8.
Внезапно стало тихо. Едва слышно шелестел ветер, одиноко гуляющий посреди развалин Парижа. С немой, безумной надеждой смотрели на своего врага два героя без города...
– Что ты делаешь?.. – прошипел Боль. Он не был зол. Но презрение сочилось из каждого его слова.
Хищная Моль лишь сощурил глаза. Объяснить произошедшее он не мог, но...
– Довольно, – сухо оборвал он. – Хватит.
И перевел взгляд на детей. Девчонка еле держится на ногах, даже не встала еще с земли, мальчишка, едва стоя, держится рядом и обнимает ее за плечи, даже сейчас пытаясь защитить... И они смотрят. Затравленными взглядами, с надеждой, с мольбой...
И в то же время с решимостью, твердостью и вызовом...
Хотя сами еще совсем дети...
Хватит с них.
Он еще заберет талисманы, но не сегодня. Не сейчас...
– Тебе их... жалко? – Боль внезапно улыбается, прикрывает глаза. – Человеческие чувства должны быть чужды тем, кто идет до победы... Ты не идешь... Ты мне больше не нужен...
– Я твой создатель. И это ты больше не нужен. Я отзываю свою акуму.
Ответом ему был смех. Дикий, безумный... Лишающий надежды.
– Ты разве забыл? – тихо спрашивает Боль. – Я не человек... Я и есть твои акумы... Как и ты!
Ночь сомкнулась вокруг них в этот момент. Тьма сгустилась, и ее смертельные объятия сжали в своих тисках очередную жертву, ушедшую в бездну пропавших душ. Мрак охватил все вокруг, и посреди этой дьявольской черноты, ярким, чистым, пламенным светом засияли бабочки. Тысячи, тысячи белых бабочек. Они взрывали куда-то в небо и растворялись среди темноты белесой пылью.
Хищная Моль создал существо,подобное себе.
И поплатился за это.
С перекошенными от ужаса лицами дети смотрели на то, как Боль набросился на своего создателя. Рывок – и акума рукой пробивает его насквозь. Крови нет, лишь вверх летят тысячи белоснежных бабочек, на которые распадается тело бывшего врага...
И улыбается Боль. Безумно, дико, удовлетворенно.
Счастливо.
Для него это счастье.
Для героев, оставшихся без последней надежды – конец...
Хищная Моль исчезает, растворившись во мраке созданной им же тьмы, и безумная улыбка Боли обращается к детям.
– Покончим с этим, маленькие мои, – смеется он.
И липкий, тягучий страх вновь охватывает их сердца...
Им надо принять бой.
Надо сражаться.
Надо убить.
Казалось, все человечное исчезло из этого мира, погрузившегося в вечный сон. Две тонкие фигуры, шатаясь, встали.
Они вновь вдвоем. Бок о бок.
Осталось немного.
***
А время, как песок сквозь пальцы, неминуемо убывает. Конец мчится вперед так стремительно, что тратить время на слова уже не имеет смысла.
Когда они успели смириться?
Маленькие, веселые дети. Любящие родителей и вкусно поесть. Играющие с друзьями, влюбляющиеся, мечтающие...
Они словно зачерствели. Стали твердыми. Острыми. Как камни в море, только наоборот.
Их души сломаны. И сами они тоже.
И нет больше в мире света, способного вернуть им их прежние улыбки...
Он еще не знает, что у нее осталось меньше минуты.
Они просто вновь соединяют ладони и бросают друг на друга короткие, еле уловимые взгляды. Но сила этих взглядов способна превысить любую, любую другую.
Даже силу Боли.
Их двое. Их осталось двое. Двое на одного. Двое против всего мира.
И если поодиночке страх сломал бы их, то вместе они куда сильнее.
Это даже не сила любви, как любят писать в красивых детских книжках, нет.
Это нечто намного большее.
Рывок вперед – и все то, чему они так старательно учились, спасая свой город, выходит наружу. Будь это фильм, сейчас бы обязательно заиграла мотивирующая музыка, и все пошло бы так, как надо.
Но это реальность. Здесь нет музыки, здесь нет «так, как надо».
Здесь есть ошибки, провалы. Падения, ранения. Крики, кровь.
Но нет той простоты, которую так наивно внушают доверчивым детям фильмы, что выдают себя за тяжелые картины. Вранье. Ложь. Бред.
Реальность – вот что действительно тяжело. Пусть иные не видят, иные не понимают... Да только жизнь со смехом ставит тебя на место, когда ты начинаешь верить в легкие концы.
Они верили.
До последнего.
И даже когда Боль начал отступать со странной улыбкой, обещающей нечто ужасное, они верили в то, что счастливый конец уже не за горами.
В этой битве не было пафоса, не было красивых сцен.
Только простое, выматывающее, выжимающее все силы сражение.
Да... Такую сцену не включили бы в кино. Слишком просто. Слишком равнодушно.
И того, что каждая эмоция физическим шлейфом окружает эту войну, не заметил бы никто.
Но они сражались не ради этого. Лишь ради счастливого конца.
Хотя с каждой секундой, в течение которых падали силы одной маленькой квами, одни синие глаза становились все отчаяннее и растеряннее.
Осталось немного.
Надо всего лишь выложить все свои силы. А дальше... Будь что будет...
И в их последний рывок они вложили все свои оставшиеся силы. Раны начали полыхать, мышцы сжались, ноги стали ватными...
А они все равно бежали, били и нападали.
До последнего.
До конца.
А Боль улыбался...
Когда начал отступать – улыбался.
Когда получил первое ранение – его разбирал смех.
Он даже не нападал. Не успевал. Но смеялся.
Даже когда очередной удар повалил его на землю, и перед лицом появилось светящееся ненавистью лицо той девчонки.
Ему было смешно.
А вот когда она, уже было замахнувшись, вдруг отступила, сжав трясущиеся руки в моментально побелевшие кулаки – вот тогда стало... скучно?
Да, скучно...
Неужели он в них ошибся? Эти дети еще могут отступить?!
На плечо девушки легла широкая ладонь.
– Я сделаю, – тихо сказал парень.
И больше ничего: взгляды говорили за них.
Она отошла чуть дальше, но даже не подумала дать слабину и отвернуться. А он что-то пробормотал, а затем протянул к лицу акумы ладонь, погруженную в тысячи черных точек.
Красиво...
И уже растворяясь в миллионе черных бабочек, Боль внезапно хрипло рассмеялся.
– Это конец, – дрогнувшим голосом хрипло сказал парень.
– Да, – еле уловимо усмехнулась акума, – но это Пиррова победа, малыш... Потому что теперь уже поздно...
Бабочки взмыли в небо, унося за собой этот тихий шипящий голос...
Вот и все.
Это...конец?
Они победили?
В душе нет ни радости, ни спокойствия.
Там вообще ничего нет. Лишь черная, смертельная пустота.
У нее – двадцать две секунды.
У него – вечность посреди выжженной пустыни.
Но они просто стоят и смотрят друг на друга, будучи не в силах даже обняться. Даже сдвинуться с места.
– Все кончено... – он говорит это растеряно, непонимающе... Слишком... легко? далась им победа... Слишком просто. Так не бывает...
– Давай... вернем все назад? – его голос отражается от могильных плит кладбища, бывшего городом, и глухим, пустым эхом возвращается назад. Она смотрит на него виновато. А затем вдруг улыбается, старательно пряча предательские соленые бусины в уголках глаз.
– Прости...
Порыв ветра – единственного,кто остался в живых, уносит растрепанные, спутавшиеся синие волосы в сторону, являя миру почти пустую сережку.
Являя миру последний козырь Боли.
Пиррову победу...
– Нет... – он стремительно разворачивается и с отчаянием смотрит на пепелище – все, что осталось от его города. – Как же... как же... так?..
«Мы справимся со всем. Вместе...»
Она виновато опускает взгляд. Это из-за нее. Из-за нее теперь всему конец...
Ничего не вернуть. И его семью тоже.
«Будет новый день, Нуар...»
– Папа... – его голос дрожит. – Нет, нет! Мы... что-нибудь придумаем, точно!!! Все будет хорошо, мы все исправим!!! Вместе, моя леди, правда?! – а на щеках уже появились первые мокрые дорожки. Он говорит, что верит.
«И взойдет новое солнце...»
Но надежды больше нет.
Они и правда... остались вдвоем?
Он делает шаг и падает на землю, тут же со стоном хватаясь за свою ногу. А она стоит. Как неприкаянная.
Как будто это все – ее вина.
Хотя почему, «как будто»?
Так и есть...
«А мы к этому времени уже будем стоять в окружении тысяч белых бабочек,оставив поверженных врагов далеко позади...»
Она виновата...
И она все исправит.
Решение, пришедшее в голову, заставляет ее улыбнуться уже шире.
– Правда, – тепло отвечает она. – Все будет хорошо. Обещаю.
Последняя черная точка сереет, и девушка, собирая остатки силы в кулак, просит об одном: успеть.
А дальше... не важно...
Она делает шаг. Затем еще один... А затем поворачивается назад и смотрит на него.
И что-то страшное в ее взгляде заставляет его все понять...
– ЛЕДИБАГ, НЕТ!!!
– Талисман удачи!
Свет вокруг даже не розовый, он блекло-серый. Слабые волны взметаются ввысь, потрепанное, сломанное йо-йо испускает слабый, еле заметный свет... что формируется в единый комочек, из которого вниз падает что-то очень, очень маленькое.
– Надо же, как кстати, – смеется девушка, демонстрируя парню статуэтку Эйфелевой башни, на вершине которой, взявшись за руки, стоят крохотные Ледибаг и Кот Нуар. Затем смех стихает. Она смотрит прямо в зеленые глаза, наполненные диким ужасом. Ужасом, парализующим настолько, что лишающим возможности даже сдвинуться с места. Даже сказать что-нибудь. Хоть что-нибудь...
– Знаешь... – она задумчиво взвешивает статуэтку в руках, – живи дальше, Нуар! Найди себе хорошую девушку, которая станет замечательной женой. Пусть она будет доброй и веселой. И очень красивой! – она улыбается, а глаза вновь застилает мутная пленка. – И пусть у вас будет красивый дом и много детишек! А одну из дочек обязательно назови Маринетт!
– Нет... – он даже не может нормально заговорить: ужас сковывает, запирает, отнимает последний шанс все исправить. Он просто ничего не может сделать!!!
– И пусть ты будешь счастлив! – она все же всхлипывает, все еще стараясь удержать на губах эту глупую улыбку. – Обязательно будешь, иначе в нашей следующей жизни тебе вновь придется тщетно за мной бегать! А я... а я вновь и вновь буду тебя отвергать! Так что, смотри мне! Ни за что не грусти! Мы же победили!!! Мы победили, котенок! Вместе!
И она весело подмигивает ему в лучшем духе Кота Нуара.
Такое родное «Чудесная Ледибаг» теряется в его диком крике. Он срывается с места, но успевает лишь увидеть теплую, нежную улыбку и услышать тихое «Мы еще встретимся!»...
«Мы все исправим, обещаю. А потом, если захочешь, сможем прийти сюда и повторить происходящее. Только без акум. Без Хищной Моли.Только мы с тобой, вдвоем. Согласен?..»
Статуэтка летит вверх, обещая новый день, новую жизнь, встречается с лучами восходящего солнца...
А она падает вниз, ловя первые отблески нового дня уже пустыми остекленевшими глазами.
«Все будет хорошо, котенок!»
А дальше все поглощает привычный красный свет...
***
Гудят новостные каналы, снуют туда-сюда сотни репортеров: все уже наслышаны о том, что весь Париж ненадолго вообще исчез. Некоторые уже лезут в прямой эфир с сообщениями об инопланетянах и внеземных цивилизациях, некоторые предпочитают отсиживаться дома. Кто-то побежал проверять родственников, кто-то оккупировал телефонные автоматы. Большинство звонков, конечно, получает мэр города. Он уже сбился с ног в тщетных попытках успокоить перепуганных горожан. Если быть честным, ему и своих проблем хватает по горло. Одна дочь чего стоит. Нет бы, помочь с жителями, так она дозвонилась какой-то девчонке-блогерше, и они вместе убежали разыскивать Ледибаг. Идея неплохая, конечно, но все же..
Жизнь кипит. Активизировались магазины и рестораны, поликлиники и больницы пачками принимают особо мнительных пациентов, полиция уже поехала выяснять, кто там что у кого под шумок украл, музыкальные залы развлекают народ вовсю: все напуганы. Всем хочется веселья.
И город веселится. Сияет тысячей огней, радуется, шумит, гремит...
А на крыше тихо.
Там уже нет битвы, уже не слышны боевые возгласы, там даже нет больше героев... Только парень, девушка и два маленьких летающих огонька...
И гнетущая, тяжелая тишина...
– Адриан, ты уверен? – наконец нарушает ее маленький черный котенок.
– Да, – отвечающий ему голос хриплый, сдавленный, словно металлический. Явно сорванный не одним страшным криком.
Не одной дикой, безумной мольбой, не одним ором осознания, не одним хрипом боли...
Парень медленно снимает со своего пальца кольцо и надевает девушке. А затем, вдруг сорвавшись, уже в который раз за это время поднимает ее и прижимает к себе.
– Прости, – тихо шепчет он, – но нашу будущую дочку я твоим именем не назову.
Квами испуганно переглядываются.
– Камни чудес ведь могут все, да? – дрожащим голосом спрашивает парень и, уже в который раз дождавшись кивка, наконец собирается с духом.
– Тогда я хочу, чтобы ты вернулась ко мне, Маринетт...
Долгое время ничего не происходит, и парень, лицо которого с каждой секундой становится все страшнее, вновь изо всех сил прижимает девушку к себе, а затем с вызовом смотрит в небо, уже даже не пытаясь стереть льющиеся рекой слезы.
Он помнит.
Помнит, что она сказала их врагам тогда. Когда он думал, что уже погиб. Она тогда бросила вызов самой судьбе. И спасла его. И победила.
И он сейчас сделает то же самое.
– Ничего еще не кончено. Слышишь, небо?!
НИЧЕГО ЕЩЕ НЕ КОНЧЕНО.
Лучи солнца падают на крышу, обнимая двух героев.
Сережки и кольцо начинают гореть слабым теплым светом...