ночёвка
Он успел включить свет, навести порядок в гостиной и даже открыть вино, прежде чем раздался звонок в дверь. Не громкий, почти осторожный. Он знал, что это она — сердце сразу отозвалось глухим ударом.
Открыл. На пороге стояла Алина — в длинном тёмном пальто, с чуть влажными от моросящего дождя волосами и бумагой кофейного стакана в руках. Она улыбнулась неровно.
— Я всё-таки доехала, — сказала тихо. — Хотя хотела передумать три раза по пути.
— Но не передумала, — так же мягко ответил он, отступая, приглашая её войти. — И это уже хорошо.
Алина сняла пальто, повесила его у двери. Она выглядела немного растерянной, будто не до конца понимала, что делает здесь. Он чувствовал то же самое — и в то же время всё казалось абсолютно правильным.
— Красиво у тебя, — сказала она, проходя в гостиную. — Уютно. Ничего лишнего.
— Я старался. После Вари вообще многое поменялось. Всё должно быть проще, но теплее. С вином у меня проще, а вот с теплом — ты сегодня привезла.
Она уселась на диван, взяла бокал, сделала глоток. В её взгляде скользнуло что-то нежное и тревожное.
— Ты не боишься?
— Чего именно?
— Ну, того, что всё это… неправильно. Что это может все усложнить.
Он подошёл ближе, присел рядом, не дотрагиваясь, но будто замыкая пространство между ними.
— Я боюсь. Но я уже боюсь того, что ты не будешь рядом гораздо сильнее.
Молчание. Только шум дождя за окнами. Она опустила взгляд, будто сражаясь сама с собой.
— Я ведь не искала этого, Дим.
— И я нет. Но вот мы — здесь. И мне с тобой… спокойно. Наверное, впервые за последние два года.
Она посмотрела на него — открыто, по-настоящему. И всё внутри него сжалось от этого взгляда.
— Тогда, может, просто не будем сегодня ни о чём думать? — шепнула она. — Просто немного тепла. Без ожиданий.
— Без ожиданий, — повторил он и дотронулся до её руки.
Она не отняла.
Ночь. Его квартира. Дождь.
Было уже за полночь. Огоньки за окном рассыпались отражением в бокалах. Где-то на кухне тикали часы, лениво, с будто нарочно растянутыми паузами. Дима сидел на полу, прислонившись к дивану, Алина — рядом, укутанач пледом. Их разделяло полметра. Но она всё чаще чуть сдвигалась ближе.
Он что-то рассказывал — про Варю, про их старый отпуск, как они неудачно заблудились на острове, — и оба рассмеялись. Но в её смехе что-то оборвалось на полуслове. Он уловил это сразу.
— Всё в порядке? — мягко спросил он.
Она помолчала. Сначала просто покачала головой. Потом выдохнула, поставила бокал на столик.
— Знаешь… Ты — первый, с кем я смеюсь и не чувствую себя виноватой.
Он немного удивился.
— Виноватой? Почему?
Алина медленно опустила взгляд. Её плечи чуть ссутулились, будто под тяжестью чего-то гораздо большего, чем просто вечер.
— Я редко рассказываю о себе. Люди видят только то, что я разрешаю. Я умею прятаться. С детства.
Она говорила ровно, спокойно. Слишком спокойно — так говорят те, кто научился перекрикивать бурю внутри.
— Моё детство… Знаешь, я даже не люблю это слово. Детство. Оно у меня не было как у других. У меня был страх. Отец был… Он не просто пил. Он превращался в монстра. Без предупреждений. Просто в один момент. Мысли, слова, жесты — всё было под запретом, потому что могло обернуться ударом.
Она запнулась, будто проглатывая ком.
— Я помню, как в четыре года спряталась под кровать, и лежала там до ночи, потому что он бросал в дверь бутылку, потом кричал на маму. Потом её швырнул в стену. А она… она потом пришла ко мне и сказала: «Ты же понимаешь, он просто устал». Мне четыре. И я уже «должна понимать».
Дима сидел тихо. Его ладони сжались в кулаки, но он сдержался — не хотел перебивать, не хотел давить. Она должна была говорить сама.
— Он бил меня. Не каждый день. Это было даже хуже. Потому что ты никогда не знаешь, когда начнётся. И почему. Ты учишься угадывать. Считывать воздух. Заранее просить прощения за то, что ещё не сделала.
Она провела рукой по лицу, как будто смахивая тень.
— А мама… Она смотрела в сторону. Я всё детство ненавидела её сильнее, чем его. Потому что он — чудовище. А она — человек, который знал. Видел. И ничего не сделал.
Пауза. Ветер за окном. Стук капель.
— В двенадцать я решила, что никогда не стану матерью. Просто чтобы не повторить её. Я боялась стать такой же. Боялась, что не смогу защитить. Что предам.
Дима медленно придвинулся ближе, не говоря ни слова. Он протянул руку — не обнял, а просто дотронулся до её ладони. Очень мягко. Почти несмело.
Она вздрогнула, но не убрала руку.
— Алина, — прошептал он, — мне больно это слушать. И в то же время я… я благодарен, что ты говоришь это мне. Что ты мне доверяешь.
— Я не умею. Обычно — просто улыбаюсь, киваю, переключаю тему. Но с тобой… мне не страшно. Пока не страшно.
Он мягко сжал её пальцы.
— Мне не надо, чтобы ты была другой. Или сильной. Или весёлой. Мне нужна ты — настоящая. Даже если с болью. Даже если с прошлым.
Она подняла на него глаза — в них плескалась тишина, ночная и глубокая.
— Я не знаю, как быть. Иногда мне кажется, что я сломана. Что во мне что-то не так.
— Нет, — покачал он головой. — Ты — выжившая. Не сломанная. А сильная. И если ты позволишь… я буду рядом. Просто рядом. Без обещаний. Без давления. Но рядом.
Алина смотрела на него долго. Потом шепнула:
— Тогда… можно остаться до утра?
Он улыбнулся. Почти незаметно, но с теплом.
— Конечно. Я могу поспать на диване, чтобы ты почувствовала себя в безопасности.
Она тихо засмеялась — устало, но уже чуть легче.
— А если я просто засну рядом?
— Это будет лучший сон за последние месяцы, — ответил он.
Он выключил верхний свет, оставив лишь торшер. Она устроилась рядом на диване, поджав ноги. Он накрыл её пледом. Некоторое время они молчали. Потом она легонько положила голову ему на плечо.
— Спасибо, Дим.
— Спокойной ночи, Алина, — прошептал он.
Снаружи всё так же шёл дождь. Но внутри было впервые по-настоящему тихо.