кошмар.
После того жуткого случая, когда грани между реальностью и кошмаром стерлись, а на кухне, в полупьяном угаре, ей привиделся то ли сон, то ли пугающее предзнаменование с участим его, мир вокруг будто поблек. Сейчас она сидела в своей комнате, обхватив колени, прижав их к груди, и смотрела в одну-единственную точку на стене. В ее когда-то живых глазах, полных любопытства и подростковой дерзости, поселилась непроглядная пустота. Фильмы ужасов, некогда способные заставить ее вскрикивать и прятаться под одеяло, теперь казались наивными детскими сказками. Перед ее внутренним взором постоянно стоял он… тот человек, которого она знала, но теперь совершенно не узнавала. Его образ был размыт, но его присутствие ощущалось, тяжелое и давящее.
Евгений, сидящий рядом на краю кровати, не понимал, что случилось с его жизнерадостной девочкой. Он видел ее пустой взгляд, ее отстраненность, ее абсолютное отсутствие интереса к чему-либо. Конечно, он понимал, что после такого пережитого стресса, пусть даже и во сне, ей понадобится время, чтобы прийти в себя. Он сам помнил то утро, ее крик, его собственное недоумение. Но что-то в ней было не так глубоко, нечто, что не давало ей покоя, отравляя каждый вдох. Она не просто «отходила» – она погружалась во что-то неизведанное и пугающее. Он пытался достучаться до нее, вернуть ее в реальность.
— Насть, ну что с тобой? — спросил он, его голос был мягким, но настойчивым. Он осторожно потряс ее колени, пытаясь привлечь внимание, и заглянул прямо в ее глаза, пытаясь прочесть хоть что-то в их застывшей глубине. Но Настя не двинулась, не моргнула, словно была статуей.
— В порядке я, — отрезала она, ее голос был плоским, безжизненным. Казалось, она отрезает от себя крошечную, безболезненную частичку и предлагает ее ему в виде ответа, лишь бы он отстал.
Женя сжал губы. Он видел, что это не так. Чувствовал это каждой клеточкой своего тела. Она пряталась за стеной, которую возвела вокруг себя.
— Ну я же вижу, что что-то не так, — тихо сказал он. — Хочешь, поговорим попозже об этом? Просто не замыкайся в себе. Я здесь, рядом.
Ее губы едва заметно дрогнули, и новое слово прозвучало, словно вырванное из самой души.
— Он замыкает меня глубже, — вновь отрезала частичку себя, эту, казалось, более значимую, более болезненную. Она не смотрела на него, но ее голос был пронизан безысходностью.
Брови Жени сдвинулись к переносице. Он почувствовал холодок по спине. Кто проник в ее сознание? Он поудобнее сел на кровать, готовясь слушать, что бы она ни сказала.
— Кто он? — спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее.
Настя медленно повернула голову. Ее взгляд на мгновение сфокусировался на нем, и в нем промелькнуло что-то похожее на панику, на испуг. — Там был он. Но как… — Она начала говорить, но слова застряли в горле. В комнате повисла тяжелая, гнетущая тишина, такая плотная, что, казалось, ее можно было потрогать. Женя ждал, но ответа не последовало. Он видел, как она снова погружается в свой внутренний мир, недоступный для него.
Поняв, что девочка больше ничего внятного не скажет, Женя тяжело вздохнул. Ему пришлось оставить ее в этом состоянии. С нелюбимой работой ждать было нельзя. Он осторожно поднялся, поправил одеяло на Насте, поцеловал ее в макушку, надеясь, что сон принесет ей хоть какое-то облегчение. Потом он тихо вышел из комнаты, оставив ее наедине с ее призраками.
***
Полицейский участок встретил Женю привычным гулом: звон телефонов, стук клавиатур, приглушенные голоса коллег. Атмосфера была наэлектризована, и он чувствовал, как напряжение витает в воздухе, словно предвещая что-то недоброе. Его "нелюбимая работа" в этот раз казалась еще более невыносимой. Мысли о Насте, ее пустой взгляд, ее слова о "нем", который "замыкает ее глубже", не давали покоя. Он чувствовал себя беспомощным. Дело Злобина, которое должно было быть рутинным, превратилось в тяжелый камень, лежащий на душе.
Уже на входе он заметил какое-то оживление в криминалистическом отделе. К ним подходил эксперт, Виктор Сергеевич, его седые волосы были растрепаны, а лицо выражало смесь усталости и серьезной сосредоточенности. Женя сразу понял: что-то произошло. Виктор Сергеевич, не тратя время на приветствия, уже собирал всех, кто имел отношение к делу Злобина, включая самого Женю, для повторного снятия отпечатков пальцев.
— Так, ребята, по-быстрому, — пробурчал эксперт, протягивая каждому карточку с чернилами.
— Есть новые данные.
Женя чувствовал, как его сердце сжимается с каждым прикосновением к холодному металлу пластин. Он знал, что этот эксперт — один из лучших, и если он снова собирает отпечатки, значит, найдено что-то важное. И Виктор Сергеевич не подвел. Спустя пару часов, когда Женя был погружен в отчеты, эксперт подошел к его столу.
— Боков, — голос Виктора Сергеевича был глухим, лишенным обычной веселости. — отпечатки Злобина совпали теми, что были на цепочке, найденной на месте происшествия. Отпечатки… очень похожий на отпечатки Злобина.
Мир Жени сузился до одной точки. Цепочка. Та самая, которую нашли у Злобина в руке, когда его обнаружили с ножевым ранением. На ней, по предварительным данным, не было четких отпечатков, кроме случайных смазанных следов. Но теперь… теперь там были его отпечатки. И Как? Он же не касался этой цепочки! Он был там как детектив, не как участник!
Внезапно в голове Жени всплыла картинка: Неужели он мог как-то быть причастен, не осознавая этого? Или это какая-то чудовищная ошибка?
— Надь, скоро буду, — сказал Женя, не дожидаясь, пока она что-то скажет. Ему нужно было лично разобраться в этом. Его внутренний голос кричал, что это ловушка, но чья? И зачем?
— Куда ты пошел, вернись живо! — послышался властный голос Надежды Семеновны, заходящей в кабинет. Она, очевидно, была в курсе последних данных. Но Женя будто не слышал ее. Он быстрым шагом направился к выходу.
В коридоре раздался строгий звонок от Надежды Семеновны, обращенный к охране:
— Да, Надежда Семеновна? — послышался голос дежурного.
— Бокова задержите на выходе. Можно по-жесткому.
Дальше послышались гудки, а через пару минут ор стоял на весь участок. Женя, схваченный двумя крупными охранниками, рвался, пытаясь вырваться. Увидев Надю, которая медленно подходила к нему, его ярость выплеснулась наружу.
— Надь, и что это?! — заорал он, его голос эхом разнесся по коридорам.
— Что за детские приколы?! Успокаивай своих и отпускай! Я тебе не Злобин, чтобы со мной так обращаться!
Надежда Семеновна подошла вплотную, ее лицо было непроницаемым. В ее глазах читалась сталь.
— Посиди тут часика два, подумай, — спокойно произнесла она, глядя прямо в его полные возмущения глаза.
— Подумай над тем, что отпечатки Злобина оказались на уликах, Боков. И о том, почему ты так спешил покинуть участок.
С этими словами Надежда Семеновна развернулась и пошла прочь, оставляя Женю одного, прижатого к стене разъяренными охранниками, в небольшой камере временного содержания. Он был в шоке. Предательство. Обвинение. Как это могло произойти?
***
У Вани же все было также стабильно. Или, скорее, нестабильно стабильно. Он все еще сидел, но внутренний дискомфорт медленно рос. Голод и жажда, которые он игнорировала со вчерашнего дня, начали настойчиво заявлять о себе. Голова гудела, тело ломило. Он понял, что ему просто необходимо попить.
С трудом разлепив веки и разогнув затекшие ноги, он медленно встал с кровати. Каждый шаг его глаза расширились, и по ним пробежала паника. Пульс, который до этого был относительно стабилен, резко ударил вверх, заглушая жужжание аппаратов. Кардиомонитор зазвучал набатом, истребительно участив пики сигналов. Ваня начал нервничать, его тело задрожало, он попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь хрип.
Медсестра, дежурившая у дверей, мгновенно отреагировала.
— Доктор! — крикнула она, и в палату ворвались врачи. Надежду Семеновну буквально вывели из палаты, несмотря на ее протесты, и почти сразу же послышался призыв к реанимационной службе.
Стоя в коридоре, Надежда Семеновна чувствовала себя совершенно опустошенной. Она ехала домой, но ее мысли были далеки от покоя. Злобин, Боков, Настя… все переплелось в один чудовищный клубок. Отпечатки Злобина на цепочке, … Внезапное бегство Бокова с работы… Что все это значит? Что она должна делать дальше? Голова раскалывалась от вопросов, на которые не было ответов, и Надю давила тяжесть осознания, что она застряла между долгом, правдой и ложью, не зная, куда повернуть.