Пустышка

Эта ночка для главы Сенджу Ичизоку выдалась неспокойная.
Сон бесследно покинул его в тот миг, когда он внезапно обнаружил одну постороннюю... деталь в интерьере.

На подоконнике выл некий чрезвычайно пугающий силуэт — тёмный и лохматый, как баку.
Хаширама максимально осторожно, под стеночкой, подобрался к нему, вытянув в руке дрожащий кунай.

«Что это за страхолюдина, господи?» — с содроганием думал он, приближаясь.

Несколько невыносимо долгих секунд спустя, мужественно пытаясь не запищать, как пятилетняя девочка, он рискнул подойти вплотную.

— Мадара?! — Хашираме теперь стало известно, что он умеет нервозно орать... шёпотом. — Ты что тут делаешь?! Сейчас народу с вилами понабежит! Помереть, что ли, собрался?!

Говоря это, Хаширама имел в виду, перво-наперво, холодящий душу внешний вид своего накама, который сейчас кого угодно мог облегчить на полкило. И только потом уже вспомнил о его политической позиции.

Мадара поднял на него мертвенно бледное и опухшее от рыданий лицо.

— Хаширама, я по срочному делу, — сказал он таким голосом, будто к сегодняшнему ужину восстал из мёртвых.

— Неужели это настолько срочное дело, что ты лично прибежал за двадцать миль, бессовестно проник на территорию врага в одиночку, прокрался в дом лидера и размазал свои сопли по его подоконнику? — удивился Сенджу.

— Да, — лаконично ответил Мадара.

— Ну ладно, — благосклонно принял его ответ Хаширама. — Давай, вваливайся. Только тихо! Тихо, я сказал, не шуми! А, и мизинчик не ударь, тут деревяшка незаметная тор!.. чит...

Мадара вгрызся в собственную губу так яростно, что чуть ли её не съел, пытаясь сдержать благой ор и нецензурщину. А затем протяжно и болезненно проскулил, уже приготовившись попрощаться со своим драгоценным мизинцем на левой ноге — когда-то желанно здоровым и без заноз.

За углом тут же раздались глухие нарастающие шаги. Хаширама сокрушённо потёр пальцами веки.

— Ну вот, там уже кто-то шаркает! — раздосадованно выдал он.

Лидера Учих, который этой ночью поддался какой-то шизоидной романтике и самоотверженно влез к нему в окно, надо было срочно спрятать от посторонних глаз.

Хашираму осенило.

— В шкаф! — строго приказал он, в спину подталкивая Мадару. — Быстро! Быстро лезь в шкаф!

Мадара, прыгая на одной ноге, возмутился.

— Я тебе любовница, что ли — по шкафам меня прятать?!

— Экий ты проказник, оказывается, Мадара! — оценил шутку Хаширама, умаслено ухмыльнувшись.

Увы, промедление чуть ли не оказалось роковым.

Но Мадара, как настоящий воин-шиноби и просто любивший рисковать человек, оперативно принял необходимые меры.
Запрыгнуть в кровать Хаширамы и закутаться в одеяло почти с головой, повернувшись спиной к окну, надо было ещё успеть. И Мадара исполнил свой грандиозный план настолько блистательно, что всем гейшам, которые честно зарабатывали себе на жизнь непосильным трудом в местном борделе, разом стало как-то холодно, тоскливо и неприятно.

В окне показалось лицо какого-то старого человека, морщинистое, заспанное и романтично освещённое луной.

— Хаширама-сама, у вас что-то случилось?.. — заботливо поинтересовался тот. —А?! О, Вы тут не одни, Вы с мадам!.. Прошу проще!.. Фу, а шо она такая страшная?

«Всё! — подумал Мадара, плотнее кутаясь в одеяло. — Сейчас самолично организую нападение с тыла, сволочи!»

Хаширама задумчиво почесал затылок, искоса глядя на напряжённую спину Мадары, откуда исходили смертоносные эманации ярости и всеобъемлющей злости.

Весело, конечно, получилось, но излишне любопытного садовника всё-таки следовало выпроводить.

— Да симпатичная она, чего ты? — как ни в чём не бывало, ответил Сенджу. — Привалило этой ночью мне счастья. Вот, сейчас буду клановые дела решать и с проблемами разбираться.

Садовник-приживалец, одобрительно подмигнув, тут же понимающе растворился в пространстве, словно утренняя мгла (даже не подозревая, что глава клана, в принципе, не лукавил).

— Какие они у тебя здесь все любопытные! — злобно вскинулся Мадара на кровати.

И Хаширама внезапно вспомнил, что около четверти часа назад слышал благой ор на соседней улице. Но не отреагировал, ибо решил, что это снова очередная семейная драма (таковые в этом любвеобильном клане случались с исправной периодичностью).

— Ты пришил кого-то из моих по пути? — низко выдал он, окинув Мадару пронизывающим суровым взглядом.

— Да больно надо! — оскорблённо отшатнулся тот. — Я просто полз по-пластунски, чтобы меня не обнаружили, и...

— По главной дороге? — перебив, уточнил Хаширама.

— Там другой не было! — развёл руками Мадара и продолжил. — Тут вижу, мужик какой-то идёт. Идёт-идёт, увидел меня... А потом вдруг как возьмёт, как заорёт и как грохнется в обморок с таким диким ужасом, что у меня самого глаза чуть не прокачались, хоть я их даже включить не успел!..

«Так ты же страшный, как чума. У бедняги, наверное, приступ случился, — умильно подумал тем временем Хаширама, но предусмотрительно свои мысли не озвучил. — Эх, Мадара. Наверное, ты всех своих правнуков переживёшь, потому что смерть от тебя до последнего шарахаться будет — такая у тебя аура мощная».

— Ну ладно, оправдан, — хлопнул он Учиху по плечу, присев рядом. — Давай, выкладывай, зачем приполз.

Тот вдруг как-то сразу вспомнил о своём плачевном душевном состоянии, и его лицо исказилось болью сильнее (пусть и казалось, что подобное уже невозможно).

Хаширама лишь устало уткнул кулак в щёку. И сонно стал рассматривать Мадару, в которого, наверное, будут вселять демонов только в том случае, если те жутко провинятся.

Его взгляд отстранённо наткнулся на традиционный мон Учих, вышитый у ворота. Хаширама тихо фыркнул: те любили лепить его везде, куда ни попадя (наверное, у них даже бельё было патриотическое, в красно-белый веерок).
... на ум внезапно пришёл этот же знак на судке, который слегка загулявший Тобирама откуда-то притащил вместе с божественно вкусной едой...
Ох, какая же это была еда!
Хаширама бессовестно умял всё. Ещё у онигири был такой сладкий вкус детства...

И Сенджу вдруг вспомнил! А вспомнив, понял. А поняв, похолодел, как утопленник.

Да. Да, теперь всё стало ясно, как день!

Почему Тобирама ходил, как преждевременно убитый, а потом вдруг внезапно ожил? Да ещё и стал каким-то непонятным?

Хаширама лихорадочно понимал, его глаза бегали.

Это было настоящее озарение.
Кровища на юкате, «заяц с перевязанной лапкой» и порез на запястье отото.
Вечерние похождения Тобирамы, о которых никому не было известно.
Психозы Мадары по поводу таинственных исчезновений младшего брата, которого тот излишне опекал. Одно и то же время дня, та же периодичность!

В голове взрывались обрывки памяти (иногда слегка мутной и пьяной). И тут же собирались вместе, как паззл.
Хаширама словно стал детективом, в мыслях стоя у стены, напрочь облепленной какими-то бумажками и чернильными портретами, и лихорадочно мотал нитками булавки. Он поражённо смял ладонями щёки, чем-то похожий на бурундука.

Коробочка с бенто и моном Учих стала последней необходимой деталью.

Красная нитка пошла от изображения вечно хмурого Тобирамы, затем дошла до Мадары (от злости страшного, как сама смерть), навязала там собой нецензурное слово и потянулась дальше, вплоть до картинки с его юным и улыбчивым отото, Учихой Изуной.

«Ёксель-моксель», — дошло до Хаширамы.

Всё стало понятно за какой-то жалкий огрызок мгновения.

Ну что же, наверное, это было прекрасно. И в какой-то степени правильно, раз младшие братья случайно разделили их взгляды на жизнь.
Только вот загвоздка состояла в том, что Мадара Тобираму не любил так же, как и перловую кашу. А перловую кашу Мадара ОЧЕНЬ не любил. И, что было ещё более неприятным, Тобирама полностью разделял его тёмные чувства.

— У меня для тебя есть новость, — тем временем мрачно прохрипел глава Учиха Ичизоку.

— О, какое совпадение. У меня тоже! — картинно всплеснул руками Хаширама (как показалось Учихе, слегка нервозно). — Ты первый, — вдруг угрюмо отрезал он.

— Мы должны срочно что-то решить с миром. Мои люди требуют идти на вас войной уже завтра! — тут же выдал тот.

— Ох, как хорошо, что ты начал первым, — почему-то задумчиво сказал Сенджу.

Мадара вопросительно на него посмотрел.

— А у тебя что за новость?

«Так, — стал соображать Хаширама. — Как бы поделикатнее сообщить ему о том, что его ненаглядный отото коварно прикормил Тобираму, и при этом остаться в живых?»

— Короче, за перемирие не волнуйся. По ходу дела всё решим, — смело начал он, собираясь с мыслями. — А вот за Изуну с Тобирамой...

Мадара напрягся так, что на его балахоне чуть не разошлись швы.

— За них тем более не волнуйся! — вдруг оптимистично махнул кулаком Сенджу, вогнав Мадару в какое-то непонятное чувство смятения.

***

Это раннее утро пахло просто великолепно — ведь Тобирама почти закончил.

«Отлично, ещё немного... — мысленно комментировал он происходящее, очень осторожно смешивая салатовую жидкость настоя в пробирках. — Да, практически готово...»

По округе витал бодрящий аромат луговых трав, заправленный свежестью мяты и ментола. Это дело обязательно должно было искоренить любой перегар подчистую, и пусть в крови у пациента будет хоть стопроцентное содержание спирта.

«Теперь вернёмся к травле мух традиционными инсектицидами, а не дыханием моего брата», — сурово подумал Тобирама, довольный собой.

— Тобирама, собирайся, — вдруг, лёгкий на помине, беспечно бросил Хаширама, проходя мимо кухни. — Сегодня после обеда на Учих пойдём. Тем опять не сидится.

Тобирама поражённо обернулся.

«Что?.. — оглушила его эта новость. — Но ведь тогда мне опять придётся... господи, Изуна!»

Глаза, полностью лишённые пигмента, болезненно застекление. Руки ослабли.

И на миг показалось, что вместе с дребезгом упавших пробирок разбилось и его взволнованное сердце.

***

Горькое время пришло.
Летнее солнце палило и жгло, раскаляя железо доспехов чуть-ли не до красноты. Две армии стояли друг напротив друга, тонущие в тягучем, невыносимом ожидании.

Всем присутствующим было до икоты жарко и душно, очень хотелось побросать тяжёлые сумки с оружием, попить водички и пойти домой — поплескаться в тазике где-то в тени. Однако вековая месть, ставшая уже традицией, бесчеловечно этого не позволяла.

— Если я узнаю, кто сдал им наши планы!.. — грозно рычал Мадара в сторону своих, сцепив зубы. — Лично скормлю Девятихвостому и дам ему запить!

Испуганные солдаты лихорадочно замотали головами, уже, очевидно, сомневающиеся, кто опаснее — их раздражительный злобный военачальник или необъятное полчище Сенджу?

«Я гений!» — подумал тем временем Мадара.

Отлично. Теперь его никто не заподозрит.

Зловещая Ки всех пришедших шиноби, пропитанная волнением, агрессией и страхом, уже стала приминать траву к земле, настолько она была плотная.

«Изуна!.. — Тобирама взволнованно смотрел на Учиху, на лице которого совершенно ничего нельзя было прочесть. — Твой взгляд... он...»

Тобираме было грустно, обидно и плохо — взгляд Изуны снова был пуст.
Снова там ничего не горело, кроме доудзюцу Кеккей Генкай — как и многие годы до этого, когда они жили в неведении, не знающие истинных душ друг друга.
Лицо Изуны было недвижимо. Словно тот запер часть себя самого где-то очень, очень глубоко, оставив снаружи лишь тело и навыки, необходимые воину. Та вселенная, в которой жил Тобирама, теперь потерялась где-то среди холодной войны, одинокая, пропитанная печалью и противоречием.

«Мадара!.. — Сенджу хотелось зарычать это имя по-волчьи. — У тебя ни мозгов, ни совести?! — гневно размышлял он, с трудом сдерживая себя в руках. — Ты же его родной брат! Так какого чёрта ты обрекаешь его на подобное?!»

Ему хотелось кинуться вперёд, не дождавшись сигнала к наступлению, наброситься на Мадару и лично разорвать того в клочья, отпихнув локтем его извечного противника — Хашираму, собственного брата. Убить его на месте — чтобы Изуна больше не отдавал свой бескрайний мир в руки этому тирану. Чтобы больше никому не позволял запирать свою необъятную вселенную в кроваво-алых, пропитанных чакрой глазах. Чтобы Изуна принадлежал Тобираме, был его и только его!..

Мадара в эту минуту что-то тихо сказал своему младшему брату, донельзя заботливо потрепав по тёмным волосам. И на какое-то кратчайшее мгновение тот будто бы ожил.

А Тобираме этого стало вполне достаточно.

Он тряхнул головой, попытавшись прогнать наваждение и сбросить с плеч бурлящую злобу.
Сенджу сам прекрасно знал свой недостаток — его эгоизм и самолюбие, застилая глаза, неоднократно портили всю малину. Он немного пришёл в себя, успокоившись и попытавшись принять истину (пусть и неохотно): Изуна не переживёт, если с Мадарой что-либо случится. Он любит своего «дорогого нии-сана». Любит его абсолютно так же, как и Тобирама — своего вечно оптимистичного оболтуса.

Поэтому, если Тобирама попытается убить Мадару, он лично заронит зерно ненависти в сердце своего возлюбленного. И когда это произойдёт, он лишится всего, абсолютно всего — любви, ласки изящных рук, счастья и, скорее всего, жизни — при этом ещё и усугубив войну.

Глупо это — ревновать Учиху к его же кровному брату...

«Я обязательно что-нибудь придумаю, Изуна!.. — спешно размышлял Тобирама, не смея отвести взгляда от бесстрастного лица младшего брата Мадары. — Пусть мы и сразимся сегодня, но... Я обязательно спасу тебя!.. Нет, нас обоих. Я обещаю».

Уже становилось слышно, как воины скрипели зубами, от злости в песок стирая коронки и готовясь воздать должное гнусным убийцам своих братьев, сестёр, матерей, отцов, дедушек, бабушек, свёкров, невесток и дядь по маминой линии. И почему-то практически никого не интересовало, что мёртвым, в принципе, всё равно — мстят за них или нет.

Эпоха войн постепенно расцветала во всей своей красе.

— Закончим с этим по-быстрому, Мадара! — гаркнул тем временем Хаширама с другого конца поля боя, подмигнув так старательно, что казалось, будто ему прищемило лицевой нерв.

Мадара, пока к нему не присматривались, закатил глаза.

— Покончим с этим, Хаширама! — вторил он крайне артистично, вложив в интонации всю свою душу и актёрское мастерство. А затем прокашлялся, резко махнул гунбаем и заорал: — А-а-а-а!

— А-А-А-А-А!!! — тут же воодушевился клан, с душераздирающими воплями кинувшись в атаку на Сенджу.

На сочно-зелёной лужайке, где до этого преспокойно себе росли ромашки, тут же началась вакханалия. Противники столкнулись с дикими криками, оглушая друг друга взрывными печатями и невоспитанными матюками.

— Короче, Мадара, я всё порешал! План такой, — сразу же стал жарко вещать Хаширама неприлично громким шёпотом, когда они скрестили клинки с наигранной агрессией. — Приказывай Изуне увести Тобираму подальше, чтоб не мешались. А мы в это время быстренько руки пожмём и бумажку подпишем.

— Тю! — пылко возразил ему Мадара. — Хаширама, ты идиот?! У тебя кора головного мозга и вправду древесная, что ли?!

— Нормально всё будет, хороший план же! — настаивал Хаширама, имитируя отчаянную защиту.

— Но если вдруг с Изуной что-то случится!.. — хотел было взорваться в угрозах Мадара.

Однако Сенджу очень уж однозначно указал подбородком за его плечо, где Изуна уже направлял катану в сторону Тобирамы.

— Делай, давай! Тобирама не натворит ничего, не боись, — с энтузиазмом уверил он, не оставляя Учихе и шанса на собственное мнение. — Пошёл, быстро!

Тому оставалось только нервно сплюнуть, вздохнуть и пойти.

«Ох, что-то мне подсказывает, что хорошим это не кончится...» — немного попричитал про себя Мадара перед тем, как резко приземлиться перед братом на одно колено.

— Нии-сан? — удивился тот, испуганно отпрянув.

— Изуна!.. — тут же выдал Мадара с душещипательным выражением лица. — Быстрее!.. Уведи Тобираму к окраинам и сразись с ним подальше от поля боя! Иначе... Иначе тебя может задеть!..

Тобирама, ненароком подслушав, не стал противиться и как-то сразу воодушевился.

— Но!.. — Изуна страшно заволновался. — Нии-сан, а как же ты?..

— Хаширама очень силён, отото... — до крайности пафосно выдал Мадара, уже видя в своих мыслях, как стоит у раковины и яростно намыливает себе язык. — Да и туман, который вы здесь натворили, мешает мне чётко видеть противника...

Взгляд Изуны, до этого пустой и бесцельный, вдруг зажегся решительностью.

— Да, старший брат. Я возьму это на себя! — смело кивнул он и тут же рванул прочь от полигона.

— Стой! Не уйдёшь! — постарался как можно естественнее выкрикнуть Тобирама, погнавшись за младшим Учихой вслед и даже не подозревая, что подыгрывает отнюдь не только ради себя.

Мадара чуть не прослезился, наблюдая за стремительно удаляющейся спиной Изуны и мельком думая о том, как же всё-таки его милый отото повзрослел.

«Ты ж там только осторожнее будь, братишка...» — шмыгнул он носом.

А потом поспешил обратно к Хашираме — что-то решать с перемирием.