Черный Легион

Бывает такая ненависть, с которой невозможно справиться. Девять Легионов, покорные прихотям Богов, что баламутят судьбу вокруг нас, всегда были злейшим врагом самим себе. Когда имя Абаддона произносят с благоговением, большая часть этого полного ненависти и зависти почтения связана с тем, что он делает то, чего не в силах сделать ни один другой военачальник - он, пусть и ненадолго, объединяет Девять Легионов и ведет их на войну. Гору была верна половина Империума: организованная, единая и могучая. Абаддону приходится по частям собирать армии проклятых из глубин преисподней, где они целую вечность утопали в собственном безумии и ненавидели друг друга как врагов.
Наш шанс войти в Империум как мощная и единая боевая сила был разрушен, а амбиции потерпели крах, встретившись с реальностью коварства Даравека.
Сказать, что мы бежали от Даравека и Черных Храмовников, значит не до конца описать масштабы происходившего перелета. Мы не отступали. Мы удирали. Флот рассеивался во все стороны, отбросив виндикту ради того, чтобы остаться в живых. Возможно, это не самый славный момент в нашей истории, но он точно входит в число самых разумных в тактическом плане. Хороших вариантов там не было. Мы выбрали наименьшее зло.
Не стану отрицать, было что-то тараканье в той трусости, с которой мы разбегались подальше от света сильных врагов. Было, однако, и кое-что смешное. Мы бросали оставшиеся корабли Черных Храмовников сражаться со свежим флотом и уходили от Воинства Легионов Даравека, словно утекающий сквозь пальцы песок. Они хотели выйти против нас и сокрушить, а вместо этого Черный Легион развернулся и двинулся разом в сотне направлений. Спустя считанные минуты не осталось ни единой объединенной флотилии, которую можно было бы хотя бы атаковать.
Не такого мы хотели, когда задумывали свой побег из Ока. Это сокрушало всякую надежду на ведение целостных военных действий, поскольку после этого крысиного бегства мы оказывались разобщены и слабы, каждый корабль был в Империуме сам по себе. Мы оставляли позади себя врагов, противостоя при этом врагам впереди, и начинали нашу войну в наихудшей стартовой позиции из всех возможных. Однако были бы живы. Необходимость - вечно беспощадная госпожа - подталкивала нас к выбору.
Формация, возглавляемая древним кораблем Вортигерна «С клинком наголо», пробила в блокаде Черных Храмовников наиболее крупную брешь, через которую удалось вырваться на свободу нескольким звездолетам. Упрямый калибанец порывался вернуться, пока я не запретил ему это прямым приказом. Он был первым из членов Эзекариона, кто пробился, и для нас имело жизненно-важное значение, чтобы он сделал все, что в его силах, для воссоединения флота вдали отсюда в случае, если бы остальные из нас погибли.
Корабли внезапно прерывали заходы на атаку на полпути, закладывали виражи и отворачивали в сторону, пробуждая свои варп-двигатели и не заботясь о соблюдении минимально-безопасной каскадной дистанции. Я наблюдал за тем, как «С клинком наголо» уменьшается на одной из фасет оккулуса, но когда тот нырнул в варп, подернув рябью гладь реальности, я не выдохнул с облегчением. В такой близости от Ока варп был крайне нестабилен. На самом деле действия наших входящих в варп кораблей являлись лишь отказом от верной смерти в пользу возможной.
Будто читая литанию, Ультио сосредоточенным и напряженным голосом торжествующе перечисляла все спасшиеся корабли. Каждое название сопровождала вспыхивавшая в ее глазах искра жизни.
- «С клинком наголо» ушел, - говорила она. - «Талонис Праксиа» ушел. «Экскориатор» ушел. «Зета» и «Сигма» ушли.
Когда «Зета» ныряла в свой варп-разлом, я сам наблюдал за ней и видел, как отростки-молнии, хлестнувшие из раны в реальности, вцепились в корабль и буквально засосали его в ждущую пасть. В радиусе действия варп-каскада находился звездолет Черных Храмовников, который завертело огненными спиралями и втянуло в разлом за «Зетой» без подготовки навигационных систем или активации поля Геллера. Я ощутил разливающуюся панику и короткую мучительную агонию, которые претерпел двадцатитысячный экипаж эсминца, когда на палубы хлынула не-реальность, растворяя их и пожирая заживо.
Несколько кораблей оказались уничтожены собственными варп-каскадами, и я до сих пор содрогаюсь при мысли о том, сколько воинов сгинуло в тот день. Их звездолеты взрывались у края варп-разрывов, или же оказывались срезаны огнем Черных Храмовников на пороге спасения. Я видел, как «Анахорет» пробился в варп, но при входе его двигатели вспыхнули и железо разлетелось в пустоту, в предсмертных конвульсиях оставляя за собой огненные следы по милости ракетного фрегата Черных Храмовников. И это был не единственный корабль, который постигла подобная участь.
Так что я не стану утверждать, будто мы ушли без потерь, однако основной массе флота удалось вырваться на волю.
«Тан» подошел на полном ходу, гремя орудиями и двигаясь вдоль серьезно поврежденного «Вечного крестоносца». В этот момент сосредоточенность Ультио дрогнула, и я подозреваю, что каждая психически одаренная душа на флоте почувствовала, как ей хочется повернуть назад и лично прикончить «Вечный крестоносец», забрав наши абордажные команды и казнив флагман Сигизмунда огненной буре виндикты.
Каким бы крупным и мощным не был «Тан», но даже раненый линкор «Глориана» превосходит любого соперника. Плетущийся, вспоротый «Вечный крестоносец» перевел свои пушки на звездолет Валикара и крушил его одним залпом за другим, получая в ответ чрезвычайно малый урон. Из ангаров «Тана» брызнули истребители, позади которых роилась более медленная волна бомбардировщиков. Валикар был целиком сконцентрирован не на том, чтобы уничтожить «Вечный крестоносец», а на том, чтобы тот оставался в бою. Он должен был помешать ему преследовать наши бегущие корабли, а также прикрыть отход наших абордажных команд и защитить их возвращающиеся капсулы.
Я смотрел на охваченный огнем «Тан» со сбитыми щитами и испещренным взрывами корпусом и гадал, не послал ли Валикара на смерть. Если так, то Эзекиль, Телемахон и те несколько тысяч воинов, которых мы высадили на сопоставимый по размеру с городом «Вечный крестоносец», умерли бы следующими. Даже если бы им удалось в считанные часы овладеть кораблем, как настаивал Телемахон, им бы достался обездвиженный флагман с открыто бунтующим экипажем, и они еще даже не успели бы заявить о своих притязаниях на трофей, как их уже настигли бы десятки кораблей Даравека.
Они должны были отступить. Я не сомневался, что Валикар этого от них добьется.
Пока наш флот рассеивался, «Мстительный дух» мчался вперед. Черные Храмовники, оказавшиеся перед еще одним флотом, который колоссально превосходил их сократившиеся силы, тоже начали отходить. Они отступали с куда более осмотрительной скоординированностью, стремясь к точке Мандевилля системы, чтобы войти в варп на безопасном расстоянии, избегая угрозы варп-каскадов. Было мучительно смотреть, как они уходят, и знать, что они пройдут через весь Империум, разнося предупреждение о нашем возвращении. У нас из рук жестоко вырывали весь элемент внезапности, какой мы только могли заполучить.
Даравеку предстояло за это заплатить.
Владыка Воинств был дерзок, и флагман его группировки Криптар - линкор Гвардии Смерти «Домина» - шел в авангарде флота. Он оставил пехотные транспорты, которые обстреливал, и направлялся к нам, готовясь ударить по израненному «Мстительному духу» в полную свою силу.
Они намеревались брать нас на абордаж, в этом не было никаких сомнений. «Мстительный дух» представлял собой сокровище, перед которым не устоял бы ни один военачальник.
Наше появление вынудило несколько кораблей Даравека оторваться от резни, и по всему мостику зазвенел смех Ультио, отметившей их группой рун на гололите. Я проследил за потоком данных и немедленно увидел, что ее так развеселило.
- Его флот, - произнесла она вслух. - Он распадается.
Она была ранена и отвлечена на другие вещи, поэтому я мог простить ей гиперболу, однако отчасти она была права. Корабль за кораблем, группировка за группировкой Воинство Легионов расходилось на части. Их капитаны вернулись в материальный мир, и у них были заботы, далеко выходившие за рамки вражды Даравека и Эзекиля. Они смаковали свободу с тем же удовольствием, что и мы, и теперь брали судьбу в собственные руки, покидая его.
- Не стрелять по кораблям, которые бросают Воинство Легионов, - распорядился я. - Сосредоточить весь огонь на защиту наших пехотных транспортов. Ультио, подойди достаточно близко, чтобы завлечь абордажников. Мы хотим, чтобы они чувствовали себя, как дома.
- Принято, - согласилась она.
- И продолжай сражение только до тех пор, пока Валикар не сообщит о возврате абордажных команд. Как только «Тан» передаст по воксу об успехе, сразу же выходи из боя.
- Будет сделано, - пообещала она.
Пока я глядел на приближающийся флагман Даравека, мне невольно вспомнились слова Абаддона, сказанные им в ту ночь, когда мы спарринговали и он вынес свое решение по поводу моих неудачных попыток виндикты: «Мы стоим на пороге возвращения в Империум, который построили своим потом и жертвой. До того, как все кончится, за нами явится Тагус Даравек. Мне нужно, чтобы он умер, Искандар. Больше никаких оправданий. Мне нужно, чтобы он умер».
Эзекиль, будь он проклят, вновь оказался прав. Вот почему он оставил меня на борту «Мстительного духа». Вовсе не из недоверия. Совсем наоборот.
Мой пульс участился.
- От «Домины» приближаются абордажные капсулы, - воскликнул один из членов смертного экипажа. Я уже улыбался и не мог себя остановить.
Нагваль, ко мне.
Хозяин? Зверь вырос из моей тени, возникнув из черноты и неслышно выступив на палубу позади меня. Я послал ему волну одобрения за столь быстрый ответ на мой зов.
Я обнажил Сакраментум и посмотрел на свое отражение в серебристом клинке. Я все еще улыбался. По правде сказать, даже ухмылялся - на меня глядело лицо с оскаленными зубами и прищуренными глазами, как у Леора, когда он дрался на радость Богу Войны.
Так или иначе, Нагваль, пора с этим покончить.

Я смотрел, как вокруг меня пылает мой родной мир, устраивал избиения и руководил геноцидами, однако мне все же нелегко целиком вспоминать бой в тот день. Любое действие эхом отдается в варпе, и битва была настолько яростной, что по ту сторону пелены вопили хоры демонов, которые состояли из множества чудовищ, ожидавших появления на свет.
Практически у всех, кто находится на борту боевого корабля, война в пустоте сжимает восприятие. От мира вокруг тебя остаются лишь содрогания палубы под ногами, грохот от ударов пушек по корпусу, да насыщенная, пышущая жаром какофония схваток в тесных коридорах. Внутри корабля сражаешься на территории, которая обладает размерами и сложностью города, а твое существование сводится к бесконечному труду: бою в одном туннеле за другим, закрытию абордажных брешей или же их удерживанию в открытом состоянии, ответам на приказы о смене дислокации, наблюдению за экранами гололитов, оттаскиванию тел в сторону для расчистки дороги или использованию их для баррикад - и все это делаешь, не зная, не погиб ли еще корабль вокруг тебя. Захвачен ли мостик? Война снаружи идет успешно, или вы уже обречены? Какую часть корабля уже заняли абордажные группы?
Здесь нет порядка, нет общей картины. Это одновременно траншейная война, сиюминутные бои в туннелях и партизанские действия. Рассудок возвращается лишь в кратких перерывах, когда урываешь достаточно времени, чтобы просчитать, где ты нужен дальше, или же где нужен больше всего.
Я находился вместе с Пастью Бога Войны: налетчиками и варварами, сражавшимися под знаменем Леора. Их черная броня была покрыта медными символами их божественного покровителя, а также хтонийскими рунами и иероглифами награкали, обещавшими кровь и черепа во славу Бога Войны. На доспехах виднелось грязно-золотистое Око Гора поверх Восьмеричного Пути.
Я дрался бок о бок с Леором и Нагвалем, убивая под металлический грохот тяжелого болтера и гортанный рев тигроподобного зверя, вымершего сотни лет назад. Мы продвигались, не думая о тактике, и шагали вглубь хаоса, сознательно становясь частью мерзкой лихорадки, которая охватила самые нижние палубы корабля.
Коридоры боевого корабля Черного Легиона - это мир, где обитает неисчислимое множество ужасов. В чревах наших звездолетов буйно расцветает мутация, которая развивается неконтролируемо и, по большей части, без нашего ведома. Порой это длится на протяжении целых поколений. Да, там внизу живут кланы ничтожных мутантов и зверолюдей, однако самые нижние палубы зачастую слишком враждебны для любой по-настоящему смертной формы жизни. На экспедиции по зачистке отправляются отделения и группировки, и назад возвращаются не все из них. Те, кому это удается, рассказывают о том, что на нижних палубах процветают целые биодемонические экосистемы, в которых воздух становится отравой, а стены - колышущиеся пещеры из пульсирующей плоти и кристаллизовавшейся крови, с экзофлорой, созданной из человеческих костей.
В этих залах мы бились с абордажными командами Даравека и бились с самими залами. Упавших раненых воинов поглощал корабль или же демонические твари, которые жили в его податливых костях. Живые мертвецы, за сотни лет лишившиеся какой бы то ни было чистоты генов, злобно глядели из стен и изрыгали дымящуюся черную желчь на легионеров, сражавшихся с обеих сторон. Против нас выступали колонии слепых и спятивших существ, которые даже не могли себе представить солнечного света, и мы прорубались сквозь эти иссохшие мощи, чье прегрешение состояло лишь в том, что они дерзнули преградить нам путь. Расчлененные на части трупы с ампутированными конечностями визжали и вцеплялись в наши сапоги.
В одном из залов мы сошлись клинок к клинку под крышей, которая была полностью сделана из кости. Лишь когда шальные болты раскололи материал над нами и его осколки застучали по броне, я понял, что купол над нами каким-то образом был образован из человеческих зубов.
Большую часть времени я едва мог расслышать рев Нагваля или пальбу нашей наступающей орды. Мысли ящероподобных мозгов полуживых чудовищ, гнездившихся в удушливом мраке, давили на мои собственные, заполоняя чувства тупым голодом и тошнотворным отчаянием. Я обливался потом, силясь не дать их примитивным потребностям нарушить мое сосредоточение.
Ультио сопровождала нас в облике своих киборгов и боевых роботов Синтагмы. Они маршировали неровным шагом, окрашивая все кровью при каждом взмахе своих механических лап и ионизируя зловонный воздух копьями молний из наручных пушек. Плоть, на самом деле плотью не являвшаяся, горела, источая смрад, который не поддавался законам природы. Это эхо требухи налипало на нашу броню, проникало в системы подачи кислорода, впитывалось в поры.
В тот день я убивал Пожирателей Миров. Убивал Гвардейцев Смерти и Сынов Гора. Убил воина из Альфа-Легиона, которого душил, пока сознание не стало его покидать, а затем расколол его голову об пол. Я убивал Повелителей Ночи, Детей Императора и да - даже Тысячу Сынов. Я всадил клинок в раскрытый рот атакующего легионера в шипастой броне, а другого порубил на лишенные конечностей останки. Выдрал переднюю часть черепа воина голыми руками. Звук, который он издал, когда его голова разрывалась на части, уже не был человеческим.
Некоторых из них я убивал скачущими дугами испепеляющих молний варпа. Других убивал, воспламеняя воздух вокруг них беспощадным огнем, порождая демонов в инкубаторах их сердец, или же состаривая их и заставляя их тела распадаться на месте. Разрушения истончили пелену, и с обеих сторон на свет появлялись бегающие и вышагивающие демоны с клинками, которых не требовалось призывать - им дарило жизнь исключительно насыщение резней.
Люди Даравека убивали нас в ответ, прореживая ряды Черного Легиона в самом сердце нашего же флагмана. Мясницкий счет в этом абордаже шел на десятки тысяч, незваные гости учиняли опустошение, прокладывая себе дорогу через экипаж.
Из наших воинов сильнее всего пострадали Рассеченные, оказавшиеся на грани полного истребления. Порой нам приходилось перепрыгивать через их раздувшиеся тела. Демоны внутри были мертвы так же, как и те космодесантники, которыми они завладели. Мы продирались сквозь десятки трупов, застывших в боевой форме, где демон и человек сливаются в смертоносный гибрид, в совершенстве умеющий убивать. Временами и атакующие и защитники использовали тела Рассеченных для строительства баррикад. Необходимость - богиня столь же жестокая, как и все в Пантеоне - несомненно смеялась в тот день.
Впоследствии это меня заботило. Впоследствии я думал о собранном урожае жизней. Но в тот момент эти мысли меня не посещали. Я бежал по залам в залитом кровью черном доспехе и с недостойным исступлением вопил вместе с Леором и его людьми.
- Даравек! - выкрикивал я вслух, и мой голос эхом разносился по мутировавшим коридорам.
Даравек! - снова и снова посылал я грубые и примитивные психические импульсы.
Нагваль сопровождал каждую передачу ревом, его ярость была под стать моей. Посредством его чувств я видел корабль как постоянно меняющееся марево, озаренное мерцающими огнями душ живых существ. Я всаживал Сакраментум в подергивающиеся тела легионеров, которых он рвал на части и бросал на палубе, а он обрушивался на тех, кого я оставлял ранеными, и потрошил их клыками и когтями. Мы никогда еще не охотились в такой гармонии.
Я наткнулся на Тагуса Даравека посреди перестрелки, когда он пытался пробиться к мостику. Исходя пеной, он выкрикивал имя Эзекиля, словно заклинание, требуя от Абаддона показаться и жалуясь, что ему приходиться вырезать отбросы Черного Легиона из-за того, что их владыка трус.
Ему не приходило в голову, что Абаддон может находиться на борту «Вечного крестоносца», не говоря уж о том, что мой повелитель мог уже быть мертв, сраженный рукой куда более достойной, нежели рука Даравека.
Коридор ничем не выделялся, он был точно таким же, как тысяча других проходов внутри корабля. Пол устилал неровный океан обломков уничтоженных автоматонов Синтагмы. Опаленный металл и фонтаны искр дополнительно омрачались телами в черных доспехах.
Один из поврежденных «Таллаксов» Синтагмы, лежавший на полу, повернул ко мне свое выпуклое лицо. Окровавленный, пронизанный жилами проводов череп под разбитым лицом-крышкой глядел наружу посредством механических имплантатов, заменявших ему глазные яблоки.
- «Тан», - произнес он, издавая скрежещущий визг из-за нарушения вокализации. - «Тан». Сообщает. Абордажные. Группы. Возвращены.
- Благодарю тебя, Ультио, - отозвался я. - А теперь уводи нас отсюда.
А затем, обведя взглядом сражающих воинов, я закричал: «Даравек!» и устремился в свалку.
Я не видел, как погиб Делварус. К этому моменту от него осталась лишь искореженная фигура у ног Даравека: крылатая, увенчанная рогами и держащая оружие, которое срасталось с его кожей, когда он принимал боевую форму. Уродливый оскал мутировавшего лицевого щитка его шлема обмяк в смерти. Сразивший его удар топора вскрыл торс от горла до паха, обильно залив пол отвратительными внутренностями, груда которых еще подрагивала от остатков демонической жизни.
Он не входил в Эзекарион, однако являлся высокопоставленным офицером Легиона - как способным, так и преданным. Выплачивая свой долг, я намеревался также отомстить за него и за его павших братьев. Именно об этом я думал, когда шагнул под железный ливень и бурю взрывов болтерных зарядов, выставив перед собой кинетический щит, который переводил всю получаемую энергию в звук и свет. Я как будто толкал перед собой солнечную вспышку. Даже мне самому пришлось отвести взгляд, пока генетически улучшенные глаза не приспособились.
- Убийца! - услышал я оклик Дравека. - Где твой хозяин, пес?
Он наступил на останки Делваруса, втаптывая скрытую шлемом голову Дваждырожденного в палубу. Из черепа хлынули кровь и размазанная ткань мозга.
- Где Абаддон?
Он не знает, - осознал я. И в этот миг, когда мне предстало неведение Даравека, я и ощутил несомненное откровение. В моем сознании пронеслись слова Ашур-Кая - корявые и глупые стишки Токугры, донесшие последнее пророчество моего бывшего наставника.
В ответ я атаковал, держа в руке меч. Больше никаких угроз, никаких слов. Я усвоил все уроки, касавшиеся Даравека. Он расхохотался и встретил мой натиск своим собственным.
У нас не вышло рыцарского поединка: не было ни суровой обстановки, ни пораженных свидетелей. Мы бежали навстречу друг другу, стреляя, проклиная и набирая скорость - точно так же вели себя все остальные воины вокруг нас.
Топор сошелся с мечом, и столкнувшиеся силовые поля издали рык. Сражаясь, я пел, повторяя тизканскую мантру сосредоточения и направляя свою волю в плоть, чтобы та двигалась быстрее и била сильнее. Эффект опьянял, и жжение молочной кислоты в перетруженных мускулах было малой платой за возможность увидеть, как шипастое лицо Даравека напряглось от необходимости сопротивляться моей неожиданной силе.
Мы стояли лицом к лицу, упершись клинками и борясь. Заряд из болтера попал мне в колено сбоку, грозя лишить равновесия. Три снаряда с треском разорвались на искореженных плечах «Катафракта» Даравека. Он лишь навалился с новой силой.
Я выплюнул ему в лицо полный рот слюны, за что немедленно был вознагражден шипением растворяющейся плоти, когда кислота начала въедаться ему в щеку. Мне хотелось попасть в глаза, но в последний момент он дернулся вбок.
- Сдавайся, Хайон, - прошептал он с тошнотворным удовольствием. Его щека и уголок рта растворялись в считанных дюймах передо мной, но он не выказал боли, а высунул язык длиной почти в полметра и хлестнул им меня по лицу. Я отвернул голову, задерживая дыхание от смрада его больных зубов, и Даравек усмехнулся.
- Сдавайся, - сказал он, вложив в свои слова приказ.
Я был к этому готов. Думал, что готов, однако после его слов мои руки ослабли. Я напряг хватку. Руки задрожали. Битва вокруг нас больше не существовала. Все, что я мог - противостоять его воле. Ничего более мои чувства вынести не могли.
Он теснил меня назад. Мои сапоги скользили по палубе, скрежещуще визжа на два голоса. Я снова плюнул, но Даравек опять уклонился. Он вновь ухмылялся, уверившись в победе.
- Отдай мне свой меч, Хайон, - выдохнул он мне в лицо.
Я не мог говорить. Не мог призвать силу ни на что, кроме борьбы с его подавляющей мощью. Вместо этого я потянулся в его мысли, прошивая его разум рвущими ударами своего беззвучного голоса:
НЕТ.
Как только это слово вонзилось в его сознание, я сомкнул хватку своих простертых мыслей вокруг его мозга. Я оплел его разум тенетами, баюкая его, грозя раздавить и проращивая свои чувства глубоко внутрь черепа.
На изуродованном лице Даравека мелькнуло сомнение. Его замешательство длилось меньше толики вдоха, но этого мне хватило, чтобы снова восстановить свою устойчивость против него.
Я знаю, как ты проследовал за нами, Даравек. Ты следовал за мной. Не за судьбой. Не за роком. Не за Абаддоном. Ты следовал за мной. Я заподозрил это в тот же миг, как ты вырвался из шторма. Ашур-Кай видел это во сне давным-давно, не понимая истины. А наверняка я это понял, когда увидел, как ты выкрикиваешь имя Абаддона, будучи не в силах его почувствовать. И есть лишь один способ, каким ты можешь иметь надо мной такую власть.
Мы - космические десантники. Мы не ведаем страха. Но то, что вспыхнуло в покрытых коркой глазах Даравека, являлось ближайшим подобием страха, на какое мы способны, и, клянусь кровью Пантеона, это было прекрасное зрелище.
- Хайон, - прорычал он. Я покачал головой, отказываясь слушать.
У тебя есть что-то, некогда принадлежавшее мне.
Больше предупреждений ему не досталось. Я вырвал из него это - тот аспект меня, который он похитил при помощи своего колдовства. Осколок моей души, позволявший ему делать вид, будто он победил и убил меня при Дрол Хейр; часть моего сердца, дававшая ему возможность переделывать мои воспоминания; элемент моего духа, благодаря которому он манипулировал мной и противостоял всем моим попыткам его убить. Я вырвал это из его крови и мозга и телекинетическим толчком отодвинул нас друг от друга. Мои пальцы скрючились, словно когти, как будто выдирание правды из его тела было физическим действием в той же степени, что и психическим.
Оно вышло не по своей воле и вышло без изящества.
Сущность потянулась из плоти Даравека туманными полосами крови, сгущаясь и обретая форму. Я попятился с клинком в руке, зная, какой облик оно примет и убеждая себя, что я готов.
Если бы я смог его убить, от контроля Даравека надо мной осталось бы одно лишь позорное воспоминание.
Сущность шевельнулась, взвихрилась и сформировалась. Создание, которое стояло перед нами, защищая своего нового господина, яростно сверкнуло белыми глазами, пронизанными молниями кровеносных сосудов, и оскалило обсидиановые зубы, бросая вызов на звериный манер.
Нагваль заревел в ответ. Он был таким же крупным и мощным, как зверь, его мех состоял из той же дымной субстанции, а когти и челюсти - из того же несокрушимого черного стекла. Рев моего просперского саблезубого тигра был громче всех звуков, что я слыхал прежде, и всех, что услышал впоследствии. Ярость и ненависть демона слились в одно-единственное слово. В имя.
ГИРА.
Волчица - некогда моя волчица - повернулась навстречу новому противнику. Они прыгнули одновременно, и оба громадных зверя-демона врезались в ряды сражающихся воинов неистовой бурей мелькающих когтей и грызущих клыков.
Я уже бежал. Сакраментум пропел в воняющем фицелином воздухе. Даравек парировал, вскинув топор, чтобы отвести удар в сторону, но Сакраментум - клинок, выкованный из трофейного меча примарха Сангвиния - рассек рукоятку уступавшего ему оружия и продолжил свое падение. Он обрушился прямо сквозь кисть Даравека, расщепив ее надвое, прошел через бронированное запястье, отсек предплечье у локтя и глубоко вгрызся в ворот Владыки Воинств, с резким хрустом погрузившись до самой груди.
- Драх'ниен... - выговорил Тагус Даравек, встретившись со мной неверящим взглядом.
Я рванул меч вверх, высвобождая его. Голова Владыки Воинств скатилась с плеч и закувыркалась под движущимися ногами ближайших бьющихся воинов. Его разложившиеся крылья опали, словно изъеденные гнилью паруса, и с влажным шлепком ударились о палубу.
Нагваль, - передал я. Рысь моя.
Гира выла. Нагваль рычал. Первый звук был жалобным скулением раненой собаки. Второй же - урчащим рыком большой кошки-охотника, которая совершает убийство.
Сражаясь за свою жизнь, кошки вцепляются врагу в горло, а если это инстинктивное действие не приносит результата - если другой хищник прижал их спиной к земле - они бьют задними лапами, чтобы вспороть добыче живот и выпотрошить противника. Нагваль делал и то, и другое. Гира - порченая и преображенная инкарнация волчицы, столь долго служившей мне прежде - находилась поверх рыси. Ей следовало бы сомкнуть челюсти на морде Нагваля, но кошка-тигрус глубоко всадила волчице в горло свои сабельные клыки, при этом раздирая волчьи бока громадными когтистыми лапами. Следовавшие один за другим кромсающие удары вышибали из брюха Гиры демоническую слизь, разбрызгивая телесную жижу при каждом секущем взмахе.
Издав рев, которым гордилась бы настоящая просперская рысь, Нагваль перекатился и сбросил волчицу в сторону. Изорванное тело Гиры рухнуло на пол передо мной, и я двинулся на нее, крепче сжав Сакраментум.
Снова сомкнув на горле Гиры челюсти, Нагваль прижал ее, не давая подняться. От него исходила горделивая ярость, и я отправил в ответ бессловесный импулс облегченной благодарности. В тот день он славно мне послужил.
Гира подняла на меня взгляд. Она знала меня - я видел это в ее глазах - но она больше не была моим демоном. Хранителя, направлявшего мои изыскания на Просперо, более не было, как не было и демонического фамильяра, спасшего мне жизнь и завладевшего фенрисийской волчицей, став моей охотницей на столь много лет, пока Гор Перерожденный не уничтожил ее.
Теперь я понимал, почему никак не мог призвать ее вновь. Понимал, почему все ночи, в которые я психически тянулся в варп и приносил в жертву человеческие жизни, пытаясь снова вернуть ее к себе, раз за разом оканчивались неудачей. Даравек забрал ее себе. Моего первого и самого ценного демона, с которым я слишком тесно связал себя в минувшие годы. Как и я сам, она стала пешкой в длинной игре Даравека с целью уничтожить Абаддона.
Волчица, так много раз спасавшая мою жизнь, рычала, пускала пену и корчилась, с ненавистью глядя на меня снизу вверх.
Я занес Сакраментум. Моему клинку предстояло подняться и упасть еще много раз во время зачистки угрожавших «Мстительному духу» абордажных команд, пока мы избавлялись от остатков провалившихся амбиций Даравека, однако ни один другой удар не причинял мне такой боли, как этот.
На сей раз оставайся мертвой, - сказал я ей. Позволь запомнить тебя, какой ты была, а не какой стала.
Она гавкнула, исходя кровавой пеной. Меч обрушился вниз. И последний след плана Тагуса Даравека стать Магистром Войны Хаоса сгинул вместе с растворяющимся телом волчицы-демона.