. Я не сводила с него взгляда. Его присутствие в квартире
казалось чем-то неправильным — как будто два мира наложились друг на друга, и
один из них сейчас собирался разрушить другой.
— Простите за ранний визит, — начал он. — Мне нужно задать вам несколько
вопросов. Скажите, ваши родители — Дегтярев Александр Викторович и Дегтярева
Лилия Архиповна?
— Да... — прошептала я. Голос дрогнул. — А что с ними? Где они?
Он сделал полшага ближе. Лицо его было сдержанным, но в глазах — та самая
беззащитная человеческая боль, которую не скрыть за званиями и погонами.
— Я сожалею... — начал он мягко, почти шепотом. — Ваши родители... сегодня
утром... погибли в результате дорожно-транспортного происшествия. Столкновение с
грузовым транспортом на трассе. Мы получили подтверждение личности. Всё произошло мгновенно... они не успели почувствовать боли.
Мир застыл. Всё исчезло: стены, мебель, свет за окном. Осталась только тишина.
Бездонная, холодная, звенящая. Мои ноги ослабли, дыхание сорвалось. Я стояла в
пустоте.
«Нет», — подумала я. Этого не может быть. Не должно быть. Только что... только что
они были здесь. Я видела их. Говорила с ними. Папа назвал меня «Красивая»... мама
гладила по волосам... Как?..
Я не почувствовала, как рухнула на пол. Всё исчезло. Последнее, что я уловила,
прежде чем провалиться в темноту — это резкий вдох капитана и его движение ко мне,
будто он хотел успеть подхватить...
Но я уже ничего не слышала.