Это была ловушка.
3 года
12 недель
4 дня
Приблизительно две недели я обдумывала обоснованность разрушения жизни Тома Каулитца и всех его будущих перспектив с женщинами. Или мужчинами. В общем, любви в целом. Такие парни как он не должны быть счастливы.
Он разрушает счастье девочек, по крайней мере, раз в час.
В среду кто-то оставил под дворниками его черного седана любовное письмо. Он достал листок и, даже ни на секунду не взглянув, порвал на две части. Можно было услышать отдаленный вопль от хорошо одетой красивой блондинки из драматического кружка, когда её сердце разбилось вдребезги и рассыпалось по тротуару. Она наблюдала за его реакцией, а сейчас ей приходится смотреть на кусочки её аккуратно составленного любовного письма, раскиданные по парковке.
Я бегала, собирая те кусочки, которые могла, затем успокаивала её в течение трех часов на лестничном пролете, пока она плакала на мне. Я сложила письмо по кусочкам. В нем было много сносок на Шекспира и особенно хорошо продуманный пассаж, в котором она сравнивала Тома и Ромео. Я сказала ей, что она была права: маниакальная психическая болезнь Ромео и упрямое отрицание признания чувств другого человека точно отражаются в Томе.
Девушка отблагодарила меня за это проницательное высказывание, назвав меня стервой, и унеслась.
Плакальщица из Драматического кружка была первой.
За две недели тайного преследования Тома по кампусу, я насчитала четыре любовных признания, каждое последующее креативнее предыдущего.
Девочка, которая по утрам делает объявления, говорит, что Том выиграл приз от школьного комитета и должен подойти после занятий в студию громкой связи для его получения.
Она делает это постоянно.
Каждый день.
Но Каулитц никогда не приходит.
Он даже не ходит по тому же коридору.
Всегда прокладывая свой путь окольными путями, из-за чего практически опаздывает на четвертый урок. Я осматриваю студию после школы в течение нескольких дней. Естественно, девочка-объявление ждет его в этой комнате каждый день около тридцати минут, прежде чем закрыть кабинет и пойти домой с поражением на лице.
Девушка из художественного кружка работает над его мраморной статуей (это точно он, все это знают) с великолепной греческой осанкой и идеально воспроизведенным лицом. Девочка усердно обтесывает камень с первого года учебы, а сейчас она старшеклассница.
Другая девочка пишет Тому стихи и подкладывает их к нему в шкафчик, а еще одна из кулинарного класса составляет план приготовления трехуровневого торта на его день рождения в сентябре.
Несмотря на всё это, Каулитц непроницаем. Как говорят, он бросил художественный кружок, чтобы не пришлось смотреть на статую в студии.
С абсолютным безразличием очищает свой шкафчик каждый день от дюжин новых записок со стихами.
Том как будто не видит поступки девочек, направленные на завоевание его внимания. Никто не осмеливается громко произнести его имя в коридоре. У него нет друзей среди парней. Том сидит один за столом во время ланча, а все перемены проводит в библиотеке.
Сначала я держалась подальше от Каулитца, чтобы ослабить слухи и, надеясь заставить Кайлу забыть тот факт, что он меня поцеловал. Но сейчас появилось очень много сплетен, и всё это одна раздражающая грязь.
Один из них: «Они встречаются» - обычный случай, самый нетрадиционный - «он мой сутенер», и мой самый любимый - «я его давно потерянная сводная сестра, мы совершаем инцест и делаем это жестко».
Ни одна из этих сплетен не помогает моим отношениям с Кайлой, но сегодня она сидела со мной во время ланча, и мы ели вместе. В полной тишине. Что не означает шаг в правильном направлении, но, тем не менее, это шаг.
Девушка сразу подсела ко мне после передачи Тому его кошелька, за которой я наблюдала.
Все прошло гораздо ровнее, чем их первое столкновение. Она протянула ему кошелек, а он кивнул ей в ответ! Хороший знак! Также я заметила, что слова: «Извини меня» так и не сорвались с его губ, значит, технически Каулитц еще не проглотил свою гордость, поэтому технически я не сожалею, что всё еще веду с ним войну.
Улыбка не сходила с лица Кайлы в течение четырех часов после обмена.
Просто невероятно, сколько контроля он имеет над её эмоциями и как мало его это заботит! Любой парень в школе готов убить, лишь бы вызвать у Кайлы такую улыбку.
Равнодушие Тома к ней заставляет меня еще больше его ненавидеть. Никто не должен изливать свою душу другому человеку без благодарности.
Я открываю дверь в библиотеку. Меня встречает холодный воздух вперемешку с мягким запахом старых книг.
Библиотекарь рассматривает мои фиолетовые пряди, но ничего не говорит.
Она видела и похуже. Слоняюсь по проходам, осматриваясь в поисках Каулитца. Наконец, нахожу его в секции романтической литературы, перелистывающего книгу с мускулистым парнем на обложке. Чувствую, как мои брови взлетают.
- Можешь сделать порядочным девицам школы одолжение и сказать им, что ты гей? - говорю я.
- Ты не прочитала табличку? - спрашивает он холодно, даже не взглянув на меня. - Никаких гарпий в библиотеке.
- Если бы я была каким-нибудь фантазийным животным, то выбрала бы величавого единорога. Спасибо, но я прощаю тебе этот грех. Чтобы отличить гарпию от единорога нужно острое зрение. А также здравый смысл.
Он поднимает карие раздраженные глаза.
- Прямо сейчас у меня нет на тебя терпения.
- Послушай себя! «У меня нет на тебя терпения», - передразниваю я низким голосом. - Ты говоришь как моя долбаная мама! Как родитель! Как очень старый дряхлый мужчина. Сколько тебе, семнадцать? Так и веди себя на свой возраст!
- Насчет нас распространяют слухи. Для тебя же лучше держать дистанцию.
- Ага! Уже думала об этом! Но давай будем реалистами - это старшая школа. Наличие пространства между нами не остановит сплетни о том, что мы трахаемся как кролики.
- Твой выбор метафор по Фрейду становится нелепым. Если хочешь меня, просто подойти и скажи это. Покончи с этим, чтобы я смог победить.
- О, тебе бы этого хотелось, не так ли? Неа. Не получится. Ты не в моем вкусе, во-перв…
- Я во вкусе всех, - говорит он устало.
- А во-вторых, видел мраморную статую? Она невероятна! Ты должен, по крайней мере, дать девочке шанс, окей? Тот, у кого такой талант, должно быть крут.
Том захлопывает книгу и берет другую.
- Нет.
- Ты должен согласиться, что это невероятное произведение искусства, несмотря на то, присуще ему или нет жуткие сталкерские качества.
- Ты здесь единственный сталкер, которого я вижу, - вздыхает он.
- А что насчет девушки, которая делает объявления? Может, она не такая привлекательная как девочка из драматического кружка…
- Кто?
- Девочка, которая оставила любовное письмо на лобовом стекле.
- Ах.
- Но она такая милая! И маленького роста! И у нее огромные сиськи! И она настойчива! Но, главное - огромные буфера! Эта вещь всегда работает с парнями, я проверяла! Огроооомные! - я покачиваю руками на своей значительно более плоской груди. - А если она настойчива, то сможет и дальше справляться с твоим высокомерным дерьмом! Потрясающее сочетание!
Он фыркает.
- Ты ничего обо мне не знаешь, так что прекрати заниматься сводничеством, предлагая каких-то жалких девчонок.
- Не говори, что они жалкие! Они хорошие, окей? Ты просто не дал им шанса…
Том двигается так быстро, что я едва успела моргнуть, а он уже возле меня.
Руки расставлены по обе стороны от моей головы, а смотрит тем же самым смертельно холодным взглядом, с которым он разговаривал с Эвансом.
Странное давление угрожает разрушить мои легкие, но я остаюсь сильной.
Для Кайлы.
Во имя войны. Я очень сильная и не позволю ему ничего увидеть.
- Они только унижаются, - рычит он. - Для них я вещь, а не человек. Они боготворят меня, потому что совсем не знают.
- Да, но ты это так и оставил! Все думают, что ты высокомерный и к тебе сложно приблизиться. Всё как тебе нравится! Ты не пытаешься быть хорошим или завести друзей. Намного легче, чтобы люди тебе поклонялись, нежели дружить с ними.
- Что, черт возьми, ты знаешь?!
- Я ничего не знаю, кроме того, что ты здесь в библиотеке читаешь глупые слезливые романтические книги, - я обвела рукой вокруг. Том удерживает мой пристальный взгляд, как будто ищет что-то внутри меня, а затем отступает.
Он кладет книгу обратно и достает несколько других, складывая их на своей руке.
- Они не для меня.
- Я слышала это прежде.
- У меня есть подруга, которой нравится читать их, - говорит он, и его голос становится мягче. - Но она не может часто выходить. Поэтому я приношу их ей.
- Ох. Это хорошо. Мило с твоей стороны. Но также немного странно, поскольку ты, кажется, очень не любишь всех женщин.
- Я не не люблю их. Я устал от них. Есть разница.
- Устал от них?! Тебе семнадцать! Почему мне постоянно приходится напоминать тебе об этом? Есть ооооочень много женщин, которых ты даже еще не встретил!
Том бросает на меня испепеляющий взгляд, но на долю секунды, клянусь, я слышу, как он наполовину смеется, наполовину бесшумно откашливается.
- Ты странная. И слабоумная. Но предполагаю, могло быть и хуже. Ты могла бы быть нормальной.
- Я могла бы быть нормальной, - соглашаюсь я. - Могло быть даже хуже! Ты мог мне понравиться.
- Верно. Ты мне тоже не нравишься. Фактически, я презираю тебя.
- Мы можем хотя бы не говорить о твоих грубых незначительных чувствах ко мне?
- Поверь мне, они всякие, но точно не незначительные. А грубые еще мягко сказано, они вызывают мгновенную рвоту.
- Ох, хорошо! Теперь нас двое. Меня вырвало четыре раза по дороге в библиотеку, чтобы спросить тебя об этом!
Я перекидываю между пальцами черно-красную карточку. Выражение лица Тома не меняется, оставаясь абсолютно безразличным. Машу карточкой перед его лицом вперед-назад несколько раз для лучшего восприятия.
- Тебе хоть немного интересно, откуда она у меня?
- Я знаю, что она у тебя. Пересчитал карточки, когда твоя подруга вернула мой кошелек.
- Почему ты решил, что его взяла я?
- Как еще Кайла могла его получить? - Усмехается он. - Она не тот человек, который будет воровать. А ты - да.
- Я бы оскорбилась, если бы не пять кубических тонн уверенности в себе.
- У меня было двадцать две карточки, а осталась двадцать одна, когда она вернула кошелек, - говорит он, игнорируя меня.
- У тебя что ОКР или вроде того? И ты считаешь, сколько визиток у тебя осталось в кошельке?
- Ты можешь просто прекратить угрожать мне? - вздыхает он.
Я бросаю на него сердитый взгляд.
- Я не звонила по номеру на карточке. Пока не звонила.
- Но ты запомнила этот номер.
- Конечно, - я втягиваю воздух. - И если в твоей глупой голове есть хоть капля мозгов, ты извинишься перед Кайлой до того, как я позвоню по нему и сообщу копам из кампуса, что ты в качестве подработки распространяешь наркотики.
Он смеется.
- Наркотики. Вот что ты думаешь? Думаешь, я настолько предсказуем? Я оскорблен.
- Люди в колонии для несовершеннолетних точно будут оскорблены твоим Я-Лучше-Всех отношением. Достаточно оскорблены, чтобы избивать тебя каждый день.
- Бедная девочка, - смеется он, пощипывая перегородку носа, как будто у него болит голова. - Ты бедная, наивная маленькая девочка. Хвастаешься, какая ты умная и как отличаешься от них. Но в конце дня ты такая же незаметная, как и остальные девушки.
- Не относись ко мне снисходительно! - огрызаюсь в ответ. - Я знаю, что ты занимаешься чем-то незаконным. Если не извинишься перед Кайлой...
- Что ты сделаешь? Разоблачишь меня? Вперед. Позвони по номеру. - Том наклоняется ближе. - Я бросаю тебе вызов.
- Отвали, - шиплю я ему в лицо. Он сужает свои ледяные каменные глаза, но не отстраняется.
- Сделай это, - Каулитц достает свой телефон.
Это ловушка.
Я попаду в самую большую в мире ловушку. Том смотрит на меня с сильным, практически голодным, интересом. Он хочет, чтобы я выяснила значение этой визитки. К тому времени, как я это сделаю, ловушка захлопнется.
Но я очень хочу узнать. Часть меня, которая хочет знать больше и громче той части, которая является рассудительным военным специалистом. Если позвоню по этому номеру, у меня появится огромное количество материала для шантажа. Теоретически. Что плохого может произойти? Он же не прикрепил активацию бомбы к номеру или типа того. Может, там ничего и нет, подделка, но я не узнаю, пока не попробую.
Медленно набираю номер и подношу телефон к уху.
Гудок.
Еще гудок.
Том не двигается.
Он едва моргает.
Я почти не дышу.
У меня очень плохое предчувствие.
- Алло, говорит Мэдисон, - щебечет приятный женский голос. - Чем могу помочь?
- Э-э, привет, я...
- Ищу Розу, - медленно говорит Том.
- Ищу Розу.
Короткая пауза.
- Минутку, мне нужно проверить реестр. Могу я узнать ваше имя?
Снова смотрю на Тома, но он только качает головой.
- Эми... Изабель.
- Хорошо, Изабель, от кого вы звоните?
- Эммм....
- Имя на карточке, которую вам дали?
- Ох. Томас.
Если это линия заказа наркотиков или типа того, то это самая странная вещь в моей жизни. Слышу шум, когда женщина печатает на клавиатуре. Глаза Тома сканируют помещение поверх моего плеча, наблюдая за проходящими людьми, но могу сказать точно, он по-прежнему слушает разговор, который я веду.
- Вы первый раз в Клубе «Роза», Изабель?
- Д-да? Да.
Клуб? Какой еще Клуб...
- Хорошо, большое спасибо, что выбрали нас, Изабель. Томас является нашим самым востребованным эскортом, поэтому, боюсь, придется немного подождать. Ближайшее вакантное место: 4 декабря, 12.30, в городе Колумбус. Кроме того, я обязана предупреждать всех клиентов, что его расценки намного выше, чем у остального эскорта...
Нажимаю кнопку отмены вызова и роняю телефон на пол. Он закатывается под полку и пропадает из виду. До того, как я наклоняюсь, чтобы поднять его, Том поднимает полку и хватает сотовый одним махом.
- Я установил запись на телефоне. Теперь у меня записан разговор между тобой и оператором. Если расскажешь кому-либо об этой визитке, я противопоставлю эту запись и скажу, что ты была клиентом. Это понятно?
Я сглатываю так тяжело, что, клянусь, слышу, как трещит мое горло.
- Я сказал, тебе понятно? - его голос становится тверже. Я не удостаиваю его кивком. Просто ухожу, прежде чем у него появится шанс составить другое высокомерное предложение.
Это была ловушка.