Единица времени.

──────── • ☆ • ────────

Я вышла из такси и сразу же встала рядом с Тео и Бедфордом, переводя неоднозначный взгляд с моих спутников на место, куда мы прибыли и обратно. Перед нам раскинулся весьма странный дом на самой окраине города. Здание было похоже на какое-то очень и очень старое общежитие. В некоторых местах крошился кирпич, на окнах стояли ржавые железные решётки. Я с сомнением оглядывала этот дом, казалось, что в любую секунду он может рухнуть нам на головы. Судя по выражению лица Тео, он тоже не прибывал в восторге от этого места. Уголок его губ резко дёрнулся. Обычно это происходило, когда парень задумывался. Я заметила эту его привычку уже давно, и она мне очень нравилась. Мушкетёр свёл брови, окидывая здание подозрительным взглядом. Потом он повернулся ко мне с неприятным удивлением в глазах и вопросительно поднял брови. Я просто пожала плечами. Вильям Бедфорд же был в сильном предвкушении и его совершенно не смущало ничего вокруг.

— Вильям, вы уверены, что ЭТО именно то место? — с подозрением спросил Тео, его совсем не радовало то, что нам придётся таскаться по этому зданию.

Мы втроём как истуканы застыли на тротуаре перед странным домом. Мушкетёр был выше Бедфорда, а я вообще смотрелась на их фоне, как коротышка. Но вот мой рост меня вполне устраивал, чего не скажешь о перспективе заходить в этот мрачный и полуразрушенный дом. И только лишь Бедфорда ничего не останавливало. Я неосознанно поджала губы. Неужели именно так выглядит человек, в котором всё ещё пытается гореть огонёк надежды? Вильяму было плевать куда идти и что делать, потому что он был готов абсолютно ко всему лишь бы вернуться к семье. Глядя на Бедфорда, я не могла ему не сочувствовать. Сердце обливалось кровью каждый раз, когда он что-то говорил о второй параллели или верил в то, что туда возможно вернуться. И мне было даже страшно представить его боль, если мы встретимся с тем человеком, а он огорошит Бедфорда. Либо окажется мошенником.

— Да. — Бедфорд первый направился в железной двери подъезда. — Пошли.

Мы ещё раз переглянулись с Тео, а потом проследовали за немцем внутрь. И как бы сильно мне не хотелось уйти, я упрямо продолжила приближаться к дому, что совершенно не внушал доверия. Нам не потребовалось набирать домофонный код, ведь его вообще не было. Открыв тяжелую дверь, мы попали в не менее странный коридор. Я даже не могла описать этот противный запах, с которым мы там столкнулись. И этот запах совсем не тот, который стоит описывать. Старые половицы скрипели под ногами, а в самом подъезде было темно. Сердце подпрыгнуло, адреналин ударил в голову. И я бы развернулась и ушла отсюда, если бы рядом не шёл Тео, а где-то впереди Вильям Бедфорд. Во всём свете я не найду никого лучше их. Этим людям я могла доверить собственную жизнь, даже не задумываясь об этом. Теодор, почувствовав мой испуг, взял меня за руку, сплетая наши пальцы. Я могла это только чувствовать, потому что мои глаза пока ещё не привыкли к этой мрачной темноте. Мы не поднимались по лестнице, а сразу же повернули налево и шли по прямому коридору. Под ногами хрустели остатки побелки, которые, судя по всему, падали с потолка. Где-то вдалеке капли воды ритмично отбивали свою симфонию об пол. Я неприятно поёжилась. Видимо, дошли до нужной двери, ведь Бедфорд остановился и куда-то постучался. Стоило ему только коснуться двери, как та открылась, потому что вовсе и не была запертой. Кто вообще оставляет двери открытыми в таком месте? Крепче сжав ладонь мушкетёра, я следом за Вильямом захожу в квартиру, осторожно озираясь по сторонам.

— А вот и вы! 

Внезапно раздавшийся голос заставил моё сердце сделать сальто, и я едва не вскрикнула. Из комнаты выскочил худощавый мужчина лет семидесяти. Долговязый и морщинистый, он растянул дряхлые губы в пугающей улыбке, сцепил пальцы в замок и приложил к груди руки. Его маленькие глаза странного непонятного цвета скрывались за толстыми линзами очков в квадратной оправе. Мы с Тео опять переглянулись, только уже ошарашенно. Такого я точно не ожидала. Мужчина, встретивший нас, выглядел очень неопрятно, а его лягушачий голос больно резал по ушам. Мне захотелось скривиться. Пришлось приложить колоссальные силы, чтобы вместо этого выдавить на лице более-менее приветливую улыбку. Можно я развернусь и уйду отсюда? Чёрт, это место было ещё хуже, чем просто отвратительным.

— Здравствуйте, — Бедфорд первым пришёл в себя, — мы с вами переписывались? Мистер...?

— Зовите меня Джон. Не люблю формальности. К тому же вы тоже перебежчики. А мы почти как семья - должны всегда держаться вместе! Проходите.

Вильям протянул старику руку, но тот её картинно проигнорировал. Заставив Бедфорда замереть в крайне неловком положении. Вильям прокашливается, а затем заводит протянутую ладонь за голову, словно изначально и собирался поправить причёску. Когда Джон отворачивается, я встряхиваю головой и хмурюсь. Какая к чертям семья? Да, Бедфорда и Тео я могла окрестить близкими людьми, с которыми мне хотелось держаться рядом, но не этого странного старикашку, похожего на серийного маньяка на пенсии. Мужчина ведёт нас в гостиную и усаживает всех троих на не очень длинный выцветший красный диван в сини-зелёную тонкую полосочку. Здесь бы вполне свободно уместились три худеньких девушки, но мои спутники совершенно на них не похожи телосложением, поэтому я практически вжимаюсь в Тео, который сел посередине. Напротив нас, через кофейный столик, в кресле такого же цвета и состоянии устроился Джон. Почему-то мне напомнило это сеанс у психолога. Перед нами стояли чашки с каким-то напитком, но мне не особо хотелось его пить. Мало ли что. И мои спутники тоже разделяли мой скептицизм, кроме Джона, разумеется. Он пил из своей чашки, будто в последний раз, не забывая хлюпать, разумеется. Я осмотрелась. Что ж, квартира выглядит лучше, чем я ожидала. Обои жёлтые и в некоторых местах вздулись и потемнели, могу предположить, что Джона пару раз затапливали соседи сверху. На полу лежит вполне целый ламинат, а у стены деревянный, лакированный и очень древний шифоньер. 

Моя вера в то, что этот мужчина хоть что-то знает по нашему случаю, улетучивалась в неизвестность с каждой проведённой здесь секундой. Мало того, что Джон не внушал мне абсолютно никакого доверия, так он до сих пор продолжал молча сидеть напротив и громко попивать варево в чашках, что отдалённо напоминало чай. Мне стало жалко Вильяма Бедфорда, наверное, он совсем не такого приёма ожидал. Хотя как можно было хоть чего-нибудь ожидать, когда тычешь пальцем в небо? Повернула голову и посмотрела на Вильяма. Он не сводил взгляда с Джона, словно маленький ребёнок смотрит на родителя, который дарит ему подарок. Сердце защемило. Неосознанно сжимаю ткань своих шорт и сцепляю зубы.

— Джон, в переписке вы уверяли, что...

— Знаю, как вернуться во вторую параллель? — заканчивает фразу хозяин квартиры. — Да, знаю. Я же Первый. 

— Первый? — спрашиваю я, сузив глаза.

— Первый в этом поколении перебежчиков, Грейс.

Дыхание перехватывает, а сердце пропускает удар. Всё это, конечно, очень занимательно, но откуда он знает мой имя? По переписке ему представлялся только Бедфорд. И вообще то, что мы приедем мы сами узнали за день до вылета. Я теряю дар речи и чувствую, как рядом напрягся Тео. Мне совершенно не нравиться происходящее, и моё нутро подсказывает мне, что эта встреча закончиться не очень хорошо, по крайней мере, для нас. Разум кричит мне подниматься и бежать отсюда прочь, а сердце велит остаться и дождаться ответов, ведь это важно для Вильяма. И раз уж мы нашлись в такой тяжёлый период времени, то бросить его одного в этот момент истины я просто не могла. 

— Откуда вы...

— Знаю ваши имена, Теодор? — хитро улыбается Джон, а потом постукивает пальцами по своей черепушке. — Всё вот тут.

— Простите? — я не вижу лица Вильяма, но по голосу могу представить, как он удивлён.

— Я Первый. — ещё раз повторяет Джон, как само собой разумеющееся, будто каждый обязан знать значение этого слова. Мне уже хочется его поторопить, но я продолжаю сидеть молча. — В каждом поколении есть перебежчик, который стал им самым первым. Так вот. В нашем поколении — это я. Первому переходят все ранее накопленные знания всех перебежчиков. Все имена есть в моей голове, будто выжжены на моих веках, понимаете? Мы бессмертны в обоих мирах. Не подвластны ни оружию, ни болезни. И умереть можем только от старости. 

— И как вы стали Первым? — осторожно спрашиваю я, соединяя пальцы в замок, чтобы скрыть свою нервозность.

— Всё прошлое поколение умерло. На тот момент мне было двадцать. 

— То есть...

— Если я умру, то мои знания, как и все знания предшественников перейдут следующему. В нашем случае всё просто. Все ныне живущие перебежчики собрались сегодня в этой комнате, — он обводит взглядом гостиную, и я следую его примеру, хотя в этом не было необходимости. 

— Нас только четверо? — вскидывает брови Тео. — Это же какой ничтожный шанс, что хотя бы двое из нас могли бы встретиться, а мы...

— О, верно. — вновь перебивает Джон. Тео крепко сжимает челюсти, играя желваками. — Но перебежчиков тянет друг к другу. Вы ведь были разбросаны по всему миру. Лондон, Великобритания, — Джон начинает с себя, как с самого старшего, а затем указывает на Бедфорда, — Берлин, Германия. Реймс, Франция. Хьюстон, США. Разные части глобуса, разные континенты. И всё же вот мы здесь. 

Он перечислил нас не только по возрасту : Джон попал в параллель первый, потом это сделал Бедфорд, Тео и я — самая последняя. У меня плохое предчувствие, очень-очень плохое. Все эти долгие месяцы я мечтала узнать о подобных мне как можно информации, а теперь, когда наконец приходиться всё это слушать, липкий холод ползёт по позвоночнику, а руки трясутся. Заламываю пальцы, слегка приоткрыв рот. Чувствую большую теплую ладонь Тео у себя на спине, он легонько поглаживает меня, чтобы успокоить, но помогает это слабо. 

— И если я умру, то Первым должен был стать Вильям. — старик криво улыбается и хлопает ресницами. — Но Первый обязательно должен быть живым в обеих параллелях.

Он замолкает, наступает неприятная и звенящая тишина. Нас четверо. Один из нас уже Первый, а двое мертвы во второй параллели. Таращусь в пустоту осознавая, что если Джон говорит правду, то следующей на очереди... я. Чувствую на себе взгляды всех присутствующих. Не собираюсь становиться Первой, ну уж нет. Первые, по словам Джона, могут умереть лишь от старости. А прерогатива жить две жизни до конца своих дней ужасает меня намного больше смерти. Я готова была хоть прямо сейчас нырнуть в открытый океан глубокой и тёмной ночью, лишь бы не становиться этой Первой. К горлу подкатывает ком, начинаю сильнее заламывать пальцы и поднимаю молящий взгляд на старика, на лице которого расплылась противная улыбка.

— То есть я? 

— То есть ты, Грейс Марлоу, — согласно кивает Джон.

— Но я не хочу! — восклицаю я, едва не подскакивая с дивана. Сердце начинает стучать в ушах.

— Это дар свыше. Ты должна быть благодарной за это! — улыбка с его лица исчезает, мужчина хмуро и недовольно смотрит на меня, от чего по венам растекается страх.

— Я не просила такой жизни. — фыркаю я в ответ, делая резкое движение рукой в сторону. — Зачем вообще нужны переб...

— Для баланса. Перебежчиками являются и люди из второй параллели. Но им обычно сложнее освоиться, чем тем, кто из этого мира. Мы их называем второсортными. Они, обычно, умираю в течение первого месяца.

Меня начинает злить его манера общения. Неужели так сложно дать человеку договорить предложение до конца? Но, с другой стороны, если бы я переняла все эти знания, передававшиеся многие века и жила бы почти сто лет, то тоже наплевала бы на всех остальных. От слов, сказанных им, мне хотелось расплакаться и удариться в истерику. Но вместо этого, проглатываю ком, вставший в горле ком, и стоически сдерживаю волну паники, надевая на лицо маску абсолютного безразличия ко всему. Только в душе всё рвёт и мечет. Я разочарована, напугана, расстроена и, при всём этом, рассержена.

— Но ведь это не честно. Мы живём в современном мире, а они...

— Милочка, неужели вы думаете, что все попадают именно в шестнадцатый век? — усмехается Джон, но этот звук больше похож на кряканье. — Вечность — это единица времени. Мы с вами живём в определённом временном промежутке. И целое поколение забрасывает в определённую единицу, промежуток времени. Это может быть, как и тридцать восьмой век, так и пятый до нашей эры. 

— А если я погибну, то кто станет Первым? — спрашиваю я, не отводя глаз от странного и до жути неприятного старика.

— Появиться другой перебежчик.

Молча хлопаю ресницами. Такую информацию невероятно сложно переварить. Я истуканом уставилась на Джона. Где гарантии, что этот дед не врёт? Но тогда откуда ему знать всё это? С одной стороны, я жалела, что не сбежала отсюда сразу, как зашла в квартиру, но с другой, если бы не дослушала до конца, то так и жила б всю жизнь в неведении о своей же жизни. Пересказу Вильяма и Тео было бы поверить ещё сложнее. Я не могла смириться с тем, что услышала собственными ушами от первоисточника. Что уж тут говорить о сломанном телефоне? Голова просто идёт кругом. Мы не первые перебежчик и не последние... Но почему никто во всём мире не знает об этом? Перебежчик сам не верит в реальность происходящего? Или таких сразу упекают в психиатрические лечебницы? Не могу больше фильтровать речь, поэтому напрямую задаю вопрос.

— Во-первых, потому что не все доживают до момента осознания. Во-вторых, многие думаю, что сошли с ума и молчат. Ну, а в-третьих, распространяться об этом запрещено. Единственное правило, которое есть в нашем кодексе. 

— Но Вильям писал об этом в интернете...

— Разве он напрямую говорил, что является перебежчиком?

— Раз это единственное правило, то и наказание крайне жестокое, верно? 

— Болезненная смерть в обоих мирах, — пожимает плечами Джон, спокойно глядя мне в глаза.

— Грейс. — шепчет Тео, кладя ладонь на мою коленку, а потом обращается к Джону : — Вы сказали, что знаете, как вернуться обратно. Как?

Джон начинает заливисто хохотать, от страшного рваного и квакающего смеха этим жарким летним днём мне стало совсем холодно. Пальцы мушкетёра сжали моё колено сильнее. Я, ровным счётом, как и мои спутники, в шоке наблюдала за странными припадками Джона. Через минуты две он вытянулся в кресле и небрежно кинул чашку на чайный столик. Она едва не упала на пол, но в последний момент словила баланс и встала ровно. Я медленно перевела взгляд от чашки к Джону. По коже пробежали мурашки.

— Умереть, — спокойно сказал Джон, будто это не он минуту назад хохотал, как безумный. — Жизнь за жизнь. После первой смерти вы не можете быть живыми в обеих параллелях. Либо там, либо там. Вам даётся второй шанс. Выбор.

— Умереть? — эхом повторил Бедфорд, не веря в сказанное.

— Да, на том же месте, где вас убили в том или ином мире.

От осознания мне хочется возмущённо кричать и махать руками в разные стороны. Что за дебильные правила такие? Я не знаю верить ли этому человеку или нет, но тогда откуда он мог знать наши имена и города, в которых мы живём? То есть, если Тео вернётся во вторую параллель к друзьями, а я доведу свою месть до конца, то мы с ним больше никогда не увидимся. От понимания ситуации сердце сжимается. Я не могу потерять его. Но не могу оставаться во второй параллели. Меня пробивает на мелкую дрожь.

— А есть другой...

— Другого пути нет, Грейс. — отчеканивает Джон, поправляя очки длинными кривыми пальцами. — Вильям, знаю, что ты хочешь вернуться. Иначе бы не проделывал такой длинный путь. Могу помочь тебе. Я видел то место, где ты расстался жизнью во второй параллели. И тебе могу помочь тоже, Теодор.

На этот раз переглядываются мужчины. Нервно кусаю губы почти до крови. Не могу заставить Тео остаться здесь со мной. Но также я просто не переживу, если навсегда потеряю его. Глаза начинают щипать от подступающих слёз, но я стоически выдерживаю каменное лицо, однако моё сердце разбивается на миллионы осколков. Мне казалось, что когда я узнаю больше о перебежчиках, то жить станет проще. Но реальность оказалась в разы суровее. Порой мы действительно получаем то, о чём так сильно мечтали, а вместе с этим — самое большое разочарование.

— Я помогу вам только при одном условии, — внезапно для всех нас говорит Джон.

— Какова ваша цена? — настороженно спрашивает Бедфорд, но я слышу в его голосе отклики надежды.

— Грейс. Ты не наложишь на себя руки ни в этом мире, ни в том, — теперь все присутствующие вновь смотрят на меня. 

— Вы этого хотите? — удивлённо и одновременно разозлено спрашиваю я, и Джон кивает.

— Иначе я расторгаю сделку, и твои друзья умрут. Шутки с Первыми хорошим не заканчиваются. 

— Я не накладываю руки на себя, а вы помогаете им вернуться? — уточняю я и киваю в сторону Тео и Бедфорда, и Джон кивает. 

Быстро анализирую его предложение и поднимаюсь с места, стряхивая с себя ладонь Тео, который пытался меня удержать на месте. Джон улыбается, обнажая кривые жёлтые зубы и протягивает мне дряхлую ладонь для рукопожатия. Ни секунды не сомневаюсь в том, что сейчас делаю. Нет, я не отказываюсь от своей мести и плана. Отнюдь. Вторая параллель, помимо прочего, так же научила меня быстро анализировать слова и искать лазейку абсолютно везде. Что ж. Я её нашла.

— Согласна.