Глава 1
"И завидев китов в небе хищную стаю,
Преклонись перед нею покорно".
Море по-прежнему шумит слишком громко. И каждый раз, когда я слышал его томный рокот, в голову лезли тягучие, бессмысленные и наполненные отчаянием вопросы.
Давно ли безмятежный свет счастья освещал мою душу? Не знаю, да и не хотелось бы мне отвечать на этот вопрос: слишком сложно и запутанно. Пришлось бы идти тернистыми путями, прокладывать себе дорогу к ответу через густые заросли моих мыслей, а в конце бы я так и не нашёл ответ. И от этого становилось только легче.
Нельзя вечно загружать себя тяжёлыми мыслями. Однажды они придавят тебя, превратят в плоский блин, который не может ничего поделать с собой. Весь свет мира погаснет, и перед глазами останется лишь полая тьма, в который ты будешь один.
Я был раздавлен собственной беспомощностью. Руки опустились после того, мне удалось освободить себя от оков прошлого, и уплыл туда, где смог бы прожить остаток своих скучных, но безопасных дней. На маяк, который был единственным источником света в этом мраке.
Утро выдалось туманным и создавалось ощущение лёгкости в груди. Воздух плыл гладко, за раз прочищал лёгкие от ставшего привычным сигаретного дыма. Мелкий дождь неприятно падал за воротник пальто и барабанил по железной крыше дома смотрителя маяка. Свет в доме горел, но лишь потому что я оставил там керосиновую лампу, которая спустя целую ночь догорала. Она служила хранителем от вечной тьмы, что окружала меня, стоило солнцу зайти за горизонт: темнело небо, бледнели алые разрезы, звёзды причудливо блестели в ночной вышине, изредка прячась за серыми стаями облаков. Море темнело и становилось чуть громче в гробовой тишине, ведь гул этого мира затихал одновременно с другим, более индустриальным, который был так далеко.
Я поднялся на вершину маяка и проверил линзы. Они в последнее время кривились и переставали фокусировать свет, отчего мне приходилось каждое утро проверять их и ставить на место в случае необходимости. Однажды я чуть не сломал одну из них, когда поскользнулся на мокром после дождя полу. Это был один из самых страшных моментов моей новой жизни.
Винтовая лестница напоминала мне о цикличности этой вселенной. Всё, что имело начало, имело конец и последствия. Ведь не может что-то быть без последствий, иначе бы мир наш был похож на вспышки звёзд в небе: вспыхнул и угас без следа. Лестница была почти такой же: она вела меня по кругу, но вверх, и были какие-то последствия. Я поправлял линзы, смотрел на город вдали и спускался вниз, возвращаясь к первоначальному состоянию. Это было странно, и каждый раз поднимаясь ввысь, ощущал себя маленьким Богом на грешной земле.
Из погреба я достал себе немного овощей и рыбу, которую я ел почти каждый раз, когда смог выбираться в море и ловить хоть немного еды. Я приготовил морепродукт в печи, а овощи мелко нарезал и сделал салат. Я кивнул себе, как бы поощеряя свою работу.
Завтрак прошёл почти в тишине: мирно стучали настенные часы, отбивая ход времени; трещала печь, выбрасывая из своих глубин странный рык тлеющих углей.
Спустя полчаса вышел на улицу. Подошёл к пирсу. Вдали сияло бескрайнее море, испещрённое несколькими островами и отвесными скалами, об которые оно билось, когда наступал сильный шторм. Эта стихия была воистину велика для меня. Огромные волны, с грохотом разбивающиеся о берег; серо-белая пена, шумящая громче всех самолётов в небе; шум тёмных вод, на которых изредка можно было увидеть отблески луны или солнца.
Вдруг вдали я увидел движение. Крохотная точка приближаясь ко мне, и уже спустя пару минут я увидел, как ко мне подплывал мой новый знакомый Константин. Он по дружбе привозил мне еду и письма, которые приходили в город. Лодка, на которой он бороздил просторы Балтийского моря, выглядела невзрачно: облезлые борта, покрывшиеся водорослями и ржавчиной рамы окон, грязный разодранный пол единственной палубы. На флагштоке вверху красовался флаг Пиллау – ближайшего ко мне города. На нём был герб: осётр в короне.
– Доброе утро, – приветливо помахал мне рукой Константин, выбираясь на пирс. Затем подошёл ближе и крепко пожал руку. Я криво улыбнулся в ответ.
– И вам, – ответил я. – Какие новости?
– Да как обычно, – отмахнулся тот. – Пусто, сыро, в городе военные ходят. Ничего интересного.
– В прошлый раз ты говорил, что солдат не было.
Он пожал плечами:
– Вздумалось им приехать. А мы что? Мы ничего и не делаем. Никакой угрозы от нас.
Мы шли вверх по склону, приближаясь к тонущему в тонкой хмари тумана маяку. Он ярко светил сквозь этот полупрозрачный заслон, и лучи его уходили далеко в море.
– Так, что-то случилось? – спросил я, опираясь на стену маяка. – Раз уж ты так рано приехал, то явно неспроста.
– Верно, – кивнул Константин. Он начал рыться в карманах своей рыбацкой куртки и спустя какое-то время извлёк из внутреннего кармана потрепанный, слегка пожелтевший конверт.
– Что это? – спросил я, недоумевающе глядя на него.
– Как что, письмо! – взмахнул руками тот. – Тебе прислали. Вроде из самой столицы.
Я взял конверт в правую ладонь и неуверенно покрутил, осматривая. Как ни странно, но адресом отправления был Берлин.
– Из Берлина... – задумчиво прошептал я. – Но где ты его взял?
Он горделиво улыбнулся:
– Его хотели уж выкинуть, но я как увидел твою фамилию, так тут же забрал. Вроде дата отправления не очень старая. Может, ещё не всё потеряно.
– Если бы так обо всём можно было сказать, – я бросил на него серьёзный взгляд и вскрыл конверт. Достал старый листок бумаги. На нём аккуратно были напечатаны буквы. Сначала я не понял, что за смысл был скрыт в них, словно я забыл свой родной язык на несколько секунд, а затем тут же вспомнил, и всё встало на свои места.
Я прочитал его:
"Дорогой Александр Петрович,
рады вам сообщить, что мы вас, наконец-то нашли! Если вы ещё не поняли, кто же автор этого письма, то мы – это Агнет и Ганс, ваши племянники и, как мне известно, ваши единственные родственники. С прискорбием сообщаем, что ваш брат скончался около пяти недель назад. Сожалеем, что не смогли сообщить об этом раньше, но, пожалуй, вы сможете всё разузнать, как только приедете к нам в Берлин по адресу Эрманштрассе, дом 15. Надеюсь, вы увидите эти строки как можно скорее, потому что мы надеялись собрать всех родственников вместе, но после долгих поисков поняли, что у нас остались только вы.
Ваши Агнет и Ганс.
Дата: 12.04.1941"
Я изумлённо поднял глаза на Константина.
– У меня, оказывается, есть родственники в Берлине.
Он сразу же повеселел:
– Так это же прекрасно! Хоть сейчас бросай эту дыру и езжай туда!
– Не могу, – ответил я. – Не могу, да и нельзя мне.
– Это почему же?
– На кого я оставлю его? – я хлопнул по фасаду маяк. – Кто ж следить за ним будет?
– Ты об этом не беспокойся. Надо будет – пригляжу. Что я, не человек что ли, не пойму?
Я улыбнулся:
– Это хорошо, конечно, но я пока не готов. Как только буду, так тут же уплыву в Берлин.
– Эх, сколько всего ты теряешь... – вздохнул Константин. – Не ценишь подарки судьбы.
Наступило неловкое молчание.
– Знаешь, Константин, – раздражённо начал я, – свои подарки судьбы я принял. Надеюсь, ты помнишь, что было дальше? Я тебе рассказывал об этом и...
– Хватит. Я помню. Прости.
Я кивнул.
– И всё же подумай об этом, – говорил он, словно был моей матерью. – Родственники в Берлине на деревьях не растут.
Он развернулся и пошёл обратно к лодке, привязанной к пирсу небольшим тросом. Мужчина переваливался, словно косолапый медведь, а лицо его краснело, стоило подняться до маяка. Щёки этого мужчины для меня были необъятно большими, а для него – обычным делом.
Я чувствовал злость на самого себя. Снова грубости от меня в адрес одного из немногих людей, которых я видел почти каждый день. Нельзя было портить с ним отношения – всё-таки от них зависела моя жизнь.
– Константин, – окликнул я его и подошёл поближе, смотря в его чуть красное лицо.
– Что? Поедешь всё-таки?
– Нет, просто... – я замялся, – не злись на меня, Бога ради. Не со зла же я всякое говорю.
– Да не беспокойся ты! – он рассмеялся. – Я понимаю, тебе время нужно, поэтому и не лезу больше.
– Ну, времени у меня предостаточно, – я пытался пошутить и не смог. Но Константин всё равно улыбнулся своей некрасивой улыбкой и засмеялся. Он смеялся так заразительно, так игриво, что хотелось самому взять и начать смеяться точно так же, словно бы это была лучшая шутка в моей жизни. Но я лишь стоял и глупо улыбался.
– Ну, ладно, – когда его маленький приступ прошёл, он стал чуть серьёзнее. – Поплыл я. Нужно ещё в Пиллау отвезти кучу всего. Тебе что-нибудь нужно?
Я немного поразмыслил. На это ушло где-то пару секунд.
– Разве что картофель.
– Заказ принят, – он взошёл на палубу своего маленького кораблика под названием "Ветер" и улыбнулся. – Жди через пару дней.
– Хорошо, – только и ответил я.
Взревел двигатель, расплескав слегка мутную воду по пирсу; судно отплыло от берега и, набрав скорость, устремилось вдаль, вдоль длинного ровного берега, огибая подводные скалы, то и дело подскакивая на волнах.
Я стоял и провожал его корабль. Через несколько минут от него оставалась лишь маленькая чёрная точка на горизонте, но и она скоро исчезла. Одиночество вновь накатило тяжёлой волной, и натянутая улыбка тут же превратилась в грустную гримасу, словно бы акварельные краски, которыми было нарисовано моё лицо, потекли и смазали мой чудный счастливый портрет. Ничего мне не помогло бы починить это, потому что не было на этом острове того, что могло бы принести мне счастье.
А желал я лишь тихой семейной жизни, и не важно, где. Мне было достаточно того, что со мной был бы любимый человек, который стал для меня целой вселенной, а я – для него. Отдать своё сердце... нет, оторвать его от себя мне было нужно больше всего на свете, потому что оно было наполнено чёрной жёлчью разочарования.
Но кто мог бы полюбить такого, как я, чьё имя можно искать лишь среди пустоты? Моя душа застыла в томном ожидании чуда, словно айсберг, и этот айсберг боялся раскола.
Я зашёл к себе в дом. Лёг на кровать. Заснул крепким отчаянным сном, надеясь забыть всю свою прошлую жизнь.
А потом пришли они.
Море качало лодку из стороны в сторону. Я чувствовал умиротворение и необычайное спокойствие. Перед глазами было лишь сверкающее синее небо и лазурная водная гладь, отражающая по-настоящему яркое, летнее солнце, о котором я так мечтал уже несколько месяцев. Но стоило мне подумать об этом, как тучи накрывали меня с головой. Но только не в этот раз.
Я открыл глаза и увидел перед собой стальную обшивку лодки. Всё тело ныло, и я попытался встать, но ничего толком не получилось – мои руки оказались связаны. Инстинкты взяли надо мной верх, и я начал дёргаться, пытаясь освободиться из этих ужасающих пут. Клаустрофобия, так нежданно проявившаяся во мне, давила с огромной силой, перемалывая мысли, превращая их в странную кашу.
Вдруг чьи-то сильные руки схватили меня и усадили на холодную стальную скамью.
– Не рыпайся ты, не умер, – на меня смотрел лысый мужчина с большими серыми глазами и кровью на щеке. В его взгляде я видел то ли ожидание чего-то, то ли любопытство.
– Что, чёрт возьми, здесь происходит?! – возмутился я, продолжая дёргаться на месте, но узлы, как назло, оказалась очень прочными. – Где я?!
– Тише ты, – сказал тот же мужчина басовитым голосом. – Везут нас, на лодке. Не знаем куда, не знаем зачем. Это всё, что мы можем тебе рассказать.
Я осмотрел кабину и понял, что мы сидели на нижней палубе: какие-то странные коробки, куски бечёвки и старые деревянные доски. На скамьях, помимо меня и того мужчины сидело ещё три человека. Все они выглядели уставшими, потрёпанными и немного злыми. В зрачках их я видел огонёк их праведного гнева, который мечтал однажды вырваться наружу. Это была для них лучшая тактика – ненавидеть молча – ведь любое проявлении агрессии, особенно в плену, могло повлечь за собой очень серьёзные последствия. Никто не хотел умирать.
– Кто нас похитил? – спросил я и посмотрел на того мужчину. Он посмотрел мне в глаза.
– А ты как сам думаешь? Солдаты, кто ж ещё-то?
Мы замолчали на несколько минут. Затем неожиданно тот продолжил диалог, словно разговаривал с самим собой в голове и решил перенести это в реальность:
– Как тебя звать-то?
– Александр, – буркнул я и опустил голову.
– А меня Алексей, – ответил он и отвернулся в сторону.
Внутри меня нарастало давление, и казалось, что я сейчас взорвусь и забрызгаю своими внутренностями стены и пол палубы, которые придут отмывать ни на что не годные солдаты. Я хотел встать и вздохнуть полной грудью, но понимал, что это невозможно. Запертые в стальной коробке с одним маленьким окном и единственной лампой под потолком, нам не оставалось ничего, кроме как сидеть и ждать у моря погоды. Мы пребывали в ожидании, словно нас хотели отвести на убой. Но, похоже, так оно и было.
Скоро нас похоронят.