Глава 10
Он даже имени его не знает. Да что имени, голоса ни разу не слышал. А тянет неимоверно. Ремал заулыбался во тьме. Песня воздействует, а значит зверь живой, он не болен, он просто спрятался от опасности. Приподнявшись на локте, наклонился к мальчишке, нежно поцеловал в висок.
- Малыш, тебе ничего рядом со мной не угрожает. Не надо меня бояться.
Утро. Лиом проснулся таким, каким никогда не просыпался: отдохнувший, полный сил, черная пружина в нем побледнела. Открыв глаза, сначала не понял, где он и что вокруг, но затем распознал того, кто спал рядом. Лежа на спине, головой в сторону Лиома, альфа мирно смотрел свои сны. Ровное дыхание, его личный запах, безмятежность. Вот этот страшный самец, что вчера перепугал его до натуральной истерики, правда внутренней, в данный момент излучает безмятежность и полное доверие. Ему, Лиому, доверяют увидеть себя таким… беззащитным.
Рассматривая альфу, Лиом впервые видел его лицо так близко и без тревожащей грозности. Лицо, словно разгладилось, распрямилось и сейчас не внушало такого отчаянного страха, как вчера. Он спал, он был безмятежен, и юноша тенью скользнул из кровати. День начинался заново, со странной смесью из чувств и ощущений, но домашние дела никто не отменял. Прокравшись до двери, осторожно ее приоткрыв, Лиом направился в свою комнату. Там было холодно. В чем-то альфа прав, и выспавшись рядом с ним, Лиом понял, что начинающийся насморк исчез.
Переодевшись, пошел топить печь, начинать этот странный день. Вскоре альфа встанет, ему завтрак необходим, да и воды нагреть - бреется самец раз в два дня. Там без горячей воды никак.
Ремал выспался. Вот после всего нервирующего времени, с первого дня появления в его доме этого кошака, сегодня просыпаться было откровенно лениво. Он выспался. Поняв это, вождь заулыбался, прекрасно зная, что лежит в кровати один. Нить, что он опутал вокруг запястья кошака, она показывает насколько тот далеко от дома, если попытается удрать. Буквально за стенкой, копошится в чем-то домашнем, не удрал.
Плавно сев, потянулся, зевнул. День обещал быть светлым и чистым на помыслы… ну, не таким невинным, как думается, но все же, чистым и светлым. Встав, переоделся и вышел. Кошак действительно нашелся на кухне, готовящим. А ведь еще несколько недель назад он вообще готовить не умел. Надай качал головой, но тут же договаривал «старательный». И вот он, первым выскочивший из кровати, ушел на кухню, готовить и метаться по ней нервничая. О том, что спокойствия у кошака нету ни в одном глазу, альфа знал, видел и чувствовал, но испытывал лишь довольство.
Оружие против воспитания было найдено. Ремал, с первого пробного раза, буквально за волосы хватал парнишку, вталкивал в комнату и рыча, заваливал на кровать, накрывал одеялом. Уром тот улепетывал из постели сверкая пятками, но с каждым днем эта война приучала омегу, что спит он в спальне альфы, потому как в малой комнатке холодно. Помимо этого, альфа начинал невзначай трогать бедного бледнеющего Лиома днем. То руку на плечо положит, то по спине проведет, то за руку схватит и, его пальцами удерживаемую ложку с взятой на пробу готовящегося варева, ко рту поднесет. Вот когда он тронул его за руку, Лиом чуть не лишился сознания. Альфе же было все равно. Попробовал на вкус, сказал, что соли хватает, отпустил его руку и пошел дальше.
Как во сне юноша снял с печи свое варево, прикрыл его крышкой. Рука, где его касались пальцы, огнем горела! Он в прострации проходил часа полтора, баюкая руку. Было страшно, волнительно, любопытно. Вот последнее чувство им испытанное, оно ранее старательно гасилось, давилось и искоренялось. Но теперь, когда один из законов буднично и как между прочим, нарушили, Лиом осознал, что ему интересно: а как альфа пахнет на самом деле? Не тот аромат, что он улавливает с ним пришедший и смешанный с одеждой, улицей, делами и заботами. Нет, не тот, другой. Вот который его кожа источает.
Ошеломленно распахнув глаза шире, Лиом осознал, что нюхает ту часть ладони, где его касались пальцы альфы. Запах, конечно же, обеднел, но еще держался на коже. Сглотнув, заметавшись по кухне, юноша прижал руку к груди. Сердце колотилось дико, рвано, в горло отдаваясь. Ошеломление. Он его испытал, когда понял, что хочет чего-то, что хочет знать, хочет вообще, как новое чувство.
Подскочив к окну, посмотрел на улицу, попытавшись высмотреть альфу. Его взволновал запах, хоть и чувствовал его ранее. Но то был отдельный, а этот впитался в кожу. На улице был снег, играли дети, ходили жители деревни. Вождя видно не было. Он знать не знал, что альфа простоял за дверью все это время и слушал его метания. Альфа прекрасно понимал, когда коснулся лишь руки, что жестокое воспитание может заставить совершить непоправимое.
Слушал, ждал, и с каждым мгновением осознавал: не все потеряно и шанс есть. Даже за дверью альфа почуял, как носом жадно втянул воздух омега, как делает это, когда пытается понять, подходит ли ему самец или нет. Тихонечко выдохнув, потому что был готов ворваться и предотвратить попытку всплеска, очень тихо вышел во двор. Вышел, отошел от дома, и заулыбался. Есть шанс котенка вернуть. И отдавать он его не будет. Никто его у него не заберет.
Ремал быстро пробежался по нужным домам, пообщался с Бута, рыкнул на вынырнувшего Салима, после чего подмигнул шаки, который заволновался из-за своей пары, после чего прошелся до лекаря. Там побеседовал, кое-что прояснил для себя лично, затем направил стопы к большому дому, а затем время подошло к обеду. Скачками, так как волновался за мальчишку, прибежал к дому, остановился у ворот, выдохнул, вдохнул и степенно вошел во двор. Прошел до ступеней, взошел по ним и столкнулся нос к носу со своим жильцом. Тот выносил ведро с водой, да так и замер не зная, куда ему деваться.
Альфа посторонился, дав юноше пройти, а сам неосознанно втянул носом воздух. Запах стал ярче. Омега просыпается, а зверь точно начинает интересоваться, любопытничать. Лишь улыбнувшись и тут же спрятав улыбку, он вошел в дом. Буквально через минуту влетел запыхавшийся юноша, быстро принялся накрывать на стол.
После трапезы размеренно наступил вечер, а за ним альфа, как всегда, рыкнул, где спать надлежит и Лиом безропотно пошел. В первые, после начала «вместе спать», жилец в доме вождя не сопротивлялся, занял свое место, укрылся до подбородка и закрыл глаза. Вождь, как и всегда, прошел до кровати, залез под одеяло, устроившись на своей половинке, после чего послышалось тихое мурлыканье. И «сожитель» моментально погрузился в сон, но на этот раз Ремал навострил уши. Он не прекращал петь, бархатисто разливая звук кошачьей песни на всю спальню, а сам различал едва заметное подпевание. Неумелое, чуть-чуть напуганное, но вторящее мелодию.
Юноша спал. Ремал это чувствовал, знал, потому как усыпляющую песню ему поет. Но здесь и сейчас мурлычет его зверь. Это омега, тот спрятавшийся котик, это он так несмело подает голос. Ремал не стал прерываться, делая вид, что не слышит, дабы не напугать. Он мурчал долго, почти половину ночи, пока котенок не заснул полностью. И еще улыбался в темноту некоторое время, засыпая с улыбкой на устах.
Лиом, который проснулся почти на рассвете, увидел эту улыбку. О том, что кот его запел с альфой, он не знал. Если бы только почувствовал, была бы истерика. Но он не знал и посему в прекрасном настроении открыл глаза. Альфа спал как всегда на спине, одна рука откинута на подушку.
Он лежал рядом с альфой, пусть и одетый, но рядом. В груди не кололо и не дергало. Было спокойно. Казалось, что вот так очень правильно. Настолько, что Лиом допустил в свои мысли робкую мечту да надежду, что вот так вот, он однажды проснется, а этот альфа будет родным и очень близким. Это длилось несколько секунд, согревая сердце и истерзанную душу, после чего Лиом прикрыл глаза, в которых защипало. Такого никогда не будет.
Выбравшись из кровати, он начал свой новый день, свои обязанности. Вот только глупое сердце, оно замирало птичкой в клетке, надеясь, что будет добрый кот, откроет дверцу и сожрет, дабы не мучилась больше глупая птаха.
Дни полетели друг за другом. Ремал же делал все, дабы его гость, которого он более не называл содержантом, и даже так не думал, каждую ночь мурлыкал вместе с ним. Благодаря этому он стал гораздо спокойнее, перестал трястись от каждого шага, а когда альфа якобы не видит, скашивает глаза и осматривает его.
Время неслось, руки Лиома огрубели, а один раз он так усердно резал сухую палочку приправы, что не заметил, как стер руку до крови. В этот день к нему в гости лекарь пожаловал, и тут такая оказия. Он ругался. Откровенно и долго, пока смазывал все ранки, втирал масло в грубые потертости. Лиом, который попривык к небольшим касаниям вождя, рождающего воспринимал нормально. Лекарь выдал мазь, велел в сухие и грубые места втирать и массировать, а открытые раны не трогать. Запретил мыть пол, пока не заживет. Его слушались беспрекословно, даже не стирались.
О том, что у Лиома руки все в мозолях, лекарю сообщил вождь, но так, в пренебрежительной манере. Правда от лекаря не укрылось то, как именно он все это говорил, как стоял и куда водил глазами. Но лекарь понимающий, он не стал вмешиваться. Тут, скорее всего, охота началась, а ранее нехорошее отношение сразу не загладить, вот и постепенно показывает окружающим, что меняет свое мнение насчет парнишки.
Племя несколько раз уходило на большую охоту и дважды приходило с большим уловом, а один раз прибыло ни с чем. В тот день Ремал был зол и шипел на Лиома, что тот под ногами путается. Юноша молча сносил все его ворчание, а ночью, лежа рядом, несмело рассматривал лицо. В эту ночь альфа ему не пел, не усыпил, а сам быстро уснул. Вымотался, перенервничал. Они чуть не потеряли двух охотников.
Лиом лежал на боку, подальше к краю. Ремал, как всегда, спал на спине. Свет луны освещал его плечо, словно ночное солнышко. Юноша рассматривал лицо вождя, его волосы и шею. С каждым разом он был все более привлекателен, все более надежен и Лиом начинал мечтать, что с ним, возможно, было бы хорошо жить. Лиом бы заботился о нем, а вождь ходил на охоту. И… это конечно недостижимая мечта, ведь Дом Юрельта не оставит попыток найти его. Мастер, еще три года назад, объяснял Лиому, что такое похищение и что всех похищенных возвращают в Дом. Те, которых осквернили будут лишены жизни, а кого не тронули, останутся в живых и продолжат обучение.
Лиом осматривал лицо вождя и думал, выстоит ли деревня против вооруженного наемного отряда, который непременно наймет мастер. Его мастер богатый человек, как и Дом. И нанять хорошо вооруженный отряд не проблема. Сам мастер хвастался, что сила у него большая, а войска может увеличить на щелчок пальцами! А он, Лиом, он ведь осмелился мечтать. И не просто о вот такой простой жизни без обучения, боли и страха, а о рядом с ним спавшем альфе. Да, Лиом мечтал о том, что будет жить в этом доме и дальше, кормить этого альфу, содержать в чистоте его вещи и его дом.
Лиом хотел иметь дом. И не тот, в котором он вырос, а тот, который ему показал его похититель. Его мечты, его фантазии, они расцветали в те короткие минуты, когда он позволял себе лежать рядом с альфой на рассвете. А надежда, за какие-то несколько недель, что он спит рядом с альфой, несмело приподняла голову. Он хотел бы жить здесь, больше не бояться старших альф, не бояться за кого-то, кто пострадает из-за него. Он так надеялся на это, что хотелось плакать. Сейчас была ночь и слезы беззвучно скатывались вниз, а нос забило.
Салим облизнул губы. Буквально пару минут назад Бута со всей страсти целовал их. Только что шаки узнал то, что сделало его самым добрым альфой на всем свете. Если ранее он и прикрикнуть мог, когда омега голову поднимая, огрызалась, ее альфа показывал зубы и давил авторитетом. И это заводило, очень. Как оказалось, Салиму нужно, чтобы партнер был твердой руки и жесткого характера. При всей видимой мягкотелости, Бута именно такой.
Сейчас, сидя за столом, в его доме, счастливо улыбаясь, змееныш мысленно прокручивал в голове все события, которые последовали после того первого их раза в загоне для ватпэ. Ух, как же он его бил и кусал, когда проснулся! И что самое сладкое, Бута не опустился до рукоприкладства, он его просто вновь хорошо оприходовал, а затем пришел лекарь. Стыдно было до ужаса, но непреклонный и уверенный в себе взгляд этого самца сломал последнюю баррикаду, которой отгораживался от него Салим. Да что уж, давно Бута ему спать спокойно не давал, все в мечтаниях виделся.
В тот раз испугал очень, да и Салим сам полез к нему, почуял в нем свое. А как до дела дошло, немного хмельной шаки разошелся, сбил течку, был бит вождем и Салима под крыло свое забрал. Прижав руку к животу, парень покачал головой. Это теперь его альфа с потрохами, и даром что сломал сопротивление, все равно вышло хорошо.
Дверь за спиной Салима открылась. Вошел лекарь, подошел, осмотрел его энергетически, затем отвел в комнату и осмотрел уже физически. Бута остался в большой гостиной, нервно покусывая губы. Его немного трясло, нервничал. Все же Салим такой маленький, по сравнению с ним самим, что страшно.
Лекарь вышел довольно быстро. Заулыбавшись, помыв руки начал просвещать:
- Итак, альфа, радуйся. Альфенок. Это точно он. - Самому себе кивнул, затем вытер руки о полотенце. - Развивается хорошо, кокон однородный. Силы хватает.
- А Салим? - Бута облизнул враз пересохшие губы.
- Да все с ним нормально, с кошаком этим языкастым. - Лекарь заулыбался. - Хвори беременного у него нету, это хорошо. Кушать что, - расскажу. Дальше будем наблюдать. Не волнуйся, он хоть и маленький ростом, а ребенок же не с тебя ростом в нем будет. И не сразу до длины руки дорастет.
- Руки? - округлил глаза, ни разу не имевший своих детей альфа.
- Да его руки, дурень, - рассмеялся лекарь. - Нормально все будет. Не волнуйся ты так.
Он ушел, а Бута покружил по смежной кухне с большой гостевой залой, как у всех холостых было в домах, да и направился в спальню. Его любимый змееныш, покусывая нижнюю губу, посмотрел такими глазами, что альфа растерялся. Замер на пороге, после чего глубоко вдохнул, прошел внутрь и присел перед ним на корточки.
- Теперь навсегда мой? - задал вопрос альфа, нежа пальцами его щеку.
- Ну, я бы загадывать не стал… эм, - Салим сглотнул, так как нижнюю губу прижал коготь.
- Салим, мой? - глаза у Буты изменились, зверем потянуло.
- Твой. - Как под гипнозом согласился парень, чувствуя, как его на спину заваливают. - Твой. - Прошептал в губы, что накрыли его, жадно и страстно.
Весна наступала лениво. Снег еще не таял. Дороги были заметены и даже ватпэ утопали в них. Лиом привык жить в деревне. Он готовил, мыл, убирал и стирал для вождя, а вождь раскидывал снег со двора, с крыши или уходил в большой дом совета, где делами своими занимался. Лиом жил в доме альфы, спал в его кровати, но не с ним самим. Он лежал рядом и порой осмеливался на самый постыдный для себя шаг: очень осторожно придвигал свою руку к его ладони и прижимал пальцы, как бы во сне. И это касание было самым смелым и самым ценным для Лиома. Он сам, по своему желанию, касался кожи альфы. При его воспитании подобное было немыслимым, а рабыне рядом с ним грозило бы содранной кожей спины из-за порки. Но здесь был не Дом, здесь был дом. И здесь, за такой поступок, его не будут ругать или неодобрительно смотреть, потому что никто и ничего не знает.
Впервые в жизни Лиом понял одну вещь: если никто и ничего не увидит, то и ругать будет не за что. Нет, конечно, ничего такого он делать не собирался, что за собой повлечет лавину неприятностей, но вот взять и потрогать ладонь альфы, при этом едва заметно и так, чтобы никто не узнал, оно будоражило. Вот и сейчас он ласково и очень мягко, одним пальцем, огладил ладонь, пальцы. Как бы украл немного его запаха, после чего прижал руку к лицу.
Этот запах дарил умиротворение. Причем сильное, обволакивающее. Казалось, что все невзгоды остались далеко позади, а впереди что-то новое. И неужели он больше не должен жить как таат? Неужели будет что-то после того, как у него будет самец в течку? Эта мысль вбивалась в голову раскаленным прутом, потому как он понятия не имел, что может быть что-то еще после ложе, разделенное с самцом, а затем и беременностью. Его такому не учили. И если честно, то Лиом не задумывался о том, что делить ложе с самцом, именно как пара, это ни есть конец жизни. Что будет после - неизвестно. Будет ли это «после» - неизвестно.
Дни летели. Ремал ничего не замечал и просто спал, либо делал вид, что не знает, а когда просыпался юноши рядом не было. Вставая всегда ощущал аромат еды, и выходя на кухню видел стоявшего в своей извечной позе куклы юношу. Некоторое время, особенно до разговора с Кассандрой, его это бесило жутко. Затем он начал привыкать. После того, как отучил парнишку замирать при его появлении, пока делом занят, стало чуть-чуть полегче. В моральном плане.
Буквально вчера Бута, сияя от довольства, сообщил, что у него будет котенок. Это радовало. Очень. Бута, хоть и ат-жа, но как воин крайне полезен. Особенно для обороны. И то, что этот воин ныне будет спокойный, как удав, оно радовало. Действительно радовало. Отныне Бута не будет кружить вокруг дома вождя, выискивая моменты, дабы приблизиться к Салиму. Они теперь вместе, и похоже более течку не сбивал этот огромный мужик - аккуратен, ласков, знает как надо правильно с Салимом.
Кроме радости от известия, что больше наказывать Салима не нужно, и подыскивать ему деревню тоже, вождь ухмыльнулся. С приходом весны альфы подняли головы, а омеги и рождающие беты сбивались в стайки. Началась пора поиска партнера, свадебные бои, послабления тем, кто уже ведет процесс ухаживания. Именно весной рождающие, их гордые и капризные сладкие котики, дозволяют больше вольностей. Именно весной больше всего поцелуев, больше всего касаний и «вульгарное» поведение воспринимается более благосклонно, давая самцам возможность заигрывать, красоваться и вызывать смешки у понимающих их собратьев.
Лиом не понимал намечающиеся компании и шепотки, обсуждения и смешки. Видел странное поведение больших альф, как они иногда несмело подходили к кому-либо из рождающих и старались обратить на себя внимание, что-то сделать для них, или просто заглянуть в глаза. К весне юноша начал ходить не только до бани, но и до реки, а вместе с Надаем и до большого дома, а также до общего мясного склада. За время этих коротких прогулок, болтающий Надай, раз двадцать подмигнул мимо проходящим молодым котам, и пару раз заинтересованно приостанавливался рядом с остановившимся самцом. Один и тот же, пристально глядящий на него. Как оказалось, Надаю уже сто восемь лет, есть дети, даже родился внук, но он был полон сил и еще раз разродиться сможет. Этот же кот, что так явно показывал свой интерес, он в ответ тоже интересен был. Вот Надай и останавливается, принюхивается, оценивает глазами. Как потом шепчет по секрету, этот молодой бегает за ним вот уже третью весну, но пока не приближается ближе, чем вот так: встал и смотрит. Ну оно и понятно, лекарь взрослый, серьезный, свои силы знает, а он молод и еще не очень уверен, примут ли его и позволят ли ближе подойти.