Глава 17
Юля
«За все в жизни нужно платить!» - хорошее правило, только действовало оно почему-то лишь в отношении хорошего. За плохое никто особо не расплачивался. Складывалось впечатление, что байки про бумеранг были придуманы исключительно для того, чтобы пугать детей.
Сегодня правило оплаты сработало на мне качественно. Утром все было более-менее: между ног привычно ныла трудовая мозоль, в животе парил рой бабочек, в голове, как в старой доброй песне Добрынина, синий туман был похож на обман.
В общем - ничего особенного. Но вот стоило расстаться с Даней, доковылять до своей школы...
И кто придумал эти летние факультативы? Зачем вообще подписалась на эту подработку? Вчера я чуть не прибила Даню за то, что «отпросил» меня с курсов, а сегодня готова была умолять, чтобы «отпросил» еще и со второй работы.
И урока не прошло, как я стала разваливаться. Будто во время магнитной бури, начала болеть голова, а к окончанию второго занятия желудок принялся проситься наружу. Гадкое состояние. Уже и не помнила, когда последний раз было так хреново.
От запаха кофе меня чуть не вырвало на завуча. А от аромата мятной жевательной резинки физрука - сложило пополам прямо на площадке перед школой. Чудо, что никто не пострадал!
Домой я вернулась зеленой, словно подружка Шрэка. Во всяком случае, именно она отразилась в зеркале. Но лучше мне в родных стенах не стало. Наоборот! Желудок урчанием и бульканьем вопил, что с ним беда. А внутренний голос шептал: «Обними же унитаз, да поскорее».
Я и обняла. Раз, другой, третий. Как лучшего друга. Нежно, ласково, выкладываясь в него до глубины души и селезенки. Но тошнота все не отпускала, унитаз держал крепко рядом с собой. И от досады хотелось плакать.
Полная задница! И это в мои романтические две недели!
Впрочем, о романтике я, наверное, вспомнила зря. Только грустная мысль сформировалась в голове, дверной звонок разразился заливистой трелью.
Кое-кто опять проигнорировал домофон. Пер напролом, как домушник, и даже предупредить заранее о своем визите не соизволил.
- Привет. - Я отомкнула дверь, но цепочку снимать не стала. Зачем, если ненадолго?
- И тебе не хворать.
Даня нахмурил брови, окатил меня внимательным взглядом. И хмыкнул.
- Я страшная, и мне хреново. В курсе. Можешь не просвещать.
С трудом удержалась, чтобы не закрыть дверь.
- Не пойму, ты синяя или зеленая. Свет плохо падает. - Сочувствия я, конечно же, не дождалась.
- Полчаса назад была зеленой. Но женщина - существо непостоянное. Сам знаешь.
Будто подтверждая это, мой желудок снова попросился навстречу к белому другу.
- Может, доктора вызвать? - Даня сам просунул руку в проем и снял цепочку.
- Не нужно никакого доктора. Уже становится лучше.
- Так а что это? - он взял меня за подбородок. Внимательно рассматривая, повращал из стороны в сторону.
Вроде бы заботился, но от этих вращений поплохело настолько, что рот открывать было страшно. Школьный двор и шок физрука не забылись.
- А это могут быть симптомы... - Мой самоуверенный мужчина, который еще вчера крутил задом и показывал класс в стриптизе, вдруг растерялся.
- Токсикоза, ты имел в виду?
- Да.
У Дани, казалось, даже лицо побелело.
- Не знаю.
Я прижалась спиной к стене. Такая мысль приходила мне в голову, но до этой минуты я умудрялась гнать ее подальше. Зачем? Вчера у меня были рестораны, потрясающий стриптиз и сумасшедший секс. Уровень счастья пробил отметку «максимум».
Все как у нормальных людей и даже лучше. Токсикоз означал бы, что дело сделано. Финита ля комедия. Вместо горячего секса встречи с холодным керамическим другом. Вместо двух недель пшик. Вместо сердца - дырка... от бублика.
- Дань, рано еще о чем-то говорить. Может, вчерашнее переедание боком выходит. Может, мой пролетарский желудок не подружился с высокой французской кухней.
Пока один подданный ее величества не бухнулся тут у меня в позорный обморок, нужно было выдать хоть какие-то версии. Хотя бы для себя.
- Но со мной все хорошо, а пробовали ту дрянь мы вместе.
- Это, конечно, обидно. Но как способ диагностики так себе, - отмахнулась.
- А как-то можно помочь? - Даня, похоже, все же отжился. - Если не доктора, то лекарства какие-нибудь... Я могу что-то сделать?
- Можешь! Езжай домой. Эротические удовольствия мне временно противопоказаны.
- Нашла чем пугать.
- Стошнить может в любой момент. - Я сделала круглые глаза, как последнему двоечнику в классе.
- А если мы как при насморке? Кто с соплями, тот снизу. - Гад погладил меня по щеке. Сочувственно так, как умалишенную.
Попытка пошутить была неплохой. Если бы не полдня в туалете, я бы, возможно, даже улыбнулась. Старался родной мой, переживал! Только подступающая к горлу тошнота никуда не делась.
- Нет, Дань... - не в состоянии дольше разговаривать, я уверенно вытолкала его за дверь. - К тому же... Возможно, оно и не актуально уже.
Последняя реплика слетела с губ сама. Сорвалась, как необъезженная кобылка в широкое поле, и принялась галопом носиться по голове. Судя по стеклянному взгляду, не только у меня.
- Юль, постой!
Даня попытался сунуть ногу в дверной проем. Ни мои слова, ни жуткий вид, похоже, не убедили. Но секундное замешательство дало мне фору.
- Я позвоню, когда станет лучше, - захлопнула-таки дверь перед его носом и сразу же повернула ключ в замке. - Позвоню! - повторила для особо понятливых и, пока меня не размазало в сопли на грязном коврике под дверью, потянулась к сегодняшнему холодному белому товарищу.
Шаг. Второй. Третий... Поворот...
В мыслях было только одно: «Не думать!»
Тело тоже требовало лишь одного: «Блевать!»
Никогда бы не поверила, что тошнота производит такой психотерапевтический эффект, но одно другому помогало. Как клин клином.
Выворачиваясь желчью над унитазом, я способна была думать лишь о салфетках.
Впихивая в себя воду, молилась, чтобы она не вытекла тем же путем, каким и вошла.
Больше ни о чем. Ни о возможном ребенке под сердцем. Ни о том, что не надышалась своим Данькой.
Еще часик... Или полтора.
Пока на улице окончательно не стало темно.
А потом...
Нет, добавить к зеленому цвету лица еще и опухшие от слез глаза я так и не успела.
В дверь снова позвонили, и громкий Данин крик: «Я лекарства принес. Открывай давай!» - теперь уже мне не оставил ни одного шанса.
Даня
Уж не знаю, сколько должно было пройти времени, чтобы Юля начала мне доверять, но пока дела с доверием шли плохо. Секс не работал от слова «совсем». После ресторанов Юлю лишь тошнило. А задницей, как оказалось, я вообще тряс зря. Размялся, да и только.
Придушить ее за это хотелось. Немножко. До легкой асфиксии. Но кто ж душит дурных баб, особенно если они могут оказаться в положении?
При мысли о положении моя морда, казалось, вся разъехалась вширь. Губы чуть не треснули от улыбки.
И как я сам не допетрил заделать ей ребенка еще в прошлый визит? Ну, подумаешь, замужем! Подумаешь, детей в коридоре не делают! Моя женщина, что хочу, то и делаю! В коридоре, на улице, в машине - пофиг где, лишь бы с ней.
Нормально так меня озарило! Приложило, как веслом по голове. И на душе сразу стало хорошо, легко, спокойно... что я чуть не скупил половину аптеки и продуктового магазина рядом с Юлиным домом.
Вот только дуреха моя не ждала. Зеленела себе и дальше, как осина в апреле.
Дверь чуть с плеча выносить не пришлось. Тянула резину до последнего. А когда открыла, вид такой удивленный был, словно к ней Пантелеймон Целитель пожаловал, не меньше.
- Я, конечно, понимаю, что с унитазом мне не тягаться, но, может, попробуем полечиться? - сам отстранил от двери и закрыл на ключ, пока хозяйка крепости снова не попыталась меня выпереть.
- Дань, но я...
- Помню. Временно неебабельна.
Наверное, нужно было выразиться как-то иначе. Девочка все-таки! Но пара минут под дверью дипломатии не способствовали. Снова меня вернули в статус мужиков, годных лишь для осеменения. Пробирка ходячая, а не человек.
- И развлечь мне тебя нечем. - Хамелиониха моя сменила цвет с зеленого на розовый.
Совсем не соображала. И баулы в руках ни о чем не говорили. Неизлечимая.
- Как это нечем? - Я протянул один из пакетов, тот, что поменьше, из аптеки. - В больничку будем играть. Чур, я доктор.
- Доктор-стриптизер? - На пухлых губах мелькнуло что-то похожее на улыбку.
- Зарплата у отечественных докторов маленькая, так что... Как говорится, жизнь заставит, еще не так раскорячишься.
- Да, почти как у учителей.
Словно мешочек с подарками от Санты, Юля раскрыла пакет. Стала медленно перебирать коробочки, иногда о чем-то хихикая себе под нос, иногда разглядывая очередную находку настолько внимательно, будто это эликсир бессмертия.
В общем, была занята и молчала.
Такая она меня вполне устраивала. Для начала. Никто не лез с любопытным носом в другой пакет, не спрашивал: «Зачем ты это купил?», не ныл «Я такое не ем!» и не возмущался, что в холодильнике вдруг не осталось ни одной свободной полки.
Почти идеальная женщина. Тихая, покорная, с непонятным цветом лица, но последнее было поправимо.
***
Пихать в Юльку лекарства оказалось гораздо сложнее, чем заталкивать член. На него она прыгала сама. Без боя и с большим энтузиазмом. С порошками и гелями дело обстояло хуже.
Не убеждали никакие заверения фармацевта из местной аптеки, а их я запомнил хорошо и повторял, как долбаный какаду. Не помогали никакие волшебные слова вроде «пожалуйста» и «солнышко». Не мотивировали шлепки по попе и поцелуи в лоб.
С полчаса мы бодались, как два барана, чтобы она впихнула в себе хотя бы Энтеросгель. И еще полчаса я выслушивал причитания о том, какая это гадость.
Причитала Юля не сильно правдоподобно. В искусстве нытья она не дотягивала даже до трехлетнего сына Басманского. Но держать ее на коленях и слушать это щебетание было забавно.
«Дань, я бы справилась и так, правда».
«Меня почти отпустило как раз перед твоим приходом».
«Он противный такой. Как силикатный клей. Нет, не спрашивай, откуда я знаю про клей!»
Словно не Юля это была, не роскошная длинноногая училка, от которой мой член уже неделю стоял по стойке смирно, а какая-то другая женщина.
Даже не женщина, а девочка. Молодая, смешная, неопытная и такая до боли знакомая... Коза с Дачного.
Так бы держал ее и держал. Пока не вырастет. И никаких больше армий, Лондонов и мужей. Только она и я. Ну, может, еще третий и четвертый - наши.
- Что ты сказал? - Юля пихнула меня в плечо, и я понял, что последнюю фразу произнес вслух.
- Что воняешь ты, душа моя, как трехсотлетняя черепаха Тортилла. - Прямо с Юлей на руках я поднялся с дивана. - Пойдем-ка в ванную. Топить котеночка.
Она будто вмиг поумнела, обхватила меня за шею. Прижала голову к груди.
- А про «третьего и четвертого» расскажешь подробнее? - зыркнула снизу вверх с таким огнем в глазах, что я чуть не вписался в косяк.
- Вот в ванной и обсудим. Все равно трахать тебя нельзя, а заняться чем-то надо. - Важно внес свою ношу и сам лично начал раздевать. Впервые без спешки.
***
Раньше я не понимал, какое может быть удовольствие в горячей ванне. Мокро, бесполезно и скучно. Но теперь стало ясно - я неправильно ее принимал. Нужно как сейчас - не джакузи два на два, а старая советская ванна. Не встроенная стереосистема с коллекцией любимых треков, а шумный вентилятор под потолком. Не пузырьки, а разомлевшая красотка в костюме Евы.
Наверное, женщины попадались неправильные. Без ванн и вентиляторов. Ну и еще кто-то один был дебилом.
- Возвращаться и правда было необязательно, - когда вода уже начала остывать, Юля затылком потерлась о мою грудь и заговорила. Впервые за полчаса райской тишины.
Я аж зевнул.
- Наша песня хороша. Начинай сначала.
- Я так старалась отделаться от тебя. Думала, получилось.
Послышался второй зевок. На этот раз не мой.
- А я думал, что тебе тут волосы надо над унитазом подержать, свежий запас салфеток подготовить.
- И ты бы держал? - Юлька обернулась назад и удивленно покосилась на меня. - Волосы, пока я... тогось.
- Была у меня когда-то эротическая мечта - держать тебя за хвост, когда трахаю. Ух, сколько ночей она меня изводила!
- Милохин! - Острый локоток заехал мне под ребра.
- Но раз хвоста нет, так хоть так.
Я перехватил девчонку поудобнее, чтобы не брыкалась и не толкалась. И одну руку положил на грудь. Идеально!
- Эти твои мечты... - Чуть повернувшись, она поцеловала меня в плечо. Невинно, но кое-кому внизу хватило, чтобы приподняться.
- Тебе не нравятся? - В ответ я немного помял любимые окружности.
В пене грудь смотрелась убийственно хорошо. Хоть фотографируй и заказывай себе такой антистресс - два сладких холма с острыми пиками, приятная ложбинка, которую в случае необходимости можно было использовать для дела, и пенный коврик. Мужская мечта.
- дань, мне с тобой столько всего нравится... - Юля провела ладонью по краю ванны и безвольно уронила ее в пену. - Страшно становится.
- Мм... Дай угадаю! Страшно, что я заделаю тебе ребенка, а потом улечу домой. Так?
- Как Карлсон. - Дуреха моя застыла. Казалось, даже дышать перестала.
- Черт, а я думал, что выгляжу лучше, чем он. - Мои пальцы сместились чуть выше. Размяли затекшие женские плечи. Прошлись по рукам. И как самолет на базу - снова вернулись на грудь.
Что и следовало доказать - сиськи у нее лучше, чем содержимое черепушки.
- Ты на комплимент напрашиваешься? - вырвалось у Юли со стоном.
- Я бы сказал, на что, но обещал сегодня быть паинькой. - Прижался затылком к холодной плитке за спиной. Не остужала совсем, а надо было. - Знал бы, что сидеть с тобой рядом не так просто, как кажется...
- Я правда не в форме, - Юлька снова попыталась обернуться, но я удержал.
- Кто говорит о сексе? Отшлепать я тебя хочу. Как Сидорову козу. Чтобы задница горела и мысли на место вставали.
- А если без рукоприкладства?
- Боюсь, другие способы я уже испробовал, но ты все равно видишь лишь то, что хочешь.
- А можно видеть что-то еще?
Я уставился на встроенный в подвесной потолок светильник. Простой, как грабли, кругляш. Ни тебе кованых узоров, ни хромированной стали. Стоил, наверное, тоже копейки, а света хватало на всю ванную комнату. Вот бы так и со словами - сказать, и все ясно, все по своим местам.
- Юль, ты серьезно думаешь, что я бы бросил тебя и своего ребенка? На самом деле в это веришь?
- Это была моя идея. - Она села. Обхватила руками колени, словно внезапно замерзла. - Мне она до сих пор кажется хорошей. Ни о чем не жалею.
- А вот я жалею. - Чуть не выплеснув половину содержимого ванны, я тоже сел. Грудью к спине. Кожей к коже. Невозможно было находиться рядом и не чувствовать ее. Ломало сразу. - Жалею, что не увез тебя в прошлый раз. Злюсь, что не забрал в самый первый.
- В тот раз тебе было нельзя. Мне рассказали про облаву и ваши с Басманским проблемы. - Юля, как обычно, словно не услышала главного. - Ты ведь из-за них за двенадцать лет лишь раз прилетал?
- Да. А еще из-за того, что был идиотом.
- Тогда... дважды идиотом, - прошептала она едва слышно. - Я развелась через месяц после той нашей встречи на лестнице.
Я закрыл глаза, зарылся носом в волосы. Медленно вдохнул.
- Из-за меня?
Приложило. Круче убойной дозы алкоголя или лопаты по голове. «Развелась», «через месяц» после двух минут наедине.
И кто тут размышлял про бабскую дурость? Я ведь мог почувствовать! Не разозлиться тогда, не сыграть в благородного хера, который не трогает чужое. А припереться к ней снова. Посмотреть в глаза и понять... все понять! На целых шесть лет раньше. На шесть адовых лет раньше!
- Из-за себя, - опять заговорила Юля. - До тебя казалось, что у нас все хорошо. Крепкий брак, много общего. А потом... Как в сказке про поросят, которые домики себе строили из соломы, веток и кирпича. У нас с Вовкой как раз все из соломы и соплей было. С виду ничего, а дунь - развалится.
- Но дунул именно я.
Прижал ее к груди покрепче.
- Не вини себя.
- Угу...
- У меня жуткий период был... Как пелена с глаз спала. Все планы, все мечты рухнули. Можно было за тобой рвануть, но я такая разбитая оказалась. - Она брызнула водой на лицо. - Развалина в двадцать пять. Не узнавала себя. Что надо, не знала. Выплывала как могла.
- Юлька моя, родная.
Невозможно было держаться дольше. Просто обнимать ее, чувствовать нутром, как хреново, и ничего не делать.
Бессилие на части рвало. Требовало развернуть, в глаза сказать, что был дебилом, - знал ведь, какая она. Как облупленную знал. А потом зацеловать и стереть из памяти все плохое.
Гудвин, бляха муха! Питерская версия.
- Дань, я так устала тебя ждать каждые шесть лет.
Юля сама откинула голову мне на плечо. Прижалась щекой к щеке, и я кожей почувствовал капли. Теплые. Гораздо теплее, чем остывшая вода под нами.
- Я знаю, - прохрипел, как больной ангиной.
- А еще... Если не сделаешь ребенка сейчас, я затребую тебя в свое полное распоряжение. Вот приеду к твоей королеве и попрошу отдать! Она женщина. Поймет.
- Я сам сдамся.
Все же не выдержал. Развернул ее. Снова откинулся на спину, распластав на себе эту сумасшедшую, и губами принялся стирать слезы.
Без рук. Без того, что ныло внизу и буравило Юлин живот. Целомудренно, как последний импотент. И дурея от того, какая она потрясающая. Охренительная в своей честности. Только моя. Собственная. Всегда.