глава 9
Украина сильная и независимая страна. Украина привык к тому, что его бывший оказался тем ещё уебищем лесным. Ему в привычку подкуривать сигарету, как только нога ступает на порог балкона. Но он не может свыкнуться с болью, что ежедневными взрывами отражается на его теле синяками, а иногда даже серьезными рваными ранами.
Пальцы ощупывают место где-то посредине ребер, тщательно перемотанное тугими бинтами ещё вчера утром, явно пропитанная насквозь кровью белая марля оставляет кровавые следы на верхней одежде. Государство крепко сжимает челюсти, зубами прикусывая фильтр. Последней такой раной стал Днепропетровск...
Сизый дым срывается с губ дрожащим дыханием, и зелёные глаза лихорадочно оглядывают разрушенный дом напротив. Сотни.. Тысячи голосов людей не желающих погибать разносится в голове страшным гулом, ударяя беспомощностью по голове и оставляя лишь наблюдать, помогать прибывшим медикам, стараться успокоить людей, которые рвались к бетонным обломкам. Это первый раз, когда он смог поприсутствовать и увидеть всё в живую... от начала до конца.
– Вот поэтому я и был против, чтобы ты приезжал на места разрушений в первые часы... - голос УПА слышится рядом, и страна ощутимо вздрагивает, переводя взгляд на дрожащие руки и шугаясь тепла чужих рук, которые придерживают запястья. – Поезжай к Зеленскому... Ему тоже нелегко. - поджимает губы, глядя на Украину до боли устало. – Никому сейчас не легко...
– Я уже был там... - отвечает тихо, ощущая, как пальцы медленно расжимают его кисти и потянувшись губами к фильтру, нервно затягиваясь. – Только приехал вот... - обращает внимание на уличные ботинки, которые не удосужился снять. – Владимир выглядит разбитым, как никак, его родная область... - ещё одна нервная затяжка с дерганной улыбкой. – Я сдержался, чтобы не врезать Арестовичу... Понимаю, что его задача это успокоить людей, но...
– Почему не врезал? - теплые пальцы перехватывают фильтр, и повстанец глубоко затягивается, привлекая к себе внимание отсутствием кашля. – В последнее время он говорит слишком много хуйни... Разве не так?
Украина кивает, хмуря брови и глядя на парня напротив с каким-то недоверием в глазах от увиденного. УПА всегда ругался на курящих людей вокруг и сам никогда не касался сигарет... разве что выпивал баночку пива, после тяжелого дня в Херсоне, Запорожье или Донбассе.
– Давно ты куришь? - задает вопрос в лоб, вполне привычно и знакомо. – Не замечал это раньше за тобой.
– Где-то с февраля того года... Не выдержал, - словно оправдывается, щурясь, когда обжигает язык о жар. – А ты говорил, что тебе помогает... и вот, я решил попробовать. - жмет плечами немного неловко, затушив окурок о ещё десятки таких в банке из-под кофе. – Как ты вообще?
Пальцы тянутся к сигаретам, вытягивая одну и протягивая в направлении к армии, пока подкуривает собственную. Свежая рана неприятно заныла, но независимое государство не издал ни слова, ни звука, лишь сильнее затянувшись.
Они приехали сюда недавно по приглашению от самого Днепропетровска, которого он давно не видел. Ничего... Абсолютно ничего не предвещало беды.
– Отвратительно... - тихий голос нарушает минутную тишину, и он снова смотрит вперед, где видно почерневшие части жилого дома. – Такая беспомощность... Блять. - поджимает губы, задерживая дыхание и сдерживая злость на самого себя. – Я же их страна... но не смог их защитить...
– Они защищают тебя, свою Украину, как могут, - повстанец крутит между пальцев сигарету, прежде чем коротко затянуться. – И ты тоже делаешь всё, что в твоих силах... Заметь, ты не бросил ни одну из областей. - ладонь касается плеча державы, и тот понимающе кивает. – Ты их страна, и они тебя любят.
– Мне кажется, что я делаю недостаточно... - выдыхает, хрипя голосом и глядя уже в алые глаза напротив. – Спасибо за поддержку...
Повстанец выдыхает, подходит ближе и целует открытый лоб, убирая синеватые пряди за бледное ухо. Ему до чертей ебучих хочется тоже защитить свою страну, укрыть от бед и не позволить больше никому прикоснуться к этой территории. Армия немного хмурится от лица Украины, который тут же натягивает маску спокойствия и безразличия, боясь снова дать нежеланную слабину.
– Как там Днепр? - голос УПА спокойный, немного тихий и хрипучий, когда губы начинают смыкаться вокруг фильтра. – Говорят, что его в больницу хотели везти, но он отказался...
– Днепр в своем репертуаре, - хмыкает, вспоминая общую злость на рашисткую педирацию и взъерошиные волосы города, после попыток завести того в карету скорой помощи. – Желает смерти всем россиянам на пару с Филатовым и угрожает запустить в него пару ракет в честь прошедших праздников... Где он планирует их брать, даже думать боюсь.
– Евреи... - усмехается армия и смотрит вперёд, хмурясь и переводя взгляд на опустившего глаза Украину. – Он тебе больше не писал?
Государство заметно напрягается, хмурится и вспоминает о телефоне, лежащего где-то в кармане куртки, которую бросил в коридоре. Былая злость возрождается с новой силой, когда в голове всплывают последние сообщения, которые он намеренно оставляет без ответа, надеясь, что это чмо наконец-то отстанет от него.
– Какая разница?
Пальцы охватывают лежащую рядом зажигалку, глядя как выгравированые колоски выблескивают на солнце. Горят, вспыхивают, переливаются разными оттенками красного, оранжевого, желтого... Украина застывает, моргая и поджимая губы, вновь переводя взгляд на дом напротив.
– Его больше не существует.