Верь мне

- Юль... - выдыхает Милохин как-то рвано.

А у меня тут же все внутренние системы сбиваются. Сердце, срываясь с ремней безопасности, толкается в горло и, заставляя меня задыхаться, вместе с забродившей Кровью посылает по телу трескучую дрожь.

Как бы не свалиться от переизбытка эмоций в
Обморок...

- Дань... - шепчу чересчур взволнованно.

Спешно прочищаю горло, когда он наклоняется ближе.

- Выключи, пожалуйста, фонарик. Я сейчас свечи зажгу, - звучит неоднозначно. Но что еще предложить? Чересчур яркий свет пугает Абрикоса. Не сидеть же нам теперь в темноте. - Дашь свою зажигалку?.. Чтобы я сейчас не искала в потемках на кухне... - голос снова и снова срывается.

А череда следующих за этим шелестом вздохов беспощадно выдает запредельный уровень моего волнения. Я не способна его скрыть.

Милохин выключает фонарик. И пару секунд спустя, поднимая мою руку, вкладывает мне в ладонь зажигалку.

- Держи, - сопровождает действия словом, будто сомневается в том, что не уроню, едва он отпустит.
я игнорирую новые разряды тока, которые расходятся между нами, едва случается мимолетный контакт кожи с кожей. Быстро отнимаю руку и сбегаю в маленькую гостиную, на комоде в которой и хранится целая батарея крупных ароматизированных
свечей.

Поджигаю их я редко, но мне нравится, как они здесь смотрятся, добавляя скромному интерьеру моего жилища тепла и уюта.

- Проходи, - приглашаю несколько запоздало.

Ho...

Даня и не ждет. Мгновение спустя понимаю, что он уже за моей спиной. Зажигалка едва не выпадает у меня из рук, так сильно я на нервах вздрагиваю. Часть свечей так и остается неподожженными. В попытке ускользнуть, отхожу к окну. Но, увы, Милохина это не останавливает. Ощутив его ладони у себя на плечах, боюсь пошевелиться.

Он же...

Прижимается полностью. Выбивая из меня сдавленный
полувздох-полустон, перехватывает одной рукой поверх груди, а второй - поперек живота и буквально вдавливает меня в свое каменное тело.

Мокрая одежда не снижает исходящего от
Дани жара и не умаляет моих сумасшедших ощущений. Меня за миг начинает лихорадить.

- Зачем ты?.. - выталкиваю задушено.

- Не могу иначе... - выдыхает он тяжело. -
Позволь хоть так... Ненадолго моя... Моя...

В этот момент из моего горла вырывается натуральное
всхлипывание.

Поздно прикусываю губы и прекращаю дышать. Только как бы с собой ни сражалась, за ребрами такие судорожные процессы происходят, что грудная клетка дергается. И Даня это чувствует. Не может не чувствовать эти резкие движения.

В отражении оконного стекла вижу, как он морщится и кривит губы, словно и ему так же больно, хоть и проживает эту бурю молча, лишь качая головой.

- Прости... - хрипит он нереально скрипучим, будто бы заржавевшим глубинным голосом.

Я затыкаю себе рот ладонью и тихо скулю в нее. Даня же переводит дыхание и, прикрывая глаза, прижимается лицом к моим волосам.

Позволяю себе сделать то же - опустить веки и застыть в этом мгновении.

Вдохи на полный объем легких совершаем на пару. Так же синхронно выдаем неторопливые выдохи.

Шкала шторма несколько выравнивается. Замираем уже спокойнее.

Даня окутывает меня своими запахом, теплом, силой и какой-то необъяснимой стойкостью. Я тону в нем, но не захлебываюсь. На миг ловлю всепоглощающее умиротворение.

- Все получат по заслугам. Я разрушу эту чертову систему, - заверяет Даня таким жестким тоном, что у меня мурашки проступают. Но в разы больше их становится, когда он, смягчая тон, шепчет: - Верь мне.

Почему-то именно эта просьба звучит как оглушающий выстрел. Мы вместе дергаемся - оба испытываем удивление. Расходимся и в растерянности смотрим друг другу в глаза.

Понимаю, что он из-за того, что посмел просить, ошарашен не меньше меня, а потому не комментирую. Игнорирую полностью, несмотря на то, что западает в душу.

- Ты совсем другим стал, - не могу не заметить снова. - И раньше был чересчур серьезным. Но сейчас вообще... Меня от тебя знобит, - признаюсь, не в силах удерживать в себе.

- Почему? - тихо отзывается Даня.

- Ты смотришь... И нас будто тьмой окутывает.

- Ты же говорила, что не боишься.

- А я и не боюсь... Это другое.

Замолкая, не разрываем зрительного контакта.
Выдерживаем долгий напряженный отрезок времени, прежде чем я одергиваю себя и опускаю взгляд.

- Можешь снять мокрую одежду, - предлагаю сдавленно. - Я дам сухие вещи, чтобы ты не ехал в сыром.

Не дожидаясь реакции, иду обратно к комоду, чтобы вытащить из нижнего ящика оставленные
Левским удлиненные трикотажные шорты и такую же простую футболку.

- Чей шмот? - высекает Милохин глухо, но ощутимо резко, едва протягиваю ему вещи.

- Есть разница? - выпаливаю я раздраженно.

- Для меня, блядь, есть.

- Ты будто ревнуешь! - заявляя это, собираюсь напомнить, что прав на это у него нет.

Да только не успеваю.

- Мать твою, Юль... Конечно, ревную, - выдыхает Даня зло и вместе с тем откровенно уязвимо. - Конечно, ревную, блядь! Я ведь мечтал, чтобы ты была только моей.

Хочется наплевать на все и, бросившись к нему в объятия, заверить дурака, что так и есть.

Но...

Хоть меня и задевают его эмоции так сильно, внешне остаюсь хладнокровной.

- Я тоже много о чем мечтала, Дань... Увы, ни черта в этой жизни не сбывается до конца.

Он со вздохом выдергивает у меня вещи.

Отбросив футболку, встряхивает шорты и, разглядывая их, хмурится.

- Не похоже, чтобы твой старик такое носил...
Кельвин, блядь!

- Ох, Боже... Да ты дурак просто! - вырывается у меня. - Это Левский оставил, когда гостил у меня с Алей, ясно?!

- Ясно! - парирует так же громко.

И почему-то, черт возьми, улыбается.

Я прикусываю губу и, качнувшись, увожу взгляд в сторону.