правда.
После возвращения из другой реальности, где они с Боруто сразились с Момошики, Саске был измотан, но держался спокойно. Он уже хотел отправиться домой, но вдруг услышал знакомые голоса с тренировочной площадки.
Он остановился.
— Тётя Киёми, я тоже хочу так же! Научите меня ещё раз! — с восторгом звучал голос Сарады.
Саске медленно подошёл ближе и увидел:
Сарада, вся вспотевшая, с горящими глазами, стояла напротив Киёми. Она выглядела иначе, чем в его воспоминаниях: не холодной тенью, а мягкой, почти сияющей женщиной. Её длинные чёрные волосы были собраны, движения изящные, а глаза в этот миг были тёплыми, полными заботы.
— Ты очень быстро схватываешь, Сарада, — мягко сказала Киёми и поправила её стойку. — Твой шаринган уже силён, но помни: сила не только в глазах, но и в сердце.
Сарада сияла от счастья, словно маленькая девочка:
— Но всё равно я хочу стать такой же сильной, как тётя Киёми! У вас ведь есть менгекьо шаринган, правда? Он невероятный! Я тоже стану такой сильной, я стану хокаге!
Киёми засмеялась тихим, почти материнским смехом и погладила её по плечу:
— Ты уже идёшь по пути, Сарада. Ты удивительная девочка. Я верю, ты станешь сильнее меня.
Саске смотрел на это со стороны. Его взгляд был тяжёлым, а дыхание невольно участилось.
Перед ним стояла та самая Киёми, которую он помнил в ту кровавую ночь. Та, что вместе с Итачи и Обито довершила расправу над кланом. Та, что держала клинок в руках, когда падали его родители.
И теперь она улыбалась его дочери.
Она… учила его дочь.
Сарада вдруг заметила отца:
— Папа! Ты вернулся! — воскликнула она и побежала к нему. — Смотри, тётя Киёми показывала мне такие приёмы, я смогу защитить деревню и всех!
Саске положил ладонь ей на голову, но взгляд его был прикован к Киёми.
Она шагнула навстречу, её голос был лёгким, будто ничего не произошло:
— Рада снова видеть тебя, Саске. Ты так быстро вернулся… — она улыбнулась так же мягко, как и с племянницей.
И только он один знал, что за этой улыбкой скрывается прошлое, которое она тщательно прятала все эти годы.
«Ты убила их… Маму… Отца…» — стучало в его голове.
Но он промолчал. Сарада стояла рядом, сияла счастьем и смотрела на них обоих как на семью.
Саске сжал кулаки, скрывая бурю внутри. Он был старше, мудрее, но сердце его горело.
Киёми же спокойно встречала его взгляд — и в её глазах не было ни страха, ни вины. Только тёплая, почти искренняя улыбка.Саске стоял возле старого тренировочного поля, где ещё недавно Киёми учила Сараду. Он ждал. Ночь уже опустилась на деревню, свет фонарей едва пробивался сквозь ветви.
Киёми вышла позже, тихо, будто хотела уйти незаметно. Но Саске шагнул вперёд из темноты, и её остановил его голос:
— Ты думаешь, я забыл ту ночь?
Киёми замерла, будто нож вонзился прямо в спину. Её дыхание сбилось, а пальцы дрогнули.
— Что… ты сказал? — её голос сорвался, но в нём ещё была попытка спокойствия.
Саске сделал шаг ближе. Его глаза сверкнули в полумраке:
— Ты и Итачи. Вы сделали это вместе. Ты убила наших родителей.
Киёми резко обернулась, её глаза расширились в ужасе.
Взгляд метался — откуда? Как? Этого не должно было быть.
— Это… невозможно… — прошептала она, отступая на шаг назад. — Нет… откуда ты узнал?
Саске смотрел на неё холодно, но внутри бушевал огонь.
— Я услышал. В той реальности… твои слова. Ты сама призналась Итачи. Я видел и слышал всё. Больше не скрыться, Киёми.
Она застыла, губы приоткрылись, дыхание тяжёлое, будто земля ушла из-под ног.
— Нет… — её голос сорвался. — Этого не могло быть. Никто не знал! Никто! Даже Данзо не знал всей правды! Третий Хокаге тоже! Только… только Итачи и Обито…
Она резко вжалась спиной в дерево, будто весь мир рухнул.
— Они мертвы… оба мертвы… — её руки дрожали, глаза наполнились паникой. — Не должно было остаться ни единого следа…
Саске шагнул ближе, и теперь их разделяли лишь несколько шагов. Его голос был низким, как удар:
— Но след остался — в моей памяти. Теперь я знаю.
Киёми смотрела прямо на него, глаза полны ужаса и отчаяния. Но в глубине — будто вспыхнула боль давнего прошлого, которое она прятала десятилетиями.
Она прошептала, почти без звука:
— Ты… не должен был знать, брат…Саске, глядя прямо ей в глаза, заговорил глухо, но уверенно:
— Если бы я тогда не узнал… ты бы молчала до сегодняшнего дня. Жила бы спокойно в Песке с мужем и детьми, будто ничего не произошло. Всё это время считала меня, как и Итачи, слабым?
Он сделал шаг ближе, в его голосе не было ярости, лишь холодное понимание:
— Я не злюсь. Глаза Итачи… его мангекё давно показали мне правду. Что это был приказ Данзо, что всё сделано ради войны. Но… почему ты скрывала это?
Киёми не отвела взгляда. Её голос был мягким, но твёрдым, словно она заранее знала этот вопрос:
— Если бы я сказала тебе тогда — ты был слаб. В тебе не хватало ненависти, не хватало силы. Ты бы бросился в бой с нами… и погиб. Даже если бы ты не хотел этого — результат был бы предсказуем.
Она чуть опустила ресницы, и её тон стал ещё спокойнее, но в этих словах слышалась боль:
— Итачи знал это. Поэтому он оставил мне… присматривать за тобой. Он взял всю вину на себя, чтобы ты смог вырасти и найти свой путь. А я — должна была хранить молчание, какой бы тяжёлой ни была эта правда.
Саске сжал кулаки, но в его глазах вместо гнева промелькнула тень понимания.
Киёми продолжила:
— Главное было то, чтобы ты остался на верном пути. Мы сделали всё это ради Конохи, ради будущего, ради мира. Ты это знаешь, Саске.
Её голос прозвучал твёрдо, почти так же, как когда-то звучал голос Итачи.