Глава 21
Ривер.
Рейдж неадекватный. Не то что бы я не понимала это раньше: нет, мне хорошо было известно. Но сейчас знание выросло в геометрической прогрессии.
— Бери, — хрипло повторяет, протягивая запечатанную коробку.
Я не уверена, что нахожусь в реальности. Он разбудил меня минуту назад. Стоит у постели, пока я потеряно приподнимаю свое лежачее тело одним локтем. Вероятно, это все еще сон. Иначе как объяснить, что он пихает в меня новый айфон?
— Доброе утро... — мямлю сквозь дрему, — Кому это передать?
Перенимаю вещь, пока он не успел швырнуть ее в меня же, и тут же роняю коробку на матрас, когда слышу:
— Это твой.
Слава богу подо мной постель, а не пол. Я бы и сама свалилась.
— Что? — бодрость наполняет тело, спать уже не хочется, — В каком смысле?
Рейдж все оглядывает мое помятое лицо и запутавшиеся локоны. Я максимально некрасивая и неумытая, но волнует совершенно другое: его неизменное убеждение.
— В прямом. Твой сломан. Я писал тебе ночью, но ты не ответила. Мне нужна связь с членом отряда. Ясно?
Нет, ни черта не ясно. Кто вообще покупает мобильный, когда ты пропустил смску? Я часто моргаю и заправляю волосы за уши, носясь взглядом между подарком и нефритовыми глазами. Это же шутка, да? Он прикалывается?
— Я... — прочищаю горло, тотально ошарашенная, — Я не ответила, потому что у меня тариф кончился. Гигабайты. Их всего четыре на месяц, поэтому такое бывает...
— Сколько? — вскидывает брови, будто слышит абсурд, — Четыре? Что ты, твою мать, с ними делаешь? Играешь в змейку?
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки и приспускаю голову в неловкости, желая зарыться в песок, как страус.
Ну прости, Рейдж, да, я неандерталец в мире современных технологий.
А змейка хороша. Хватит ее обесценивать. Нет ничего зазорного.
— Давай сюда свою тарантайку, — бормочет, опять погружая в стресс и растерянность.
— Что...
— Ривер, ты приказы разучилась исполнять? — выпаливает знойным басом, и я аж икаю от страха, — Сюда. Живо, черт тебя подери. Я почему упрашиваю, а?! Умолять надо?!
Переведите мне этот старческий сленг. Что значит «тарантайка»? Я до сих пор сплю одним отделом мозга. Он ворвался, растормошил, вручил презент, а теперь чего-то требует. И спросить боязно. Я так и застыла: сжавшийся комок, который таращится в гневный вид. Рейдж набирает в легкие воздух грузным движением и прикрывает глаза, беря себя под контроль, прежде чем медленно произнести:
— Я имел в виду телефон, Рив. Твой старый телефон. Исполняй.
Вы заметили, что последние полминуты он ведет диалог практически сам с собой? Гребаный псих.
Я не имею полномочий препятствовать, а потому вынимаю старенькое устройство из под подушки. Капитан тут же забирает его, вместе с айфоном, и бросает:
— Не слезай с постели. Сиди там.
Ладно... такие приказы мне нравятся.
Скоро доходит: когда раздается звук лепучки. Он снял перчатки и сел на диван. Копошится. Торопится. Меня не снимает скрытая камера? Пока все походит на дебильную шутку. Ребят нет. Раным-рано: я успела глянуть на дисплей. Пять утра. На улице, судя по темной комнате, только начинает светать. Все пропали на ночь и до сих пор не вернулись. Я опять подумала, что они без меня на миссию умчались. Может, так оно и есть: кто ж мне скажет? Гражданская одежда Рейджа как раз об этом и вещает: были в городе, под прикрытием. Я бы не помешала, если бы съездила с ними. В чем-то помогла бы. Хотя, со мной много возни, согласна. Надо быть полезнее и практичнее. Стыдно.
Через пару минут мужчина возвращается с четкой инструкцией:
— Я вставил твою симку в айфон. Подключил тариф безлимитный: он с моей карты будет оплачиваться, она теперь привязана в твой онлайн-кошелек и указана главной. Забирай, — эти безбашенные фразы выходят из него непринужденно, пока я, похоже, обретаю третью контузию за десять минут.
Он кладет телефоны на матрас, уже не пробуя всучить их прямо в руки. Так, стоп, подождите.
Он не юморил?
Это мой телефон? В смысле? У меня айфон? Это дорого невозможно, так нельзя. Какого черта? Да я и пользоваться то им не умею!
— Рейдж, — еле шевелю онемевшим языком, — Это слишком...
Он пресекает меня взглядом: у него супер-способность уметь расщепить глазами. Но я все равно возмущена. Что в его странной черепной коробке? Рейдж выглядит как тот, кто подарил мне зубочистку, а не предмет, от которого в кошельке становится пусто. Окей, я догадывалась, что у него нет проблем с финансами: исходя из авто, покупок вещей для меня, например. Но ведь не настолько, чтобы выкинуть пару тысяч баксов на ветер? На такие приобретения ты копишь, помаленьку откладываешь. Он что, миллионер?
— Я выбирал между белым и черным, — прочищает горло, и мои брови сводятся от резкой уязвимости, проскользнувшей в его лице, — Подумал, что тебе белый подойдет, потому что... не суть. Просто так подумал, — отрезает, — Если не нравится, то за черным съезжу.
Мое сердце отстукивает от груди, и я мотаю подбородком так быстро, что, кажется, растянула мышцы шеи.
— Мне нравится белый, я бы взяла себе такой же. В параллельной Вселенной, конечно, но... да.
Капитан изучает меня с подозрением во лжи, но в конце концов его плечи опускаются от облегчения, и он неброско кивает. Его рука заносится, чтобы протереть веки, и у меня болезненно сжимаются органы от поступившего осознания: а когда Рейдж в последний раз спал? Он совсем измотан. Слаб.
Мужчина взаправду зря включал «Сумерки», потому что отныне я регулярно размышляю о том не вампир ли он. Ну, поместите себя в мою шкуру. Какие бы у вас были догадки? Вот-вот. Такие же. Так что не осуждайте.
— Дак тебя устраивает? — изламывает брови.
— Нет, Вы потратились: кошмарно потратились, — пытаюсь убедить, и он... закатывает глаза, что треплет мою душу, так как выходит за рамки формального общения, что-то более... человечное, простое, — Как я приму такой подарок?
— Кто сказал, что это подарок? — кидает прямо в лоб, — Я же подчеркнул: мне связь с тобой нужна. Это необходимые меры. Так что заткнись наконец, Ривер, начинаешь раздражать.
Я закусываю губу, нерешительно прикасаясь к айфону. Видела их у других, а сама никогда не имела. У моего родненького мобильного даже фирма неизвестна: не факт, что их все еще выпускают. Да, барахло, но прослужило восемь лет. Его купила мама, и я помню, как скакала от счастья по комнате: просто потому, что обо мне позаботились. Однако сейчас я не хочу скакать. Я хочу ударить Рейджа до одури, ведь он сам одурел. Это ненормально. Что будет в следующий раз? Я потеряю автобусную остановку в городе, и он купит мне машину?
Выкидоны с мармеладом поддавались хоть какой-то логике. Айфон — безрассудно. И все же я на намерена нарваться на триста отжиманий с утра пораньше. Поэтому не спорю, что полное сумасшествие.
— Сколько тут памяти? — почти хриплю от волнения, неловко крутя телефон, яблочко которого переливается от этих махинаций.
— Терабайт, — мирно поясняет, успокоившись тем, что я смирилась, а моей челюсти падать уже ниже некуда, — Так... ты же не выспалась? Сколько ты спала?
Мы реально переведем тему?
Господи, я не вынесу его перепадов настроения и бесед. Мне серьезно легче задушиться, потому что я устала от того, как он из раза в раз выбивает из меня кислород.
— Часа четыре, — пищу, не отошедши от количество гигов, — Поспала бы еще... да.
Я на самом деле желаю опустить ресницы, а, распахнув их, понять, что айфон — плод моего дурацкого воображения. В старом мобильном было тридцать два гигабайта, и это ощущалось весомой цифрой — с учетом того, что пользовалась я им исключительно для связи. А тут... что мне, черт возьми, нужно скачать на него, дабы память закончилось? Все данные Пентагона?
Я являюсь самым бестолковым пользователем продукции Эппл, так как стучу подушечкой пальца по задней панели, на яблоко, надеясь, что он разблокируется вровень моему мобильнику. Но там нет сенсора. Я дура. Хорошо, что Рейдж не обратил внимание: он сконцентрирован на чем-то тревожном, разгуливает по канату, где с разных концов два контрастных решения. Шаги все-таки разгребают его дилемму.
— Хочешь поспать со мной, в моем доме? — предлагает с толикой страха и нервозности, таращась в стену.
Это заряжает пощечину. Вот, для чего покупка. Чтобы я пошла за ним. Чтобы побыла рядом. Он снова оплачивает мое присутствие. Я не считала презент неким актом романтики. Но забылась и воспринимала его искренностью. Все разрушилось. Абсолютно. Внутри вновь ноют занозы, которые Рейдж втыкает с первой встречи — когда-нибудь он прекратит?
Я смыкаю челюсть и расстроено прикрываю глаза, отвешивая себе с десяток подзатыльников. Как можно продолжать быть такой наивной?
— Вам не нужно арендовывать мое время, — тихо отвечаю со скрежетом, на что Рейдж напрягается с каким-то подкожным мятежом, — Достаточно относиться ко мне нормально, не унижать — и я буду близко.
Мне трудно его видеть. Обида кроет. Поэтому приподнимаюсь и свешиваю ноги, прежде чем спрыгнуть на пол, опять став таракашкой перед громадным ростом. Планирую уйти в ванную, но Рейдж резко тянет меня за талию, не отпуская. Он сжимает место, выше бедер, двумя руками, покрывая меня мурашками, и строго разделяет слога:
— Ты идиотка, Ривер Акоста? Как твой гребаный мозг дополз до такой тупой мысли?
Я робко моргаю, валясь замертво от мужских прикосновений. Так... крепко и ласково одновременно? Меня бы не смел ни один торнадо, вскружившийся в паре метрах, но при этом я не чувствую боли. Уверенные, знающие ладони. Вносят стабильность и дестабилизируют — все вместе.
Вы приступили к рытью могилы? Почему нет? Чего ждём? Я бездыханна.
Рейдж, как назло, поглаживает большим пальцем тот участок, где задралась коротковатая футболка. Он себя не контролирует в этом: не подмечает что творит. Сосредоточен на моем пылающем лице.
А оно ой как пылает и переливается красной краской.
— Разве не для этого Вы дарите подарки? — шепчу, запинаясь в буквах, и его выражение заполняется оттенком грусти, — Простите, что так говорю, я не шла к цели задеть...
— Я не для этого, Ривер. Это никак не связано, — отсекает, толкая меня по направлению к кроватям так, что мой затылок упирается в матрас верхней постели, — Я покупаю что-то, потому что могу. И я ничего не ожидаю получить в ответ. Ты конкретно разочаровываешь, если все это время полагала обратное.
Я пропихиваю ком в горле, горя от температуры, которая исходит от зеленых глаз. И он вплотную: припечатался ко мне своим телом, притягивает к себе, единственное расстояние между нами — мизерные сантиметры между грудными клетками. Чертов ремень и конкретно та зона джинсов примыкает к моему животу. Помогите. Я ощущаю все, что спрятано под нижней одеждой. Опять же: у него не стоит, нет, или да, я не в курсе, но оно чувствуется. Очень хорошо чувствуется. Мне жарко.
Рейдж медленно спускается взглядом к нашему подавляющему контакту и, похоже, закусывает губу или внутреннюю часть щеки, после чего скрипит зубами и резко отходит, поворачиваясь ко мне спиной. Он надевает берцы, пока я трепещу и жалко черпаю свое расплывшееся нутро с пола.
Вы знаете, в такие моменты ты особенно сильно внимаешь свою никчемность. Потому что вот он: тот, кого хотят сотни женщин. И вот ты: та, среди сотни, которую он ни за что не выберет даже вслепую.
Провести совместные часы — увлекательная и опасная идея. Мне бы стоило держаться от Рейджа подальше — если бы я была разумной. А я разумна, но не в этом нюансе. Мы отстранились друг от друга за неделю. Мне было и есть горько от той откровенности:
«— Это сильная ненависть. Она душит. Я постоянно тебя ненавижу. Ничего другого. Это честно, Ривер. Как есть».
В первые дни, по секрету, мне хотелось расплакаться во все горло: от несправедливости и жестокости. Позже перешла к смирению, но не удалось. Я не верю на все сто процентов, что он исключительно ненавидит. Когда ненавидят, айфоны не покупают. Будь это так, он бы... не знаю, окунал меня в унитаз? Унижал физически? Или вечно шипел? Однако ведь есть проблески света — как этим утром, допустим.
Я в курсе, что обещала себе не надеяться. Но человек разве способен жить без надежды? Так не бывает. Я ведь всего-лишь человек. Со слабостями и тонкостями. С ошибками.
Потому провожу по своим растрепанным волосам, обнимаю себя за локоть одной рукой и спешно уточняю:
— Так я могу пойти в Вашу кровать?
О, ну да, отличный подбор фраз. Ты такая молодец, Ривер.
Рейдж оборачивается и заминается, раскидывая что-то по полочкам или наоборот вытаскивая из полочек оставшийся порядок. Слава Богу он игнорирует мое неоднозначное высказывание: хотя, судя по легкой усмешке, мог бы уколоть. Он здоровый. Шкаф натуральный. Голова вровень конца двери. Еще на сантиметра три вырос бы, и пришлось сгибаться, чтобы пройти. Так или иначе эта его выточенная фигура... почему он обязан быть идеальным в телосложении? Почему у него есть чертова талия? Почему плечи широки так красиво? Мне было бы проще, если бы он представлял собой что-то квадратное, либо мешковатое. А тут пиши-пропало.
— Ты можешь пойти в мою кровать, — хрипит, пуская по спирали волнения, — И я бы хотел, чтобы ты там осталась... Ближайшие два дня у меня свободны от работы в администрации, — тупится в ноги, — Хочешь придти ко мне на два дня?
Клянусь, сейчас он выглядит, как ребенок. Не в плохом плане. Это... будто у него выдернули конфету, а Рейдж обожает сладкое, поэтому ранимо просит отдать ее обратно.
Я отказывала ему в этом в прошлый раз: причиной был его ужасный поступок, оскорбление моих чувств и меня. Тогда гордость сжирала, а сегодня... сегодня сжирает потребность быть в его объятиях.
— Хочу, — киваю, не смея оставить себе минуту, в которую бы появились сомнения, — Я хочу.
Ресницы Рейджа ложатся на нижние веки, а мышцы перестают быть в тонусе: он мечтал получить согласие и получил. Сорок восемь часов. Наедине. Я и он. Сколько раз мы поругаемся? Сколько раз между нами пробежит ток?
Как же я себя обманываю.
Ток между нами бежит всегда.
***
Мужчина попросил меня не брать домашнюю одежду, потому что:
— Зачем таскать, бредом не занимайся, свое дам. Как капитан подопечной. Ничего не значит.
Поэтому я сижу тут, на его постели, в большом сером худи, насквозь пропахшим мятой. Когда мы шли сюда, я спросила:
— А где Рик, Кастор и Джастин?
Он взглянул на здание программистов и ответил в своем сдержанном стиле:
— Работают.
Я успею разозлить его еще миллион раз — он ведь всегда злится, на все подряд. Так что предпочла замолчать.
Мы зашли в дом, я переоделась в выданную одежду, а сейчас жду его. Вода активно льется последние пять минут: Рейдж моется. И, как известно, моя торопливость не терпит отлагательств. А потому, услышав:
— Приму душ и вернусь.
Я протараторила то, что недавно получила от него, в шутку:
— Сбавите свое напряжение?
Он наклонил голову вбок, смотря на меня абсолютно пусто. Что было отведено мне в свою очередь? Обливаться холодным потом от стыда: как обычно, здравость включается поздно. Я сконфужено проглотила неизбежность, ведь слов не вернуть. Здесь мужчина воспользовался моим положением: пристыдил глобальнее.
— Самоуверенная курсантка считает, что у меня от нее болит член?
Я чуть-ли не замычала от мучений. Чувствовала себя мухой, которую прибили мухобойкой. Кишки размазались, продемонстрировав позорную смерть во всей красе.
— Нет, простите, я неудачно пошутила, извините, конечно нет...
И меня пронзило иглами от тихого:
— Да.
Я выпучила глаза, но Рейдж быстро скрылся за дверьми. Да? Что значит «да»? Что он подразумевал? «Да, шутка неудачная» или «да, член болит»?
В этом я тону в данную минуту. Определяюсь, что все-таки первое. Рейдж подметил мою глупость, а я стала еще глупее, посмев прикинуть второй вариант. Встряхните мою тупую бошку, умоляю.
К тому же я не курсантка. Я лейтенантка. Он обнаглел. Отнимает звание. Возьми и уйду...
Нет, не уйду. Он показывается в комнате: полностью одетый в черную закрытую домашнюю одежду, в балаклаве, но... без носков. Это у нас так распаковка происходит? Потихоньку? С низа стартуем? Сначала носки, потом штаны, а потом...
Ривер, господи, да что с тобой?
Я жмурюсь и ложусь под одеяло, скрывая свои оголенные ноги, которые Рейдж уже приметил. Мельком концентрируюсь на его внезапно открытом участке дотошнее: аккуратные ногти и пальцы, кожа белая. Пяток не видно, конечно, но я бы и их изучила. Нет, не страдаю футфетишем, но, простите, Рейдж создал клубы тайн даже вокруг своих ступней, так как скрывал их — мне интересно все. Быть может, там я найду какую-то татуировку с кодом, а в ванной есть скрытая дверь в другое пространство, на которой как раз висит замок с цифрами...
Схожу с ума. Все это от нервов. Мы снова будем лежат вместе. Снова контактировать так по-особенному. Хорошо хоть, что руки в перчатках — я бы не вынесла, если бы он скользил по мне ладонями без преград. Это бы принесло скорую погибель: дефибриллятор бы не спас.
Виновата овуляция. Иначе я не объясню, почему сегодня так яро узлы в животе вяжутся: буквально от любого прикосновения. Вырвите мои женские органы и прикажите им заткнуться, потому что они чудят.
Я бы хотела, чтобы он снял с себя часть вещей: разгадать этот ребус внешности, татуировок, рук. Главное: без распаковки члена. Вот этого мне точно не нужно. Помечтать по дурости вполне неплохо, но, перенося в реальность... нет, с Рейджем страшно. Он бы меня разодрал.
— Ты снова занимаешься этим, — выдыхает, открывая окно на режим форточки, переворачивая белую ручку в противоположное положение, — Много думаешь.
Тебе определенно лучше не знать о чем я думаю...
Приподнимаю плечи и ежусь, так как он направляется ко мне и ставит одно колено на кровать перед тем как улечься. В нос просачивается очередная порция свежего аромата, и я двигаюсь по простыни, чтобы выделить ему место, подобающее комплекции. Тепло. От него так тепло. Так мужественно. Мне нужно ближе, но не пододвинусь, пока сам не проявит инициативу.
— Была бы ты глупее, Ривер, я бы говорил с тобой более откровенно: ты бы не размышляла об этом часами позже, просто бы хихикала, — приглушенно поясняет, приподнимая одеяло и залезая под него вместе со мной.
Я заламываю пальцы, рассматривая, как мужчина лег на спину. Он поворачивает голову на подушке ко мне, получая стеснительное:
— Скажите откровеннее. Я не буду размышлять, обещаю. Похихикаю.
Из меня прекрасная лгунья? И надо ли оно мне было? Я даже не знаю зачем подтолкнула его, дала одобрение — через пять секунд давлюсь последствиями, к которым бы не подготовилась и за сто лет. Грудная клетка Рейджа опускается, он не разрывает со мной зрительный контакт, произнося приглушенно и хрипло:
— Я бы сказал, что мой член действительно болит, Рив, ведь ты лежишь в моей кровати, полуобнаженная и ахренительно красивая — и все, что мне нужно для того, чтобы получить тебя — одно твое слово. Это заставляет страдать, маленькая.
Конечности немеют, а слюноотделение перестает функционировать. Он говорил так, будто затягивал в темную чащу леса, прокладывая неведомую соблазнительную дорожку, по которой ноги сами бегут. У меня и до этого были проблемы с тем, чтобы находиться близко с мужчиной — но после его темной фразы я чувствую гложущее давление в висках. Иррациональная сторона меня рвется выкрикнуть с пеной у рта: «Да! Я говорю да! Тебе ведь это требовалось, чтобы взять меня?». Рациональная сторона опешила: сидит в сторонке, достает сигарету из пачки, молча закуривает и желает исчезнуть. Я приоткрываю рот, сбитая с толку и взбудораженная, похоже, вылетая в космос пинком, а он вскидывает брови и совершенно просто бормочет:
— Хихикай.
Что?
Я спешно моргаю, теряясь с концами. Вероятно, никогда не было такой бесполезной. Вены сворачиваются, пуская весь кровоток к низу. Щеки побледнели, я уверена. Все там. Весь мой жар в другой части тела.
Я более взвинченная, что не вписывается в рамки наших отношений. И мои глаза размером с тарелку для рождественской утки. Рейдж же, напротив: безмятежен, как удав.
Спонтанность — не моя норма. Я привыкла жить в пузыре, где занимаюсь только одной задачей: выполняю приказы. Матери, преподавателей, полковника, Рейджа. Мне всегда говорили, что жизнь должна течь по строгому режиму, иметь последовательный график. Я нередко ощущала себя какой-то куклой, которую выставляют в качестве показателя успеха: «Вот, наша Ривер, умница, учится, будет страну оберегать!». И я приспособилась к тому, что все неизменно — даже если ты хочешь что-то поменять. Потом появился Рейдж, с которым я не в силах предугадать не то что завтрашний день, а следующую минуту.
Так что не надо упрекать меня в реакции ступора. Я вообще-то такое впервые услышала. Как ему удается говорить эти вещи? Будто он не о сексе толковал, а о еде в столовой — пассивно.
— Ривер, это не то, чего я хочу, — безразлично отводит голову, помещая затылок на наволочку, — Просто показал, что бы говорил, будь ты безмозглой. Или что говорил бы, будь здесь не ты. Все просто, угомонись.
Я морщусь и наклоняю шею, чтобы хоть немного спрятаться. До сих пор лежу на боку, лицом к мужчине. Он создал напиток из приятных компонентов, однако вмиг добавил ложку дегтя — и теперь мне невкусно.
Скромно тру щеки и слабо киваю, отзываясь не менее наплевательским:
— Хорошо, что у Вас нет рвения общаться со мной так. Я бы не хотела получать подобное.
Рейдж чуть хмурится, по-видимому кидая на меня проверочный взгляд. Я натягиваю непроницаемую маску. Самодовольный мудак. Получи деготь в ответ. Приятного аппетита.
— Почему? — в тоне нет интереса.
Жму плечом и наказываю по заслугам, если для него это, конечно, воспримется наказанием:
— Я имею в виду, что хотела бы слышать это от кого-то другого, но не от Вас. Будь здесь не Вы, а кто-то другой.
Говорю его же речами и застаю поразительную картину: в нем вспыхивает не хилое напряжение под двести двадцать вольт. Желваки, по звуку, сокращаются, а кадык громоздко перекатывается.
Выкуси, придурок.
Он реально пытается выставить меня девчонкой, которая помешалась на нем? Во-первых, я в уме: да, порой он выходит из строя, но он есть. Во-вторых, у меня нет к нему серьезных намерений. Разделить первый опыт с Рейджем — худшая затея. Он будет бессердечен и невнимателен. В третьих, между нами уйма границ. И грезы эти границы до сих пор не сломили.
Рейдж издает злобный звук и настойчиво тянет меня к груди, обнимая и кутая одеялом до ушей: будто прячет от тех самых воображаемых чужих мужиков. Я бы рассмеялась, честно, а он рыкает:
— Спи, Ривер.
Так мы и засыпаем: до жути ненавидящие друг друга. Тем не менее в сновидениях есть одна дурацкая уловка: ты напрочь отделяешься от реальности, забываешься в дреме. Это случается и с нами: наши тела прибиваются вплотную, лица тыкаются в ближайшие области. Рейдж прижимает нос к макушке, а я прижимаю свой к его торсу. Он обвивает меня самым нежным образом, где читается нужда. И ему не видятся кошмары: мирно дышит, не отцепляясь ни на миллиметр. Вражда и недопонимания отпадают. Застилает покой и утешение... до поры до времени.
Я подрываюсь с ужасом от разразившегося выстрела и пугаюсь. Пульс подскакивает. На улице раздается ярый крик боли:
— Мое колено!
Сплошная путница и паника. На базе не стреляют. Сюда пробрались какие-то враги? Что произошло? Что случилось? Мне нужно схватить автомат и выбежать на подмогу? Нужно защищать?
Я перестаю соображать о чем-либо постороннем, дергаясь для того, чтобы встать, но меня тянут обратно, помещая в кольцо из рук, накрывая одеялом вновь. Рейдж незамысловато тыкается в ложбинку между плечом и челюстью, сонно шепча, опаляя дыханием:
— Все хорошо. Не надо переживать.
Но все нельзя назвать «хорошо». Это определение не сочетается с возрастающими стонами и орами, басом, шумом. Разносятся голоса: средни них различаю полковника. Что, матерь божья, творится?!
— Рейдж, там какой-то хаос, проснись, — лепечу в треморе, тряся его за плечо.
Он капитан! Должен слышать все, вставать по первому щелчку! А тут вырубился и чихать хотел на окружающее, как сладкий, милый котенок после миски молока. Еще и жмет меня плотнее к себе, прикладывая ладонь к животу, как-то интимно — до замирания сердца. Мужчина смещает голову, прислоняясь лбом к моей щеке, притираясь и наслаждаясь, даже не принимая попыток очнуться. Также тихо проговаривает, с нежностью для меня:
— О'Коннор прострелил Синчу колено. Он с его дочкой заигрывал. Вот и вышвыривают с базы. Лежи, пожалуйста. Засыпай снова. Со мной.
О'Коннор... а?
Да Боже, признайтесь вы наконец, что все происходящее с утра — масштабный сон! Мне подарили айфон, пригласили пожить на два дня, Синч больше не капитан и ему прострелили ногу! Алло! Это что такое? Что за чудо то творится?
Я выкатываю глаза и выпускаю воздух через нос, желая расхохотаться от происходящего. Синч скулит. Господь, извини меня, но мне его не жаль. Правда. Я помолюсь за свою грешную душу, ведь пока что эти сутки получаются самыми счастливыми из всех мною прожитых.
Непонятливо ворочаюсь и поворачиваю голову, встречаясь с лицом Рейджа: мы чрезмерно рядом. Передо мной оказываются его опущенные длинные ресницы. Он продолжает спать, безмолвно умоляя меня не отдаляться. Перекладывает руки на спину, так как я изменила положение, и вминает в себя: отчаянно просит сохранить это. Я взбаламучена, крики за домом добавляют свою лепту. Кладу одну ладонь на ключицу, а вторую на щеку, что закрыта балаклавой. Рейдж ранимо выдыхает от ласки — и это выталкивает любые мысли, запечатывает меня в существующем только между нами двумя мгновении. Уязвленные, глухие слова добивают:
— Спасибо, что ты здесь.
Я бы не уловила их, если бы находилась даже на расстоянии в пяти сантиметрах: это самый тихий шепот из всех возможных. Словно единственное место для этих слогов находится между нашими ртами. Рейдж не со мной и со мной одновременно: роняет чувства сквозь отключившееся сознание.
— Мне так хорошо никогда не было. Так легко. Только с тобой, Рив, — хрипло наслаивает, вновь даруя инфаркт за инфарктном.
К этому моменту скандал на улице завершается. Все опять меркнет в тишине. Есть только Рейдж. Только мы с ним.
Я не определю что мной руководило. Сочувствие к нему: к мальчику, который планировал повеситься в сарае, к мужчине, которого сжигают кошмары. Или любовь: к человеку, от которого лихорадит. Но я совершила это, и я не жалею: меня повело интуитивно, будто так правильно, будто так и было предначертано. Словно вся я и не имела прочих исходов.
Мои губы прижались к его маске: в район челюсти.
И Рейдж распахивает глаза. Я застываю, легкие отказывают. Он молчит и тоже не дышит. Смотрит в меня: нет, на на меня, а в меня, насквозь, залазит внутрь, ищет что-то. Готовлюсь к психу, к тому, что он покроет матом, выкинет за порог, однако он ведет себя противоположно. Порывисто выдыхает и аккуратно тянет меня за затылок, подает свою голову вперед, чтобы ответить взаимностью.
Целует меня в щеку, через маску, ненадолго задерживая там губы.
Я больше не буду бороться за то, чтобы не любить его. Я очень его люблю. Я правда люблю. Это финальный аккорд, после которого ты не выберешься из плена чувств. У меня сбиваются мысли, а Рейдж грузно прикрывает глаза, заправляет волосы за покрасневшие уши и глухо повторяет:
— Давай спать, Ласточка. Пожалуйста.
Я трудно глотаю и сама прибиваюсь к нему: чуть сползаю ниже, ластясь горящей от поцелуя щекой. Рейдж облегченно кивает и жмет меня так, чтобы мы чувствовали тепло друг друга. Чтобы мы стали единым теплом.
И мы становимся.