Варг
ДЖОН
Его сны постоянно менялись, но в каждом из них было что-то зловещее, словно они были реальностью в той или иной степени. Они всегда начинались одинаково, когда он стоял посреди луга, ветер мчался по траве, шелестя взад и вперед. Когда яркие золотые лучи солнца падали на его кожу, забрызгивая эту глубоко загорелую кожу, чтобы она стала коричневой. Над головой в небе танцевал багровый дракон. Громовые хлопки затопляют его уши, словно гулкие раскаты грома.
Затем он переходил от большого травяного моря к типу горного хребта, где пески были цвета хаки, и тысячи копыт стучали по земле, отдаваясь эхом в его ушах, как будто тысячи и тысячи дотракийцев скакали по горному хребту. Он был не человеком, а львом с человеком с дикой гривой и львицей рядом с ним - их меховые шубы были бледно-белого цвета, мерцая на свету.
Он чувствовал, как мускулы льва напрягаются под покрытой мехом кожей, когда ветер проносится по его гриве. Он чувствовал себя живым, диким и свободным, в отличие от всего, что он когда-либо чувствовал раньше. Его обязанности исчезли, осталась только охота, и это было все, ради чего жил Эйгон. Он никогда не был свободнее, чем в этот момент. Его рот был наполнен алой жидкостью от его свежей добычи; его челюсти щелкали и разрывали нежную плоть его добычи.
Мужчины с кожей цвета мокко закричали, когда под его челюстями раздался тошнотворный хруст; на заднем плане послышалось тихое мяуканье детеныша; брызги крови на белом мехе казались скользкими от крови. Гром раздался в его груди, когда его разум снова изменился, и на этот раз он был самым странным из всех.
Он был белым волком с алыми глазами и чисто-белым мехом цвета снега, Эйгон не знал, где он, но он знал человека, который сидел перед ним. Мягкая улыбка тянет его губы, когда он говорит теплым и почти возбужденным голосом.
«Мы нашли Таргариенов», - заговорил он ускоренным голосом.
Эйгон знал по его дымчато-серым глазам, которые менялись в зависимости от его настроения, что он на самом деле был его давно потерянным дядей, и он, казалось, обладал убийственной энергией. Тело, в котором покоился разум Эйгона, начало напрягаться, питаясь эмоциями молодого человека, а не старшего северянина. Он не знал почему, но чувствовал, что белый волк принадлежит ему, а не его дяде. Его разум идеально слился со зверем, когда он смотрел с ужасом.
«Если повезет, Станнис будет на следующем корабле, отправляющемся в Эбон-Хед, если боги будут милостивы». На этот раз заговорила женщина с огненно-рыжими волосами.
Ее яркие голубые глаза были обращены на волка, словно она знала что-то новое о звере. Но она списала это на возбужденное настроение человека, с которым волк был связан, или так они все думали.
Часть Эйгона была рада, что они направляются в Эбонхед. Они не найдут ничего, кроме пустого особняка и текстов, которые в противном случае бесполезны для любого, кто их найдет. Но была и более значительная часть Эйгона, которая боялась, что их жажда крови никогда не закончится. Даже если они узнают правду о Лианне, прекратят ли они когда-нибудь попытки выследить его семью? Это никогда не прекратится.
« Почему они были так тверды в своей вере в то, что мать мертва. Зачем заходить так далеко? Вместо того, чтобы просто искать правду? Они охотятся на нас, как на обычных преступников». Мысль Эйгона пронеслась в голове Призрака.
Поначалу Волк почти чувствовал, что борется с влиянием Эйгона, но теперь их разумы, казалось, слились воедино, как теплый бассейн мыслей и сознания. Это было идеально, как будто их разумы должны были быть вместе. Эйгон был спокоен, просто наблюдая за западными людьми глазами ничего не подозревающего союзника.
Нед повернулся к Призраку с легкой улыбкой на лице, ухмыляясь волку, нежно и бережно проводя пальцами по чистому белому меху. Его пальцы были нежными и ласковыми, пока Эйгон впитывал тепло пальцев Неда, осторожно наблюдая.
«Если Рейегар в Эбеновой Голове, если его привезут обратно в столицу, чтобы казнить, ты собираешься отрубить ему голову вместо палачей?» - заговорила Кейтилин вопросительным голосом.
Ее яркие голубые глаза затуманились любовью и беспокойством, Эйгон почти ожидал увидеть, как он впадет в ярость, как его так называемый друг и брат по оружию Роберт Баратеон. Но вместо этого это спокойствие омыло его лицо, когда он позволил своей руке лечь на шею Призрака. Его палец бездумно вращался в его мехе, пока он говорил монотонным голосом.
«Я отниму его голову за Лианну, за моего отца, за Брандона, за все жизни, потерянные из-за безумия Таргариенов. Если эти дети встанут на пути, если его так называемая жена встанет на пути, то я убью и их, но только если придется», - Нед говорил уверенным голосом.
Это было более чем нервирующим для Эйгона, что он был готов убить свою сестру. Он только что узнал, что именно его сестру он поклялся убить? Тьма окружает его, вторгаясь в тайники его разума, как будто что-то выталкивало его из разума волка. Может, это был Нед?
Смятение звучало в каждой мысли Эйгона, как только он услышал, как медленно она начала звать его по имени, и полная паника в голосе, когда он говорил.
«Эйгон! О боже, что с его глазами! Сир Джорах!!!» Паника, наполнившая ее голос, вернула будущее Эйгона к тревоге.
Дымка над его разумом начала рассеиваться, когда он почувствовал тепло чего-то, горящего в его боку, и он знал, что это должен быть Арес. Эйгон слышал тихое мурлыканье дракона; он знал, что что-то не так, но не с его всадниками. Эйгон медленно приходил в себя, когда услышал, как открылась палатка, и два ряда шагов наполнили воздух.
Один был легким, и как перышко, плавно скользящие шаги, которые, как знал Эйгон, должны были принадлежать его матери, другой был тяжелым и конкретным, почти приземляющимся, как шаги его отца. Что их всех взволновало?
« Что происходит?» - подумал Эйгон.
Эйгон скоро получит свой ответ, когда Лианна тяжело вздохнула, желая, чтобы все, что она видела, было нереальным. Было зловещее настроение, когда весь шатер повернулся, чтобы посмотреть на Лианну. На ее лице была слабая и почти ужасная улыбка, когда она посмотрела на своего единственного сына. Его глаза были белыми и остекленевшими. Она поняла, кем он был, в тот момент, когда увидела его глаза.
«Он варгинг; с ним все в порядке. Он проснется в любой момент. Нет причин для паники». Лианна хотела бы сказать, что она не принимает это.
Но она знала, что с кровью Таргариенов, которая уже текла в его жилах, рано или поздно магия в его крови, которую она передала, тоже рано или поздно активируется. Как будто одного могущественного зверя с человеческим интеллектом было недостаточно. Он получит еще больше животных, если сможет отточить свои способности варга, и он был не единственным.
Она знала, что в ее дочери Энио было так много от Севера, что нет способа, чтобы она не прошла через то же самое. Она была уверена, что если она войдет в ее палатку, то однажды увидит то же самое остекленевшее выражение с белыми глазами. Это, должно быть, проявлялось еще со времен драконов, и они только сейчас это заметили. Увидели бы они вообще, если бы не Эйгон и Дени, которые делили палатку вместе?
Белизна в глазах ее сына медленно померкла, и Эйгон начал быстро моргать; спустя долгое мгновение его глаза снова стали ярко-синего цвета, когда он оглядел палатку, и на его лице отразилось крайнее замешательство.
Эйгон изначально не мог понять, почему они в палатке; он слышал, как Дейенерис запаниковала и звала на помощь. Он чувствовал тепло спокойного Ареса, так в чем же дело. Смятение так сильно отдавалось в его груди, что ему стало трудно дышать. В какой-то момент. Они все смотрели на него с ужасом и сомнением. У всех, кроме его матери, на лице была мягкая улыбка, когда она посмотрела на сына.
Дымчато-серые глаза были наполнены любовью, поскольку они были такими же светлыми, как и ее настроение, но Эйгон не был глупцом; он мог чувствовать мрачный воздух вокруг нее, когда она говорила почти консервативным голосом. Делая большие осторожные шаги к своей кровати. Мерцающие белые меха находились в прямом контрасте с гладкой алой чешуей Ареса.
Его понимающие узкие глаза были прикованы к Лианне, как будто он знал, что она скажет, еще до того, как она это сказала.
«Твои глаза были покрыты белой пеленой; я должна задать тебе этот вопрос, и мне нужно, чтобы ты ответил честно. Тебе снилось, что ты животное, где-то еще, а не в своем собственном теле?» - спросила Лианна ласково, не резко.
Она знала, что ее сын только что вышел из глубокого сна, который, скорее всего, поглотит его разум на некоторое время, пока он не сделает что-нибудь, чтобы поесть и попить, поэтому она не хотела торопиться, но она также не хотела упустить этот момент. Им нужно было взять под контроль его варгинг, и она знала, что произойдет, если он не будет его контролировать.
Предположим, он пробрался в разум животных, сначала связавшись с ними. Как он станет более животным, чем человек, она видела это у одичалых, когда они начали нападать на Север, она не позволит, чтобы это случилось с ее сыном или кем-либо из ее детей.
Эйгон даже не был уверен, как ответить на вопрос матери. Это был всего лишь сон, или так он думал, но когда он увидел дядю, он понял, кто он, когда он услышал их слова, он понял, что они были больше, чем план, и когда он почувствовал его прикосновение, он понял, что это была не какая-то странная галлюцинация, а реальная сцена.
Но как он мог объяснить все это своей матери, не выглядя сумасшедшим, но когда ее рука крепко сжала его руку с мечом. Тепло затопило его грудь, когда ее тепло пробежало по его рукам и поднялось к его сердцу, заставив его успокоить свой разум и дух.
«Да, сначала я Арес, потом какой-то Лев в великом травяном море, я белый волк на западе, порядок всегда меняется, но это были одни и те же три вещи, повторяющиеся снова и снова. Какое это имеет значение? Они просто мечтают». Эйгон заговорил, но даже он усомнился в обоснованности последней части своего предложения.
Эйегон первым перевел взгляд, глядя на отца со слабой улыбкой на лице, когда он говорил командным тоном. «Мы оставим тебя говорить», - сказал Рейегар, и остальные слушали
Служанки и рыцари были вытеснены из палатки яростным визгом, который оставил гладкие чешуйчатые губы Ареса. Черные зубы сверкали на свету, когда он щелкал в воздухе для дополнительного эффекта, заставляя оставшихся мужчин выйти из палатки. Балерион издал яростный визг, когда его блестящая черная чешуя мерцала на свету, а тлеющие красные глаза кипели от ярости.
Как будто у Ареса хватило наглости закричать на своего всадника, но вместо этого Дейенерис заставила своего мужа слабо улыбнуться, когда ее выгнали из комнаты вместе с остальными. Несколько неохотно Балерион мчался за ней, его хвост хлестал по земле, когда он выбирался из палатки. Наступила почти шаткая тишина.
Лианна пристально посмотрела в глаза молодого парня, которого она любила всем сердцем. Она знала, что это будет трудно объяснить, но если она не попытается, это будет продолжаться.
«Ты варг или оборотень; одичалые гордятся этим; это из-за крови первых людей, которая течет в наших жилах. Но северяне - суеверная толпа и не знают варгов, дикарей или нет. Твои глаза становятся белыми, когда ты входишь в разум другого животного. Но никто никогда не проникал в разум дракона. Ты можешь быть первым, но варгинг опасен. Ты не можешь силой пробраться в их разум, потому что в тот момент, когда ты это делаешь, часть твоего разума разрывается на части и остается в звере. Делая тебя диким, больше животным, чем человеком. Ты должен быть осторожен». Лианна говорила мудрым тоном.
Как будто она знала все о Варгах, хотя не была на Севере 14 лет. Это заставило Эйгона поверить, что в его матери было больше, чем она показывала. Больше в их семье, что она была готова признать. Эйгон переместился, чтобы посмотреть на Ареса. На его губах появилась мягкая улыбка, когда он с любовью провел пальцами по гладкому чешуйчатому подбородку Ареса.
Его пальцы царапают металлическую чешую молодого дракона, которая с каждым мгновением становилась все более свирепой. Эйгон знал, что он станет его спасителем или его проклятием в зависимости от того, кого он попросит. Но мог ли он проскользнуть в его разум, почувствовать то, что он чувствовал, думать то, что он думает, видеть то, что он видит.
Волнующее волнение затопило его грудь, когда он посмотрел на свою мать, этот мрачный и серьезный воздух снова наполнил воздух, когда он посмотрел на свою мать. Ее серые глаза начали темнеть от ярости того, кто кричит: «Ты должна отнестись к этому серьезно, иначе кто-то может пострадать, и этим кем-то был бы ее сын».
«Тебе нужно практиковаться, но делать это нужно очень осторожно; начни с птиц; они - самая легкая подготовка к драконам, обещай мне». Голос Лианны дрожал от страха.
Она знала, что сын может не прислушаться к ее словам, но она должна была попытаться, иначе какой смысл? Она не могла позволить ему закончить так же, как его дед. Безумный в бреду и кричащий о драконах и сжигающих людей до самого последнего вздоха.
Она не хотела этого для него, и Эйгон мог сказать это по отчаянию, которое наполняло ее глаза, и он знал, что все это восходит к безумию его деда. Он хотел, чтобы они не были определены его яростью, но он знал, что это никогда не закончится, пока они не закончат это, пока они не начнут новую сагу, новую главу в династии Таргариенов.
«Я обещал матери, что буду практиковаться. Я не позволю проклятию нашей семьи поглотить меня, как это сделало безумный король. Клянусь. Тебе не стоит так беспокоиться. Я слышал, что от этого у тебя появляются морщины на лбу». Лукавая и шутливая улыбка тронула губы Эйгона, когда он провел отсутствующим пальцем по сверкающей чешуе молодого детеныша.
Лианна выглядела обиженной, ее губы вытянулись в форме буквы «О», когда она разразилась смехом, ее глаза изменили цвет с темно-серого камня на светло-дымчато-серый, который сверкал на свету, а теплая улыбка растянула ее губы, и на мгновение атмосфера скорби покинула палатку, когда она игриво шлепнула сына.
«О, и откуда ты это услышал?» - спросила Лианна с шутливым видом.
Эйгон не мог не улыбнуться матери, радуясь, что этот озорной блеск сформировал ее глаза, как теплая улыбка на ее лице. У них двоих всегда были особые отношения, Эйгон был маменькиным сынком и не стыдился этого признавать. Он все еще проводил много времени со своим отцом, но это было только из-за его обучения как ментальным, так и боевым искусствам.
Большую часть времени он проводил, гоняясь за ее матерью в глубине леса или практикуясь с луком и стрелами, пока она рассказывала ему истории о Севере. Это заставило тепло наполнить его грудь, поскольку он мог почти представить себе тепло их очага, потрескивающего в Эбонхеде, когда они крепко пили и часами говорили обо всем и ни о чем.
Или как они использовали его, чтобы исчезнуть, когда думали, что никто не смотрит, просто чтобы бегать по лесу, свободному от всех забот и страха. Его мать была больше, чем просто его матерью, но и его лучшим другом и спарринг-партнером. Он не мог представить свою жизнь без нее. Если бы ему пришлось расти скрытым, зная, что он последний из древнего и могущественного рода, он не думал, что сможет это сделать.
Он понятия не имел, как Дейенерис прожила так долго; ее брат определенно не помогал.
«Мел говорит, что когда она вырастет, то станет невероятно красивой, а у нас с Энио будут морщины на лбу от всех тех моментов, когда мы слишком много беспокоились». Эйгон расхохотался в конце своей фразы.
Теплая, почти самодовольная улыбка появилась на лице Эйгона, когда он рухнул обратно на кровать, наблюдая, как Арес ползет по его груди. Дракон с собачьей стороны должен был удержать его, но вместо этого он чувствовал это почти естественно. Его пальцы скользили по лопаткам, чувствуя, как его дымящиеся горячие мышцы сокращаются под кожаной кожей.
Арес крепко свернулся на груди Эйгона, его иловые красные глаза были прикованы к Эйгону, поскольку они смотрели в самые глубины его души. Лианна издала небольшой смешок, тяжело покачав головой. Улыбка на ее лице начала исчезать, когда она посмотрела на своего сына, грустный воздух окутывал ее, когда она говорила.
«Тебе следует поговорить с Дейенерис. Она боялась, что ты умираешь; объясни ей это так, чтобы она поняла. Дай ей знать, что это хорошо для ее семьи, для твоей семьи». Лианна говорила, борясь с желанием нахмуриться, пока ее пальцы ощупывали лоб, чтобы убедиться, что на нем не образуются морщины.
Эйгон издал гортанный смешок, когда Лианна игриво шлепнула его по ноге и направилась к выходу из палатки.
«Не смейся над своей матерью!» - раздался в его ушах возмущенный, но игривый голос, когда она вышла из комнаты.
«Что ты думаешь обо всем этом, Арес?» - Эйгон склонил голову набок, говоря это.
Вытянув шею, чтобы получше рассмотреть молодого дракона, багровый детеныш сверкал глазами интриги, словно сам пытался это выяснить. Были времена, когда Эйгон желал, чтобы молодой дракон мог говорить, никто не знал, каковы драконы. Сколько бы книг они ни читали, никто никогда не узнает, каков дракон, пока не встретит дракона.
Эйгон знал, что его мать права, что он чувствует, как в нем растет сила, но не думал ли он, что будет уместно начать с малого и продвигаться наверх? Сколько времени потребуется, чтобы научиться контролировать каждое существо, которое он сможет. Это займет время, время, которое они смогут использовать, чтобы найти другие орды.
Им понадобятся люди, и ничто этого не изменит, сколько бы практики у него ни было. Конечно, он мог научиться управлять воронами, но управлять драконом было самым сложным. Если бы он научился управлять драконом, все остальное встало бы на свои места, не так ли?
Он знал, что все было радужно, но он должен был попытаться. Они никогда не перестанут охотиться на них. Он знал, что он знал это в тот момент, когда увидел, как Нед и его жена разговаривают. Он знал, что они не остановятся, пока не умрут, или пока не узнают правду, и даже тогда, будет ли этого достаточно? У них не было времени. У них не было роскоши ждать и смотреть, что будет дальше, им нужно было быть быстрыми и уверенными, если они хотели получить поддержку востока, прежде чем они отправятся на запад. Им понадобятся золото и армии, и если превращение в дракона могло бы дать им это, то Эйгон должен был попытаться.
Эйгон успокоил свой разум, сделав несколько глубоких вдохов каждый раз, когда он варгнул, что спал совершенно спокойно и спокойно во всех отношениях; единственный способ обрести это спокойствие, находясь вдали, - сделать несколько глубоких вдохов. Как только его разум прояснился, он открыл глаза, пристально глядя в ярость, прорези глаз Ареса.
На мгновение ему показалось, что ничего не происходит, но затем жгучая боль, белая вспышка, пронесшаяся по его разуму, когда он глубже нырнул в разум Ареса. Он стоял в огненном поле. Багровое пламя вспыхивало на коже Эйгона, но она не почернела. Его кожа начала исчезать и сменялась красной чешуей Ареса. Вместо того, чтобы услышать тихие, высокие визги, он услышал густой, тяжелый, хриплый рев, наполнивший его уши.
Раздавались ядовитые и шипящие шепоты, словно змея рычала в его сознании.
« Ты посмел войти в мой разум, мальчишка!!» - раздался в воздухе тихий шепот.
Ветер хлестал по формирующемуся огню, и завихряющийся звук ног Эйгона, густой хриплый рев разнесся эхом, когда свет вокруг зверя начал завихряться, и тени напали на Эйгона, и огромный дракон с размахом крыльев более 500 футов и массивный сел перед Эйгоном. Толстые мускулистые красные багровые задние ноги ударили по земле, когда он двинулся, чтобы нависнуть над Эйгоном.
Толстые черные острые как бритва когти разрывали тени, покоящиеся в земле, массивные крылатые руки держали большого дракона, его вечно извивающаяся шея стремительно вырывалась, быстро щелкала вокруг воздуха Эйгона, но он не боялся. С каждым мгновением пламя начало угасать, пока он оставался в странном разуме молодого дракона, представленного как взрослый дракон.
Вместо этого ландшафт образует гладкие травяные поля огромного травяного моря, и каждое мгновение создается новый участок земли.
« Я Эйгон Таргариен, шестой по имени, ты Арес, мой дракон. Я не думал, что ты будешь выглядеть таким большим в своих мыслях». Когда Эйгон заговорил, его голос был спокойным и бестелесным.
Эйгон посмотрел на огромного дракона, не уверенный, сколько ему лет; Эйгона охватило чувство большого замешательства, когда он выпятил подбородок и вел себя так, будто он здесь, но он не был уверен, как это должно работать. Он знал, что у драконов есть свой интеллект, но это было что-то другое.
« Мое яйцо было принесено в этот мир во время штурма драконьей ямы в 130 году после Рождества Христова; мы знали обо всем, что происходило, когда Дримфайр, дракон, который высидел моих братьев и сестер и меня. Ты, возможно, высидел меня всего пару месяцев назад, но я знаю о мире уже 116 лет. Хотя это первый случай для варга, который также является повелителем драконов». Арес говорил спокойным голосом.
В его словах была темнота, словно это было нарушением, чем-то, что противоречило законам природы, хотя, когда он выставил подбородок, дракон посмотрел вверх, и его губы изогнулись над зубами, почти как будто он улыбался. Красные глаза Руби плавали в утреннем свете, когда Арес опустил свою массивную, длинную, извивающуюся шею.
Сверкающие черные зубы мерцали в раннем утреннем свете этого ментального ландшафта; тепло трепетало в груди Эйгона, когда ругательная ярость его дракона начала угасать, и его разум глубоко обосновался в разуме дракона. Все его тело начало успокаиваться в ощущении такого мощного зверя.
Тело Эйгона ожило от гордости, поскольку он не мог не улыбнуться. Он был первым, и в этом было что-то, что наполняло его огромным чувством гордости. Он пошевелил губами, чтобы заговорить, но не был уверен, что сказать дракону, который маячил перед ним. Но ему не нужно было ничего говорить, Арес знал, что сказать, прежде чем у него появился шанс.
Интеллект, мерцающий в его ярко-красных глазах, которые мерцали в его глазах, когда он говорил губами, не двигался. Это было почти так, как будто он говорил прямо в разум молодого принца.
« Я не оружие, а живое дышащее существо. У меня есть разум и собственная воля, ты будешь моим наездником, но я не какой-то инструмент, который можно использовать, понятно?» - Арес говорил почти командным голосом.
Губы Эйгона растянулись в ослепительной улыбке, которая сияла любовью и сочилась из его глаз и звезды.
« Это само собой разумеется», - сказал Эйгон с растущей гордостью, переполнявшей его грудь.
Он чувствовал, как в его груди формируется струна, когда он стоял перед драконом. Связь начала расти между ними, когда он тяжело вздохнул, и когда он быстро моргнул, гладкая палатка из конской кожи с Аресом покоилась на его груди. Казалось, что они смотрели друг на друга часами, но прошло всего несколько мгновений.
Когда он посмотрел на полог палатки, он тяжело вздохнул, зная, что он сидел там всего несколько мгновений. Арес поднял взгляд на Эйгона, поскольку он лучше понимал людей, которых он собирался назвать своим всадником. Он склонил голову набок в полном замешательстве, как будто задаваясь вопросом, почему Эйгон так долго не мог прийти в себя.
Теплая улыбка тронула губы Эйгона, когда он осторожно снял Ареса со своей груди, позволив молодому дракону уснуть. Эйгон начал подниматься, набрасывая на себя расписной красный жилет с красным драконом, нарисованным на спине, и плавными красными линиями, нарисованными спереди. После этого он надел пару штанов для верховой езды из конского волоса и кожаные сапоги. Блэкфайр покоился на стене; гладкая изогнутая рукоять дракона с двумя драконами в середине рева, выполненная из идеальных маленьких голов.
Тьма пробежала по лицу Эйгона, когда он подумал о людях, владевших этим мечом, Эйгоне Великом, Эйгоне Недостойном, Эйгоне Младшем. Так много его тезок владели этим мечом, но он не закончит так, как последние два Эйгона. Он вернет себе трон и вернет драконов в мир.
Он вселялся в каждое существо, которое встречал, шаг за шагом. Им нужно было знать, что произойдет, прежде чем это произойдет, и лучший способ сделать это - заглянуть в глаза как можно большему количеству животных. Но сейчас ему нужно было поговорить с Дейенерис и сказать ей, что все будет хорошо, даже если она не верила в это; ей нужно было это услышать.