Миракль

Когда я иду по этому миру в одиночестве?

Еще один взгляд на то, что могло бы быть,

Еще одна мечта, еще один путь, которого никогда не было.

Падение обратно в пустыню,

Пробуждение, посыпание солью раны. 

О, сколько времени прошло? Я не знаю. 

Но кажется, что прошла вечность,

С тех пор, как ты была со мной.

С тех пор, как я должна был научиться быть,

Кем-то, кого ты не знаешь.

Чтобы быть с тобой в раю,

Чем бы я не пожертвовал.

Почему ты должна была гнаться за светом,

Куда-то, куда я не могу пойти?

Это бесконечная ночь, это небо без звезд,

Это ад, который я называю домом.

Это долгое прощание на другой стороне,

Единственной жизни, которую я знаю.

Alex Warren — Eternity

Мортиша

К счастью, Мортиша не знала, что такое токсикоз, поскольку у нее его не было, и ела она за двоих, тянулась к тем продуктам, которые ее по внешнему виду раньше не привлекали. «Знатно повезло», — как позже подметила вернувшаяся в Новый Орлеан Ребекка, и в тот же миг заметно сникла, когда Кай задал вполне резонный вопрос в своей издевательской манере: «Тебе-то откуда знать?». Надо сказать, что после его слов тишина настала гробовая, вскоре сменившаяся угрозами со стороны Клауса и Элайджи в его адрес.

Кристиан Локвуд вслед за Ребеккой не последовал, пообещав встретиться с ней в Венеции — в день запланированной свадьбы Мортиши и Клауса. Если Клаус был рад, что старый добрый друг, который в прошлом также являлся супругом его благоверной, проявил гибкость и помедлил с тем, чтобы свидеться с глазу на глаз (так как потасовки, как смело предположил Кай, не избежать), то Мортиша, напротив, расстроилась. Ей бы хотелось встретиться с Кристианом. За последние пять лет они время от времени поддерживали связь, но то было не сравнить с возможной встречей, которая зависла в воздухе.

Клаус не понимал, с чего бы вдруг его будущей женушке захотелось увидеть своего бывшего, на что Элайджа, ознакомившийся с весьма приличным собранием — от «Как понять беременную женщину?» до «Что важно знать в воспитании подростка», — отвечал с бесконечным терпением: «Ее гормоны бушуют. Она хочет всего и сразу, даже то, что раньше могла презирать. Например, присутствие ее несносного брата или бывшего супруга. Думаю, она неосознанно ностальгирует по прошлому». Клаус пытался войти в положение, но по большей части предпочитал ревностно злиться. Хотя нельзя сказать, что у него на это было время, поскольку угрозу в лице родителей он ощущал так же остро, как и день назад.

Ребекка, не успевшая встретиться с матерью, волновала умы Элайджи и Клауса. Они боялись потерять сестру, которая при своем характере вполне могла бы слепо довериться матери, прислушавшись к ее сладким речам. Сейчас Ребекка бездействовала, не могла взять в толк, что матушка и батюшка воскресли, вернувшись в мир живых и вновь став угрозой. Впрочем, это вовсе не значило, что к вечеру она не созреет и не отправится на встречу к матери. Ребекка по своей натуре неоднозначна: она может держать на руках белоснежного котенка, умиляясь ему, а в следующий миг вырвать сердце у простофили, попавшего под горячую руку.

Тремя словами: Клаус в юбке.

Понимая и серьезно переживая из-за нависших угроз над головами Майклсонов, Мортиша заедала стресс морепродуктами, сетуя на то, что набирает вес значительно быстрее, чем предполагала. Радовало одно: набранные килограммы гармонично распределялись на ее бедрах и увеличившемся бюсте. И все же ей было сложно принять то, что она начала отекать, чаще обычного уставать, а порой и вовсе не могла справиться с перепадами настроения, чем одновременно забавляла и мучила домочадцев.

— ...Подумаешь! Что с того, если она встретится со своей мамашей и примет ее продолжение?

Мортиша лениво приоткрыла глаза, сурово поглядев на Кая, развалившегося на ее постели, в то время как она, весьма капризно, страдала из-за головной боли вкупе с духотой, не так давно обрушившейся на Новый Орлеан.

— Клаус и Элайджа переживают, что Эстер заморочит ей голову.

— Ну станет она человеком, взяв напрокат чужое тело. И кому от этого хуже? — Кай потянулся, разминая окостеневшую шею. — В мире достаточно Майклсонов. Не обеднеют.

Вспыхнув, Мортиша пнула Кая в бок, а затем и вовсе покрутила пальцем у виска. Он ухмыльнулся, как ему было свойственно, и должным образом не отреагировал на ее пинок. Хотя и мог бы, учитывая его кровавое прошлое и настоящее. Даже в Новом Орлеане Кай не сдерживался, нередко развлекаясь — мучая и убивая неугодных.

— Чего же ты не скажешь им это в лицо?

— За кого ты меня принимаешь? Я безумен, но с головой дружу. В лице Майклсонов мне враги не нужны. — Кай выдохнул, словно бы ненадолго избавившись от образа бесчувственного чурбана, знать не знавшего об эмпатии. — Ладно, я понял, тебе нужен дельный совет, как наладить отношения с будущей золовкой.

— Кай... — протянула Мортиша устало, ладонями водя по животу.

— Серьезно, Морти, эта блонди-барби с убийственным взглядом тебя ненавидит. Неудивительно... ты урвала ее счастливый билет.

Мортиша прищурилась недобро, всерьез подумав над тем, чтобы стать вампиром и надрать задницу Каю. Либо же поручить это дело Элайдже или Клаусу, которые явно недолюбливали очаровательного социопата. Разумеется, ни того, ни другого она не сделает, ведь он ее единственный друг в мире, к которому она до конца так и не привыкла, побаиваясь новшеств современности.

— Это не мои слова. Это ее мысли.

— Ты не умеешь читать мысли!

— А вот и умею. Я как тот чудаковатый препод из волшебной школы. Такой же мрачный и загадочный...Отсылка на Северуса Снейпа.

— О чем это ты?

— О том фильме, который мы смотрели на днях, про мальчишку со шрамом. Ты еще разревелась.

В комнате витала легкая прохлада благодаря кондиционеру. Пользоваться им Мортиша так и не научилась, зато Кай справился методом тыка и несколькими ударами, оставившими едва заметную вмятину. Клаусу об этом, разумеется, знать не следовало.

— Ничего я не ревела, — пробубнила Мортиша негромко. Мгновение подумав, она взглянула исподлобья на Кая. — Думаешь, прямо-таки ненавидит?

— Скорее, ненавидит то, что ты получила все, а она — твоего бывшего.

— Кай!

— Ладно-ладно, не нервничай! — Кай поднял руки в оборонительном жесте, не теряя с лица милейшей улыбки, которая многих вводила в заблуждение насчет него. — Не хотел раскрывать наши с обаяшкой Фреей тайны, — он придвинулся ближе, зашептав, — это наше с ней личное, но ты беременна и... мой друг, так что отказать тебе не могу. В общем, как ты помнишь, красавица Фреюшка неоднократно брала твою кровь, колдуя и все такое. Я ей помогал, кстати. Она не может без моей компании, думаю, я ее вдохновляю...

— Не томи! — Мортиша приподнялась на локтях, схватив Кая за ворот рубашки.

— Полегче, будущая Майклсон! Ладно, так и быть, скажу попроще. Она колдовала над твоей кровью, потому что в тебе есть лекарство от вампиризма, связанное с твоим ДНК. И Фрея подумала, что могла бы создать аналог лекарства, как это сделала та древняя бывшая твоего предка — Сайласа.

— Кетсия, — прошептала девушка, ушам своим не поверив.

— Она самая! Имечко, конечно, жуть, но кто я такой, чтобы осуждать? — Кай дернул плечами, склонив голову набок. — Ну и вот, если у нее получится, то твоя будущая золовка душу отведет и перестанет тебя ненавидеть.

Около минуты Мортише потребовалось на то, чтобы отпустить Кая и поразмыслить над услышанным. Идея верная и может возыметь успех, но уж слишком сладко звучит, а, как известно, не всем Майклсонам улыбается удача.

— На самом деле это была моя идея, — признался Кай не ради оваций, а просто к слову, чтобы прервать затянувшуюся тишину.

Травма, нанесенная десятками лет одиночества, проведенными в тюремном мире, ощущалась по-прежнему ярко. Кай не выносил тишины, поэтому никогда не затыкался, не оставался один и засыпал всегда под шум телевизора или забавные видео из социальных сетей (он зарегистрировался в каждой).

— Почему вы никому не сказали? — вполне резонно вопросила Мортиша.

— Фрея боится не справиться, не оправдать надежд семьи. Думаю, она до сих пор считает, что они могут ее вышвырнуть за порог.

Если речь заходила о Фрее, Кай сбрасывал маски, становясь как никогда серьезным, порой сочувствующим. Он понимал ее лучше многих в этом доме и как умел поддерживал, чем располагал к себе. Пусть она по сей день его отталкивала, но уже не так яростно, как год назад. Кай считал, что это прогресс в их отношениях и заслуга его очаровательной мордашки.

— Клаус так никогда не поступит с Фреей. Она его сестра.

Кай усмехнулся, диву даваясь, насколько Мортиша доверчива к тому, с кем делит постель. Забеременев, она во многом изменилась: стала более плаксивой, сердобольной и до ужаса наивной. Как будто лекарство, ею принятое, вытеснило из памяти ее вампирскую ипостась, вернув в исходное положение, когда она была человеком.

— Серьезно, Морти?

Упомнив недавний разговор с Клаусом, его решимость во взгляде — расправиться с родителями, — Мортиша засомневалась. Несомненно, ее женишок, по-своему, извращеннее некуда, дорожил семьей, однако всякий раз ставил свои цели выше их желаний. Поэтому она не могла быть полностью уверена в том, что и в этот раз он не сделает так, как задумал, не став полагаться на чувства старшей сестры, грезившей о встрече с отцом.

Опустив голову, дабы скрыть в глазах замешательство, Мортиша прочистила горло. Как и всегда — элегантно.

— Значит, это секрет?

— Да, секрет. Но, уверен, если ты расскажешь об этом престарелой блондинке, Фрея не останется в обиде.

Мортиша благодарно улыбнулась, накрыв ладонь Кая. Он всего на мгновение принял этот жест, а затем подскочил с кровати, вспомнив о невероятно важном деле, не терпящем отлагательств. Она знала: он врет, потому что боится сближения, а всякий физический контакт для него — болезненный дискомфорт.

— Постой, — задержала его у двери Мортиша, — как ты можешь насмехаться над всеми за возраст, но не делать этого по отношению к Фрее? Ей ведь столько же, сколько и остальным Майклсонам, да и она самая старшая из них!

— Потому что Фрея чудо-оо-о! — Кай дернул плечами, совсем как мальчишка. — Да и я люблю женщин постарше.

— С каких пор?

— С тех самых, как ее увидел.

Подмигнув, Кай скрылся за дверью, оставив Мортишу наедине с ее беспокойными мыслями и правом распоряжаться секретом. Размышляя над тем, стоит ли воодушевлять Ребекку надеждой, она не заметила, как ноги привели ее на кухню, где она в одиночку расправилась с огромным крабом.

В доме было безопасно: кто-то из Майклсонов всегда присутствовал, как и стая гибридов, охранявших особняк ценой своих жизней. Все они до одного были преданы Клаусу, который порой скучал от того, что никто не пытается ему сопротивляться, как это было в «Мистик Фоллс».

— Постой! — заголосила Мортиша, когда в дверях промелькнула тень Ребекки. — Мы можем поговорить? Это важно.

Скрестив на груди руки, Ребекка нехотя вошла в кухню и уселась на барный стул. Как просили братья, она оставалась паинькой — помалкивала, дабы не расстроить Мортишу.

— О чем мне с тобой говорить?

— О наших отношениях. Раньше мы неплохо ладили, — осторожно начала Мортиша, промокнув салфеткой уголки губ. — Это осталось в прошлом, так?

Ребекка шумно выдохнула, отвернувшись. Она не ненавидела Мортишу, как считали некоторые домочадцы. Она завидовала ей. Тому, что та стала человеком, а в недалеком будущем ее ожидало материнство. По-человечески Ребекка была рада за давнюю приятельницу, но по-женски завидовала.

— Да. После того как Ник предпочел тебя мне, отдав лекарство тебе.

— Ребекка... — ей нечего было возразить.

— Не думай, что я дорожу тобой только потому, что мой брат влюблен в тебя... — она выдержала паузу и вновь заговорила. — Я понимаю: ты важна для нашей семьи. Твои дети — мои племянники, и я сделаю все, чтобы уберечь их от врагов. Сама знаешь, их у нас много. Но не пытайся водить со мной хороводы дружбы. Сейчас я к этому не готова, потому что, когда я смотрю на тебя, вижу свой упущенный шанс.

Кивнув с пониманием, Мортиша проигнорировала словесный выпад Ребекки, как и ее пренебрежительный тон. И ей в прошлом было тяжело смириться с тем, как в первый раз лекарство ускользнуло от нее. Поэтому она прекрасно понимала Ребекку, но не на сто процентов, ведь сама все же получила свою дозу лекарства, в отличие от нее.

— Послушай, я не хочу напрасно обременять тебя пустыми надеждами, — Мортиша втянула носом воздух, удержавшись от того, чтобы снова не заглянуть в холодильник. — Ребекка, лекарство не просто сделало меня человеком. Как сказал Кай, оно слилось с моим ДНК, став частью меня.

— Предлагаешь мне выпотрошить тебя? Ну так ты сначала роди, а потом уединимся.

Усмехнувшись, Мортиша едва не рассмеялась до слез — все из-за бушующих гормонов.

— Нет, не надо так со мной. Я это говорю к тому, что Фрея колдует над моей кровью. Сама подумай: подружка Сайласа, Кетсия, создала эликсир бессмертия, а затем антидот. Так почему бы нам не провернуть тот же фокус?

Ребекка опешила. Приоткрыв рот, она осталась немой.

Идея стоящая, способная перевернуть привычный уклад жизни Майклсонов и остальных бессмертных, если они того заслужат. И как бы не спугнуть, не повернуться спиной к удаче, светившей в лицо. Ребекка боялась пошевелиться, принять слова Мортиши за надежду. Ведь обычно розовые очки бьются стеклами внутрь.

Ребекка исчезла, применив вампирские привилегии. Иногда и Мортиша тосковала по тому, чего лишилась — силе, неуязвимости, внушению. А вот по голоду она совершенно точно не скучала. Ей было достаточно того, что, будучи человеком, она не отходила от холодильника.

— Господи, прости меня! — взмолившись, Мортиша выудила ведерко креветок, жадно набросившись на них. — Я ведь не для себя... для детей. Бог ты мой, как вкусно!

За этим действом ее застал вернувшийся Клаус, ни капли не удивившись тому, что ноги снова привели Мортишу на кухню — поближе к еде.

— Угощайся, радость моя!

Водрузив на кухонный стол блюдо с морепродуктами — свежими, разнообразными, — Клаус подмигнул девушке. Подойдя ближе, он приобнял ее за талию, давно уже не тонкой, губами прижавшись к ее виску.

— Я жирная! — пожаловалась Мортиша, опустив голову ему на грудь. Креветки таяли во рту.

— Вовсе нет! Ты — само очарование.

— Я ем за троих. Скоро в дверь не пролезу.

— Значит, мы снесем стены!

Мортиша выдержала смешливый взгляд Клауса, пребывающего в хорошем расположении духа, а затем разревелась. Слезы увлажнили его рубашку, а он, ладонями скользя по ее волосам и спине, пытался ее успокоить. Именно к таким перепадам настроения Клаус не привык.

— Эй, дети ведь все чувствуют. Они не хотят, чтобы их прелестная мама грустила. — Клаус двумя пальцами коснулся подбородка девушки и отвел волосы от ее лица. — К тому же, если тебе интересно, мне твои формы нравятся. Во мне тоже голод просыпается.

Мортиша рассмеялась, стерев с лица влагу, слегка подпортившую ее макияж.

— Когда я была вампиром, я была во всем идеальна, даже когда не старалась. Волосы, кожа, тело — я была само совершенство! Иногда я тоскую по этому. Мне кажется, я старею с каждым днем.

— Ты все так же прекрасна, — уверил ее Клаус. — Я не дам тебе умереть от старости. Мы что-нибудь придумаем.

— Хорошо бы, потому что все, чего я сейчас хочу, — больше еды и... — она закусила нижнюю губу, томно поглядев на Клауса снизу вверх. Он напрягся, сглотнув. — Тебя, Майклсон.

Взглядом огибая высокую грудь, ставшую значительно больше за последний месяц, и округлые бедра, способные свести с ума любого мужчину, Клаус чудом сдерживался от прежних страстных порывов, когда они с Мортишей могли надолго исчезнуть из виду, испытывая на прочность кровать и прочие горизонтальные поверхности.

— Радость моя, не думаю, что это полезно для...

Клаус не договорил. Мортиша толкнула его в грудь, отчего он бедром уперся в столешницу. И, запрокинув голову, когда она стала ластиться к нему, покрывая поцелуями шею, — он, честное слово, пытался не поддаться на ее провокации. Весьма соблазнительные.

— Не беспокойся, это очень полезно!

Прислушавшись и убедившись в том, что поблизости нет наглых иждивенцев и бесцеремонных родственников, Клаус в два счета запер двери на кухне и, настигнув Мортишу, подхватил ее под бедра, усадив на стол. Она застонала, охотно разведя ноги шире, когда он устроился между ними.

— Бог мой, Ник... — простонала Мортиша, погрузив пальцы в его чуть взлохмаченные кудри. — Господь!

— Я дьявол, радость моя, — усмехнулся он, вмиг расправившись с ее платьем.

***

Той же ночью Клаус и Мортиша выбрались на прогулку по ночному Орлеану, утопавшему в огнях карнавальной ночи. Сегодня один из летних карнавалов был посвящен призракам дома Лалаури. Согласно легенде, особняк был построен в начале XIX века во Французском квартале. Хозяйкой его являлась мадам Делфина Лалаури — богатая и влиятельная женщина из высшего общества. Она блистала в свете, притворяясь тем, кем не была, — милосердной женщиной с большим сердцем, радеющей за простолюдинов.

Невзирая на обманчивый фасад утонченной мадам, часто принимавшей участие в светских вечерах, а порой оказывавшей благотворительную помощь городу, слухи о хозяйке дома Лалаури ходили неоднозначные. Ее друзья и знакомые восхищались ее изысканным садом, круглый год привлекавшим восторженные взоры, а соседи нередко жаловались на крики и стоны, доносившиеся по ночам из дома мадам Делфины Лалаури. Неоднократно власти через городских чиновников и судебных приставов пытались провести расследование, но каждый раз мадам удавалось избегать наказания — благодаря ее высокому положению в обществе и связям.

Впрочем, власть ее продлилась недолго — она сгорела в пожаре 1834 года.

Воспользовавшись случаем, соседи ворвались в дом мадам, отыскав в ее тайной комнате рабов. По рассказам очевидцев, ставших достоянием новостных хроник, а позже и общественности, тела рабов были изуродованы: кто-то прикован к стенам, кто-то подвергнут жестоким опытам, кто-то не выжил, оставшись мучеником. И пусть мадам Лалаури удалось сбежать, призраки рабов в ее доме остались. По ночам жители Нового Орлеана иногда слышали крики и стоны боли.

Существует версия, что призраки дома Лалаури в особые ночи выбирались и скитались по городу, ища пристанище — тела живых людей. Поскольку Новый Орлеан почитает свою историю, а власти не прочь зазывать туристов, даже столь печальная история стала поводом для развлечения. В эту ночь по городу местные жители вместе с туристами устраивали факельные шествия с песнями и танцами, отгоняя призраков дома Лалаури.

— Это правда или вымысел? — обратилась Мортиша к Клаусу, придерживая его за локоть.

Улыбка в уголке губ увенчала лицо Клауса непостижимой загадкой прожитых лет, оставшихся при нем воспоминаниями. Некоторые померкли, но были и те, что оставались свежи.

— То был поистине интересный на события год, и пожар, случившийся в доме Дельфины, не стал исключением. Поговаривают, что в жилой комнате загорелась свеча.

Мортиша повела Клауса в противоположную сторону от факельного шествия, дабы лучше его слышать.

— В самом деле?

— Нет, — он покачал головой. — Ты ведь знаешь, у Марселя непростое прошлое, которое долгие годы следовало за ним тенью... раба, служившего при его живом отце. Впрочем, недолго. Марсель стал тем, кто спровоцировал пожар и собрал вокруг дома Лалаури соседей, давно подозревавших ее в жестоком обращении с рабами. Прибыли пожарные — и тогда все вскрылось.

— Значит, это правда? — с восторгом в голосе уточнила Мортиша, пригубив картонный стаканчик с какао, купленным в уличном ларьке.

— Истинная. Вот только, согласно хроникам, Дельфина сбежала, предположительно во Францию.

— А на самом деле? — Мортиша выгнула бровь, засомневавшись.

— Она получила свое наказание. Марсель ее проучил.

Улыбнувшись друг другу, Мортиша и Клаус держали путь в темноту улиц, будто минутой ранее не вели беседу о поистине страшной женщине Нового Орлеана, о которой по сей день ходили темные слухи. Делясь впечатлениями о приготовлениях к свадьбе, Мортиша жаловалась на усталость, не забыв отметить, что помощь Ребекки, взявшей на себя обязанности по проведению торжества, здорово облегчила ее график.

— ...После того как Давина вернется от Марселя, мы отправимся с ней в ателье. Ты бы видел, какое платье для меня сшили!

— Не думал, что ты отпустишь Давину.

— Марсель много для нее значит. Он спас ее, помог адаптироваться. Я в нем уверена: он ей точно не навредит. — Мортиша крепче перехватила локоть Клауса, прислонившись головой к его плечу. — Так вот, если говорить откровенно, я рада вмешательству мисс Пирс.

— Не шутишь? — Клаус едва не рассмеялся.

— Нет, как ни странно. Вкус у нее сомнительный, а вот связи удивляют. Только представь: она связалась с кутюрье Моник Лулье! К ней ведь почти невозможно попасть, а Кэтрин смогла...

Клаус улыбнулся тепло, почти нежно, с пониманием относясь к важным для Мортиши разговорам. Ему не то чтобы не было дела до их свадьбы. Вовсе нет. Он всего лишь был далек от этого, хотя вначале предлагал ей вариант, при котором сам лично занялся бы подготовкой. Мортиша отвергла, заявив, что лучше нее никто не справится, а кровавая резня на свадьбе ей ни к чему. Затем она забеременела, и планы по проведению свадьбы сначала легли на плечи Кэтрин, которая должна была очаровать многих, а после перешли к Ребекке.

— ...А твой костюм готов?

— Готов, не волнуйся на этот счет. Я и к мальчишнику готов.

— К мальчишнику?!

— Это традиция, — Клаус хохотнул, вернув ей ее же слова, сказанные не так давно о девичнике. — Обещаю не шалить.

Милуясь, Клаус и Мортиша не сразу обратили внимание на вышедшего из-за угла Элайджу, облаченного в черный элегантный костюм, украшенный королевской брошью, два столетия назад похищенной из Лувра.

— Ты рассказал ей?

— О чем? — Мортиша взглядом бегала по лицам братьев Майклсонов, ожидая ответа.

Начал Элайджа, рассказав о том, что они с Клаусом решили воспользоваться шумной карнавальной ночью. Местные, с песнями и танцами, держали путь во Французский квартал, где неподалеку проживала их мать, державшая Майкла на магической цепи. Закончил Клаус, объяснив, что этой ночью прольется кровь и, в качестве доказательства, продемонстрировал кол из белого дуба, который ему отдала Мортиша сразу после отъезда Джереми и Елены из «Мистик Фоллс».

— Будем решать проблемы по мере их поступления, — заключил Элайджа, подозрительно оглядевшись, будто чувствуя чье-то присутствие. — Сейчас Далия не так опасна, как наша мать и отец.

Клаус кивнул, подтвердив предположение старшего брата.

— Постойте, а как же Фрея?

Элайджа расправил и без того прямые плечи. Он готовился к этому вопросу, и все же, как такового ответа на него не имел.

— Фрея поймет, — заявил Клаус, совершенно не веря в сказанное. — У нас появился реальный шанс избавиться от родителей, и мы его не упустим.

Мортиша смерила обоих мужчин волнительным взглядом, чувствуя, что задуманное ими не обернется удачей — точно не для Фреи, так и не успевшей свидеться с отцом.

— Раз вы считаете это правильным... Хорошо, тогда действуйте.

Проводив Мортишу, Клаус и Элайджа отправились в дом матери, войдя без преграды, ведь она их однажды впустила внутрь. Ступая по стыкам половиц, чтобы не выдать своего присутствия, они разом напряглись, заслышав в одной из комнат знакомые голоса — матери и Фина.

— Отвечай! — во всю мощь своих легких возвысил голос Финн, зачаровав мать гипнозом. — Я хочу знать, почему ты так со мной поступила?!

Прежде чем нанести визит матери и отцу, Финн Майклсон обратился за помощью к Фрее, о чем остальные члены семьи не ведали. Ему нужно было зелье, которое на время блокировало магию ведьм, и Фрея, пусть и сомневаясь, не подвела его. А поскольку вампирский гипноз на ведьм не действовал, Финну пришлось лишить мать магии, дабы вытащить из нее ответы, тревожившие его тысячу лет.

Финн подлил зелье в чашку матери, воспользовавшись ее медлительностью, свойственной человеку и чуждой бессмертному. Эстер, не ощутив вкуса и запаха, не излучаемого зельем, выпила чай до дна и вскоре почувствовала слабость. Она без сил повалилась в кресло, ее мысли стали туманными, а разум — открыт для внушения, чем Финн без всякого зазрения совести воспользовался. Нагло и безжалостно.

Его тревожило прошлое — жизнь до гибели младшего брата Хенрика.

У Финна было все, о чем мог мечтать мужчина его времени: живые родители, множество братьев и красавица сестра, чья красота не уступала его очаровательной супруге — Сигрид Майклсон. Невзирая на длительные уговоры матери, Финн женился на землячке, а после вместе с ней и семьей перебрался на земли Нового Света. Они были молоды, здоровы и влюблены друг в друга, однако за более чем шесть лет брака им так и не удалось зачать дитя. Впрочем, они не унывали — держались крепко, веря, что их любовь дарует им возможность познать счастье отцовства и материнства.

Когда с младшим из детей Майклсонов случилась беда, Эстер, под давлением Майкла, решилась на отчаянный шаг, чтобы более не видеть смерти своих детей. Она сделала их бессмертными, за исключением Сигрид, в тот же промежуток времени объявившей о своей беременности. Увы, долгожданного счастья не случилось. В первые дни обращения голод и ярость были сильны, и Финн поддался тьме. Он не сумел остановиться, когда истекающая на его руках супруга молила о пощаде.

Сразу после ее смерти голод отступил.

Тогда Финн, пребывая в горе от утраты любимой и их нерожденного дитя, не сопоставил все события, предшествующие ее гибели. Значительно позже, столетия спустя, он с ужасом осознал, что во многом была виновата его мать. Шесть лет, в течение которых он и Сигрид не могли зачать дитя, мать навещала их, приходила в их дом и отпаивала травяными отварами. Эстер обещала, что при помощи природной магии счастье вскоре постучит в их двери. То была ложь. Она травила их, не давая возможности стать родителями. А после обращения наложила на Финна морок, погубив Сигрид.

Финн многое из этого понял, осознал и принял после длительных сеансов с шаманами в Египте. Он хотел при их помощи связаться с умершей душой Сигрид, а в итоге узнал страшную правду о матери, так и не сумев простить ее предательства.

— Из-за Далии, — отвечала Эстер, не имея возможности противиться силе внушения. Слова выходили из нее легко, как бы внутренне она не сопротивлялась. — Далия была опасна тогда и опасна сейчас! Я не могла допустить того, чтобы она снова пришла и забрала дитя. Твое дитя — перворожденное. А она бы явилась, и тогда все узнали бы, что Фрея...

Гнев охватил Финна с новой силой. Он опрокинул на своем пути журнальный столик и, сцепив пальцы на плечах матери, значительно проигрывавшей ему физически, словесно проклял ее, желая, чтобы она никогда не познала покой.

— Моими руками ты отняла ее у меня! Мое право на счастье, мое отцовство, мою любовь! — его слова били кнутом, а хватка становилась жестче. — Я потерял все из-за тебя! Из-за твоих страхов и секретов!

— Я пыталась защитить семью...

— Ты ее разрушила!

Притаившиеся в тени Элайджа и Клаус переглянулись. Могли ли они предположить, что их мать — не ангел? Вполне. Могли подумать о том, как далеко она может зайти, погубив родную кровь — невинное дитя? Вряд ли.

О Сигрид Майклсон не было принято вспоминать, как и о Хенрике, чьи смерти оставили глубокие раны на сердцах многих Майклсонов. Супруга Финна стала не просто вхожа в их семью — она в некотором смысле заменила для них старшую сестру, которую они считали погибшей. Сигрид была добра, внимательна, не по годам мудра.

— Мне так жаль, Финн... мой мальчик. Я лишь хотела уберечь всех нас от Далии.

— Вместе мы могли бы остановить ее! Моя семья была бы со мной, я бы не дал ей забрать их!

Эстер покачала головой, со скорбью на лице, не тронутом возрастными морщинами.

— Это невозможно. Далию не остановить, не победить. Поэтому я предлагаю вам, мои дети, второй шанс — новые тела, не связанные кровью с Далией. Я совершила ошибку, желая вам смерти... Думала, так смогу искупить свои грехи, но правда в том, что я смогу обрести покой, даровав его вам! Прости меня, Финн.

Финн отшатнулся, когда мать потянула к нему руки. Впервые за всю жизнь он наградил ее презрительным, ненавистным взглядом, которого даже Клаус ни разу не удостоился.

— Тогда и ты нам не нужна, — сказал Финн безапелляционно. — К черту твои вторые шансы. Мы прожили тысячу лет без тебя и проживем столько же. — Обернувшись через плечо, он обратился к братьям, которых услышал, уловил по запаху: — Она вся ваша.

Эстер была могущественной древней ведьмой, но даже она, лишившись магии на время, не сумела противостоять первородному вампиру и гибриду, быстро свернувшим ее шею.

Однажды, в конце XV века, Эстер Майклсон вернулась к жизни благодаря усилиям семьи Беннет и пыталась уничтожить детей. Якобы они прожили достаточно, принеся в мир кровь и страдания, а ее священный долг — избавить мир от монстров. Ту же ошибку она совершила в «Мистик Фоллс».

В XV веке Майклсонов спасло то, что тогдашняя Катерина Петрова не доверилась Эстер. Да, она сбежала, испугавшись за свою жизнь, за что позже поплатилась, однако не предала их, не позволила древней ведьме использовать свою кровь для заклинания объединения. И после побега неуловимой Кэтрин Пирс Клаус во второй раз расправился с матерью, о чем знал лишь он и Мортиша, которой в свое время он доверил множество секретов.

Под хор голосов, исполнивших балладу о трагичной любви, Клаус убил своего названного отца, скованного магией темных артефактов. Он всадил кол из белого дуба в его сердце и выдернул прежде, чем огонь охватил тело Майкла, последним увидевшего лицо бастарда — плода предательства его супруги.

— Да не познаете же вы покоя вовек, — напоследок обронил Клаус.

Братья Майклсоны покинули дом, некоторое время наблюдая за тем, как огонь охватил его стены, пожрав тела Эстер и Майкла. Как истинные скандинавы, они погибли в огне. Весьма символично, если вспомнить, с чего начался вечер Мортиши и Клауса — с истории дома мадам Лалаури.

— И вот мы вновь осиротели, — подал голос Элайджа.

— Идем, за это надо выпить.

С чувством выполненного долга Клаус и Элайджа двинулись в бар «Руссо», где симпатичная барменша наливала самый качественный бурбон в городе. Немного отойдя, они снова, не сговариваясь, обернулись и заметили отставшего Финна, пытавшегося примириться с тем, что он узнал и вновь пережил.

— Ты с нами, брат? — поинтересовался Элайджа, устремив взор в лицо Финна.

— Хочешь или нет, мы тебя одного не оставим, — подхватил Клаус. — Мы семья.