Passerine

Стрела просвистела в воздухе, ровно и уверенно — точно так, как учил его Техно.

Техно скатился в снег в последний момент, отряхиваясь от ледяного шока, прежде чем стрела смогла бы пробить его сердце. Она с глухим стуком ударилась о землю где-то позади него, но Уилбур уже натягивал на тетиву другую, целясь прежде, чем Техно успел встать.

— Уилбур! — крикнул Техно, протягивая к нему руку, но в карих глазах Уилбура не было ничего — ни ясности, ни доброты.

Уилбур выстрелил снова, и на этот раз он попал в плечо Техно. И это причиняло боль. Было больно.

Сдерживая крик, Техно вытащил стрелу и вскочил на ноги, его плечо было в кровавом месиве. Он смотрел через дорогу на своего ученика, своего короля, своего брата, который перелезал через окно, его лицо оставалось пустым и безболезненным, даже когда разбитое стекло порезало его ладони.

Техно слышал, как Зеленый Бог смеется где-то позади него, но не сводил глаз с Уилбура, когда тот перекинул лук через плечо и вместо этого обнажил рапиру — безмозглая марионетка. «Все нити ведут обратно ко мне.» — сказал Дрим. Именно так он вывел горожан на смерть, оставив все остальное нетронутым. С горьким привкусом во рту Техно задался вопросом, сколькие из членов Зеленой Армии тоже находились под влиянием Зеленого Бога, действуя по его приказам без всякого выбора? Он лихорадочно перебирал в памяти пустые лица на поле боя в тот день в Голубой долине, любые движения, которые были слишком неестественными, слишком контролируемыми. Сколько невинных было брошено на его пути, и скольких он убил, даже не подозревая об этом?

И теперь Уилбур шел к нему, грациозный в своей охоте. Еще одна жертва. Еще один брат, чья кровь будет на руках Техноблейда. Однажды он уже убил свою семью, сказал Зеленый Бог. А теперь ему суждено убить другую.

Судьба. Такое маленькое слово для такой большой вещи.

Был только один способ покончить с этим.

Дрожащими руками Техно поднял трезубец и приготовился.

//

Филза обернулся на смех Зеленого Бога. Он все еще держал ублюдка в ловушке под острием своего меча, но они оба знали, кто действительно победил.

Дрим торжествующе ухмыльнулся ему, сверкнув окровавленными ладонями в каком-то умиротворяющем жесте. Как будто теперь что-то сможет спасти его от гнева Филзы.

— Какого черта ты с ним сделал? — потребовал Филза, упираясь каблуком сапога в ребра Зеленого Бога. — Что ты сделал с моим сыном?

— Он ходит во сне, — сказал Зеленый Бог. — Или спит. Или играет. Выбери то объяснение, которое причинит тебе наименьшую боль. Или то, что избавит его от ошибок, которые он собирается совершить.

— Ты уже делал это раньше. — Филза нажал сильнее. Он сломает его, как ветку под ногой. Он раздавит его, как проклятое насекомое, которым он и был. — Ты... Ты уже управлял им раньше.

— Несколько раз, здесь и там. — Дрим небрежно пожал плечами. — Но я избегаю этого, насколько могу. Знаешь, в голове у твоего сына не очень-то весело. Там очень много тяжести. — Он посмотрел на Филзу с легкой улыбкой. — По большей части это касается тебя, хотя, полагаю, ты уже знаешь об этом.

— Я мог бы убить тебя, — протянул Филза, и странное спокойствие овладело им. Весь его гнев и горе улетучились в далекую вселенную, не оставив после себя ничего. Филза был пустотой между звездами и кромешной тьмой последней ночи земли. Он был тишиной после занавеса и безмолвием покинутого дома.

«День, когда я потеряю своих сыновей, станет днем, когда я уничтожу мир.» — пообещал он Техно.

И он начнет с бога, который забрал их у него.

— Я мог бы проткнуть тебя этим мечом насквозь и покончить с тобой, — продолжал он, сжимая древнюю рукоять.

— И со своим последним вздохом я возьму то, что осталось от сердца твоего сына, и разорву его в клочья, — спокойно ответил Зеленый Бог. — А ты бы рискнул? Рискнул бы ты его рассудком ради собственного? Ты уже делал это раньше. Сделай это снова. — Он подался вперед, пока острие клинка Филзы не проделало дыру в его тунике. Один быстрый толчок — и он разорвет кожу и кости. — Давай. Пусть он будет жертвенным агнцем для твоего собственного спокойствия. Убей меня и убей его.

Филза уставился на улыбающегося бога. Меч служил ему целую вечность и подвел лишь однажды, когда оставил в нем достаточно жизни для того, чтобы бог войны смог осуществить свою последнюю месть. Он не совершит ту же ошибку снова.

Вдалеке он услышал, как Техно зовет Уилбура. Но ответа не последовало.

— Ты колеблешься, Филза, — сказал Зеленый Бог.

— Нет, — сказал Филза, поднимая меч над головой. — Я — нет.

//

Рапира Уилбура сверкнула в алом солнечном свете, рассекая воздух между ними, целясь прямо в сердце Техно. Техно отпрянул назад, рапира задела его рукав и полностью лишила кожи. Но атака продолжалась, яростная и безжалостная, расчетливые движения — плод десятилетия под опекой Техно. Должна быть гордость, знал Техно. Он должен был бы гордиться тем, как сильно вырос Уилбур, превратившись из избалованного маленького принца с дрожащими ногами и мягкими руками в закаленного бойца. Но даже с самого начала он всегда учил Уилбура защищаться. Защищать. Потому что такова была природа Уилбура, таков он был.

Только не таким. Даже в самых страшных кошмарах Техно — никогда.

Техно парировал еще один резкий удар, спотыкаясь на заснеженной земле. Был только звук удара стали о сталь и его удаляющихся сапог. Уилбур оттолкнулся от трезубца Техно, борясь за победу, и в этот момент они были достаточно близко, чтобы Техно смог встретиться с тусклыми глазами Уилбура. Вспышка узнавания или искра удивления — Техно хватило бы чего угодно.

— Уилбур, — пожалуйста. — Уилбур, ты должен избавиться от него. Я знаю, что ты можешь это сделать, хорошо? Я научил тебя не обращать внимания на голоса, и это ничем не отличается. Игнорируй его указания и следуй моим.

На мгновение Техно показалось, что он, возможно, заметил, как что-то изменилось за выражением лица Уилбура, как молния за темной завесой. Но потом оно исчезло, или, может быть, его там вообще никогда не было. Так же быстро, как прощание, Уилбур отскочил назад и ударил ногой Техно. Техно откатился назад, едва не упав на замерзшую землю. Он выпрямился как раз вовремя, чтобы отразить еще один жестокий удар, отразившийся эхом в его костях. Но как раз в тот момент, когда он оправился от шока, рука Уилбура сверкнула, когда он потянулся к своему колчану и вытащил стрелу, сжав ее в кулаке и вонзив в здоровое плечо Техно. Техно сдержал крик, когда она прорвалась сквозь ткань и кожу.

Он отвернулся от Уилбура, тяжело дыша. Он едва успел вытащить стрелу, как Уилбур снова набросился на него, нанося удар за ударом, которые Техно мог парировать лишь вполсилы. Уилбур поддерживал его напротив церкви. Скоро бежать будет некуда.

В отчаянной попытке увеличить расстояние между ними, Техно взмахнул трезубцем по дуге. Техно знал, что Уилбур без вреда нырнет под него, надеялся, что у него будет время подумать о лучших стратегиях, чем молиться о чуде, но Уилбур был быстр. Слишком быстр. Он пригнулся, затем вскочил на одном дыхании. Он размахнулся с небрежной смертоносностью, на этот раз целясь в лицо Техно. Рапира рассекла воздух всего в дюйме от его щеки, прежде чем он снова отступил, а затем ударил прямо в его глаз.

У Техно перехватило дыхание.

Все происходило слишком быстро и слишком медленно. Он видел, как снег тает на щеках Уилбура, блестя, как слезы. Он видел, как клинок направляется к нему. Он видел себя стоящим в павильоне из белого мрамора, плющ и глициния расступились, когда вошел мальчик с упрямым подбородком и еще более упрямым сердцем. Он видел, как этот самый маневр выполняется деревянным мечом, управляемым его собственной рукой.

— Когда вы сомневаетесь, ваше высочество, — услышал он свой голос, — бейте по глазам.

Внезапно Техноблейд оказался не лицом к лицу со своим братом. Это был просто еще один противник. Еще одна угроза, которую он должен был пережить.

Инстинктивно он поднял трезубец, поймал зубцами лезвие рапиры и вывернул её из рук Уилбура. Она взмыла в воздух, вращаясь, как сломанный компас, прежде чем безвредно упасть в снег в нескольких шагах от него. Уилбур повернулся, чтобы посмотреть на него, его руки были пусты, но он уже прикидывал, что потребуется, чтобы снова вооружиться. Он попытался дотянуться до лука. Техно не дал ему такой возможности.

Рукоятью трезубца — некогда дара, а теперь просто оружия — Техно ударил Уилбура в грудь, и тот рухнул на землю. А потом трезубец оказался у горла Уилбура, заставляя его вздернуть подбородок.

— Ты уже возвращаешься ко мне? — потребовал Техно, слова царапали ему горло, когда он их произносил.

И в первый раз Уилбур ответил:

— Техно, — выдохнул он. Его взгляд смягчился пониманием, а затем паникой, когда мир медленно пришел в норму. — Техно, боги, почему я на земле?

Облегчение пронзило Техно, когда он встретился с ясными глазами Уилбура. Облегчение и стыд. Стыд за то, что потребовалось всего несколько мгновений страха, чтобы вернуть его на это кровавое поле битвы, которое, как он думал, он покинул давным-давно. Стыд за то, что он хоть на секунду забыл лицо Уилбура. Жаль, что после всех его разговоров о переменах и искуплении все еще были дни, когда насилие было единственным местом, куда он мог бежать. Он устал от этого, и все же это было все, что у него было. Если руки отца никогда не забывали форму ребенка, то руки Техно могли всегда помнить форму его сжатых кулаков. Эта мысль напугала его почти так же, как выражение лица Уилбура.

— Ты меня ударил? — тихо спросил Уилбур, глядя на Техно сквозь мокрые ресницы. — Я не помню... Техно, почему ты ударил меня?

«Это был не ты! — хотелось крикнуть Техно. — И это был не я.»

Но его трезубец все еще был в шаге от того, чтобы вонзиться в кожу Уилбура.

— Прости, — прохрипел Техно, чувствуя себя так, словно только что пробежал весь этот проклятый богами мир. — Это ты? Это ты сейчас?

Уилбур вяло моргнул, словно очнувшись от долгого сна.

— Конечно, это я, Техно. Кто же еще это может быть?

Техно почувствовал, как борьба мгновенно покинула его. Он отвел трезубец назад и протянул Уилбуру свободную руку, серебряные шрамы, проходили через его ладони, как невидимая паутина, которая навсегда связала его с этим братством.

— Пошли, — мягко сказал Техно. — Мы должны убить бога.

Глаза Уилбура посуровели от решимости, даже когда он улыбнулся Техно.

— Ради Томми.

— Ради Томми, — повторил Техно, когда Уилбур взял его за руку, все, что было раньше, уже забылось. Это была интерлюдия, ничего больше, и они снова были на одной стороне. Это было правильно. Это была их судьба, независимо от того, что еще было продиктовано.

Уилбур стоял на ногах, слегка покачиваясь. Он как-то странно посмотрел на Техно, снежинки запутались в спутанных темных волосах. Он мог бы быть одной из картин его матери, стоящей вот так посреди этого замерзшего города, увековеченной так, как Техно никогда не смог бы. А потом, нахмурив брови, он заключил Техно в теплые объятия. Техно застыл от удивления, но быстро погрузился в успокаивающий круг рук Уилбура, его раненые плечи кричали от усилия вернуть его нежное объятие.

— Техно, — прошептал Уилбур в закатные волосы Техно, вдыхая стойкий аромат давно сгнивших цветов.

— Уил? — прошептал в ответ Техно.

— Однажды написанная, — дрожащим голосом произнес Уилбур, — концовка не может быть восстановлена. — и он вонзил кинжал прямо в спину Техно.

//

Не кинжал.

Тот самый кинжал.

Кинжал, остановивший сердце юного принца. Кинжал, который когда-то жил в патронташе кровавого бога. Кинжал, который был частью коллекции, подаренной ангелом смерти. Он прошел между ними всеми, их пальцы оставили невидимые следы на резной рукоятке. И теперь он был в руке Уилбура. Он услышал тихий, отдаленный вздох удивления, когда он пронзил человека, которого он когда-то называл братом, — последние ножны кинжала.

Цикл был завершен.

Шторы были задернуты.

Все, что мог сделать Уилбур, — это закричать на пустой сцене.

//

Жизнь Техно была не самой легкой вещью в мире. Он участвовал в большем количестве сражений, чем мог сосчитать, и в большем количестве войн, чем кто-либо заслуживал. Его тело свидетельствовало об утомительном существовании; он все еще чувствовал, как встревоженные глаза Уилбура следят за узором шрамов на его спине, хотя под одеждой их было еще больше. Он был обожжен, избит и застрелен, и чувствовал, как каждый тип лезвия под солнцем пронзает его божественную кожу. И боль от всего этого все еще не могла сравниться с болью, которая прошла через него, когда он почувствовал, что объятия Уилбура ослабли, и Техно упал на землю, рубиновая кровь окрасила мягкий белый снег под ним. Его кровь. Кровь, которую пролил Уилбур.

Его дыхание участилось, когда агония пронзила его. Боги не созданы для того, чтобы страдать от этих мук. Но даже когда он лежал там, чувствуя одновременно холод и огонь, он слышал голос Зеленого Бога в своей голове — не хор голосов, а воспоминание, которое казалось более древним, чем их вечный цикл.

Смертные сердца могут вынести только такую рану.

Техно застонал, закрыв глаза от внезапной пронзительной боли.

Бессмертные сердца мало чем отличаются, особенно если их по глупости отдали не тем людям.

Значит, это было то самое? Было ли это разбитым сердцем?

Тень затмила весь солнечный свет. Техно заставил себя открыть глаза и увидел Уилбура, стоящего над ним с ножом в руках — все еще истекающего кровью Техно и все еще ржавого от крови Томми.

Уилбур сохранил его. Символ величайшей ошибки Техно, то, что убило одного брата и чуть не разрушило другого, Уилбур сохранил его.

И вдруг Техно понял. Уилбур не простил его. И если Уилбур не мог его простить, то кто? Кто бы это сделал? Он мог бы обыскать всю вселенную, и ответ был бы все тот же. Никто. Рыдание боли, неистовое, внезапное и незнакомое, вырвалось из дрожащих губ Техно. Вообще никто.

Уилбур склонил голову набок, рассматривая лежащего на снегу Техно. Он подошел к Техно и опустился на колени, как будто мог утешить его, хотя свет снова исчез из его глаз. Но был ли это он или Зеленый Бог, вызывающий мелодию сейчас, не имело значения. Ничто больше не имело значения, кроме боли.

Техно почувствовал, как его плечи затряслись, и через секунду понял, что он, должно быть, смеется — горький, злой звук. С неба донесся последний крик птицы.

Он все еще держал трезубец в руке, но теперь отпустил его. Он отпустил все, как только увидел, что Уилбур высоко поднял руку, словно гильотина, готовая обрушиться на самого злобного преступника, которого когда-либо видел мир.

— Все в порядке, — прошептал Техно брату, который, как он знал, все еще где-то слушал. — Я больше не сделаю тебе больно. Все кончено. — Его сердце отбило последние удары. — Я больше никогда никому не причиню вреда.

Техно подумал, что руки Уилбура, должно быть, слегка дрожали, но это могло быть и его собственное зрение, или игра умирающего света.

— Все в порядке, — тихо повторил Техно, веря в это всем своим существом. — Это не твоя вина.

Голоса — голос Дрима — были странно тихими, и Техно с горьким облегчением ощутил их отсутствие. Здесь, наконец, воцарилась вечная тишина.

— Посмотри мне в глаза. Позволь ему посмотреть мне в глаза, — потребовал Техно. — По крайней мере, дай мне это.

Мягкий коричневый оттенок глаз Уилбура, такой яркий в угасающем солнечном свете, был последним, что увидел бог крови, прежде чем кинжал опустился.

//

Клинок Филзы вонзился в плечо Зеленого Бога. Изумрудные глаза расширились от удивления, когда Филза продолжал, пока меч не пронзил щебень, а затем и землю под ним, пригвоздив бога к земле. Это были не те несокрушимые оковы, которых заслуживал ублюдок, но они должны были послужить сдерживающим фактором. Красная кровь — Даже у него кровь красная, подумал Филза, — расцвела сквозь грязно-белую ткань туники Сна и ручейками потекла вниз, на камни.

Филза ослабил хватку на рукояти меча, а потом и вовсе отпустил.

— Это должно на какое-то время успокоить тебя, — сказал Филза, отступая от своего импровизированного пленника.

Зеленый Бог с раздражением посмотрел на клинок, пытаясь подняться, а затем вздрогнул от боли, прежде чем обратить свой взгляд на человека, который привязал его, пусть и временно, к земле.

— Я все еще могу погубить его отсюда, — мрачно размышлял Дрим. — Это займет всего один взмах моего запястья.

— Уилбур не настолько слаб, — холодно ответил Филза, прежде чем повернуться спиной к врагу. — Он вовсе не слаб.

Его крылья широко расправились. Вдалеке он увидел две фигуры на снегу. Один лежал, другой стоял на коленях. Филза больше не опоздает.

— Значит, решил бежать? — крикнул ему вслед Зеленый Бог.

— Я выбираю своего сына, — ответил Филза и ушёл.

//

Ангелу Смерти потребовалось ровно четыре секунды, чтобы сократить промежуток между ними.

Один. Кровавый бог прошептал свои последние заверения королю с жаждой мести, нависшей над его сердцем.

Два. Крошечный, как дыхание самого маленького существа, когда-либо рожденного из звездной пыли, кинжал начал дрожать в руке разрушенного короля. В уголках губ Зеленого Бога появилась незнакомой формы хмурая складка. В кои-то веки, понял он, ему, возможно, придется приложить некоторые усилия.

Три. Несмотря на всё, несмотря ни на что, несмотря на далекий крик Ангела Смерти, несмотря на трещины в стене, кинжал все еще погружался.

Четыре. Но Филза был там.

//

Его рука сомкнулась на запястье сына, завершая яростную дугу оружия на волосок от неподвижной груди Техно. Отец и его наследник стояли на коленях по разные стороны кровавого бога, кинжал дрожал между ними, когда они боролись за господство: Уилбур, чтобы толкнуть и ранить, Филза, чтобы схватить и защитить.

Уилбур поднял свой суровый взгляд на помеху.

— Ты не должен был быть здесь, — прорычал он, и это были не его слова.

— Но я здесь, — тихо сказал Филза, крепче сжимая Уилбура. — Брось кинжал, Уил.

Брови Уилбура нахмурились, когда он сильнее надавил на Филзу.

— Ты должен ненавидеть его, — протянул Уилбур. — Он привел Томми на поле боя. Человек, убивший Томми, хотел убить его. Ты должен ненавидеть его, — повторил он более решительно, и в его голосе послышались последние нотки эмоций. Был ли это гнев? Было ли это горе? Была ли какая-то разница?

Между ними Техно судорожно вздохнул, но ничего не сказал.

— А ты? — мягко спросил Филза. — Ты ненавидишь его, Уилбур?

— Да, — сказал Уилбур. И затем, тише: — Нет. — Он вдруг закрыл глаза, словно от боли. — Я имею в виду — нет. Он убил моего брата. Но я тоже убил своего брата. Мы все убили его, все трое. Все мы виноваты. — Когда он снова открыл глаза, они блестели от слез. — Но если я убью и тебя тоже, кто тогда останется, чтобы простить меня?

— Ты сам, — ответил Филза, медленно отводя кинжал от Техно. И Уилбур позволил ему. — Ты можешь простить себя, Уилбур, потому что я уже прощаю тебя. Не важно, что ты со мной сделаешь.

— Ты же не это имеешь в виду, — серьезно сказал Уилбур. — Ты не можешь так думать.

В ответ Филза нежно поднес руку Уилбура к его груди, пока острие кинжала не уперлось в то место, где билось его сердце.

— Тогда позволь мне это доказать.

Какое-то мгновение Уилбур только смотрел на него, его ладонь дрожала в руке Филзы.

— Он у меня в голове, — Его пальцы крепче сжали рукоять, а по бледным щекам потекли теплые слезы. — Он повсюду. — Он начал подталкивать лезвие вперед. — Мне жаль. Мне очень, очень жаль.

Филза грустно улыбнулся, когда острие кинжала коснулось кожи и потекла кровь.

— Это не твоя вина. Это никогда не будет твоей виной. — Кровь расцвела и разлилась, как корни растения, пробивающиеся сквозь свою неподходящую вазу, но боль от этого была вторичной. Когда сын вонзил кинжал ему в сердце, Филза сказал:

— Я буду любить тебя вечно.

Лицо Уилбура сморщилось.

— Отец, — выдохнул он и выронил кинжал.

Прежде чем он успел упасть в снег, Техно поднялся на колени и обнял Уилбура. Он крепко прижал к себе смертного короля, и Филза впервые увидел рану на его спине. Филза знал, что Техно получал травмы и похуже, но сейчас все было по-другому. Должно быть, было чертовски больно даже дышать с ней, но Техно все равно держался за Уилбура, как будто отпустить его было судьбой хуже смерти. Уилбур, в свою очередь, уткнулся лицом в окровавленное плечо Техно, его собственные руки повисли по бокам, когда он развалился. Он судорожно вздохнул, а затем заплакал всерьез, дрожа от силы своего горя.

При этом звуке сердце Филзы затрещало чуть сильнее.

— Прости, что причинил тебе боль, — прошептал Уилбур, его слова приглушали волосы Техно и прерывали каждый слог рыданиями, которые исходили из глубины его души. — Прости меня за все.

— Хэй. — Голос Техно был нехарактерно мягким. — Считай, что это расплата за то, что я сломал тебе нос.

— Я не хочу расплаты, — вздохнул Уилбур, склоняясь в объятиях Техно. Он выглядел таким маленьким и хрупким. Стеклянная фигурка мальчика. — Я просто хочу домой. Я хочу похоронить своего младшего брата.

Филза не видел лица Техно, но знал, что оно должно выглядеть таким же разбитым, как и Филза.

— Я тоже этого хочу, — сказал Техно. — Мы сделаем это вместе, хорошо?

— Хорошо, — выдохнул Уилбур. — Ты и я.

— Я и ты, — повторил Техно.

— О, — проворковал далекий голос. — Это мило. Но теперь вы закончили?

Техно и Уилбур разошлись в разные стороны, окровавленные и все еще готовые сражаться, когда они повернулись к прервавшему их звуку. Филза почувствовал, как у него подскочил пульс, когда он проследил за их холодными взглядами в сторону дальнего здания, где зеленоглазый бог стоял на вершине обломков, истекая кровью из-за плеча, но в остальном невредимый. Он держал меч Филзы в одной руке и небрежно вращал его, разбрызгивая кровь по снегу перед собой, прежде чем неторопливо шагнуть вперед.

Послышалось шарканье, когда Техно и Филза встали перед Уилбуром.

Зеленый Бог закатил глаза, продолжая идти вперед.

— Да ладно, в этом нет необходимости. Ты уже выкинул меня из его головы. Эта маленькая ниточка полностью оборвана. — Он раздраженно закатил глаза. — Было бы забавно, если бы вы убили друг друга. Какой трагический конец вы бы написали. — Он рассматривал их, задумчиво наклонив голову. — Я все еще могу использовать Техно, хотя—

— Нет, не можешь, — отрезал Техно. — Я покончил с тобой и твоими маленькими голосами. Уже много лет.

— Значит, ты воображаешь, что у тебя ко мне иммунитет? — Дрим ухмыльнулся. — Знаешь, есть много способов контролировать кого-то.

Осознание происходящего было медленным, но устойчивым, постепенно приближаясь к Филзе, подобно приливам, ползущим к берегу. И вдруг его осенило.

— Тогда контролируй меня, — внезапно сказал он, поднимаясь на ноги и встречаясь взглядом с Зеленым Богом. — Ну же.

Сон прищурился, глядя на него, и что-то вспыхнуло за этим тщательно расслабленным выражением. Слой за слоем, Филза собирался снести их все. Правда была здесь. Она была так близко, что он чувствовал ее вес в своих руках.

«Раньше ходили слухи, что Зеленый Бог боится тебя», — сказал Техно. Фил знал об этих слухах. И с тех пор он провел десятилетия, спрашивая, почему. Почему именно он? Что у него было?

Он собирался выяснить это очень скоро.

— Фил, что ты делаешь? — прошипел сзади Техно.

— Просто задаю вопрос, — ответил Филза. — Ты угрожал дернуть Техно за ниточки. Ты использовал Уилбура против нас. Ты был голосом в их головах в течение многих лет, издеваясь над всеми нами издалека. Но ты никогда не был в моей. Почему это, Дрим? — Он произнес это имя намеренно, пронизывая каждую букву ядовитым намерением. — Почему?

Высокомерие соскользнуло с лица Зеленого Бога, сменившись сдержанной злобой. У Филзы возникло отчетливое впечатление, что он столкнулся с диким зверем, которого держали на потрепанном поводке. Он ступил на опасную территорию. Каждый инстинкт кричал быть осторожным и отступить.

Вместо этого Филза приблизился без всякой опаски.

— Ты боишься меня, — сказал он. — Ты боишься того, что я есть и что у меня есть. И это тебя злит, не так ли? Тебя злит, что ты знаешь, я тот, кем ты никогда не сможешь. То, что ты берешь, я отдаю. То, что ты разрушаешь, я восстанавливаю. — ловким движением ботинка Филза подбросил окровавленный кинжал. Филза выхватил его из воздуха, не промахнувшись. — Я — твоя противоположность.

Зеленый Бог начал смеяться, но это был мягкий звук.

— Ты ничтожество, — презрительно сказал он. Он остановился и направил меч Филзы прямо на него. — Позволь мне это доказать.

— Техно. — Филза принял боевую стойку. — Бери Уилбура и беги.

— Знаешь, Филза, — сказал Техно, ковыляя к Филзе с трезубцем в руках, — после всех этих лет я думал, что ты наконец-то поймешь, что я не подчиняюсь никаким твоим приказам.

Прежде чем Филза успел возразить, Уилбур подошел к нему с другой стороны, стрела уже была вложена в тетиву лука, в его темных глазах горела свирепая ясность. Он мрачно кивнул отцу.

— Мы начали это вместе, — сказал Уилбур, — и закончим вместе.

— Но твои раны—

— Эх. — Техно пожал окровавленными плечами. — В лучшем случае — телесные раны.

— Я чуть не убил тебя, — сухо сказал Уилбур.

— Что-то тут не так. Должно быть, это был другой, гораздо более слабый кровавый бог. — Это было бы более правдоподобным отклонением, если бы боль не промелькнула на его лице, когда он это сказал. — А теперь смотрите в оба, Ваши Величества. Враг приближается.

— Враг — такое сильное слово, — задумчиво произнес Зеленый Бог. — В конце концов, мы старые друзья. Старые, старые друзья.

— Ох, — сказал Уилбур, — заткнись, твою мать, — и пустил стрелу.

//

Он промахнулся. Очевидно. Зеленый Бог был дьявольски быстрым ублюдком, и Уилбур едва прицеливался — он стрелял ради стрельбы, просто чтобы его руки нанесли урон тому, что он ненавидел, а не тому, что он любил. Дрим легко отплясывал в сторону, только чтобы обнаружить Ангела Смерти, летящего к нему и рубящего окровавленным кинжалом. Дрим парировал собственным мечом Отца и отскочил назад, но был встречен ударом трезубца Техно. Зеленый Бог нырял и уворачивался под шквалом ударов Техно, каждое движение плавное, как свеча, танцующая в нежном воздухе.

В затишье между атаками Техно, Дрим развернулся на каблуках с мечом, рассекая пространство между ними тремя. Отец отскочил назад, но вместо этого Техно упал на землю, выставляя ногу в попытке подставить противнику подножку. Зеленый Бог перепрыгнул через него как раз в тот момент, когда Уилбур выпустил еще одну стрелу, на этот раз с намерением вонзить ее прямо в бледную колонну шеи Дрима.

Но Дрим просто схватил стрелу в воздухе, переломил ее пополам большим пальцем и перебросил через плечо еще до того, как снова приземлился на снег. Техно вскочил на ноги, чтобы встретить возобновившееся наступление Дрима, но Уилбур даже издалека мог сказать, что его движения были небрежными и вялыми. Несмотря на его позу, раны, которые нанес ему Уилбур, были глубокими, и не проходило и секунды, чтобы Уилбур не вспомнил, как лезвие легко скользнуло в спину Техно. Что бы он ни говорил о непобедимости бога, они все равно истекали кровью, как и смертные.

Даже сейчас Уилбур чувствовал, как голоса — маленькие паучки Зеленого Бога — притаились на задворках его сознания, ожидая, когда он снова ослабит бдительность.

Казалось, они нападали только тогда, когда Уилбур меньше всего этого ожидал: когда он засыпал или когда его захлестывали волны собственных эмоций. Это объясняло, как он бывал в местах, куда не помнил, как ходил, или видел вещи, которые не должен был видеть, или делал вещи, которые никогда не сделает, когда полностью станет самим собой. Перед его мысленным взором все еще стояло лицо Томми, дрожащего на койке, когда Уилбур стоял над ним с осколком стекла.

«Уилби, пожалуйста, не делай мне больно.» — сказал он тогда так же, как шептал Техно, — «Все в порядке. Это не твоя вина.» Слишком часто Уилбура использовали против людей, которых он любил больше всего. Томми. Техно. Его царство. Его отец. Все для того, чтобы служить целям Зеленого Бога. Все они были марионетками на веревочке. Но если Дрим хочет, чтобы он танцевал, то Уилбур устроит ему адское заключительное представление.

У него кончались стрелы, а боги двигались слишком быстро, чтобы его смертные глаза могли их уловить, поэтому он отбросил лук и колчан. Он бросился туда, где в снегу лежала его рапира, замысловатое навершие которой приглашающе поблескивало. Оружие легко скользнуло в его руку. Это было продолжением его ярости, и они присоединились к драке вместе.

//

Техно почти забыл, как хорошо они с Филзой сражались вместе. Они соскальзывали в старые, знакомые ритмы — как приливы и отливы древнего океана. Годы ушли, и Техно вернулся на одно из бесчисленных полей сражений, которые они уничтожили, когда были моложе и глупее. Филза ударил, когда Техно отступил, и Техно встал между Филзой и врагом, когда тот нанес ответный удар, приняв на себя главный удар серебряным древком трезубца. Это потрясло его до костей, но толчок был долгожданным, заставив Техно ухмыльнуться, несмотря на кричащую боль от свежих ран.

Почему Техно чувствовал себя наиболее живым, когда сражался со смертью?

Зеленый Бог, должно быть, заметил блеск в его глазах, потому что он отступил от Техно с понимающей ухмылкой.

Наслаждаешься, кровавый бог? — голоса насмехались.

Техно подумал о Томми, Уилбуре и его потерянных, безымянных братьях и сестрах.

— Конечно, — ответил Техно, яростно метнув трезубец по замерзшей земле.

Чтобы избежать его, Зеленый Бог шагнул в сторону — прямо на пути Филзы. Филза размахивал кинжалом, готовый нанести смертельный удар, готовый забрать еще одну жизнь. А потом Дрим взмыл вверх. Кинжал, не причинив вреда, прошел у него под ногами, которые взлетали все выше и выше.

— О, черт бы все это побрал, — простонал Техноблейд. — Этот ублюдок умеет летать?

Он парил в небе, подвешенный на невидимых для Техно нитях. И никаких вороньих крыльев, как у Филзы. Он просто парил в воздухе, почти небрежно, как будто это была простая прогулка по лесу. Он поймал взгляд Техно и улыбнулся. Техно проклинал себя за свою наивность; этот человек мог перестроить саму ткань Вселенной, конечно, он мог летать.

Плечи Филзы напряглись, когда он посмотрел на Зеленого Бога в его вялом полете.

— Небо — это мои владения, Дрим, — протянул Филза. Дрожь пробежала по спине Техно; слова Ангела Смерти были холодны, как тундра вокруг них. — Ты смеешь вторгаться?

Зеленый Бог скрестил руки за головой и принял задумчивое выражение.

— В этом царстве тебе нечего хранить, Филза. Ни небо, ни землю, на которой ты стоишь, ни твою семью. — Он насмешливо усмехнулся. — Я думал, что уже ясно дал это понять.

Филза расправил крылья, собираясь взлететь.

— Техно!

Техно повернулся на голос. Он всегда поворачивался на этот голос.

Уилбур бежал к нему, крепко сжимая в руке меч. Он сделал одно движение другим, и Техно сразу все понял. Он присел и сложил руки на коленях. Он стиснул зубы и приготовился к толчку, когда Уилбур приблизился, его брови сошлись во внимании.

А потом Уилбур ступил в колыбель рук Техно — тяжелый, но устойчивый груз. В мгновение ока Техно выпрямился, вложив в руки всю оставшуюся силу, и бросил.

Не успел Филза и на фут оторваться от земли, как Уилбур уже парил над ним, быстрый и смертоносный, как одна из его собственных стрел. Он поднял рапиру высоко над головой, и ее острие рассекло воздух. Техно увидел, как глаза Зеленого Бога расширились от удивления, как раз перед тем, как Уилбур столкнулся с ним и отправил их обоих на землю размытым пятном клинков и клубком размахивающих конечностей.

Техно бросился туда, где они упали, выдергивая трезубец из земли, когда проходил мимо.

К тому времени, как он затормозил перед Зеленым Богом, Уилбур уже пригвоздил его к земле кончиком своей рапиры у горла Дрима. Уилбур вырвал рукоять меча Филзы из рук бога и протянул его владельцу, не отрывая темных глаз от врага. Так же, как учил его Техно.

— Ты обронил это, — сказал Уилбур, грудь его тяжело вздымалась, но голос звучал ровно. Длинная царапина, тянущаяся вдоль его щеки, была единственным свидетельством его падения.

Филза забрал меч, смущенно взглянув на Техно.

— Когда Уил стал акробатом? — недоверчиво спросил он.

Уилбур вытер кровь со щеки тыльной стороной свободной руки и ответил:

— Генетика птичьего бога моего отца прошла мимо меня, так что мне пришлось компенсировать это. Когда ты не можешь летать, ты учишься прыгать так высоко, как только можешь.

— Поэтично, — протянул Техно, — но это ложь. Я научил его этому маневру, чтобы убегать от дипломатов.

— Но до сих пор я им не пользовался, — проворчал Уилбур, защищаясь. А потом, уже тише:

— Ябеда.

Техно одарил его тихой улыбкой, которую видела лишь горстка людей. «Как чудо, — сказал однажды Томми. — Как чертово чудо, эта улыбка!»

— Сколько раз, — криво усмехнулся Зеленый Бог, разрезая хрупкое легкомыслие в клочья, — ты должен прижать меня к земле, прежде чем поймешь, что все это бесполезно?

Уилбур сверкнул глазами.

— Столько раз, сколько потребуется.

— Тогда продолжай, — вздохнул Дрим, откидывая голову назад, чтобы обнажить свое горло перед ними всеми. — Убей меня. Или у тебя будет моральный кризис из-за того, что ты убьешь меня — твой выбор, правда. Мы уже бывали здесь раньше. Вы уже подходили к этому так близко, хотя и не продвинулись ни на шаг.

— Почему? — спросил Филза. — Что нас остановило?

Изумрудные глаза бога сверкали, как осколки льда. Что-то шевельнулось в животе Техно — внезапная реакция на древний, безымянный страх. Рука Техно легла на плечо Уилбура. Что-то было не так. Или что-то будет не так, очень скоро, и ему нужно вытащить Уилбура отсюда, как и намеревался Филза. Краем глаза он видел Филзу, крепко сжимающего меч. Он мог сказать, что тоже это чувствует.

Война закончилась.

Победитель был определен. Все было решено давным-давно.

— Как я и сказал. — Зеленый Бог улыбнулся Филу, и только Филу. — Это займет всего один взмах моего запястья.

Он поднял руку — единственную бледную руку, покрытую тающим снегом и наполовину засохшей кровью. И, в конце концов, это действительно было все, что нужно.

Они замерли, когда она наконец опустилась на них. Перемена в воздухе. Новый поворот страницы. Приглушенное шарканье, когда новая публика рассаживалась по своим местам для очередного шоу.

Еще одна петля. Еще одна история. Еще одна жизнь.

Уилбур повернулся к Техно с широко раскрытыми глазами. Рапира выпала из его руки, когда он открыл рот в беззвучном крике.

«Филза, — подумал Техно. — Филза, помоги—»

Но Филза был сделан из камня.

И мир завершился в тишине.

//

И они жили долго и счастливо.

//

— И это все?

Уилбур оторвался от своего инструмента и нахмурил брови.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, убирая скрипку с подбородка и глядя на женщину, сидящую напротив него, ее тяжелые юбки струились вокруг нее лазурным потоком.

Она не встретила его растерянного взгляда. Ее внимание было полностью сосредоточено на мольберте перед ней, слегка повернутом в сторону, так что все, что он мог видеть, были случайные цветные пятна. Ее руки, волосы и кожу покрывала краска: темно-синий, нежно-голубой и темно-карие глаза, которые он унаследовал от нее.

Мать несколько секунд молча рассматривала холст, прежде чем сделать легкий мазок кистью.

— Ты вдруг перестал играть, — рассеянно пробормотала она. — Я думала, песня закончена.

— Это не так, — сказал Уилбур. — Точно так же, как и твоя картина.

Она послала ему печальную улыбку.

— С каких это пор ты стал таким нахальным?

— Когда ты не смотрела, я полагаю. — Он обвиняюще указал на нее смычком своей скрипки. — А остановился я только потому, что ты меня перебила.

— Я не прерывала тебя! Я бы никогда. — Она заправила выбившийся локон за ухо, оставив при этом золотую полоску краски на щеке, и вернулась к своей картине. — Ты ведь помнишь правила Башни Искусства, мой мальчик?

Уилбур ласково закатил глаза. "Башня Искусства" была идеей его матери, и ее первой ошибкой было позволить десятилетнему Уилбуру назвать ее. Это была восточная башня замка, и она предназначалась только для них двоих. Место, где Уилбур мог играть так громко и так плохо, как ему хотелось, и где мама могла случайно пролить банки с краской, не испортив случайно какой-нибудь бесценный артефакт. Место, где вместо утренних звезд и мечей на стенах висели струнные инструменты, а вместо доспехов — потертые мольберты. Это была башня. И она была полна искусства. Таким образом, следуя потоку сознания юного Уилбура — Башня Искусства.

Старший Уилбур выбрал бы что-нибудь более изысканное. Он назвал бы ее в честь массивных арочных окон, которые пропускали мягкий утренний свет, или нарциссов, которые росли на подоконниках, или белых кружевных занавесок, танцующих на ветру, как вуаль невесты, словно сделанная из воздуха. Но это была Башня Искусства, отныне и навсегда.

Томми никогда не позволил бы ему смириться с этим.

— Я не слышу никакой музыки, — промурлыкала мама.

Уилбур любовно вздохнул и снова поднес скрипку к подбородку.

— То, что я делаю, для тебя, мама.

Ее глаза прищурились в уголках, когда она одарила его ослепительной улыбкой.

— Если ты закончишь свою песню, — сказала она, — я позволю тебе взглянуть на холст.

— Это подкуп. Ты подкупаешь своего сына. Твоего собственного милого мальчика!

Она со смехом откинула голову, каштановые и седые локоны рассыпались по плечам.

— Потанцуй для меня, моя кукла! — она хихикнула. Она пошевелила пальцами, которые не держали кисть, в каком-то смутном подобии кукольного театра. — Танцуй!

Уилбур покачал головой и поднял глаза к небу.

— Хорошо, — сказал он. — Тогда с самого начала.

Он положил смычок на струны и снова заиграл.

//

Тень упала на Техно, когда хихиканье прервало звуки леса, загоняя птиц обратно в их гнезда. Не открывая глаз, Техно сказал:

— Я знаю, что это ты.

Еще один смешок, на этот раз тише, как будто она пыталась подавить свое детское ликование.

— Папа хочет, чтобы ты вернулся домой, — весело сказала она. — У тебя большие неприятности.

— Конечно, — саркастически протянул Техно, — и ты не маленькое отродье.

— Хэй. Это невежливо! Папа сказал, что тебе больше нельзя грубить мне!

Техно почувствовал, как что-то коснулось его ребер, что могло быть пинком или легким ветерком. Он улыбнулся про себя, когда наконец приоткрыл один глаз, чтобы посмотреть на свою младшую сестру. Она надулась, скрестила руки на груди и нахмурила брови, как будто могла когда-нибудь напугать его. Она пугала его не больше, чем шмель, сонно плывущий над головой, так близко, что Техно мог протянуть руку и зажать его между ладонями. Но вместо этого он остался на месте, сложив руки под головой, а трава под ним была мягкой, как подстилка из сена.

— Но папа действительно хочет, чтобы ты был дома, — повторила она, опустившись на землю рядом с ним и положив свою маленькую головку ему на грудь, ее две косы, как розовые змеи, обвились вокруг его торса. Техно выровнял дыхание, чтобы она могла спокойно лежать, словно дикое животное, которое можно спугнуть одним неверным движением. Но хотя в ней и было что-то от дикой природы, он не сомневался, что она бесстрашна. Ей было шесть лет, и она уже знала, что когда-нибудь будет править миром — и он будет самым гордым старшим братом на земле.

— Техно? — задумчиво спросила она после минуты уютного молчания (между ними редко бывало какое-то другое молчание; в семье шумных, любящих родителей и еще более громких, раздражающих братьев и сестер ему и его младшей сестре удавалось выкроить для себя место, где им не нужно было кричать, чтобы быть услышанными). Она смотрела на листву над ними, ее лицо было усеяно солнечными лучами, которые упрямо пробивались сквозь листву, не желая, чтобы их путь к земле был прерван чем-то меньшим, чем ближний звездный ребенок.

— Ты когда-нибудь чувствовал, — запинаясь, начала она, — что твой дух слишком велик для твоего собственного тела?

— Не-а, — ответил Техно после серьезного раздумья. — Мой дух любит, когда все в порядке.

Она перевернулась, чтобы впиться в него своими пронзительными голубыми глазами, выглядя раздраженной. Как будто Техно провалил какую-то проверку, о которой он даже не подозревал.

— Ну, иногда я чувствую себя так, — надменно заявила она.

— Как же ты не можешь? Ты такая маленькая, конечно, твой дух хотел бы вырваться оттуда. Ты его душишь.

— Я тоже иногда чувствую себя лягушкой, — она продолжила в той бессмысленной манере, в какой маленькие дети часто переходят от самых тяжелых предметов к самым легким без предупреждения или длительных раздумий. Техно скучал по обладанию такой силой — силой просто не обращать внимания. — Вчера мы с мамой ходили в деревню, шел дождь, и нам пришлось остановиться под деревом, чтобы не промокнуть, и я увидела трех лягушек, бегущих под дождем! Трех лягушек, Техно! Ты когда-нибудь видел трех лягушек сразу?

— Никогда, — легко соврал Техно. — По-моему, это самое редкое событие в мире. Такая же редкость, как четырехкратная радуга. Мне кажется, боги посылают тебе знак.

— А лягушки, — продолжала она, не обращая внимания на ответ Техно, — они просто перепрыгивали с одной лужи на другую. Всплеск, всплеск, всплеск, всплеск. Но я не думаю, что им нравились какие-либо лужи, потому что они не оставались в них слишком долго. Всплеск, всплеск, вперед к следующему приключению!

— Приключение, да? — задумался Техно. — Так вот чего хочет твой дух? Вырваться на великое большое приключение?

— Я не знаю, чего хочет мой дух, когда выходит наружу.

Когда, отметил Техно. Не если. То, что она хотела, она получала, и Техно почти всегда был инструментом для этого.

— Но, — добавила она, вставая, — сейчас я думаю, что не хочу, чтобы папа меня ругал. Итак, пойдем домой.

И она улыбнулась той улыбкой, которой избегала в семье Техно и, казалось, считала его единственным исключением. Это улыбка, подумал Техно, за которую будут воевать. Это была улыбка, которая могла сжечь весь этот проклятый лес дотла. Боги взяли все хорошее, что они когда-либо создали, и вшили это в уголки этой улыбки.

Техно не мог не улыбнуться в ответ, более грубый по краям и сделанный из более подлого материала.

Он поднялся на ноги и протянул руку сестре. Она вложила свою крошечную ладошку в его. Это была самая драгоценная вещь, которую когда-либо держал Техно.

— Пойдем домой, — повторил он.

//

Филза покатал яблоко между ладонями, на мгновение почувствовав его тяжесть, прежде чем бросить в корзину у своих ног. Она уже была завалена рубиново-красными плодами, рассыпавшимися по траве внизу. Он сделал шаг назад и глубоко вдохнул, запах яблони, весны и жизни заползал в его легкие и оседал там, как животное в спячке. Он чувствовал сладость на языке. Он чувствовал дуновение ветерка на своей коже.

Яблоневый сад был готов к сбору урожая, и с миром все было в порядке.

— Папа!

Филза повернулся, чтобы посмотреть, как его сын пробирается между деревьями. Он не мог сдержать смеха, который вырвался из него при виде рук его младшего сына, нагруженных яблоками, падающими на землю с каждым его взволнованным шагом. К тому времени, как он добрался до Фила, у него осталась только горстка, остальные оставляли красный след через сад.

Но он ухмылялся так, словно совершил нечто великое.

— Лучший курьер во всем королевстве, — гордо заявил Томми. — Я все еще жду повышения до Главного Сборщика Яблок.

Филза ласково взъерошил ему волосы.

«Он стал таким высоким.» — подумал Фил, когда золотые пряди скользнули между его пальцами, как бегущая вода. — Чтобы получить этот титул, Томми, ты должен победить других соперников. Нельзя, чтобы люди думали, будто я обращаюсь с тобой по-особому.

— Это только правильно - относиться по-особому к своему особенному мальчику! — заявил Томми, выкатывая яблоки в траву у своих ног.

— Это непотизм.

— Нет, это значит быть хорошим отцом.

Улыбка Фила дрогнула, всего на мгновение. Но Томми все равно это уловил.

— Эй, — сказал он более мягким голосом, чем того заслуживал Филза. — Что-то не так?

— Нет, — ответил Фил, чувствуя, как в груди, там, где раньше билось сердце, образуются трещины. Он глубоко вздохнул, позволяя вкусу пыльцы задержаться на языке, прежде чем проглотить горечь. — Все в порядке. И в этом проблема, не так ли?

Томми уставился на него мягкими голубыми глазами. Кто-то однажды сказал Филзе, что дети — всего лишь отражение своих родителей, но он знал, что это не может быть правдой. Потому что каждый раз, когда он смотрел в зеркало, он видел только худшее в себе — все места, которые он покинул, всех людей, которых он убил, всех сыновей, которых он оставил сиротами. Но когда он смотрел на Томми, все, что он видел, было доказательством того, что Вселенная все еще обладает способностью к добру.

Томми действительно стал намного выше. Со временем он вырастет еще выше Филзы.

Если бы только он не умер раньше.

Филза знал, что есть много вещей, которые Томми теперь никогда не сможет сделать. Даже представить его стоящим перед Филзой под колеблющимися тенями яблонь их королевства было невозможно. Брови Томми в замешательстве сошлись на переносице, когда молчание между ними затянулось; Филза знал, что он лишь оттягивает неизбежное.

Просто позволь мне остаться в этой лжи, — умолял он, — еще на секунду.

Прошла минута. Две. Томми переступил с ноги на ногу.

— Папа?... — прошептал он.

Филза вздохнул и тихим прерывающимся голосом произнес:

— Это ведь не по-настоящему, не так ли?

Томми непонимающе уставился на него.

А потом он начал улыбаться.

//

— Следуй за хлебными крошками, — сказала его младшая сестра. — Папа всегда так говорит.

Тропинка была хорошо протоптана и прорезала самую густую часть леса. Деревья стояли так близко друг к другу, что солнечный свет больше не мог проникать сквозь них, и они шли в полумраке без проводника, держа друг друга за руки и вспоминая слова, которые шептал им отец. Следуй за хлебными крошками. Именно эти мелочи удерживали их на верном пути: кривое дерево, низко свисающая ветка со всеми ее листьями, сорванными руками проходящих мимо, груда камней на обочине дороги, за укладыванием которой юный Техно провел три скучные минуты — теперь покрытая мхом и опасно накренившаяся в сторону, но все еще стоящая.

Он шел за крошками хлеба по холодному темному лесу, и рука его младшей сестры сжимала его пальцы. Это был путь, который они знали наизусть, и история, которую они пережили сотни раз прежде.

— Следуй за хлебными крошками, — повторила его сестра, крепче сжимая ладонь Техно, — и ты никогда не заблудишься.

А потом она медленно потянула его в сторону, направляясь прямо к зарослям ежевики.

Техно потащил ее обратно на дорогу, маленькие ноги неохотно скользили по грязи.

— Папа также говорит, чтобы ты не сходила с тропинки, — сурово напомнил он ей, глядя на темные деревья, стоящие по обе стороны от них, словно безмолвные часовые. Тропа была безопасна. Тропа приведет их домой. Все остальное — опасная авантюра. Хотя он хорошо знал этот лес, он совсем не знал его, и только боги знали, какие монстры прятались за кустами, поджидая бродячих незнакомцев. — Держись подальше от темноты—

— Или Паук доберется до тебя, — закончила она, и ее голос был безжизненным и унылым.

Сердце Техно пропустило удар. Он привык к тому, что она перескакивает с одной эмоции на другую, но сейчас было что-то другое. Что-то, что вовсе не было ею.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросил он.

— Да, — прошептала она в ответ, как будто была невидимая угроза, которую она старалась не напугать — Просто устала.

— Хочешь, я понесу тебя на спине?

— Нет. — Она сделала глубокий вдох. — Нам всегда приходится идти бок о бок. Вот как это произошло.

Смятение и паника боролись внутри него, Техно сказал:

— Как что случилось?

Она вдруг замерла, заставив Техно остановиться вместе с ней. Ее глаза были устремлены прямо на горизонт, который Техно не мог видеть. Была только темнота и тяжесть ее маленькой руки, медленно холодеющей в его руке.

— Техно, — сказала она медленно, тихо, слишком непохоже на ту блестящую девочку, которая говорила о душах, приключениях и лягушках под дождем всего несколько часов — дней — лет — эонов назад. — Техно, — твердо повторила она, повернувшись к нему с широко раскрытыми испуганными глазами. — Техно, как меня зовут?

Техно открыл рот, чтобы ответить, но тишина была его единственным ответом.

//

— Ты опять остановился.

Уилбур медленно опустил смычок, оглядывая башню с растущим чувством тревоги. Он не помнил, как выучил песню, которую играл для матери. Неужели он сам ее написал? Это была баллада какого-то давно умершего композитора? Все еще думая о незнакомой мелодии, Уилбур молча подошел к столику в углу, где стоял открытый футляр с шелковой подкладкой для скрипки. Он осторожно положил инструмент внутрь и захлопнул футляр. На мгновение его пальцы задержались на золотых застежках.

«Я даже не играю на скрипке.»

Он повернулся к матери, которая продолжала рисовать, как ни в чем не бывало, потерявшись в своих красках.

— Мама? — крикнул Уилбур. — Мама?

Она помолчала, потом жестом подозвала его.

— Иди посмотри на это, Уил.

Уилбур подошел к ней, остановился позади и, положив руки ей на плечи, наклонился, чтобы посмотреть на ее работу.

В коридоре внизу висела картина, под которой Уилбур проходил по меньшей мере дюжину раз в день: это был официальный семейный портрет, сделанный придворным художником, когда Томми был еще совсем малышом и крепко спал все время. Уилбур всегда его ненавидел. Все они выглядели на нем такими чопорными и серьезными, и Уилбур до сих пор помнил ужасные покалывания в ногах, которые он получил, сидя на полу часами напролет.

А его мать в ответ сделала его красивым.

Она использовала яркие цвета, мягкие цвета, превращая темные, мрачные оттенки в нечто более живое. Все было по-прежнему, и в то же время все было по-другому. На простом троне по-прежнему сидела сама Мать, но в ее заколотых наверх волосах было больше седины. Позади нее, положив руку ей на плечо, стоял отец. Он стоял, его голубые глаза светились гордостью, единственным признаком его возраста были морщинки от смеха на висках, когда он улыбался Уилбуру с холста. А еще, неизбежно привлекая к себе внимание, там был Томми, прислонившийся к ручке маминого кресла.

Он тоже был старше, с более длинными волосами, вьющимися над ушами и плечами. Но следы детства остались в волчьей усмешке и дерзком изгибе бровей. Прежде чем Уилбур успел одуматься, он протянул руку и провел пальцами по нарисованным линиям лица брата. К счастью, краска уже высохла, и Уилбур мог свободно провести пальцем по нежным завиткам волос Томми.

Затем рука Уилбура медленно опустилась на пол, где он сидел на оригинальной картине. Он задавался вопросом, как Мать сделала его красивым, если это вообще было возможно. Он задавался вопросом, как годы оставили на нем свой след.

Но вместо краски там, где должен был быть Уилбур, были только карандашные пометки. Смутно напоминающие человека. Набросок.

Он посмотрел на мать, и она повернулась к нему с грустной улыбкой.

— Ты еще не закончил, — прошептала она, поднимая руку, чтобы обхватить его щеку и нежно вытереть единственную слезу, которая сбежала без его внимания.

— Я все испортил, — всхлипнул он. — Мне очень жаль—

— Нет, дорогой, я совсем не это имела в виду. — Она встала со своего места и обняла Уилбура. Уилбуру пришлось пригнуть голову, чтобы уткнуться лицом в ее плечо, дрожа от горя, которое он не мог назвать. Мать обнимала его, словно он снова был ребенком, ищущим утешения от ночных кошмаров. — Ты ничего не испортил. Ты — величайший подарок в моей жизни, Уилбур. Но я не хочу, чтобы ты был здесь.

Он отстранился с заплаканными щеками, не в силах набрать достаточно воздуха в свои тяжелые легкие.

— Здесь? — он спросил. — Где здесь?

— Башня Искусств, — просто ответила она. — И везде. И нигде.

И Уилбур вспомнил.

//

— Я бывал здесь раньше, — сказал Филза. — Мы были здесь — каждый из нас. Все попались в его сети.

Томми издал неопределенный звук, махнув рукой в воздухе.

— Более или менее. — Он задумчиво пошевелил пальцами. — Это как… ну, мы все в его пьесе, не так ли? Вот что он сказал. Если это так, то это место — кулисы, где каждый ждет, прежде чем поднимется занавес или после того, как его роль будет выполнена. — Он посмотрел на Филзу. — Или когда они ждут своей очереди.

— Мы все спим, — пробормотал Филза, повторяя слова Зеленого Бога. — Он усыпляет нас, пока пишет следующую историю, и дает нам хорошие вещи, чтобы мы успокоились. Как дети.

Он посмотрел на Томми, наблюдая, как меняется выражение лица его сына. Филза сидел, прислонившись к стволу яблони, голова Томми лежала у него на коленях, и яблоневые цветы лениво падали в туманном воздухе. При любых других обстоятельствах это был бы идеальный день. Как бы то ни было, все, что Фил мог видеть, это призрачную кровь на его руках с тех пор, как он в последний раз держал Томми так близко, и растущее чувство тревоги с каждой секундой. Еще одна секунда, когда Зеленый Бог разрывал реальный мир на части. Еще секунда на пути к другой истории перерождения, трагедии и неведения. Еще секунда, когда он не знал, где находятся Техно и Уилбур, в безопасности ли они, живы ли, помнят ли они еще, кто они такие, и кто он такой, и что им еще нужно сделать.

— Ты тоже на самом деле не ты, — сказал Филза, не столько вопросительно, сколько с сожалением от того, что он прав. Он нерешительно провел пальцами по волосам Томми и почувствовал, как у него оборвалось сердце, когда Томми не отстранился. — Ты тот, кем я хочу тебя видеть.

— Я тот, кем тебе нужно, чтобы я был, — поправил Томми. — Разве это делает все это менее реальным? Значит ли это, что на самом деле я здесь не для того, чтобы заставить тебя проснуться и пойти спасать моих тупых братьев? Значит ли это, что я действительно исчез — даже не призрак или воспоминание? — Он пожал плечами. — Кто знает? Ты должен быть здесь взрослым. Ты мне скажи.

— У взрослых нет ответов на все вопросы, Томми, — сказал Фил. — Как бы мне этого ни хотелось.

— Тогда ответь мне вот на что, — сказал Томми, протягивая руку, чтобы провести ладонью по обсидиановым перьям крыла, которым Филза закрывал его глаза от солнечного света, — как, черт возьми, ты их спрятал? Трудно представить, что я просто не заметил, как ты ходишь с двумя огромными гребаными крыльями, торчащими из твоей спины.

— Я бог, Томми, — медленно произнес Фил. — Я могу спрятать что угодно.

Голубые глаза Томми скользнули по Филу.

— Не все.

Не дожидаясь ответа, Томми сел и положил обе руки на плечи Фила, выражение его лица было смертельно серьезным.

«Я никогда не знал его с этой стороны. — подумал Фил. — И никогда не буду.»

— Послушай, — сказал Томми, как будто Филза уже не цеплялся за каждое его слово, не запоминал каждый слог и интонацию. — Я знаю, что ты уже все понял. Ты знаешь, почему Дрим так боится тебя. И это та же самая причина, по которой ты единственный человек, который может вырваться отсюда.

— Если я могу, — сказал Филза, — почему я никогда не делал этого раньше? Мы находимся в этом цикле уже целую вечность.

— Ты уже близко к этому подошел, — ответил Томми. — Так близко, несколько раз. Но либо Дрим всегда заканчивал переписывать раньше тебя, либо… — Томми помолчал всего секунду, прежде чем продолжить более решительно: — Либо ты не хотел уходить.

Филза открыл было рот, чтобы сказать, что никогда этого не сделал бы. Он никогда не стал бы подвергать опасности целую вселенную только для того, чтобы насладиться ложью, какой бы прекрасной она ни была.

Но потом он понял, что уже это сделал.

Проглотив горький привкус на языке, Фил попросил:

— Я хочу остаться, Томми.

Томми моргнул, его лицо исказилось от гнева и разочарования. И затем, когда первые слезы Филзы начали капать, теплый и тихий дождь. Он никогда ничего не мог скрыть от Томми.

— Но ты этого не сделаешь, — закончил Томми, и что-то похожее на гордость мелькнуло в его глазах.

— Но я этого не сделаю, — подтвердил Филза, обхватив руками запястья Томми и держась изо всех сил. — Я должен покончить с этим, Томми. Я не могу заставить всех пройти через это снова. Я не могу заставить Уилбура и Техно пройти через это снова.

Томми торжествующе ухмыльнулся.

— Это мой Папа.

— Мой Томми. — С этими словами Фил осторожно убрал руки Томми с плеч и встал, стряхивая с одежды цветы яблони. Они упали на траву, обмякшие и уже гниющие, несмотря на свою красоту.

Томми встал, и какое-то мгновение они стояли рядом, просто сын и отец, глядя на свой сад и вспоминая медленные дни, когда им было по четыре года, когда Томми сидел на плечах Уилбура, а их мать рисовала, а Филза подбрасывал цветы в воздух только для того, чтобы услышать смех его семьи.

— Тебя называют Ангелом Смерти, — начал Томми, и Филза понял, что конец близок. — Но это еще не все. Что ты за бог, Филза?

Слова были Томми, но голос — нет. Это был шепот тысячи разных Томми из тысячи разных вселенных. Это был крик тех, кто был сыновьями Филзы, и тех, кто никогда ими не был. Это был боевой клич солдат и воров, изгнанных и мертвых, потерянных и вернувшихся.

Это было требование всех мальчиков, которых Филза подвел.

— Разве твои крылья не напоминание о том, кто ты? Ты и воробей, и хищная птица.

Филза повернулся, чтобы посмотреть на Томми, но он не смотрел на Томми — или, точнее, он смотрел на всех Томми, на краткие образы всех Томми, которые приходили раньше. Вот высокий мужчина в золотой лавровой короне. А вот и мальчик со сломанным компасом на шее. Вот пернатое существо с широко раскрытыми голубыми глазами. Вот он, обветренный воин с аллиумами, засунутыми в карманы его испорченного плаща.

— Они называют тебя Богом смерти, — сказал каждый Томми разом, — и они ближе к истине, чем думают. В конце концов, разве смерть — это не последний акт освобождения? Скажи мне, что ты смотришь в каждое открытое окно и хочешь только улететь. Скажи мне, чего больше всего боится Паук и его безграничная власть. Скажи мне, кто ты.

— Я бог свободы, — сказал Филза. — И я улетаю отсюда к чертовой матери.

— Чертовски верно, — усмехнулся Томми, все еще мерцая. Все еще весь он. — Так что иди.

Филза расправил крылья, целясь в небо.

Он был богом свободы, и он улетал отсюда к чертовой матери.

Но, кроме того, он был еще и отцом.

Поэтому, несмотря на мир, ожидающий его за сапфировым небом, он обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на сына. Его золотой мальчик с золотой улыбкой. И он обнял его. Это была простая вещь, спокойная вещь, которую родители делали для своих детей с тех пор, как была создана сама концепция родительства. И все же для Фила это было откровением.

Каждая версия Томми обнимала его в ответ.

— Жаль, что у нас не было больше времени, — прошептал Филза, и его слезы потекли быстрее, такие теплые, что могли обжечь до костей. — Жаль, что я не видел, как ты рос. Жаль, что я не любил тебя так, как ты того заслуживал. Жаль, что я не мог загладить свою вину перед тобой. Я желаю тебе всего самого лучшего, мой мальчик.

— Я знаю, — и это был просто голос Томми. Томми, в единственном числе. Томми этого Филзы. — Мне лучше не видеть тебя, Уила или Техно еще долгое, долгое время, — добавил он, что, как знал Филза, означало: «Я буду любить тебя. Без необходимости или крайнего срока, я буду любить тебя.»

— Мы никуда не спешим, — ответил Филза, что означало: «Мы тоже тебя любим.»

Когда Филза отпустил его, Томми уже исчез. Он был один.

И небо ждало далеко над ним.

//

Мать наклонила голову в сторону далекого звука, который Уилбур не мог расслышать.

— У нас мало времени, — твердо сказала она, ее руки трепетали, как подожженные мотыльки. — Он почти закончил. И тогда нам придется делать это снова.

Но Уилбур все еще не мог прийти в себя, его мозг перебирал тысячи мыслей в секунду и не мог понять ни одной.

— Я был... Мы дрались...

— Вечно вы деретесь, — сказала мама с легкой улыбкой, но глаза ее были печальны. — Теперь дыши глубже, Уил. Расскажи мне, что ты знаешь.

— Я был в городе на севере, — сказал Уилбур, чувствуя во рту привкус пепла и тающего снега. — Возле... церкви. С разбитыми окнами.

— Да, был.

— Я не играю на скрипке.

— Нет, ты не играешь.

Уилбур взглянул на мамину картину, с мягкими красками и старыми линиями.

— А Томми никогда не доживет до пятнадцати.

— Нет, — ответила мать, и в ее глазах блеснули сожаление и печаль — две беспокойные тени Уилбура, — он не доживёт.

— И ты тоже мертва, — продолжал Уилбур, падая в бездну, — не так ли?

— Да, так и есть.

Он провел дрожащими руками по волосам, сжимая в горсти каштановые пряди и чуть не срывая их в ужасе. Этот страх он хорошо знал. Он никогда по-настоящему не покидал его с той ночи, когда он обнаружил, что она ушла. Он был слишком болен, чтобы потом присутствовать на ее похоронах, проводя лихорадочные дни в бессознательном состоянии. Когда он, наконец, смог подняться с постели, ее уже похоронили, и он видел ее снова только на портретах, которые совсем не передавали яркость ее улыбки, да посреди ночи, когда она преследовала его по всем коридорам замка.

Но теперь она была здесь, стояла перед ним, старше, чем была, когда он потерял ее, и все еще моложе, чем она того заслуживала. Она заслужила десятилетий. Она заслужила бесконечность.

И Томми тоже.

— Я хочу остаться здесь, с тобой, — сказал Уилбур, все еще ребенок. С ней он всегда был потерянным ребенком. — Потому что я скучаю по тебе. Потому что ты была единственным человеком, которому мне нечего было доказывать. Потому что ты можешь все исправить. Ты можешь починить то, что я сломал. Разве ты не можешь?

Она посмотрела на него. Он знал ее ответ.

— Ты можешь остаться, — ласково сказала она. — Я не стану винить тебя за это.

Он знал, что она говорит серьезно, так почему же боль в груди только усиливается?

В башню ворвался легкий ветерок. Уилбур вдохнул аромат свежих яблок.

Это было так реально. Так реально.

Но потом он снова взглянул на картину, уставившись на свою незавершенную версию. На своего отца, который состарился, хотя не мог. На Томми, старше, чем он когда-либо будет на самом деле. На мать, которая дала ему свои руки художника.

— Ты простишь меня, — спросил Уилбур хриплым и тихим голосом, — если я все еще хочу жить без тебя?

В ответ она нежно притянула его к себе и мягко поцеловала в лоб.

— Я любила тебя еще до того, как встретила, — прошептала она. — И после этого я полюбила тебя еще больше. Мне жаль, что я ушла слишком рано и оставила слишком многое. — Она отстранилась, ее глаза заблестели, а руки потеплели на щеках Уилбура. — Но посмотри на себя. Посмотри, как ты вырос. Посмотри, как далеко тебе еще предстоит зайти.

— Пойдешь со мной? — спросил он, прижимаясь лицом к ее испачканной краской ладони. — Ты можешь лгать. Солги и скажи, что пойдешь со мной.

— Я всегда с тобой, Уил, — сказала она, неуверенно улыбаясь. — Я в каждой ноте, которую ты играешь, и в каждой песне, которую ты поешь. Я сражаюсь в каждой твоей битве и чувствую каждую твою боль. И я чувствую твою радость, и твое сострадание, и твое сожаление, и твою храбрость. Что бы ты ни делал, Уил, я с тобой.

— А... — Он судорожно сглотнул. — А Томми?...

— Ты и твой брат, — сказала она, — связаны чем-то более сильным, чем судьба, и более сильным, чем смерть. — Она опустила руки и отступила назад. Расстояние между ними было пропастью. — Один ушел, но не навсегда. Один исчез, но не другой.

Уилбур хрипло вздохнул и расправил плечи.

Он не был готов. Но у него не было другого выбора.

Он бросил на мать последний долгий взгляд. Все, что он все еще хотел сказать, он сказал вместе с этим. Все «Я люблю тебя», адресованные призракам в коридоре, и все «Я хочу, чтобы ты была здесь» кричали в тишине его собственной головы. Он никогда больше ее не увидит. Он никогда больше не увидит Томми. Это были истины, с которыми ему придется смириться.

Все это горе, любовь, надежда и страх в одном слове.

— Прощай, — сказал Уилбур.

Он закрыл глаза и отвернулся, не желая смотреть на то, что останется позади. Его идеальная мать и ее идеальная картина того, что могло бы быть.

Она могла бы попрощаться в ответ. Но ветер свистел в ушах Уилбура, когда он бросился бежать, заглушая все остальное. Когда он снова открыл глаза, перед ним было арочное окно, выходящее в бесконечное небо.

Он прыгнул.

И отец поймал его.

Уилбур ухмыльнулся, глядя на крылатую фигуру над ним, когда они взмыли над клубящимися облаками.

— Всегда приходится появляться в последнюю минуту, не так ли?

Отец посмотрел на него сверху вниз и крепче сжал руку Уилбура, обсидиановые крылья рассекали воздух настойчивыми гулкими ударами.

— Ты в порядке? — это было первое, что он сказал. Он говорил так, словно задыхался от собственной душевной боли. В кои-то веки Уилбур обнаружил, что он такой же, как его отец.

Уилбур закрыл глаза от порывистого ветра, давая ему высушить слезы.

— Нет, — признался он, — но я буду. — Уилбур оглядел открытое небо, не видя ничего, кроме голубого и белого до самого далекого горизонта. — Итак, отец. Как мы отсюда выберемся?

Даже в их раздельных печалях Уилбур все еще замечал легкую улыбку на лице отца.

— Ты мне доверяешь, Уил?

— Я только что выпрыгнул из башни ради тебя.

Смех отца звучал натянуто, но почти как музыка.

— А если я попрошу тебя отпустить мою руку?

Уилбур не думал. Он просто отпустил ее.

На мгновение он оказался невесомым, подвешенным в воздухе, таким же чистым и ясным, как облака, которые были единственными свидетелями его медленного спуска. Не было ни жизни, ни смерти, ни Уилбура, ни врага, ожидающего его по ту сторону. Ни мертвых братьев, ни потерянных. Ни матерей в башнях, ни вновь обретенных отцов. Было только падение.

— Уил! — крикнул отец, перекрывая шум ветра. — Открой глаза!

Уилбур даже не заметил, как закрыл их. Когда он снова открыл их, все, что он мог видеть, было приветливой синевой, и его отец падал прямо рядом с ним, плотно прижав крылья.

— Я видел маму, — сказал Уилбур на открытом воздухе, засунув руки в карманы, как будто это был обычный дневной разговор.

— Я видел Томми, — ответил отец. — Он просил передать тебе, чтобы ты пока не умирал.

Уилбур слабо улыбнулся.

— Похоже на него. — Он сжал руки в кулаки, чтобы отец не заметил, как они дрожат. — Но это действительно был он? Действительно они?

— Не знаю, — вздохнул отец, когда они неслись в пустоту. — А разве это имеет значение, Уил?

— Наверное, нет, — сказал Уилбур. — На мгновение мы их вернули. Вот и все, в конце концов. — Он развернулся в воздухе лицом к отцу. За то короткое время, что прошло с тех пор, как они столкнулись с Дримом, глаза его отца постарели на миллион лет. — Нам еще нужно вернуть Техно, — мрачно сказал Уилбур. — Где он?

— Спрятан где-то, как и я. Как и ты.

— Как же ты тогда до меня добрался?

Филза усмехнулся.

— Вот так. — Он выхватил меч из ножен и проделал дыру прямо в небе под ними.

— Какого хрена? — закричал Уилбур, когда перед ним разверзлась дыра в самой ткани вселенной. Это был черный как смоль шрам, пересекающий синеву, неровная линия пустоты. Уилбур потянулся, чтобы схватить отца за руку, его сердце бешено колотилось в груди, отвергая то, что определенно видели его глаза. — Что это за чертовщина?

— Наш выход, — сказал Филза, придвигаясь ближе к Уилбуру, его крылья сложились над ними, как утешительное детское одеяло. — Полет — самая легкая часть, Уил. Теперь пришло время для падения.

Они упали в темноту и исчезли.

//

— Я должен тебя знать, — слова вырвались из уст Техно в жалкой спешке. — Я должен, но я не знаю.

Маленькая девочка, которая была его сестрой, всего несколько секунд назад была его сестрой, смотрела на него широко раскрытыми глазами, похожими на два пруда древней воды, отражая его собственное напряженное лицо. Ее вопрос эхом отдавался в его голове, как песня, обвинение и стенание. «Как меня зовут? Как меня зовут? Как меня зовут?» Техно вырвал у нее свою руку и попятился назад, его дыхание было быстрым и резким. Она хмуро посмотрела ему вслед, но не двинулась с места.

— Ты моя сестра, — всхлипнул он, сжимая руку, которая держала ее собственную так нежно, так привычно. — Но я даже не помню твоего имени.

Ее, их братьев и сестер, их отца и матери. Когда-то знание было обычным, как воздух, а теперь ускользало из его пальцев. Он уставился на нее, умоляя вселенную дать ему хоть один слог. Одну букву. Он бы принял все, что угодно. Он хотел хлебные крошки.

— Я убил тебя, — прошептал он, падая в грязь, как марионетка без хозяина. Он обхватил голову трясущимися руками. — Я убил вас всех.

— Нет. — Суровость в ее голосе заставила его поднять глаза. Она все еще стояла там, где стояла, каменная колонна, ее лицо порозовело от ярости. — Это был не ты. Тебя поймал Паук. Это все.

— Это все? — закричал Техно. Лес давил на них, он знал это. Тьма снова заберет его, как забрала много лет назад, когда он в последний раз был на этой дороге.

— Да, — ответила она. — Да, это все. Это все он, а не ты. Мы понимали это тогда, мы понимаем это сейчас. Никто не обвинял тебя и никогда не будет обвинять в том, что ты не можешь контролировать. Мы не настолько ужасны и не настолько глупы.

— Но я сделал тебе больно, — прошептал Техно. — Я это знаю. Ты, должно быть, так испугалась.

— Нет, — ответила она, но по тому, как дрогнула ее нижняя губа, Техно понял, что это ложь. — Ты никогда не причинишь мне вреда, я знала это, — Она медленно подошла ближе, как будто приближалась к раненому волку. — И для меня важно, чтобы ты тоже это знал.

Что-то мелькнуло на периферии Техно, и они оба повернулись, чтобы увидеть лес прямо впереди. За темнотой виднелась небольшая поляна, залитая солнечным светом. В окружении цветочных клумб и кустарника стоял домик, маленький и уютный, с кирпичной трубой, из которой валил бледный дымок. Окно было открыто, и через него Техно видел стол, накрытый к ужину, и детей, дерущихся за яблочный пирог. Высокий, жилистый мужчина с розовыми волосами, откинутыми с лица, отмахивался от них без особой силы, говоря: «Делитесь, вы, жадные маленькие монстры». Женщина с заплетенными в косу волосами стояла в стороне, откинув голову назад в глубоком смехе. Один из мальчишек слишком сильно наклонился в потасовке, упал лицом в миску с картофельным пюре и завыл. Ребенок постарше, почти такого же возраста, как Техно, тепло закатила глаза и пообещала сделать все, что он захочет, если только перестанет плакать.

Техно видел их всех.

Никто из них не видел Техно.

— Они зовут меня обратно, — сказала девочка.

Но Техно не мог оторвать глаз от дома и семьи, которая в нем жила. Когда-то это был его дом. Его семья. Теплая, прекрасная и простая.

— Я пока не могу вернуться домой, — сказал Техно, с каждым словом все больше ненавидя себя. — Я все еще... я все еще должен спасти Уилбура и Филзу. Мне еще нужно похоронить Томми. И мне все еще нужно закопать этого зеленого ублюдка в проклятую землю.

— Ну, понятное дело. — когда он снова повернулся к ней, она уперла руки в бока и грустно улыбнулась. — Я сказала, что они зовут меня обратно. О тебе никто ничего не говорил. Не все дело в тебе, знаешь ли.

Несмотря ни на что, Техно сумел слабо рассмеяться.

— Из всех людей, которые могут быть моим проводником в этой дерьмовой загробной жизни, почему это должна быть именно ты?

— Потому что мой дух слишком велик для моего собственного тела, — надменно ответила она. — И я устала от того, что какой-то случайный мужчина решает за меня мою жизнь. Он даже не спросил, хочу ли я быть человеком. А что, если я хочу стать лягушкой под дождем? Нет. Вместо этого он сделал меня маленькой, вонючей и скучной. — Она с отвращением сморщила нос. — Я хочу быть чем-то большим, чем просто чьей-то предысторией. Я хочу быть героем. В следующий раз я буду героем, вот увидишь.

— Я уже готов, — мягко сказал Техно. Вдалеке он все еще слышал смех людей, которых когда-то знал наизусть. Но ближе, где-то прямо у него за спиной, он услышал голос. Зовущий его по имени.

Техно повернулся на голос. Он всегда поворачивался на этот голос.

Впереди был только лес, сломанные ветки и пустота. И все же, каким-то образом, он знал, что будет в безопасности.

Он неуверенно поднялся на ноги, каждое легкое движение посылало электричество по его венам. Его старые кости знали, что он должен пойти с ней, вернуться домой и начать цикл заново. Колесо должно было двигаться вперед. На этом настоящая история не закончилась.

Но к черту колесо. К черту то, что диктовала сюжетная линия.

Он был Техноблейдом, и он собирался написать свою собственную проклятую историю.

Он стоял на месте, чувствуя, как колесо давит в спину, грубо толкая вперед. Но если он хотя бы наполовину так же упрям, как маленькая девочка перед ним, то ему нечего бояться.

Земля держалась под ним.

Он провел рукой по затуманенным глазам.

— Я должен идти, — устало сказал он. — Уилбур ищет меня.

Она усмехнулась.

— Так что, иди, ты, медлительный старик.

— Я не настолько стар—

— Как скажешь, дедушка, — ответила она, делая шаг к свету. А потом еще один. — О, пока я не забыла, все хотели тебе что-то сказать.

Он наклонился к ней.

— И что же?

Она наклонилась к нему.

— Ты выглядишь глупо с этой прической, — серьезно прошептала она. — Пожалуйста, убери волосы с лица, потому что они начинают выполнять функции занавесок.

— Ты, маленькое отродье! — Техно двинулся, чтобы схватить ее, но она отпрыгнула в сторону, смеясь так сильно, что чуть не споткнулась о собственные ноги.

Она двинулась дальше, но остановилась в самом конце дороги, силуэт на фоне солнечного света.

— Знаешь, как бы то ни было, — сказала она, повернувшись ровно настолько, чтобы Техно увидел тихую улыбку на ее лице, — Я думаю, что Зеленый Бог сделал правильный выбор на этот раз, сделав тебя моим старшим братом. У тебя это здорово получалось.

— До того, как я убил вас всех, — сказал Техно, его горло горело от сдерживаемого рыдания.

— Ты никогда не можешь просто принять комплимент, не так ли?

— Для начала, это был не лучший комплимент.

— Ладно, беру свои слова обратно.

— Не смей... — начал Техно, но она уже ушла.

«Последнее слово всегда должно оставаться за ней.» — с нежностью подумал он, радуясь даже тому, что у него есть этот маленький кусочек ее, который он может взять с собой в темноту.

Он сложил воспоминание о том, как она бежала домой, две косы подпрыгивали на ее лопатках при каждом возбужденном шаге, и спрятал их за свое сердце, где они всегда будут в безопасности. Она останется там, прямо рядом с маленьким домиком со смеющимися незнакомцами. Прямо рядом с Томми.

Он глубоко вздохнул, наполнив легкие запахом сосен, цветов и яблочных пирогов, и сошел с тропинки.

Он сначала шел, а затем побежал, ныряя под ветвями и вытряхивая ноги из запутанного подлеска, пробираясь сквозь полумрак, и только голос Уилбура вел его.

— Техно!

— Уил?

Теперь ближе. Случайные ветки тянули его одежду и волосы. По совету сестры и от чистого раздражения Техно оторвал полоску ткани от рукава рубашки и завязал волосы в простой узел на затылке. Это не была элегантная коса, но сойдет.

Он продолжал бежать.

— Уилбур! — снова позвал он.

— Техно! — справа от него. — Техно, сюда— Техно.

Техно привалился к дереву, вглядываясь в то, что было перед ним. Странная, темная линия выделялась в полумраке — чернее черного, вырезанный прямо из тьмы самых нижних пещер земли. Это чувствовалось... одиноко. Рядом с ним, плотно прижав крылья, стоял Филза. И Уилбур.

— Пошли, — сказал Уилбур с полуулыбкой на лице. — Ты опоздал.

Техно бросился к нему и быстро ударил его кулаком в плечо. Уилбур споткнулся, едва не упав обратно в то, чем был черный порез, прежде чем Техно поймал его за запястье и снова поставил на ноги.

— Сколько раз я должен потерять тебя за один день? — потребовал Техно, сжимая запястье Уилбура, чтобы убедиться, что он настоящий, что он здесь, что он не часть этого странного мира снов.

Уилбур смущенно потер плечо и сказал:

— На самом деле у меня не было права голоса в этом вопросе.

— Впредь держись поближе ко мне, — приказал Техно, отпуская Уилбура после того, как убедился, что есть пульс на его запястье. — А ты... — Он повернулся к Филзе, готовый выплеснуть свои сдерживаемые эмоции на ближайшего бога. Но тяжелые слова замерли на его губах, когда он взглянул на своего старого друга. — Ты выглядишь... по-другому.

Филза пожал одним плечом.

— Это были долгие несколько часов.

— Он видел Томми, — пояснил Уилбур.

— С ним все в порядке? — спросил Техно, шагнув к Филзе.

Филза покачал головой.

— Мы можем поговорить об этом позже, — сказал он подавленным голосом. Техно понял. Ему понадобятся годы, чтобы рассказать о том, что произошло на этой дороге. А пока это была его собственная ноша, которую он должен был нести в одиночку. Когда-нибудь он поделится ею, но не тогда, когда рана будет слишком свежей, слишком болезненной.

— Хорошо, — сказал Техно. — Все в порядке. Так как же, черт возьми, мы отсюда выберемся?

В конце концов, ему еще предстояло свести счеты и похоронить принца.

Уилбур молча кивнул в сторону пульсирующего в воздухе черного шрама.

— О, — сказал Техно, — ты, должно быть, шутишь.

— Это безопасно, - сказал Уилбур.

— Скажи это еще раз, не выглядя таким зеленым, и я, возможно, поверю тебе.

— Это прорезь реальности, — раздраженно сказал Филза. — Конечно, это был не самый приятный опыт.

Уилбур усмехнулся.

— Это было похоже на то, как будто мои внутренности перестраивал очень азартный малыш. — Он покорно вздохнул, глядя на разрез. — Пожалуй, я пойду первым. — Он бросил взгляд на двух других позади себя. — Значит, увидимся на другой стороне?

— Я скоро последую за тобой, — сказал Техно. — Не заблудись снова.

Уилбур насмешливо отсалютовал ему, прежде чем провалиться в пустоту. Она поглотила его целиком.

Техно смотрел, как он исчезает, и внутри у него все сжималось. Не прошло и мгновения, как он уже двинулся вперед, намереваясь последовать за Уилбуром, как и обещал. Он больше не выпускал его из виду.

Но прежде чем Техно успел шагнуть внутрь, его схватили за руку и потянули назад. Он повернулся к Филзе с жалобой на губах, прежде чем заметил мрачное выражение лица другого бога. Он действительно выглядел по-другому. Он был... как-то тише и в то же время ярче. Как молодая звезда, безмолвно греющаяся в своем новообретенном сиянии.

— Техно, — сказал Филза, — нам нужно поговорить.

//

Уилбура разобрали.

Вот что это было. Падая сквозь черноту, вращаясь по спирали между реальным и воображаемым, дрейфуя в пространстве между ложью и правдой, он чувствовал, как его разрывают на части, а затем снова собирают вместе. Рожденный, а затем нерожденный, а затем возрожденный и разобранный. Отец называл это столкновением, но это было не совсем так. Он падал, летел и снова падал — эйфория полета равнялась боли от падения. Это была агония. Это было начало.

Все было кончено.

Он упал на землю.

Вдохнул, выдохнул. Воздух был горьким. Как пепел. Как пыль на гитарном футляре, который годами не открывался.

В ушах у него звенело, перед глазами все расплывалось. Не было ничего, кроме ощущения холодного снега под ним, грубого и острого. Его затуманенный разум не мог уловить ни одной мысли, кроме: «Мне нужно одеяло.»

Он выплюнул снег и кровь изо рта и с трудом выпрямился, умудрившись встать на колени, прежде чем снова упасть, и вся борьба, оставшаяся в его теле, улетучилась, когда его зрение наконец прояснилось, и он понял, что наблюдает конец мира.

Небо было красным. Город горел. Трещины дугой рассекали землю, как молнии, пропасти, ведущие прямо в подземный мир. Пока Уилбур смотрел, земля снова задрожала, и снова появились трещины, одна из которых открылась в нескольких футах от него.

«Вот черт, — подумал Уилбур, отползая назад, его сердце ушло в пятки. — Черт, черт, черт!»

Единственным зданием, которое осталось относительно нетронутым, была церковь.

И стоящим на его колокольне, в эпицентре бури, был никто иной, как Дрим.

Он, казалось, не заметил появления Уилбура. Как он мог? Точно так же, как гиганты не обращали внимания на муравьев, у бога были дела поважнее, чем у одинокого смертного, стоящего на обломках единственной вселенной, которую он когда-либо знал. Дрим расхаживал по периметру колокола, проводя рукой по его бронзовой поверхности, останавливаясь лишь всякий раз, когда случалось очередное землетрясение. Уилбуру потребовалось несколько головокружительных ударов, чтобы понять, что он был причиной этого. Наклонив голову и щелкнув пальцами, Зеленый Бог медленно раскалывал мир на части, переделывая его в другую версию, в другую стадию.

Уилбур едва заметил, как рядом с ним упал еще один человек.

— Что за—

Уилбур повернулся, чтобы посмотреть, как Техно сонно моргает на сцену перед ними, пробуждаясь от сна и прямо в кошмар. Он выглядел таким измученным, розовые волосы были небрежно зачесаны назад с лица, видавшего лучшие дни: он был так бледен, что единственным цветом на его лице были темные круги под глазами. Как долго они сражались? Казалось, прошли годы. Прошло всего несколько часов.

— Что происходит? — прохрипел Техно.

— Апокалипсис, — ответил Уилбур.

Техно застонал и упал на землю, закрыв лицо руками.

— Пять минут, — сказал он. — Дай мне пять проклятых минут, чтобы не иметь с этим дела.

— У нас не так много времени, — сказал отец.

Уилбур поднял голову и увидел, как отец бесшумно, как ночь, приземлился на землю рядом с ним. Его глаза осмотрели разрушенный город вокруг него, прежде чем остановиться на Техно и брошенном оружии Уилбура — и, поскольку Уилбур никогда не мог уловить гребаный разрыв, они сидели в лигах от него на куске земли, разделенном дюжиной пересекающихся линий трещин.

— Когда у нас будет достаточно времени? — голос Техно был приглушен снегом. — Пять минут. Это все, о чем я прошу.

Уилбур сочувственно застонал, принимая протянутую руку отца и поднимаясь на ноги. Он наклонился и схватил Техно сзади за тунику, подтягивая его так, чтобы Техно опирался на него, а он опирался на своего отца. Все трое, измученные во всех смыслах этого слова, смотрели, как Сон продолжает ломать и разрушать все, что больше не укладывалось в ту историю, которую он хотел рассказать дальше.

— Я достану ваше оружие, — сказал отец, и Уилбур ожидал, что он полетит за ним, но вместо этого он просто щелкнул пальцами, и меч и лук Уилбура, трезубец и цепной хлыст Техно звякнули у их ног.

Уилбур потрясенно посмотрел на отца.

— Когда ты научился этому отличному трюку?

— Должно быть, где-то подобрал, — пробормотал отец, пока Техно молча перевооружался.

Уилбур наклонился, чтобы поднять лук и рапиру, и с удивлением обнаружил, что его колчан снова наполнился новыми стрелами с блестящими обсидиановыми перьями в качестве оперения.

«Эти боги, — подумал Уилбур. — Я никогда не пойму их глупых игр.»

— Ну вот и все, — сказал Техно, лениво вертя трезубец между пальцами. — Это закончится здесь. Все закончится здесь.

— Как мы это сделаем? — спросил Уилбур. — В последний раз, когда мы думали, что загнали его в угол, он просто толкнул нас в какую-то другую реальность и пошел своей веселой дорогой.

— На этот раз я не дам ему шанса, — строго сказал отец.

На лбу Техно, несмотря на холод, выступили капельки пота, но он твердо произнес:

— Мы тебя прикроем, Фил. А теперь иди.

— Еще нет, — сказал отец, поворачиваясь к Уилбуру. Он приподнял плащ и, сунув руку во внутренний карман, вытащил серебряное ожерелье. Он вложил его в ладонь Уилбура и, наклонившись, прошептал ему на ухо: — Найди то, что для тебя свято, и никогда не отпускай. Если ты хочешь последовать какому-нибудь совету своего старика, пусть им будет этот.

— Почему мне кажется, что ты прощаешься? — прошептал в ответ Уилбур, сжимая пальцами ожерелье.

Отец отступил назад с легкой грустной улыбкой.

— Нет, — сказал он. — Это... просто на всякий случай.

— На всякий случай? — спросил Уилбур. — Какой случай?

Еще одно пожатие плечами.

— Наихудший сценарий.

Уилбур положил ожерелье в карман.

— Конечно, — сказал он. — Давай обманем самих себя. Это должно быть легко; мы делаем это в течение многих лет, не так ли?

Отец моргнул и посмотрел так, словно собирался сказать что-то еще. Но тут земля снова задрожала, грубый смех прорезал холодный воздух.

Все трое обернулись и увидели, что Зеленый Бог наконец-то заметил их. Он стоял на краю колокольни, балансируя на носках, словно головокружительная высота не имела для него никакого значения. Даже с такой высоты Уилбур мог видеть неровную линию его улыбки, вырезанную на лице.

— Привет! — крикнул он. — Признаюсь, я не ожидал, что вы вернетесь так скоро. — Он раскинул руки, чтобы охватить хаос вокруг них. — Но я думаю, что разрушение гораздо веселее, когда есть свидетели.

Уилбур сжал рукоять рапиры.

Несмотря на боль в душе, он был готов. С Техно с одной стороны и его отцом с другой, ему мало что еще было нужно. Северные ветры со свистом проносились мимо них, и если Уилбур внимательно прислушивался, он почти слышал песню, которую они пытались спеть.

Не осталось слов, которые можно было бы сказать.

Они делали это уже тысячу раз.

//

Они оторвались от земли, Фил взмыл в небо, а Техно и Уилбур помчались по разрушенной земле.

Фил доберется до башни первым, но двое других не отстанут.

Они перепрыгивали пропасть за пропастью, скользя по снегу и падая на колени, но все же двигались вперед, направляясь к церкви. Каждый прыжок сотрясал кости Техно и вызывал желание закричать, но он подавлял все это. Мир разрывался на части всемогущим, скучающим маленьким дерьмом; Техно не имел права жаловаться на что-то столь несущественное, как потенциально вывихнутая лодыжка.

А потом, внезапно, это не было несущественным.

Это был легкий прыжок. Он мог бы сделать это, должен был сделать.

Но вместо этого он потерпел неудачу. В дюйме от безопасности.

Техноблейд тихо упал.

Последовал резкий рывок, и его плечо чуть не выскочило из сустава, когда его падение было резко остановлено. Он поднял голову, болтая ногами в воздухе, и увидел Уилбура, что перегнулся через край, обхватив руками запястье Техно. Его единственный спасательный круг.

— Боги, — выругался Уилбур, борясь с тяжестью Техно. — Подтянись, Техно!

Сапоги Техно заскребли по поверхности пропасти, ища опоры. Он чувствовал, как руки Уилбура соскальзывают, но знал, что Уилбур скорее позволит им обоим упасть, чем отпустит.

Так Техно узнал, что он снова обрел семью.

Наконец, после того, что казалось вечностью, его левая нога нашла устойчивое место, чтобы нести большую часть его веса. Неловко маневрируя, Техно сумел перелезть через край, тяжело дыша, упершись руками в колени, но снова оказавшись на твердой земле.

— Какого черта? — спросил Уилбур. — Ты со своими громкими речами о том, что никогда больше не потеряешь меня, но разве ты когда-нибудь останавливался и спрашивал, могу ли я позволить себе потерять тебя? Возьми себя в руки, черт возьми!

Техно откинул волосы с глаз и медленно моргнул, глядя на разъяренного короля.

— Ладно, — тихо сказал Техно. — Мне жаль.

— Значит, с тобой все в порядке? — спросил Уилбур, гнев быстро сменился беспокойством. — Мы должны помочь отцу.

«Не думаю, что ему нужна наша помощь.» — подумал Техно, косясь на колокольню. С этого угла он почти ничего не видел, но слышал все: лязг стали о сталь и отдаленные глухие удары двух божественных существ, изо всех сил пытающихся убить друг друга.

— Я в порядке, — заверил Техно.

И даже если Уилбур, казалось, не верил ему, у них не было другого выбора, кроме как продолжать сражаться. Они снова двинулись в путь, перепрыгивая с одного обломка земли на другой, хотя и немного более осторожно, постоянно оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что другой благополучно добрался. Когда они, наконец, добрались до подножия колокольни, боль в лодыжке Техно достигла точки кипения и только усилилась, когда Уилбур толкнул дверь башни, и они встретили лестницу, спиралью уходящую в небо.

— Ненавижу это, — заявил Техно. — Я ненавижу все это, и я хотел бы уйти и быть скромным фермером далеко отсюда.

Уилбур пристально посмотрел на него, давая ему две секунды на обдумывание своих слов.

— Ты закончил? — спросил Уилбур. — Потому что, если ты еще не заметил, конец всего сущего в настоящее время разворачивается прямо над нашими головами.

— Я жалею, что вообще встретил тебя.

Уилбур фыркнул, поднимаясь по лестнице.

— Ты говоришь так, словно это не твой сухой юмор передался мне.

Они перепрыгивали через две ступеньки, круг за кругом, пока Техно не перестал вспоминать жизнь до подъема.

Только когда они были на полпути, колени Техно наконец подкосились, и он привалился к кирпичной стене, тяжело дыша и сдерживая крик разочарования. Он сдерживал его. Это была самая важная битва в его проклятой жизни, и он сдерживал его.

Уилбур, стоявший в нескольких шагах от Техно, оглянулся, нахмурив брови.

— Что случилось? — он спросил. — Ты выглядишь... ты выглядишь бледным. Это на тебя не похоже. — Он смотрел на пот, стекающий по лицу Техно, на усталость, видимую в его дрожащих плечах и слабых конечностях. — Техно?

— Ты прав, — пробормотал Техно, слишком уставший, чтобы думать о том, что он говорит. — Я сам не свой. Я даже на малую толику не тот, каким был раньше. Я ненавижу это хрупкое тело, и все его нытье, и все его мелкие требования. — Он поднял глаза, встретился взглядом с Уилбуром, желая, чтобы тот понял, потому что, черт возьми, он никогда не сможет произнести эти слова сам. У него не было для этого словарного запаса. — Ненавижу быть таким слабым, Уилбур.

Уилбур открыл рот в безмолвном «ох», когда его наконец осенило.

Раньше все это было бы легко: прыжки, бег, подъем. Такая мелочь, как вывихнутая лодыжка или заживающая колотая рана, не была бы помехой, просто мелкие детали, от которых можно было бы избавиться, как от надоедливых насекомых.

Но это было раньше. Это было сейчас.

— Техно, — прошептал Уилбур, — ты смертный?

//

Это было написано древним шрифтом, в книге, которая выглядела точно так же, как и все остальные в забытой библиотеке: в тяжелом переплете и покрыта пылью. Филза осторожно пролистал ее, боясь, что одно неверное движение может превратить хрупкую бумагу в пепел, и нашел слова на последних страницах.

«Ты ищешь власти, читатель, — говорил он, — но за все приходится платить. Сила за силу. Божественность за божественность.

Если ты хотешь быть богом среди богов, один должен быть сосудом, другой — жертвой.»

Филза обещал, что это будет их последним средством. Только до тех пор, пока не наступит критический момент, сказал Техно.

И Зеленый Бог определенно заставил его наступить.

И вот Филза оттащил Техно назад, и они вдвоем поговорили: один бог с другим, в последний раз. Они оба знали, что пришло время, точно так же, как они знали в тот первый день на этом ледяном и снежном поле битвы, когда стрелы летели над головой и они оба были освещены изнутри божественным огнем, что их дороги пересеклись, и пути назад не было.

Техноблейд, кровавый бог и император, протянул свою покрытую шрамами руку Филзе, Ангелу Смерти и богу свободы, и они пожали друг другу пальцы, как старые друзья после долгой разлуки. На мгновение в этом лесу снов остались только они вдвоем, и когда Филза прошептал древние слова, это прозвучало почти как торжественная молитва. Молитва богу, которым когда-то был Техно, и богу, которым становился Филза.

Ближе к концу рука Техно выдала его боль. Она слегка дрожала, когда его вены горели золотом, превращая его в позолоченное лоскутное одеяло — наполовину смертного, наполовину бога — сама его душа попала в перекрестный огонь между смертностью и божественностью. Его дыхание было быстрым и затрудненным, и Филза все еще бормотал, проскальзывая тихими извинениями между изначальным заклинанием.

Техноблейд безропотно оставил свою божественность. Не было слышно ни борьбы, ни крика агонии. Это была его жертва, и будь он проклят, если позволит себе пожалеть об этом. Он боролся с мученичеством и победил.

Когда Техно снова встал, он был человеком — простым и хрупким, с пронумерованными годами и онемевшими руками. Внутри него была пустая яма, где раньше покоилась его божественность. Он собирался сделать из нее свалку.

И Филза проснулся.

Теперь он стоял на колокольне, откуда открывался вид на разрушенный город. Пожары бушевали до самого горизонта, сжигая дома и улицы, которые когда-то изобиловали легкой жизнью. Семьи и друзья собирались в кучи, похожие на сладко пахнущие букеты. Но подобно цветам, не знающим, как садовник срывает их руками, они существовали в тени существа, слишком большого, чтобы понять, их жизни уже решены за них — все их трагедии и любовь, их надежды и их тайны уже разложены в заранее определенных местах на мозаике Зеленого Бога.

Но сегодня все закончится.

Потому что Филза был его противоположностью, и он собирался освободить всех.

Колокол зазвонил, когда он и Дрим продолжили свой смертоносный танец вокруг башни, мечи встретились, а затем разошлись.

Дрим, должно быть, почувствовал перемену. Должно быть, он видел это по тому, как двигался Филза, делая каждый шаг с абсолютной уверенностью, что земля встретит его, а не наоборот. Должно быть, он почувствовал это в новой силе ударов Филзы. Он, должно быть, знал, что Филза все еще сдерживается.

Впервые с момента их встречи у Зеленого Бога хватило ума наконец-то занервничать.

Одной ошибки было достаточно. Неверный шаг в их вечном вальсе. Зеленый Бог замахнулся слишком рано, его меч рассек воздух, когда Филза просто уклонился в сторону. Колокол задрожал, когда клинок Дрима вонзился в бронзу и застрял там. Когда Дрим попытался вытащить его, Филза пнул его по коленям, и он, безоружный, отлетел к одной из колонн, поддерживающих крышу башни.

Дрим споткнулся о колонну, чуть не свалившись с края башни, и прежде чем он смог восстановить равновесие, Филза замахнулся на него. Дрим успел увернуться как раз вовремя, но меч Филзы пронзил колонну позади него так же легко, как горячий нож — масло. Колонна прогнулась и обрушилась, а крыша башни начала наклоняться, почти наполовину обваливаясь сама на себя.

Зеленый Бог присвистнул, отскочив от Филзы.

— Послушай, Филза—

— Мне надоело тебя слушать, — Филза снова замахнулся, на этот раз сумев ударить по предплечью Дрима. Из раны текла ярко-красная кровь. Она не заживала.

Дрим посмотрел на свою раненую руку, его брови нахмурились в замешательстве.

— Почему это так больно? — он ни к кому конкретно не обращался. Он поднял глаза на Фила, и его замешательство сменилось яростью. — Что ты наделал?

— То самое, от чего ты пытался меня удержать, — сказал Филза, поднимая меч над головой. — А теперь стой спокойно, Дрим. Позволь мне забрать у тебя все, как ты забрал все у меня.

Зеленый Бог попытался поднять руку, возможно, чтобы наколдовать себе новый меч или попытаться бросить Филзу в еще один сон. Рука Филзы метнулась вперед, схватила Дрима за запястье и вывернула. Он наклонился, чтобы посмотреть, как дискомфорт другого бога превращается в боль, превращается в панику, когда он изо всех сил пытался освободиться от тяжелой хватки Филзы.

— Маленький паучок, — прошептал Филза, — попался в свою собственную паутину.

— Думаешь, меня это беспокоит? — потребовал Дрим, все еще пытаясь вырвать руку. — Ты думаешь, я тебя боюсь?

Ангел Смерти смотрел на Зеленого Бога глазами сына, которого слишком рано забрали.

— Да, — сказал он. — Я думаю, что да.

Дрим зарычал. Загнанное в угол животное.

— Ты забываешь, что уже пробовал это раньше. Ты всегда терпел неудачу. Всегда.

— Ах, но это было до того, как я понял, кем ты был. — Филза позаботился о том, чтобы Дрим мог видеть каждый дюйм его лица, каждую истощенную линию, каждую отметину, которую долгие годы оставили на его коже. — Ты хочешь, чтобы мы думали, что ты делаешь все это — переписывание, этот бесконечный цикл — просто для удовольствия, но на самом деле у тебя нет роскоши потакать себе, не так ли? Потому что ты боишься. Каждую секунду каждого дня каждой жизни ты боишься. Ты знаешь меня с тех пор, как был создан. С первого же вздоха ты понял, что я — единственное существо, способное сломить тебя. И прежде чем я успел хотя бы попытаться, прежде чем ты дал мне хоть какую-то причину, ты убежал. Ты притворился, что это какая-то глупая игра, чтобы сердце не выскочило из груди от страха, и ты убежал. Ты лепил миры, переписывали истории, чтобы я не видел, как ты извиваешься. Потому что ты трус. Вот кто ты, Дрим. Ты чертов трус.

— Возьми свои слова обратно, — прошептал Зеленый Бог. — Возьми свои слова обратно прямо сейчас.

— Заставь меня, — бросил вызов Филза. — О, подожди, ты не можешь.

Когда-то они были равными силами. Паук и Певчая Птица, Контроль и Свобода, две древнейшие силы во вселенной, первые из богов — поддерживали хрупкое равновесие, пока один из них не перевернул чашу весов.

Филза просто опрокидывал их обратно.

— Ты выиграл немного времени, — сказал Филза. — Целые эоны. Но часы тикают, и бежать больше некуда. Игра окончена.

Дрим тяжело дышал, его изумрудные глаза были широко раскрыты.

— Ты можешь ранить меня, — сказал он, — но ты не можешь убить меня. Ты не можешь. Это не... Это не то, как мы это делаем. Мы всегда будем охотиться друг за другом. Теперь у тебя есть преимущество, но не навсегда.

— Ты прав. — Филза ослабил хватку, позволив ему отойти. Зеленый Бог посмотрел на него с недоверчивым недоумением, потирая запястье в том месте, где рука Филзы оставила ожоги. — Я не могу убить тебя. Если я это сделаю, ты просто возродишься, и погоня продолжится. Теперь я это знаю. И еще я знаю, что должен делать.

Он бросил взгляд через плечо Дрима, и другой бог повернулся на каблуках, чтобы проследить за взглядом Филзы. Когда он наконец понял, что имел в виду Филза, он обернулся с недоверчивым, почти испуганным выражением лица.

— Ты не можешь быть серьезен, — сказал Дрим дрожащим голосом. — Ты не можешь быть таким. — Затем, немного придя в себя, он сказал: — Нет, ты действительно не можешь быть, потому что я бы просто вырвался. Я могу выкроить себе дорогу, мало-помалу.

— Нет, если за тобой кто-то наблюдает, — просто ответила Филза.

Та маленькая надежда, что еще оставалась у Зеленого Бога, умерла в его глазах.

— Ты идиот, — заявил он с равной долей недоверия и тревоги. Он двинулся к Филзе, хватая его за тунику и тряся. Это было ближе всего к мольбе, до которой он опустился бы. — Ты хоть представляешь, что я потеряю? Что ты потеряешь?

— Все вещи имеют свою цену, — сказал Филза, удивленный внезапной вспышкой слез в его глазах. — И я плачу, так что им не придется. Мне надоело убегать от своих проблем. Я больше не буду молить звезды об ответах. Я низвел звезды, Дрим, и они исполнят мою просьбу.

«Почему мне кажется, что ты прощаешься?» — спросил Уилбур. Потому что так оно и было. Он попрощался, даже если был единственным, кто действительно знал это. Он вложил в руки сына последний подарок, но его глаза были прикованы к Техно, когда он говорил о том, чтобы никогда не отпускать его — так что Техно может понять, оглядываясь назад, через десять дней или десять лет, что Филза оставляет Уилбура ему, а его — Уилбуру.

За Зеленым Богом, далеко внизу, в центре изломанной земли, был разрез во Вселенной, зазубренные врата в место разрушения. Он замер и ждал, ждал зеленоглазого бога и его хранителя. Тюрьма бесконечной пустоты для двух самых одиноких богов на земле.

Филза снова схватил Дрима за запястья — наручники из плоти и крови.

— Это были ты и я с самого начала, Дрим, — торжественно произнес Филза. — И это будем ты и я в конце.

— Отец?

Филза застыл.

— Что ты делаешь?

//

— Что ты делаешь? — повторил Уилбур.

Филза медленно повернулся к порогу башни, где стоял Уилбур, держась одной рукой за косяк, а другой обнимая Техно за плечи. Уилбур был единственной силой, удерживающей Техно в вертикальном положении в данный момент; судя по выражению лица Филзы, он, должно быть, ожидал, что Техно еще больше придавит Уилбура новизной своей смертности, не подозревая о том, что явное упрямство Техно было более чем достаточным топливом, чтобы поднять его на этот мучительный лестничный пролет. Конечно, Техно чувствовал себя так, словно каждый шаг был высечен в этой проклятой башне с намерением противостоять ему и только ему, но сейчас он был здесь, наблюдая, как Филза собирается совершить еще одну, несомненно, большую ошибку, и это было все, что имело значение.

— Да, — сказал Сон, и все прежнее самодовольство начисто стерлось с его лица. — Скажи ему точно, что ты делаешь, Филза, куда собираешься пойти—

— Заткнись, — рявкнул Уилбур, не сводя глаз с отца. — Тебя это не касается, ты, любопытный кусок дерьма. Отец. — Филза, бог среди богов среди людей, вздрогнул от резкости в голосе Уилбура. — Что он имел в виду? Куда ты идешь?

Когда Филза не ответил, на лице Уилбура появилось выражение ужаса и ярости.

— Ты уходишь, — сказал Уилбур, как будто сам факт произнесения этого слова мог сделать его ложным. — Ты опять меня бросаешь.

— Уил... — начал было Филза, на секунду ослабив хватку на Дриме.

Техно кое-что знал о глупых ошибках. Это была одна из них.

В тот момент, когда руки Филзы ослабли, Дрим вырвался и исчез, взмыв в небо на своих невидимых крыльях. Было почти забавно думать, что бог, который так высокомерно стоял над ними всего несколько часов назад, теперь бросится бежать, как только все отвернутся. Если причиной изменения было восхождение Филзы, то Техно с радостью пожертвовал бы своим бессмертием десять раз только для того, чтобы увидеть зеленого ублюдка напуганным до смерти.

— Черт, — выругался себе под нос Филза, расправляя крылья и собираясь броситься в погоню, но не успел он оторвать и одной ноги от пола башни, как Уилбур и Техно уже заняли свои позиции.

Это заняло четыре секунды.

Один. Уилбур вложил в тетиву стрелу с обсидиановым оперением и, отведя руку назад, прицелился в одинокую фигуру в пылающем небе.

Два. Соединенные железные цепи хлыста Техно загремели, когда он развернулся из его руки, как металлическая лента. Он взял один ее конец и закрутил его в жестком круге, ветер закружился вокруг него, поднимая волосы с его лица. Он был почти в бреду от боли, и у него не было ни капли прежней силы, но если Уилбур все еще стоит, то Техно будет рядом.

Три. Уилбур вдохнул, выдохнул. Его руки были твердыми и уверенными.

Он был царем, и он не сдался бы ни одному богу.

Четыре. Уилбур выпустил стрелу.

Она пропела в воздухе, пропела мимо головы Зеленого Бога, не настолько близко, чтобы заставить его истекать кровью, но достаточно близко, чтобы заставить его остановиться. Это было все, что им было нужно. В этот момент его глупого колебания Техноблейд взмахнул хлыстом, как рыбак, забрасывающий крючок в глубокую тьму. Он вспыхнул, как комета в обратном направлении, выгибаясь дугой в расколотое небо, а не к горящей земле, правосудие из металла. Он зацепился за пятку бога и сделал его смертным в своем страхе.

И если в Техно еще оставалось хоть немного божественности, он использовал ее в последнем акте возмездия.

Он, конечно, знал, что даже самый слабый человек способен в минуты паники совершать невозможные, божественные поступки. Он слышал истории о том, как отцы поднимали с детей целые деревья, как люди стояли между своими возлюбленными и дикими волками. Он был свидетелем того, как солдаты сражались до конца, и все это ради короля, который не любил их, и ради королевства, которое забудет их имена, как только начнется новая битва.

В беседке, увитой глицинией, перед ним стоял мальчик и просил научить его военному искусству, чтобы обезопасить брата.

«Люди, — подумал Техно, — мы упрямый народец, не так ли?» И он спустил Паука со звезд.

Дрим помчался обратно к ним, ангел, падший и все еще падающий, и Техно швырнул его прямо к колоколу. Раздалась какофония звуков, когда крепления колокола лопнули, и он рухнул на пол, продолжая звенеть и петь. На его помятой поверхности покоился бог, кровь пятнала его золотистые волосы.

Без сознания. Наконец-то побежден.

Техно прерывисто вздохнул.

— Ну, — сказал он, — это было легко, — и тут же отключился.

//

Уилбур бросил лук на землю и поймал Техно прежде, чем тот успел последовать за ним.

Уилбур расхохотался, притягивая к себе обмякшее тело Техно.

— Мы сделали это, — выдохнул он в волосы Техно, глядя на бога, лежащего сломанным в помятой бронзе. — Мы на самом деле, блять, сделали это— Техно? — Он потряс его. — Техно, хэй, мы сделали это!

Ответа не последовало. Уилбур в панике поднял голову и увидел, что отец смотрит на него усталыми глазами.

Нет. Бешеная эйфория неожиданной победы быстро умерла на губах Уилбура, когда он притянул Техно ближе к себе, прижимая его теплое, хрупкое, смертное тело к колыбели своих рук, подбородок Техно больно впился в плечо Уилбура. Уилбур вдруг отчетливо осознал, насколько велик ущерб, нанесенный ему. Раненые плечи и нож в спину — любезность самого Уилбура.

«Смертельный удар для тебя — это царапина для меня.» — сказал Техно, но он сказал это, когда был бессмертным и неуязвимым.

— Техно? — снова спросил Уилбур, слегка встряхнув его, не в силах представить мир без своего лучшего друга. Его новообретенная смертность должна была дать им годы, по крайней мере, вместе. Не минуты. Не секунды. — Техно, это уже не смешно. — Он посмотрел на отца. — Скажи ему, что это уже не смешно!

Тишина была громоподобной.

А потом, вслед за ней, раздался приглушенный стон.

— Угх. Пять минут. Всего пять проклятых минут.

Уилбур отстранился и увидел, что глаза Техно широко открыты.

— Если бы я не был так уверен, что ты уже на полпути в ад, — медленно произнес Уилбур, — я бы ускорил процесс прямо сейчас.

— А в аду есть горячая еда и теплая постель? — спросил Техно. — Если так, пожалуйста, отправьте меня туда. Я это заслужил.

Уилбур оттолкнул Техно, не зная, смеяться ему, плакать или кричать. Когда он повернулся к отцу, тот выглядел таким же потерянным.

— Это был, — сказал отец, когда Техно выпрямился, — очень дерьмовый поступок, ты, маленький ублюдок.

— Ох. — Кривая усмешка мгновенно исчезла с лица Техно, преследуемого необузданным гневом, когда он повернулся к отцу. — Ты хочешь поговорить со мной о том, что такое очень дерьмовые вещи?

Отец вздрогнул, но вид у него был такой, словно он уже ожидал такой вспышки. Его голубые глаза скользнули по Уилбуру, и они были так похожи на глаза Томми в его последние минуты, что Уилбур не знал, то ли отвести взгляд, то ли запомнить их.

Руки отца, обхватившие запястья Дрима. Паническое бегство Дрима.

Темный проход в область между мирами все еще оставался открытым далеко внизу, в тени колокольни.

«Ты опять меня бросаешь.» — обвинил его Уилбур, прежде чем они были захвачены драматизмом побега Дрима и их предполагаемого триумфа. Какой триумф праздновать, если отец не доказал, что он ошибается?

Холод снова пробрал Уилбура до костей.

— Куда ты идешь? — спросил Уилбур.

— Уил, — начал отец, проводя дрожащей рукой по волосам. — Ты не должен был быть здесь из-за этого. — Он встретился взглядом с Техно. — Никто из вас не был.

Техно скрестил руки на груди. Смертный, заковавший в цепи бога. Если бы он посмотрел на кого-нибудь еще так, как смотрел на Отца, они бы рассыпались в прах.

— И что же это такое, Фил? — спросил Техно хриплым голосом.

Ангел Смерти не хмурился и не оправдывался. Он просто сказал им то, что Уилбур всегда хотел от него.

Правду.

— Я ухожу.

//

— Далеко, далеко отсюда, — продолжал Филза, не в силах остановиться. Может быть, дело было в том, как Уилбур смотрел на него — открыто и беззащитно, как будто он больше не боялся, а ожидал этого предательства. Возможно, дело было в том, как Техно стоял перед ним, словно Филза был кем-то, от кого Уилбуру нужна была защита. Может быть, дело было в том, что, несмотря на их недавнее прощание без слез, в глубине души Филза знал, что все дойдет до этого. Никаких уловок. Никаких туманных слов. На этот раз только честность, какой бы жестокой и болезненной она ни была. — Я отведу Дрима туда, где он не сможет причинить вред тебе, не сможет причинить вред никому, больше никогда. А я запру за собой дверь и выброшу ключ. Это единственный способ убедиться, что он не сможет вернуться.

— Единственный способ? — спросил Уилбур. — Единственный способ покончить с правлением всемогущего божества — бросить меня в пыли для... сколько уже раз это повторяется, Филза? Сколько раз ты собираешься бросить меня, прежде чем даже попрощаешься как следует, черт возьми?

— Мы уже—

— Не надо мне этого дерьма! — рявкнул Уилбур, его карие глаза были полны ярости. Он унаследовал свои глаза от матери, ярость — от отца. — Несколько мудрых слов и чертова драгоценность не считаются прощанием ни в одной проклятой вселенной. Я спросил тебя. Я, блять, спросил тебя, было ли это прощанием.

— Тогда до свидания, — сказал Филза. — Ты этого хотел? Ты хотел, чтобы я произнес эти слова? Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что откажусь от воздуха, жизни и открытого неба, если это означает, что я останусь с тобой? Но если тебе нужна честность, Уилбур, то вот она: ты хорошо знаешь лицо жертвы. Ты уже сделал расчеты в своей голове, и ты уже знаешь, что это правильный выбор. Единственный выбор. Ты уже знаешь, что это будет чертовски больно, но это будет необходимая боль. Это моя Голубая Долина, Уилбур.

Он увидел, как эти слова приземлились, и это ощущалось так, словно вонзил кинжал себе в сердце.

У Уилбура был вид человека, стоящего на виселице, но это была не его казнь. И эта мучительная печаль в его глазах — разрывающаяся между скорбью и отказом верить, что вообще есть о чем скорбеть, — тоже была от Филзы.

Все это время Техно стоял в своем стоическом молчании, довольный тем, что Филза почувствовал тяжесть его гнева, не сказав ни слова. И теперь он открыл рот, чтобы заговорить, но это не было ни требованием, ни сухим замечанием, ни резким упреком, которые вырывались тихими, неуверенными слогами.

Это был вопрос.

— Уилбур, можно взглянуть на это ожерелье?

На мгновение смутившись, Уилбур сунул руку в карман и вытащил последний подарок Филзы, единственное, что осталось от него.

На ладони Уилбура, висящий на железной цепи, лежал единственный ярко-зеленый изумруд.

— Мне очень жаль, — начал Филза. — Мне жаль, что я покидаю вас, это единственный способ спасти вас. Мне жаль, что вы оба так долго и упорно боролись, просто чтобы еще раз попрощаться. Мне жаль, что я не смогу быть здесь после всего. Мне очень жаль, что между нами осталось слишком много недосказанного. Мне жаль, что я был слишком труслив, чтобы сказать все это раньше, но я надеюсь, что смогу сделать это сейчас, — Он попытался улыбнуться, хотя слезы затуманили его зрение, превращая все в размытые пятна. — Уил, Техно, я—

А потом руки обхватили его, заключая в теплые объятия. На мгновение осталось только переплетение конечностей и три бьющихся, разбитых сердца, неразборчиво отделенных друг от друга. Ясность пришла горько-сладкими волнами. Это было лицо Уилбура, уткнувшееся в его левое плечо, руки Техно обнимали их обоих. Это была нога Техно на носках, и рукоять рапиры Уилбура впилась ему в живот. Это было трагично и это было неуклюже.

Это было прощание.

— Это не навсегда, — сквозь рыдания пообещал Филза. — Клянусь вам обоим, я найду способ вернуться к вам. Когда-нибудь мне больше нечего будет бояться, и я найду вас снова, даже если это займет у меня вечность.

Никто из них не сказал того, о чем они все думали. У Уилбура не было вечности, как и у Техно сейчас. Но они все равно поняли, что он имел в виду, и поверили ему. Когда-нибудь. Они будут держаться за это обещание. Они унесут его с собой в могилу.

— Если есть одна вещь, — сказал Уилбур, отстраняясь, чтобы посмотреть Филзе в глаза, — что я хочу, чтобы ты знал... Я прощаю тебя, — Его лицо исказилось миллионом различных эмоций. — Я прощаю тебя, папа.

— Спасибо, — прошептал Фил. — Спасибо, мой мальчик.

И у Техно было только его молчание, но и оно говорило больше, чем Филза мог бы сказать за тысячу лет.

Он отступил от них, своего старшего сына и старого друга.

Когда Техно начал пошатываться, Уилбур молча обнял бывшего бога, и они стояли рядом, опираясь друг на друга.

Сердце Филзы было свободно.

Он кивнул им. Техно отвернулся, чтобы яростно вытереть глаза. Филза с трудом подавил смех. «Упрямый до самого конца, не так ли, мой друг?»

Время пришло.

Бог свободы повернулся к мальчику, спящему на сломанном колоколе. Спит, или ждет, или видит сны — какое бы объяснение ни причинило ему наименьшую боль. Филза подхватил Зеленого Бога на руки, как когда-то нес тело своего младшего сына на смертное ложе, как когда-то нес Уилбура в постель, когда тот был маленьким, и мир был всего лишь коридором из библиотеки в детскую спальню.

Он подошел к самому краю башни, и только молодой король и новый смертный оплакивали его.

Он расправил крылья, обсидиановые перья поблескивали в угасающих огнях последнего города, который он не смог защитить. А потом он полетел.

Он не оглянулся.

Ветер дул ему в лицо, холодный и резкий, но он никогда не пробовал ничего слаще. Когда он начал спускаться прямо к воротам своей последней судьбы, он почувствовал, как Зеленый Бог слегка пошевелился в его руках, как ребенок, встревоженный прекрасным сном. Он мог бы прошептать имя, но оно растворилось в воздухе.

Бог. Такое большое слово для такой маленькой вещи.

Они были началом, и они будут концом. Пролог и эпилог.

Пустота устремилась к ним. Филза закрыл глаза. Так было лучше. Он сможет контролировать тьму. Это был его зов. Его условия. Его жертва.

«Прости, Томми, — подумал он, и последняя слеза скатилась по его древнему лицу, — но мы скоро увидимся.»

Они вместе вошли в пустоту. Ворота закрылись за ними.

//

И Вселенная изменилась.

//

Изменение ощущала каждая душа.

Это чувствовалось каждым камнем и каждой травинкой, каждой текущей рекой и каждым деревом, глядящим на одинокий дом в конце длинной дороги, чья труба заросла плющом. Это чувствовал каждый зверь в лесу, и каждая рыба в море, и каждая птица, оплакивающая теперь своего собрата-скитальца с небес. Это чувствовали и те, кто бодрствовал, и те, кто охотился, и те, кто находился в глубокой спячке, и те, кто плел свою паутину с ветки на ветку, создавая связи там, где когда-то был только открытый воздух. Это почувствовал олень, зажатый между челюстями волка, его последние мгновения растянулись в вечность, когда весь мир — вся вселенная — затаил дыхание.

Это чувствовали каждый воин в бою, каждый монарх на своем позолоченном троне, каждый кузнец с горящими от огня кузницы щеками, каждый ребенок, спотыкающийся в садах своей матери, каждый художник, сидящий за мольбертом, каждый моряк в море, каждый путешественник на пути домой.

Это почувствовал старый сосед, присматривавший за магазином доброй девушки, которая всегда была так добра к нему. На двери висела табличка. Закрыто на неопределенный срок, гласила она, но сосед знал, что он будет закрыт навсегда. И все же он приходил, день за днем. Его жена умерла, и добрая девушка тоже. Но цветы, о, они все еще нуждались в поливе.

Это чувствовал бог в долине. Рядом с ним была свежевырытая могила, и только меч из чистого обсидиана отмечал ее место среди мертвых. Бог всегда знал, что однажды он останется один; когда-то их было трое, а теперь остался только один. Он потерял одного из них из-за любви, а другого из-за страха, и иногда он задавался вопросом, есть ли какая-то разница. Когда боль всегда приходит вслед за любовью, когда каждая преданность ведет к могиле, когда каждый сон — это кошмар, стоит ли вообще любить? Да, говорила грязь под его ногтями, свидетельствующая о его одинокой могиле. Да, говорил ветер, дующий с севера. Да, говорила первая капля дождя, ударившая его по щеке, как холодное напоминание о необходимости укрыться, как нежный поцелуй двух потерянных друзей. Да, стоит.

Это почувствовал солдат, постучавший в дверь дома, который он больше не мог узнать. Когда сестра открыла дверь, он поклялся, что она тоже его не узнала. Но потом она обняла его, рыдая в его грязную рубашку, и они упали на деревянный пол, который нес в своих царапинах и вмятинах тяжесть их общего детства. Он обнимал ее и плакал, и знал.

Это чувствовал молодой король, стоявший на колокольне в самом сердце города из снега и пепла. У его горла поблескивал зеленый камень, отягощенный историей, которую ему когда-нибудь расскажут, когда будет готов последний рассказчик.

Это почувствовал рассказчик.

Колесо было сломано у их ног.

Они были свободны. Они были свободны. Они были свободны.

//

Уилбур устало склонил голову на плечо Техно.

— Пойдем домой, — прошептал он.

Техно кивнул.

— Домой, — повторил он, будто это слово было новым открытием.

И пока он смотрел, над ними вспыхнуло сияние, симфония красного, золотого и зеленого, кружащаяся в небесах, невозможность цвета, не что иное, как божественная магия.

Небо пело.

Техно повернулся к королю, но лицо его было поднято и сияло. Ребенок, по-настоящему очарованный прекрасными огнями, на мгновение забыв о тяжести собственного сердца, когда он смотрел на сияние их мира. Мира, который спас его отец.

Занавески упали на двух освещенных братьев.

//

Они похоронили его под плакучей ивой и заново засеяли сад вокруг него, по одному розовому кусту за раз.

Уилбур, прислонившись к простому надгробию, настраивал гитару. На нем было имя и единственные титулы, которые когда-либо имели для него значение: Брат и Сын.

— Я не нервничаю, — сказал Уилбур, продолжая возиться с инструментом на коленях. Он вздрогнул, когда прозвучала довольно нестройная нота, прежде чем продолжить: — Я имею в виду, я не должен. Что бы ни случилось сегодня, я этого заслуживаю. Вот как работает правосудие, верно? — Наконец, довольный своими струнами, Уилбур сыграл несколько нот, прежде чем откинуться на траву. — Но я пришел сюда не для того, чтобы говорить об этом. Я хотел сыграть тебе песню. — Он улыбнулся солнечному свету, струящемуся сквозь ветви. — Я наконец-то закончил. Это заняло некоторое время—

— Целый год, — протянул чересчур знакомый голос, — он носился по музыкальной комнате и угрожал задушить меня во сне, если я вмешаюсь в его творческий процесс.

Уилбур добродушно посмотрел на человека, который шел к нему со скрипичным футляром в руке.

Техно перерос в смертность лучше, чем ожидал Уилбур. Временами Техно забывал, что у него есть человеческие потребности и человеческие ограничения, но Уилбур был рядом — как всегда был и всегда будет — чтобы напомнить ему. За исключением тех случаев, когда он забывал есть по расписанию или думал о спарринге с королевскими гвардейцами, которые больше не будут легкой мишенью для него, он процветал. Он начал заполнять свои туники, и его раны от того последнего столкновения теперь были просто частью его гобелена шрамов.

Усевшись по другую сторону надгробия, любой, кто выглянул бы из окон замка, увидел бы только главного советника и правую руку короля, с его старомодными пышными рукавами и розовыми волосами, заплетенными за спиной, молча играющего на скрипке.

— Я как раз говорил, — сказал Уилбур, — что независимо от вердикта...

— Мы примем его, — закончил Техно, нахмурив брови в серьезном созерцании своего инструмента. — Это не значит, что тебе нельзя бояться. Вот почему мы здесь, не так ли? — Он ухмыльнулся Уилбуру через струны. — Мы тебя отвлекаем.

— Я не боюсь, — сказал Уилбур, и это была правда. — Я знаю, что есть шанс, что последних двух лет искупления будет недостаточно. И я знаю, что этого никогда не будет достаточно...

— Тогда хорошо, что голосуешь не ты, - просто сказал Техно. — Это зов народа, Уилбур. У нас нет права голоса в этом вопросе, к лучшему или к худшему. — Он почти рассеянно постучал концом смычка по могильному камню, прежде чем поднести его к скрипке. — В конце концов, ты либо король, либо нет, и если они решат последнее, то мы вместе отправимся в изгнание и будем рыбаками-близнецами в каком-нибудь прибрежном городке.

— Или странствующими бардами. Мы могли бы увидеть мир вместе, ты и я.

— Я уже видел его, — сказал Техно, — но, думаю, не откажусь взглянуть еще раз.

Уилбур слегка рассмеялся.

— Если это наш наихудший сценарий, то нам действительно нечего бояться, не так ли?

В ответ Техно заиграл первые ноты знакомой мелодии. Вскоре мелодичные звуки его скрипки наполнили сад, к которым присоединились далекое пение птиц и шелест ветра в ползучих ветвях. Они плыли по воздуху, острые и сладкие, покрытые шрамами пальцы Техно танцевали по грифу с мастерством, которое стоило ему долгих ночей и струн, щелкающих по коже. Его смычок выжимал магию из тонкого инструмента, настолько мощного, что Уилбур едва не пропустил свою реплику.

Уилбур начал играть на гитаре — аккомпанемент и дополнение, подводное течение к пронзительному звуку скрипки Техно. Одна нота за другой, оркестр из двух человек, выступающих перед аудиторией призраков, следуя партитуре, которую они написали сами.

Это была грустная песня. Это была счастливая песня. Это была песня летнего дня давних лет, спрятанная между блеклыми воспоминаниями, как цветок, зажатый между страницами тяжелой книги, теперь вытертой и чистой. Это была песня матери-творца и отца-воина, и сыновей, которые были и тем и другим. Это была песня о траве под ногами Уилбура и сладком аромате цветов в его легких. Это была песня о войне и разрухе, о горе и потерях, о кошмарах, которые все еще заставали его врасплох, даже когда он бодрствовал и все равно жил. Это была песня о любви и обо всех способах ее выражения: жертвоприношении и чашке горячего чая, ожидающей его за письменным столом, шахматах в ленивые дни и музыке в трудные, уходе и пребытии, воспоминаниях и забвении. Это была песня о семье, рожденной или созданной, найденной или вновь обретенной.

За его спиной была могила Томми. Мамина незаконченная картина. Отцовское ожерелье на шее.

И когда последняя нота эхом отдалась в тишине, не было ни оваций, ни хриплых аплодисментов.

Как и голосов за последние два года, шесть месяцев и три дня, была только тишина.

Это было самым красивым звуком.

Уилбур тихонько положил гитару на надгробие Томми и, обернувшись, увидел, как Техно молча убирает скрипку в футляр. Все уже было сказано.

Вдалеке зазвонили колокола. Время пришло.

Техно протянул Уилбуру руку и помог подняться. Вместе они шли навстречу своему приговору.

//

Два года назад Уилбур стоял на балконе перед армией, готовой умереть за него.

«Я обещал вам мир на короне моего отца, — сказал он, — а теперь призываю вас на войну. Это ничто иное, как измена. Будьте уверены, я столкнусь с последствиями этого.» А солдаты вместо этого требовали головы своих врагов. Больше половины из них уже умерли, оставив семью и друзей — живых и невредимых, но скорбящих, и если кто-то и понимал необходимость найти место, где можно свалить вину, так это Техно.

Не осталось врагов, которых можно было бы победить, не осталось улыбающихся богов, которых можно было бы посадить в тюрьму, не было вражеских армий, пересекающих долину, и именно поэтому Техно и Уилбур стояли в туманном солнечном свете, льющемся из высоких окон той самой комнаты, где когда-то короновали Уилбура, комнаты, где у него могли навсегда отобрать эту корону. Перед ними, сидя на скамьях и на полу, или прислонившись к мраморным колоннам, или наблюдая с балконов, стояли люди, которым предстояло определить их судьбу. Сотни моргающих глаз, все непроницаемые, остановились на короле и генерале, которые выиграли и битву, и войну ценой тех самых людей, которых они поклялись защищать. Неважно, что они спасли их от худшей участи. Не важно, что они обеспечили безопасность королевства для грядущих поколений, или что они провели последние два года, работая над тем, чтобы снова собрать вместе нити своей нации. Это были отговорки, которые ни Уилбур, ни Техно никогда не использовали бы против своего народа.

Перед ними стояли четыре сосуда, каждый возвышался над другим, по одному на каждый сектор — запад и восток, юг и север. За последние несколько месяцев эти кувшины прочесали каждый дюйм и уголок королевства, от самых высоких гор до самых маленьких деревень, спрятанных в самых глубоких лесах, до холодных, заснеженных городов тундры. Посыльные стучали в двери каждого дома, предоставляя каждому человеку внутри — будь то ребенок или взрослый — решение.

Они брали камень, любой камень, будь то из их собственных садов или из русла реки, или отколотый от порога их домов, и помещали его в сосуд, если считали, что король и генерал недостаточно сделали для служения королевству.

За каждым сосудом стоял представитель, готовый опрокинуть его и пересчитать.

Достаточно голосов, и Уилбур сойдет с трона, и Техно отправится с ним, и они проведут остаток своих смертных жизней в изгнании, вдали от королевства, за которое они проливали кровь, сражались и потеряли брата.

Техно взглянул на Уилбура. Несмотря на свою прежнюю позу, Техно мог сказать, что Уилбур был в одном рывке от того, чтобы развалиться. Он стоял плечом к плечу с Техно, стараясь выглядеть таким же спокойным и стоическим для своего народа, выпрямив спину и глядя прямо перед собой. Только Техно мог видеть в его глазах тревогу.

Он любил это королевство. Он любил свой народ. Это было не только королевство его отца, его матери или Томми. Он отдал ему всего себя. Это была его собственная плоть и кровь. Это больше не было рутиной или чем-то, в чем он должен был преуспеть, чтобы заслужить одобрение далекого отца. Это были солдаты, сражавшиеся рядом с ним в долине. Это были те полсотни человек, которые были готовы обрушить гору на своих врагов и на самих себя. Это были шрамы на его коже, бессонные ночи, гордость, дом и ответственность.

Он был рожден для этого, камней и всего остального.

Судья, облаченный в белую мантию, требовал внимания, как будто в зале не было умопомрачительно тихо последние полчаса.

— Граждане нашего прекрасного королевства, — сказал судья, — мы собрались сегодня, чтобы засвидетельствовать окончание суда над королем Уилбуром, Защитником Королевства, Правителем Королевства и Техноблейдом, бывшим генералом Королевской армии. Люди высказались, теперь все, что остается, — это слушать. — Он повернулся к Уилбуру, вопросительно подняв седые брови. — Не хотите ли сказать напоследок, Ваше Величество, прежде чем мы опрокинем кувшины?

Уилбур открыл рот, закрыл его и покачал головой.

Техно шагнул вперед.

— Король, — начал он, — как и я, благодарит вас всех за то, что вы пришли сюда сегодня. Я вижу в толпе знакомые лица. Я сражался рядом с вами, видел вашу храбрость воочию и знаю, чего вам всем стоило прийти сюда сегодня. — Он глубоко вздохнул, встретился взглядом со всеми на полу и в мезонине. Это было все равно что стоять перед смертью. Казалось, что расплата давно назрела. — Все здесь потеряли кого-то на войне. Друга. Родителя. Соседа. И вы знаете, что потерял ваш король. Хотя мы едины в нашей потере, это не оправдывает ошибки в наших с Уилбуром суждениях. Мы совершили ошибки. Смертельные. Мы считали себя непобедимыми и слишком поздно действовали против наступающего врага, и вы все заплатили за цену, которая должна была быть только нашей. Что бы вы ни решили сегодня, мы будем называть это справедливостью. Это все.

Когда Техно отступил, Уилбур схватил его за рукав. Он предвкушал сухое замечание о своей неожиданной дипломатичности и был удивлен, когда Уилбур просто произнес одними губами: «Спасибо». Техно нерешительно кивнул ему, не зная, за что тут можно быть благодарным. В конце концов, он всего лишь выполнял свою работу.

Судья зачитал еще один юридический жаргон, который Техно уже слышал сотни раз, а затем — теми же руками, которыми он надевал корону на голову Уилбура, — жестом приказал опрокинуть кувшины. Они были похожи на вазы. Они сверкали, как урны.

Рука Уилбура скользнула в руку Техно, его обкусанные ногти впились в костяшки пальцев.

Техно закрыл глаза. Он не знал, какие боги все еще будут слушать его, поэтому он молился им всем. Богу войны. Дриму. Филзе.

Изгнание или оправдание. Это было не в его власти. Он будет готов и к тому, и к другому.

Техно ждал стука камней по мрамору.

Его не было.

//

Мальчик, достигший совершеннолетия в крови и огне, стоял перед озером, осторожно сжимая в кулаке камень. Поверхность озера была спокойной и неподвижной, как зеркало неба над ним, и Таббо подумал, каково это — плавать в нем, купаться в солнечном свете.

К этому времени в далеком городе король и генерал Таббо, за которыми он последовал на ним на войну, будут считать голоса тех, кто хочет, чтобы они ушли. Таббо провел большим пальцем по гладкому краю камня, лениво вертя его между пальцами, и посмотрел на озеро. Оно скоро замерзнет, когда придет зима. Тогда Таббо будет готов.

Он отвел руку и бросил со всей силы. Камень проскочил один, два, три раза по поверхности, прежде чем погрузиться в голубое небо, оставив рябь, которая исчезла в мгновение ока, и озеро снова замерло.

Таббо схватил топор, висевший у него на бедре. Он начал ржаветь, и постоянное использование стерло ручку, но она выдержит еще немного. Это был знакомый, надежный вес в его руке, и он размахивал им рядом с собой, пока шел к лесу.

Ему нужно было больше дров, чтобы согреть сестру.

//

Они заполняли свои дни мирскими проблемами: неработающие инструменты, остывающий чай и сорняки, нуждающиеся в выдергивании. Покорный, доброжелательный король и его правая рука, которые изо всех сил старались не заснуть во время половины политических собраний, а другую половину активно противостояли подхалимам, которых он считал слишком раздражающими. Уилбур публично заявил, что нет ничего забавного в том, что Техно угрожает сжечь напыщенный парик торговца, пытающегося пролоббировать торговые пути у местных торговцев, но его глаза светились обещанием последующего смеха.

Весной они вдвоем отправлялись в сады и проводили дни в дружеском соперничестве за то, кто соберет больше фруктов. В большинстве случаев Техно побеждал, хотя бы потому, что Уилбур часто отвлекался на женщину с длинными вьющимися волосами, такими же красными, как яблоки в ее корзине.

Ему потребовалось два года, чтобы узнать ее имя, и еще два, чтобы попросить ее выйти за него замуж. Ее звали Салли, и она согласилась.

Когда родился их первый ребенок — мальчик с волосами цвета последнего заката Томми, — Уилбур без колебаний взял его на руки. Он прижался заплаканной щекой к теплой коже сына и шептал: «Я буду любить тебя вечно», снова и снова, пока не убедился, что сын это знает. И сын вырастет ни под чьей тенью, называя Уилбура “папа”, а Техно “дядя”, в царстве с трудом завоеванного мира. Со временем он узнает историю Голубой долины, историю другого своего дяди, историю дедушки и бабушки, но до тех пор он будет думать, что все боги добры, а его отец никогда не плакал. Дядя высекал его рост на мраморной колонне увитого плющом павильона, где он учился рисовать, и удивлялся, почему брат отца отворачивался всякий раз, когда проходил мимо почти выцветших отметин мальчика, который стоял там до него.

Наследник царства Ангела Смерти — и все наследники после него — не имел бы золотых волос или глаз, как замерзшая тундра. У них будут нежные руки, и они легко простят. Они вырастут на меде, яблочных пирогах и сказках о лягушках под дождем, и колесо никогда не сломает их. И в ночь перед тем, как древняя корона будет возложена на их чело, те, кто пришел до них, вложат им в руку дар, и это будет их наследство.

Поэтому, когда крылатый человек появлялся с севера через несколько дней, лет или эонов, он находил знакомый камень на шее ребенка, которого он сразу узнавал по знакомой форме их улыбки, и он знал, что он дома.

//

У него была жизнь до этого. Мать, отец, дом. Сестры и братья. Но то, что у него было сейчас, тоже было хорошо.

Он стоял один перед зеркалом в спальне, зачесывая волосы назад, чтобы заплести их в косу на весь день, заправляя их за ухо, где висела сапфировая серьга, ловя солнечный свет. Увидев это, он остановился и наклонился поближе, чтобы убедиться, что это не игра света и не остатки сна. Он моргнул раз, другой, его смертное сердце застряло в горле. Там, среди розовых прядей, нежных, как птичье крыло, лежал одинокий седой волос. Если он прислушается, то услышит, как брат идет по коридору, ища его, но в этот момент он был один.

Наполовину всхлипывая, наполовину смеясь, он упал на стул и закрыл глаза от внезапного приступа слез. Он мысленно видел поле цветов под открытым небом — место, созданное для ожидания, куда уходят все законченные истории, куда когда-нибудь попадет и он.

В дверь постучали.

Техноблейд начал улыбаться.