1.2 - Даже кабан через семь поколений становится свиньей
Подобострастно кланяясь и одновременно высокомерно улыбаясь, судья Войны Двенадцати произнес:
– Вы все воины мирового класса, цепкие и стойкие. Желаю вам обрести искомую победу.
И Дудекапл растворился в воздухе, как будто бы его и не было. И почти сразу же в мысли Кабана вторгся другой воин, вскинувший руку вверх:
– Минуточку внимания!
Обезьяна. Она практически застала всех врасплох своим первым движением, и ее широкая благодушная улыбка была до того неуместной, что атмосфера после ухода Дудекапла стала казаться ещё более гнетущей.
– У меня есть предложение, – продолжала Обезьяна. – По правилам Войны Двенадцати, никому из нас не нужно умирать, пока мы вместе. Можете поднять руки, чтобы я посчитала всех, кто согласен скооперироваться?
Настолько нелепый план слышать от Обезьяны было чудно́. Кабан с лёгкостью могла прочитать ее, как открытую книгу. «Ну конечно, как великодушно. Разумеется, она замышляет устроить что-то вроде сговора, в котором единогласно выбранный победитель использует свое желание, чтобы воскресить остальных. Да ещё и подаёт это как гениальную идею! Как будто кто-нибудь бы захотел тратить свое единственное желание на такое... Это что, благотворительный прием?» Кабан не сдержала злость, вызванную тоном Обезьяны, но в конце концов, пускай. Так или иначе Обезьяна была искренна, и тем самым выделялась среди остальных; сейчас она стояла прямо в центре, на виду у всех бойцов. Пока Обезьяна захватила все внимание на себя, Кабан могла спокойно размышлять над стратегией.
А потом вверх поднялась одна рука, и все покатилось к чертям. Кто-то на самом деле захотел присоединиться к Обезьяне.
Тот юный засоня. Да ещё и посмотрите-ка на него – голова повисла, вздрагивает так, будто вот-вот завалился и уснет.
«Да ладно, пацан! Неужели ты не видишь, к чему она клонит? Что ты за боец вообще?»
– По-моему, это лучший вариант, – сказал он вялым и прерывающимся голосом, словно говоря сквозь сон. – Пройти через это... и чтобы никто не умер...
Кабана посетило странное чувство, будто она уже слышала этот голос раньше, но никак не могла понять, где, пока он продолжал говорить:
– Но давай кое-что проясним... ты хочешь, чтобы мы тебя выбрали победителем... а потом ты вернёшь нас к жизни?
Легче сказать, чем сделать. Кабан прикинула это в мыслях, пока Обезьяна отвечала ему; ее голос звучал бодро, подогреваемый вниманием:
– Не совсем. Если мы поступим таким образом, все равно останутся сомнения в том, что я продержусь до конца. Мой план имеет гарантии получше.
«Хм, быть может она и смогла это постичь своими обезьяньими мозгами». Кабан все насмехалась над той девчонкой про себя, но так и не смогла подкопаться к ее плану. Несмотря на жгучую неприязнь к этой навязчивой выскочке, Кабан не видела в Обезьяне угрозу, и понимала, что это она должна что-то сделать, а не стоять, разглядывая происходящее деление. Но пока она применялась к ситуации, ещё двое подняли руки, один за другим, вслед за Засоней.
Бык и Петух. А вот это плохо.
Затем ещё одна рука – массивного мужчины, который Кабану был не знаком. С мальчишкой и Обезьяной уже пятеро, почти половина. Юнец явно присоединился в знак благодарности за то, что Обезьяна его разбудила или ещё по бог знает какой детской причине, но его решительность подтолкнула остальных от молчаливого созерцания к действию. Кабан допустила ошибку, пустив все на самотёк; так или иначе, план Обезьяны мог сработать, и теперь около половины участников этой королевской битвы сформировались в некий альянс. Кабан смотрела на происходящее и не видела для себя ничего хорошего. Хуже всего было то, что теперь с ними был Бык – даже один он представлял огромную опасность. «Нужно хоть что-то сделать, чтобы остановить все это. Ещё одна рука, и их будет уже шестеро, шестеро из одиннадцати». Но расчехлить сломя голову оба автомата по присутствующим в комнате и превратить ситуацию в хаос недопустимо. Она все ещё обязана действовать грациозно и красиво.
Однако от нее ничего не потребовалось. Шестая рука, поднявшаяся в воздух, крепко сжимала окровавленный меч. В ответ Бык, Петух и здоровяк медленно опустили руки; мечник исключил из мирного соглашения уже троих. Кабан не удивилась: даже если тот парень вытрет кровь с оружие, ничто не погасит его пугающе опасной ауры, которую не сможет не почувствовать ни один опытный боец.
– Вот и хорошо, – сказала Обезьяна. – Всем спасибо. Я рада, что у нас все ещё остаётся целых два пацифиста. Все остальные – мы будем вас ждать на случай, если вы передумаете.
Казалось немыслимым, что мечник поднял руку в знак поддержки, а Обезьяна оказалась рада его обществу. Неужели она пустила псу под хвост свои инстинкты воина? И тот мальчик – неужели он не опускает руки только потому, что назад отступать уже некуда?
– Итак, – продолжила Обезьяна, – а теперь вы двое подойдите-ка ближе, чтобы...
Движение. Кто-то, не Кабан, решил, что пора покончить с тем, что зашло уже слишком далеко. Возможно, он подумал, что команду из трёх надо разбить, пока она не окрепла. Все произошло так стремительно, что Кабан даже не поняла, кто из присутствующих это сделал и как, а в следующий миг пол ушел из-под ног. Все они падали вниз, тщетно пытаясь нащупать опору.
Двенадцатая Война Двенадцати началась.