Меня зовут Арнольд
Тихий, равномерный стук колес. Поезд качается из стороны в сторону. Люди, наталкиваясь друг на друга, бьются спинами и лбами. Вагон так плотно забит, что из-за толпы даже не видно единственного окошка, открытого наполовину.
Володя стоял в самом углу. Всю дорогу он переживал, что его затопчут. Из-за этого приходилось вжиматься в стенку так, что одна из тоненьких досок под головой продавливалась. В вагоне было катастрофически душно, но никто из стоящих у окошка не решался открыть его полностью: все боялись заболеть. Володя не знал, сколько они уже едут. В вагоне почти никто друг с другом не разговаривал. Мальчик скучал. Единственным его развлечением стало отламывание маленьких щепок от досок. Володя стал вспоминать то, что произошло за лето. Это очень хорошо отвлекало от духоты и тревоги, застывших в воздухе.
Лето началось с жаркой погоды и чистого неба. Все было, как обычно. Володя с самого первого дня пропадал то на речке, то в поле за домом. Нынче пару раз удалось вырваться на рыбалку с отцом и старшим братом. Мама и старшая сестра Нина сводили его в лес, показали муравейник, который был выше самого Володи. Такого мальчик еще ни разу в жизни не видел. Было еще много мелких радостей, о которых Володя вспоминал с теплотой в душе.
После почти целого месяца, наполненного смехом и весельем, до каждого в деревне дошла резкая, а оттого очень болезненная новость: началась война. Каждый сразу понял, какая опасность грядет, и какие перемены ждут деревню. Многих мужчин забрали в первые же дни. Каждая минута была наполнена криками и слезами. Сначала общими, затем одинокими. Володю – маленького мальчика, чья голова едва доходила до маминого пояса, оставили в деревне. Впрочем, как и остальных детей.
Первый месяц войны начался трудно. Рабочей силы не хватало ни в колхозе, ни дома. Мама почти перестала возвращаться с работы. Все обязанности по хозяйству легли на хрупкие плечи Нины. Многое она делала сама, что-то старался выполнить Володя. Ему пришлось учиться тому, что делали его отец с братом. Юный возраст вынуждал изменять привычную работу, облегчать ее. Чтобы наколоть дрова, Володя опрокидывал тюльку, зажимал ее двумя другими и рубил центральную. Колол долго: все-таки топор был для него тяжеловат. Так они прожили до конца июля.
Потом случилось то, чего не ожидал никто. Рано утром, когда солнце еще даже не взошло, на улицах вдруг послышались звуки мотоциклов. Все испуганно повыскакивали из домов, начали непонимающе оглядываться с соседями. Объехав всю деревню несколько раз, мотоциклы уехали. А через пару часов, когда маме нужно было идти на работу, в деревне показались военные машины. Володя, страшно напуганный происходящим, спрятался за мамой, сжал мягкую ткань ее сарафана. Нина повисла на маминой руке, шепотом что-то спросила. Мама, не шелохнувшись, тихо ответила:
- Немцы.
К их дому подошли трое. У каждого за спиной был автомат. Мама подтолкнула Нину рукой, завела за спину. Володя слегка выглянул, не сдвигаясь с места. Один из солдат, самый высокий, посмотрел на него и улыбнулся. Потом, повернув голову, произнес что-то на немецком языке. Остальные солдаты взглянули на Володю. Мальчик полностью скрылся за мамой. Немцы что-то сказали, по тону Володя понял, что задали вопрос. Мама, словно подражая их речи, ответила:
- Владимир и Нина.
Спустя минуту разговоров мама вдруг что-то шепнула Нине. Сестра, кротко кивнув, наклонилась к Володе и взяла его за руку. После, под прицелом трех взглядов, повела мальчика к воротам.
- Мне страшно. – Володя сжал Нинину руку.
- Все хорошо. – прошептала сестра, но мальчик прекрасно чувствовал дрожь ее ладони.
Нина завела его в дом, усадила на свою кровать.
- Володя, послушай меня. – сестра положила руки ему на плечи, начала сбивчиво тараторить. – Эти дяденьки – немцы. Ничего им не предлагай, и, если они что-то предложат, не бери. Это враги! Понял меня? – она погладила Володю по светлой голове, уставившись на него распахнутыми от страха глазами. Мальчик быстро кивнул, еще не осознав и половины того, что сказала Нина. – Не говори им про наш разговор, ладно? Это будет нашим секретом.
Немцы заняли их дом. Володе вместе с Ниной и мамой пришлось переселиться в пустой сарай. Мама соорудила в углу что-то вроде спальни: три небольших мешка, набитые сеном, заменяли кровати. Немцы требовали к себе много внимания, заставляли работать. Володя каждый день ходил за водой к ближайшему ключу, там же умывался и напивался на целый день. Мама готовила немцам еду, Нина помогала ей на кухне. Отныне, по немецким порядкам, в дом стало можно заходить только днем, ночью это категорически запрещалось.
С самого первого для появления немцев Володя заметил, что за ним наблюдают. Высокий немец неотрывно следил за ним, если мальчик попадал в его поле зрения. Солдат начал часто беседовать с мамой, что-то расспрашивал. Она отвечала коротко, без охоты. Несколько раз в их разговоре Володя слышал свое имя. В эти моменты мама испуганно смотрела на сына, мотала головой и продолжала работать с двойным усердием.
Высокий немец стал налаживать общение с Володей. Сперва мальчик не понимал, почему к нему обращаются с таким добром в голосе. Он не знал, о чем его спрашивают, даже догадок не было. Высокий немец понял, что так у него наладить связь не получится. К их разговорам присоединился еще один солдат, который мог немного разговаривать по-русски. Высокий немец что-то сказал, его друг повернулся к Володе.
- Его зовут Фридрих. Он хочет с тобой дружить.
Так началось общение с немцами. Фридрих рассказывал ему о разных вещах: о природе, о людях, о многом другом. Второй солдат терпеливо помогал налаживать контакт, вроде как даже начал обучать Фридриха русскому. Володю начали угощать сладостями. Сперва дали большое красное яблоко, которое мальчик разделил с мамой и Ниной. Потом угостили какой-то шоколадкой в незнакомой обертке.
- Что это? – Володя ткнул пальцем в угловатый рисунок на белом кружочке. Он не раз видел такой на одежде солдат, но что это, так и не выяснил.
- Это наш символ. – объяснил Фридрих. Немец широко улыбнулся, глаза радостно заблестели. – Нравится?
- Не знаю. – Володя пожал плечами, стал разрывать упаковку. – А этот символ всем немцам нравится?
- Конечно! – он на эмоциях повысил голос. Мальчик вздрогнул. – Этот символ – наше процветание!
Володя недоуменно нахмурился: он не видел в рисунке ничего особенного. Тем временем Фридрих, о чем-то переговорив с прошедшим мимо солдатом, весело произнес:
- Ты мочь сам убедиться в этом! Ты ехать со мной в Германия!
- В Германию? – Володя недоверчиво отступил. Фридрих, заметив поведение мальчика, заговорил более сдержанно.
- Да. Ты смотреть на нашу страну своими глазами! – немец отодвинул шоколадку, отложенную Володей, подальше от края стола. – Ну как?
- Вкусно, спасибо. – мальчик кивнул. Фридрих покачал головой.
- Найн, я о Германия.
- Я не знаю. А мама с Ниной поедут?
Немец задумался. Спустя несколько секунд кивнул, смотря на стену, а после взглянул в глаза Володе.
- Конечно поехать. Позже.
- А можно я поеду с ними?
- Найн. К сожалению, дети ехать сами. – Фридрих улыбнулся. – Ты приехать в Германию один, а потом твоя сестра и мама приехать к тебе.
Володя думал над предложением. Маме и Нине он почему-то решил не говорить о разговоре с Фридрихом: решил, что немцы сами им об этом скажут. Володе вдруг стало очень интересно: что же такого особенного в том рисунке? Неужели в Германии и правда процветание из-за него? Любопытство с каждым днем разгоралось все сильнее и сильнее. Наконец, после пяти дней раздумий, Володя подбежал к Фридриху и, пока никого не было рядом, негромко сказал:
- Я согласен.
В вагоне было много людей. Большинство из них составляли дети. Кто-то постарше, кто-то помладше. В первое время поездки Володя удивлялся: неужели столько детей хотят увидеть процветание в Германии? Он не понимал, почему дети плачут и кричат. Володя не знал, что они едут в разные места.
Поезд остановился, когда мальчик, устроившись прямо на полу, задремал. Дверь вагона открылась, глаза заболели от яркого солнечного света. Всех взрослых и детей начали выводить по одному. Володя глубоко вдохнул, свежий воздух порадовал так, как никогда. Их вывели на длинную платформу, всех взрослых сразу погнали в сторону широких ворот с большой непонятной надписью. Дети остались стоять у входа. Володя заметил Фридриха рядом с другими солдатами. Почему-то их форма отличалась от его.
Детей выстроили в ряд. Володя не заметил ничего странного кроме того, что почти у всех детей были голубые глаза и светлые волосы. Как и у него. Перед ними встал хмурый немец. Одет он был так же, как и Фридрих. Немец пошел вдоль ряда, внимательно разглядывая каждого. Кого-то из детей он брал за плечо и выводил вперед, на кого-то только смотрел и проходил мимо. Рядом с Володей немец остановился, взглянул за спину мальчика. Кивнув чему-то, он вывел его вперед и пошел дальше. Володя слегка повернул голову, краем глаза заметил Фридриха, стоявшего позади него.
Тех детей, которых не вывели, повели к воротам, а остальных посадили обратно на поезд. Теперь в вагоне было просторно: осталось меньше половины от тех, кто ехал с Володей. Сейчас здесь были только дети. Почти все, как Володя: маленькие, бледные, со светлыми волосами и голубыми глазами. В углах засели те, кто был чуть старше мальчика. Их осталось не больше пяти.
Володя не спал. Ночь выдалась прохладной. Общими усилиями ему и другим детям удалось закрыть окно. Стало чуть потеплее. Им пришлось собраться в одном углу и прижаться к друг другу, чтобы не застыть. Время от времени дети менялись местами, чтобы те, кто оказывался с краю, не замерзли. В таких условиях Володе не удалось отдохнуть, и поэтому, когда наступило утро и двери вагона отворились, мальчик был очень уставшим.
Детей разделили на пары. Володю с какой-то девочкой посадили в машину. На переднем сиденье, рядом с водительским, сидел Фридрих. Он коротко поздоровался с мальчиком, посоветовал тому вздремнуть, пока они не доехали. Володя не стал возражать. Он был настолько уставшим, что ему ничего не хотелось. Не хотелось посмотреть в окно, полюбоваться на обещанную процветающую Германию. Не хотелось беседовать с Фридрихом, узнать, куда они едут. Володя хотел только спать.
Приехали они примерно через час. Володю и девочку за руку завели в небольшой двухэтажный домик. Безупречно белые фасадные стены, оплетенные лозой, произвели приятное впечатление. Внутри было не хуже: Володя с порога почувствовал, что пахнет деревом. Везде была новая мебель, новый пол. Мальчик удивленно разглядывал окружение.
Со второго этажа спустилась женщина в длинном сером платье. Володю ее грозный вид слегка насторожил. Фридрих заговорил с ней на немецком. Женщина ответила. В их разговоре зазвучало Володино имя. Мальчик занервничал. Фридрих ушел на второй этаж, а женщина, подхватив Володю и девочку за руки, повела их вглубь дома. Мальчика завели в полупустую комнату, где кроме нескольких кроватей, тумбочек и низких шкафчиков ничего не было. Там уже находилось двое мальчиков: один младше Володи, другой – старше. В окне вдруг показался силуэт Фридриха. Немец закрывал калитку, через которую они сюда попали. Спустя минуту он сел в машину и уехал.
С того дня Володя больше не видел Фридриха. Только теперь он понял, что немец его обманул. Фридрих не покажет ему Германию. И мама с Ниной к нему тоже не приедут. Володя остался один.
Место, оказавшееся ловушкой подлого немца, стало Володиным наказанием за доверие. Его начали обучать немецкому. Делали это очень строго: большую часть дня мальчик проводил за столом, читал чужую грамоту, незнакомые тексты. Володю заставляли выговаривать каждую букву, отрабатывать каждый произнесенный звук. Его не хвалили, а за любое слово, сказанное на родном языке, нещадно наказывали: били толстой деревянной указкой, а пожилые учителя могли ударить тростью. Но это оказалось лишь началом.
Спустя неделю с ним стал заниматься еще один немец. Он понимал русскую речь, разрешал мальчику немного разговаривать на его языке. Но, несмотря на довольно добродушное отношение, Володя ему не доверял.
- Скажи мне, мальчик, - спросил немец на их первом занятии. – как тебя зовут?
- Владимир. – тихо проговорил Володя, не поднимая головы.
- Кто же тебя так назвал, Владимир?
- Мама. Так звали ее папу. – пробубнил мальчик.
- В Германии не бывает Владимиров. – немец осуждающе покачал головой. – Теперь тебя зовут Арнольд.
- Я Владимир.
Володя поднял голову. Встретился с глазами немца. Тот недовольно хмурился.
- Теперь ты Арнольд.
Володю начали избивать. Не просто указкой или тростью. Немцы брали длинный кожаный хлыст, похожий на тот, которым в деревне гоняли скот. Иногда использовали тонкий ивовый прут, очищенный от коры. Спина Володи покрылась незаживающим узором из полос. Старые, еще даже не начавшие затягиваться раны на следующий день закрывались новыми, еще более длинными.
Пытки проходили в одной и той же комнате. У окошка всегда стоял некто, похожий на их сельского батюшку. В его руках всегда была чаша, наполненная, по мнению Володи, святой водой. Каждый раз, когда заканчивалась пытка, этот человек подходил к мальчику и поливал его спину. Возможно, он хотел помочь облегчить страдания, ведь вода в чаше всегда была прохладной. Но Володю, уставшего от боли, такая помощь совсем не радовала, потому как после этого кровь из ран начинала бежать с удвоенной силой.
Володино сознание начало мутнеть. Все воспоминания о деревне, о доме и семье закрылись полупрозрачной дымкой. Немцы словно капали на них воском свечей, огонь которых освещал Володиных мучителей. Лица родных слились в сплошное пятно, а пейзажи рек и лесов стали казаться сном. Володя все чаще и чаще начал думать, что это - всего лишь наваждение. У него не было ни семьи, ни друзей. А той деревни, скорее всего, даже не существует. Что с ним произошло? Может, ему было очень плохо? Возможно, Володя был обычным немецким сиротой, бродившим по улице в одиночестве и подхватившим простуду. Вся эта жизнь с сестрой Ниной, с братом, отцом и матерью была бредом от температуры. Он немец, и поэтому не знает русского языка, а это странное имя «Владимир» - просто набор звуков. Фридрих подобрал его и привел сюда. Он помог ему.
В моменты, когда Володе снилась та лучшая жизнь, мальчик снова начинал верить, что с ним все было по-настоящему. Но окружающие твердили иначе. И пытались всеми силами убедить Володю в том же. Абсолютно всеми.
С каждым днем Володя все сильнее и сильнее чувствовал, что исчезает. Каждая пытка, каждый удар хлыстом или прутом напоминал мальчику молоток. Немцы вбивали длинные острые гвозди в его голову, изменяли разум. Медленно, по одной букве, они вытаскивали из памяти мальчика имя «Владимир» и все, что с ним связано. Вместо этого они приколотили табличку, заполнившую брешь в сознании. Широкую, толстую табличку с нацарапанным немецкими буквами именем «Арнольд».
Фридрих появился в конце осени. С собой он привез маленькое пальто, шарф и берет. Сотрудники радушно его встретили, пригласили погреться, но немец отказался. Коротко оглянувшись, он улыбнулся:
- Я пришел за сыном.
В прихожую привели мальчика. Стеклянные глаза, узнавшие немца, удивленно распахнулись. Фридрих поздоровался с ним на немецком. Он знал, что его поймут. На улице было прохладно. Мальчик спрятал лицо в шарфе, старался поспевать за немцем. Его посадили в машину. Фридрих что-то спрашивал, мальчик отвечал как можно короче. Ехали недолго. Машина остановилась возле небольшого дома. Фридрих поставил мальчика на землю, взял за руку.
- Её зовут Луиза. – сказал он объясняющим тоном. – Улыбайся ей.
Дверь распахнулась еще до того, как они подошли к крыльцу. Из дома выбежала молодая женщина. Фридрих с улыбкой сказал что-то, но мальчик его не понял. Луиза зашла домой, закрыла за ними дверь. Она и Фридрих о чем-то радостно беседовали, словно забыв о мальчике. Спустя минуту они отвлеклись: на кухне зашумел чайник. Луиза побежала его выключать, а Фридрих принялся снимать пальто. Женщина вернулась, присела возле мальчика и ласковым голосом спросила его имя. Фридрих взял его за руку, подбадривающе сжал. Мальчик, помявшись, тихо ответил на немецком:
- Меня зовут Арнольд.