Глава 9
У меня украли трусы.
Я не шучу.
Стиралки и сушилки в общежитии находятся на этаже, они общие. Я стою в комнате, где крутится с десяток стиральных барабанов, и недоумеваю: где, черт возьми, мое нижнее белье? Я засунула его сушиться вместе с носками, отошла на час, а теперь обнаруживаю пропажу.
Никто не мог перепутать. Я одна девушка здесь. Их что... взяли ради... ну, смотреть, представлять и удовлетворять себя? Какой кошмар. Ладно. Не такая уж и трагедия...
Тру лицо и шурую в комнату, не способная даже пожаловаться парням — как-то неловко что-ли. Да и у нас не то настроение, чтобы шутки шутить. Все собранные, готовые внимать информацию — я в особенности. Переживаю, как перед сдачей экзаменов. Но все должно получиться. Я с собой листок и ручку беру: на всякий пожарный, чтоб наверняка.
Утром успели с Риком пофилософствовать. Проснулись оба раным рано, он позвал с собой на улицу выйти. Блеклый рассвет касался наших лиц. Треск сигареты мужчины раздавался, по ощущениям, на всю округу. Я боялась нарушить момент, но все же подняла голову, прошептав совершенно наивно то, что гложет:
— Нам убивать завтра придется?
Рик покосился на меня со снисходительной, слабой улыбкой, и подразнил:
— Нет конечно. Мы едем территорию врага цветочками усаживать. Облагораживать, чтобы они добрее стали и исправились без насилия.
Очень смешно. Его, похоже, совсем не волнует наше положение. Привык. Считает своим долгом.
— Без насилия не исправить людей?
Пожалуй, я тут одна такая на всей базе: сомневающаяся. Другие точно знают, кто они и для чего.
— Людей исправить, — обозначил друг, затянувшись вновь, — А к тем, к кому мы зайдём, Ривер — они нелюди. С ними по-другому никак.
Я почесала затылок, облокачиваясь спиной о стену общежития. Обнимала себя руками, слегка запутавшись, а Рик, твердо стоящий напротив, попробовал истолковать:
— Знаешь, что говорил Карл Маркс по поводу насилия?
Мои плечи приподнялись, голос немного сбился в стыде.
— Нет, я в этом плохо разбираюсь.
— Он считал, что мир насилия необходимо насильственно уничтожить — так человек придет к свободе, перестанет лгать себе. Мы потеряли покой, обманываемся тем, что он существует, но пока хоть кто-то на Земле свершает зло — покоя нет... — я нахмурилась, и мужчина добавил для ясности, — В Бога ты веришь?
— Католицизм... Иисусу, наверное. Отчасти. Когда верить надо — верю.
Рик кивнул, словно ему это было очень знакомо.
— Вот Иисус твой предостерегал в Евангелии от Матфея, что того, кто обзовет своего брата глупцом, ждёт огонь Ада. Все выставляют его милосердным, но он отправляет к чертям за короткое оскорбление ближнего. Насилие везде: в любых текстах, будь то Библия. Без него никуда, Ривер. Вопрос в том, что должны иметься те, кто с этим может бороться. И мы боремся. Понимаешь?
Теперь я думаю, что правда понимаю больше. Нет, не тему насилия. Я лучше понимаю Рика. Его взгляды.
Рейдж встречает нас в одном из кабинетов оперативного центра. Тут столы и стулья, доска для маркеров — все бело-серое. За самой дальней «партой» расположился мужчина в возрасте — лет сорок, но уже седой. Лицо у него неприятное: словно ему чем-то воняет, хотя воздух свежий. Кастор сдвигается к моему плечу, щекоча щеку копной рыжих волос, и шепчет:
— Это майор Ханс. Злыдень тот еще. Он тебя отдать Синчу хотел, когда распределение было между капитанами.
Я сижу, потирая потные ладони так, чтобы никому не было видно. Рейдж у доски стоит, пересматривает исписанные листы на планшетнице. Рик и Джастин за соседним столом: по делу переговариваются.
— Почему Рейдж себе забрал? — шепчу, убедившись, что никто, кроме лисенка, не услышит, — Из-за задания запланированного? Капитан хочет выполнить ту миссию, для которой я здесь?
Кастор мотает веснушчатым носом, полностью отрицая:
— Он еще не знает что это будет за миссия. Никто, кроме наших программистов, которые информацию выискивают, и сильно вышестоящих лиц, не в курсе.
У меня все путается. Если он не имеет представления о том, сколько ему заплатят, зачем за меня боролся? Я открываю рот, успевая вымолвить:
— Тогда что...
Но меня обрывает Ханс: грубо и надменно.
— Я не понял. Курсантки шибко общительные или как? Рыжие тоже? — Кастор закатывает глаза, не поворачиваясь, а вот я затылком шевелю и встречаюсь с разгневанной рожей, — Пасти закрыли оба.
Рейдж напрягается и переводит взгляд на майора, а затем более мягко смотрит на Кастора. Лисенок гримасничает, мол «серьезно?». На меня капитан внимания не обращает. Слава Богу. Вбирает кислород и прикрывает глаза, безмолвно отвечая: «Не нарывайтесь. Замечание справедливое». Ладно, он действительно умен, нам тут не к месту разборки затевать, причиной которых, в том числе, окажусь я.
Плакали мои попытки выведать что к чему — так кажется. Но рыженький ворует мой листочек и ручку, незамысловато черкая, втихаря:
Они вывесили твое фото на том собрании. Устроили целое шоу. Вели себя мерзко. Ханс намекал на то, как Синчу удача улыбнулась: в бордель ездить не надо будет, ты же рядом. Рейдж не вытерпел такого отношения к девушке, в конфликт вступил. Пресек, что если тебя не заберет, то дойдет до полковника и доложит про этот цирк. Он нам рассказал обо всем в комнате, оповестил, что ты скоро в отряде будешь. Злой был. Так то ты ему не нужна была по сути. Просто защитил.
Как только мои глаза касаются последней буквы, Кастор зачеркивает текст, чтобы он был нечитаем. На случай, если Ханс решит подойти. А знаете... Рейдж то не так уж и плох. Ну, немного психопат поехавший, да, толкает с обрыва, отжиматься заставляет до обморока, но в целом то ничего такой. Где-то даже милый.
Немного яснее, почему Рейдж так мной недоволен: я ему изначально не сдалась. Но я не просила меня защищать. Конечно, благодарна. Только вот зачем на меня крест расплаты взваливать? Это несправедливо.
В комнату заходит незнакомый мужчина в форме и отдает Рейджу еще пару распечаток, после чего тот кивает и открывает маркер. А... я то думала он конспекты повторяет — поэтому не начинал. Придурошная.
— Что мы имеем, — вздыхает капитан, — ОБН накрывает огромный наркокартель. Несколько мест разом. Распределили всех своих людей, но неделю назад выяснили, что есть еще одна точка, и на нее сотрудников уже не хватает. Поэтому мы занимаемся этой мелочевкой.
— Курсантка Акоста, — нахально произносит Ханс, заставляя капитана прерваться, — Как переводится аббревиатура «ОБН»? А то сидишь глазами хлопаешь. Элементарного не понимаешь если, то как задание выполнишь?
Я панически сглатываю, чувствуя покалывания в кончиках пальцев. «ОБН»? Я не знаю. Позор мне, но я не знаю. Судорожно сочиняю возможные варианты и приоткрываю рот, собираясь повернуться, но Рейдж грубо чеканит:
— Как она глазами хлопает видно только мне, к тебе она спиной сидит, — я поднимаю к нему ошарашенный взгляд щенка, и встречаюсь с разгневанным видом, — Весь мой отряд в курсе, что такое Отдел по Борьбе с Наркотиками, иначе бы здесь не находились. Не мешай мне инструктаж проводить.
Господи, я ему сейчас в ноги упаду, благодаря за спасение. Он прекрасно уловил, что я растерялась из-за недостатка знаний. Возможно, мне придется получить от капитана позже, но лучше уж от него, чем от чужих. Удивительно в целом, как он меня защищать ринулся, ведь Ханс — майор. Выше звание, чем капитан.
— Продолжаем, — четко сообщает мужчина, не позволяя уроду ответить, — Дом двухэтажный, есть подвальное помещение — там вся варка происходит, — ловко рисует план на доске черным маркером, — На улице будет сторожила. Его снимет снайпер Фога... — Джастин поднимает руку, и Рейдж спокойно кивает, — Спрашивай.
— Джереми?
— Нет, Фог дал Роя Уилсона, — говорит капитан и мельком, почему-то, смотрит за моей реакцией, — Еще вопросы?
Рой владеет снайперкой? И он с нами будет? Более чем потрясающая новость. Поеду в самом прекрасном окружении... если не считать Рейджа, конечно.
— Вокруг поле и лес, ноль прочих построек. Приступаем ночью. Две входные двери. С главной заходят Кастор и Рик. С задней захожу я с Ривер, — пульс учащается, а Рейдж все еще избегает любого зрительного контакта со мной, будто это его собьет или выдаст в чем-то, — Джастин у окна: подашь сигнал, что войти безопасно. Нам нельзя всех перебить, ясно? — приказно обращается к соседнему от нас с рыжиком столу, жестикулируя, — Они нужны ОБН для допросов. По возможности стараемся оставить в живых каждого. Огонь открываем в крайнем случае. Поэтому действуем по-тихому. Вы трое, — указывает на парней, — Осматриваете первый этаж. Я и Ласточка — второй. Всех, кого находим, тащим в подвал и кладем лицом в пол.
Я путаюсь, а Кастор шепчет на ухо:
— Видишь, позывной тебе дали. Красиво.
Что? Какой позывной? «Ласточка»? Это так Рейдж придумал? Я бы спросила, но боюсь вмешиваться. Ласточка. Ласточка. Ласточка. Хорошо звучит. Вот только к щекам отчего-то краска приливает. Он мог бы назвать меня лягушкой, как на тренировке. А назвал так. Почему?
— У меня кстати тоже позывной есть, — добавляет лисенок, пока Рейдж открывает какой-то большой конверт, — «Бибер». Типа... я пораскинул в начале службы... Забавно будет, если по рации скажут: «Джастин и Бибер — на позиции». Понимаешь? Выкупаешь? Певец такой...
— Выкупаю, — коротко отзываюсь, веля ему помолчать со своей дуростью.
Позывного может и не быть. У Джастина нет. У Рика тоже — иначе бы Кастор сейчас сказал. Зачем Рейдж нарек меня таким именем? Нет, я не против. Просто... не понимаю.
Ласточка.
Нежно и трепетно. Необычно. Над базой такие птицы не летают.
— Если ОБН облажается и кто-то с другой точки передаст сигнал на нашу — они могут быть наготове, — Рейдж вывешивает несколько фото мужчин и женщин, прикрепляя их магнитами, повторяя, похоже, шаблонную информацию, — Смотрим на дверные проемы, на лестницу, на любые пространства, где возможно поставить растяжку. Если они стреляют, мы стреляем в руки или ноги. В подвале химикаты, вы — не химики. Не знаете что взорвется. Так что не паляйте куда ни попадя.
Он упоминал, чтобы я не путалась под ногами, если чего-то не понимаю. Дак вот это дельный совет. Судя по тому, что слышу, запутаюсь влегкую. Следовать за ним на второй этаж, поймать там тех, кто будет, спустить в подвал, при этом не зацепиться об растяжку, а потом уложить врагов.
Я, похоже, идиотка, но только сейчас осознаю, что все время размышляла об этом как-то... эфемерно? Вроде: ну да, миссия, постреляю. Не вдумывалась в количество нюансов, в четкую последовательность каждого действия. Я справлюсь. Конечно. Справлюсь. Должна. Иначе для чего я тут? Это пробная версия перед тем заданием, для которого меня пригласили. Рейдж вообще подчеркнул, что грядущее — мелочовка. Они чем-то поважнее занимаются. И то, для чего я прибыла, видимо, намного серьезнее.
Я не планирую геройствовать завтра. Достаточно не испортить — уже подвиг. Заткнусь и буду делать все строго по команде. Неплохо, верно?
— У нас несколько лиц, но мы не знаем, будут ли именно они в том доме, — я обращаю внимание на вывешенные фотографии и внутренне морщусь от того, что мою туда тоже помещали, как рассказал Кастор, — Ахмед Асад — главный всех главных, — стучит маркером по человеку в арабской бордовой шапочке, — Хусеин и Малика Асад — брат и сестра Ахмеда. Садун — варщик, — с ним сложнее. Может сам себя зарезать, чего, повторяю, допустить нельзя. Запомните их рожи. Если они выпадут нам, то мы сорвали джекпот. Заплатят больше. По основному прошлись. Есть вопросы?
Ребята молчат, и Рейдж удовлетворительно кивает, переходя к разным вариациям того, как все может пойти дерьмово. Ханс удаляется, так как проконтролировал, что суть изложена капитаном полностью. Мы сидим около полутора часа, разбирая от и до все исходы, составляя к ним инструкции. Я помалкиваю: записываю сосредоточенно, никого не отвлекая глупостью. В груди возникает то чувство, которое совсем недавно ярко пестрило.
Страх.
На самом деле страшно. Не до того состояния, когда прячешься. Однако холодок по коже идет. Мне наплевать на врагов, мне не наплевать на то, что у меня что-то не получится, и я подведу отряд — по этой причине напугана. Если я затуплю в моменте и, тем самым, подставлю парней. Они отвлекутся на меня, а должны быть сконцентрированы на обстановке.
Крайне мало веры в себя.
С этим тяготящим ощущением я покидаю собрание. Парни в боевом настрое: обсуждают операцию и про обед болтают. Идут чуть впереди, а Рейдж рядом, сбоку. Чувствую его взгляд, но тем же не отвечаю — боюсь, что покажу свои опасения, и он меня никуда не возьмет. Увидит душевные метания — назовет бесполезной. Младшего лейтенанта так никогда не получу.
Коридор длинный, и мы уже почти вышли в холл оперативного центра, но нам навстречу идет Синч. Ребята напрягаются, а мне, вроде бы, переживать не о чем: с одной стороны стена, с другой Рейдж, а перед лицом три спины соседей. Мне кажется, что мы просто разминемся, но лысый поражает:
— Рив, погоди.
Я хмурю брови от сокращения, которое он использовал. Рейдж каменеет. Мы все останавливаемся, и мужчина подходит поближе, протягивая мне с улыбкой какую-то вещь — скомканную и теплую от его громадной потной ладони. Я разворачиваю полученное и расширяю глаза. Желудок падает.
— Забыла в моем доме, крошка. Не теряй, — подмигивает.
Мои трусы. Это, черт возьми, мое черное белье. Парней озаряет шок — всех, кроме Рика. Он наполняется злостью, вровень Рейджу. Синч усмехается:
— Надо было не при всех, прости, глупо получилось, — он хочет потрепать меня по волосам или погладить по щеке, но Рейдж отбивает его руку и закрывает меня собой.
Я чуть ли не подпрыгиваю от низкого голоса:
— Ты была у него дома, Ривер?
Он не поворачивается, но звук обволакивает мое тело, как ежовая рукавица. Я таращусь на спину мужчины, которая даже подрагивает от ярости, и сбивчиво лепечу:
— Нет, Вы знаете, что я бы не стала, Вы знаете. Эта вещь, моя вещь, утром она пропала из сушилки, Рейдж...
Ему достаточно для того, чтобы поверить. Синч хочет обойти, закрыть тему, но мой капитан резко толкает его в приоткрытую дверь рядом с нами, отчего тот пошатывается. Я кладу ладонь на рот, ведь мужчина входит в комнату и толкает дверь ногой — она громко хлопает, оставляя меня и парней одних. И это ужас, потому что там, за стеной, в кабинете, раздаются тупые удары — очевидно, бьет не один Рейдж. Сдавленные ругательства. Оборванные угрозы, среди которых трудно разбирается:
— Назови ее «Рив» еще раз. Давай, сука, назови.
Меня трясет, и я делаю шаг назад, но впечатываюсь в лисенка. Кастор тут же обнимает меня с тихим:
— Пойдем отсюда. Не надо ждать.
Я сминаю гребаные трусы в подрагивающих руках и пытаюсь соображать онемевшим мозгом. Синч хотел выставить меня подстилкой. Хотел создать иллюзию того, что мы трахаемся. Публично навесить на меня такое клеймо. И все мои трусы разглядели — меньшая из проблем, но я от стыда сгораю.
— Разниму их, — цедит Рик, вышагивая мимо нас.
— Тебя отстранят, — протестует Джастин, тормозя друга за локоть.
У них у всех проблемы из-за меня будут? У Рейджа точно. Вторая драка. Полковник просил быть уступчивой, не создавать конфликтов, не стравливать. Но в чем моя вина? В том, что не стояла у сушилки весь час? В том, что не заботилась о безопасности нижнего белья?
— А кто разнимет? — натянуто отзывается Рик, вырывая руку, — Вы — лейтенанты старшие. Вам не положено. Я — капитан. Хуже, если они друг друга прикончат.
Он больше не обсуждает: заходит внутрь. По коже бежит мороз, когда взору открывается Рейдж. Как в замедленной съемке: он теряет главенствующее положение от удара в лицо, и мужчины меняются местами. Синч залазит сверху, нанося побои. Рик оттягивает лысого, игнорируя маты в свою сторону, а затем толкает Рейджа в грудь — он встал и хотел напасть снова. Капитан рычит совершенно бредово и бесконтрольно:
— Отойди к хренам. Вышел отсюда.
Рик не сдается, не пропускает его, пихая опять и опять, с четким:
— Хватит. Очнись, Рейдж. Что с тобой?
Синч поворачивается ко мне, обводя глазами с ног до головы, ухмыляясь. С носа ручьем бежит кровь, челюсть припухла. Инцидент для него — забава, шутка, средство для создания проблем Рейджу. Я хочу вернуться в комнату, схватить выданный глок и расстрелять его уродскую морду.
И правда: что с Рейджем? Чего он так взъелся? Мужчина кидает на меня горящий взгляд, а затем трясет головой и тихо выругивается, бормоча Рику:
— Нормально все. Вас защищаю.
Его колотит от тьмы. Рик поджимает губы, как будто в его голове появилась однозначная мысль, разъясняющая ситуацию. Может, он поделится? Мне вот ничего не ясно. Почему Рейдж так из себя вышел? Окей, ему не понравилось поведение Синча к члену отряда. И что с того? Устраивать кровавое побоище? Нам снова предстоит пройти допрос у полковника.
— Хорошо размялись, дружище, — кидает Синч напоследок, хрустя шеей, — Увидимся.
Джастин и Кастор закрывают меня собой, когда лысый направляется в коридор. Я смотрю исключительно в пол, работая над мозговым штурмом. Унимаю хаос. Прижимаюсь к серой стене и жмурюсь, сочиняя оправдания для О'Коннора. Отошлет ли он меня домой? Я тут немало шума создаю. Попробую отстоять честь Рейджа. Смещу на себя ракурс. Он ведь из-за меня во всю эту кутерьму ввязывается. Мне домой нельзя, но лучше я, чем капитан. Его отставка страшнее. Ребята к нему привыкли. Тут нужно делать выбор во всеобщую пользу.
Рик присоединяется к друзьям, и они желают утащить меня обедать, но я отнекиваюсь:
— Попозже. Идите одни. Я вас догоню.
Мне нужно поговорить с Рейджем. Я не уверена о чем именно, но мне нужно. Спрошу, как вести себя у полковника. Сочиним легенду, допустим. Хоть что-то, что бы нас защитило от отстранения. Или защитило бы его.
Ребята вздыхают и шуруют к выходу, а я жмусь к стене еще пару секунд, заламывая пальцы. Он ведь запросто меня пошлет куда подальше, но попытка не пытка как говорится. Прячу трусы в кармане милитари брюк и заправляю волосы за уши нервным жестом, робко шагая в кабинет. На всякий случай запираю за собой дверь, боясь нос поднять. Ботинки Рейджа около крытой батареи не сдвигаются. Он сидит на подоконнике. На окне, за ним, жалюзи, пускающие тонкие полоски зимнего света. Я нерешительно перебираю берцами, исследуя границы дозволяемого — мужчина просто молчит. Но глаз с меня не сводит.
Так тихо. Дыхания наши совсем разные: у меня сбивчивое, а у Рейджа глухое и размеренное. Я оказываюсь между мужских ног, но сохраняю хоть какое-то приличное расстояние. Кажется, капитан был бы не против и еще одного шага, но я не рискую. Кусаю губу и понимаю, что надо бы ртом по назначению пользоваться, иначе все грозится обернуться во что-то глупое и романтичное. Так... слова, пожалуйста, отыскивайтесь...
— Почему «Ласточка»?
Гениально.
Я молодец. Ага. Это ведь то, о чем я хотела пообщаться. Ну да. Морщусь и мотаю головой, почти извиняюсь, но Рейдж тихо произносит:
— Не нравится?
Я хлопаю ресницами, чувствуя облегчение. На меня не накричали, не надавили, не прогнали. Уже хорошо. Балансирую на тонком канате момента, замерев в позе, внимательно обдумывая ответ. Перчатки мужчины в крови. Алый цвет не виден на черном материале, но костяшки сырые. Хотела бы я знать, что находится в зеленых глазах, но такой контакт может все нарушить.
— Нравится. Очень. Вы долго сочиняли?
Рейдж меня изучает пристально, я ощущаю. Глядит без устали. Надеюсь, щеки не красные. Что он обо мне подумает, если заметит, что смущаюсь от диалога наедине?
— Нет. Первое что на ум пришло.
Это задевает. Факт того, что он все-таки обо мне не думал особо. Не должно колоть, но колет. Я ведь о нем думаю днями и ночами, без перерыва. Это моя проблема, разумеется, и все же... было бы хорошо, чтобы он ее разделял.
— Посмотри на меня, — хрипло... просит, а не приказывает.
Ток пронзает конечности. Мне почудилось или он всерьез не командует? Точно почудилось. Голова не варит, вот и заблуждаюсь. Пропихиваю ком в горле и нерасторопно поднимаю голову, после чего испускаю неровный выдох. Его бровь рассечена. Кровь огибает глаз, прокладывает дорожку к балаклаве. А глаза... самые чистые, искренние глаза. И что-то в них болит. Что-то его мучает, но он, естественно, не поделится.
— Не переживай. Не выгонят тебя за это, — негромко уверяет, — Синч не пойдет к полковнику: ему в прошлый раз досталось немало.
Это сравнимо с грузом, который упал в море, исчезновением беды — но лишь отчасти. Потому скромно отзываюсь:
— Я за Вас переживаю. Чтобы Вас не отстранили.
Он усмехается: как-то обреченно. Необдуманно, совсем неслышно признается в том, что цепляет сердце раскаленными щипцами:
— Они меня не отпустят.
Я хмурюсь, а Рейдж потирает лоб, пряча свои красивые, глубокие глаза, опуская голову, как если бы вмиг заволновался, что я расспрашивать начну. Нет, если его это так трогает, то не начну. Он — закрытая книга. Дергать за страницы — неудачный способ узнать что к чему. Постепенно, когда-нибудь, но не через уговоры.
Однако эти четыре слова оседают в душе. «Они меня не отпустят». Значит, он бы хотел уехать? Закончить службу? Рейдж не заложник, это нереально. Что его удерживает? Кто? Или он просто не так выразился?
Я перевожу тему, пытаясь побыть с ним подольше, используя шанс. Пару часов назад считала его компанию неприятной, но вот, стоило ему меня защитить дважды, и все, пиши-пропало. С ума схожу от недостатка тепла. Это жалко.
— Тут есть аптечка?
Рейдж, похоже, улыбается? Так воспринимается его тон.
— Позаботиться хочешь?
Ладно, я пропущу тот нюанс, что он часто отвечает вопросами на вопрос. Удобный способ улизнуть и напасть одновременно. Что мне тут сказать? Ставит в неудобное положение.
— Вы заботились, — неловко провожу по распущенных волосам, — Ну... неискренне, и все равно. Латали мои ладони...
— Это было искренне.
Мое сердце отстукивает от груди, внимая сдавленные, отчасти тревожные буквы. Как его понимать? Есть ли конец у загадок? Мы опять потеряли зрительный контакт: он в одну сторону серого пола смотрит, а я в другую. Мужское тело широкое и массивное, но не опасное. Синч и Рейдж — они оба внушают буйство. Но буйство это разного характера. Сложно объяснить. От моего капитана я стабильно испытываю волнение, однако порой оно приятное — как сейчас.
— Аптечка, — стеснительно напоминаю.
— В столе, — выдыхает, и я сразу делаю пару шагов к белой мебели.
Достаю полевую сумку с красным крестом и раскрываю ее на подоконнике, случайно касаясь своим плечом предплечья мужчины. Меня скрывают волосы — храни Господь Рейджа за то, что он не приказывает заплетаться. Он поворачивает голову, наблюдая за моим копошением с интересом. Я нервничаю. Вероятно, подойдет что-то обеззараживающее, вата и пластырь?
— Ты делаешь это искренне, как я, или чтобы угодить? — вдруг раздается недалеко от уха.
Я застываю с баночкой распыляющего средства в руке. Хороший вопрос. Сама себе я его боялась задавать. Прочищаю горло и вновь встаю между ног, только на этот раз чуть ближе — держите меня семеро, чтобы я к этому мужчине не прижалась. Странное желание, но оно имеется. Неадекватно с моей стороны, если учитывать, что вчера он меня чуть не угробил.
— Искренне, — смотрю в пронзительные глаза, от которых покрываюсь мурашками.
Рейдж молчит, словно выискивая во мне ложь пару секунд. Убеждается, что говорю правду, и слабо кивает, возвращаясь к привычным приказам — это поистине облегчение, ведь неформальность между нами превысила все рамки.
— Оторви кусок ваты. Промокни, чтобы избыток крови убрать. Потом брызгай средством.
Я послушно управляюсь с задачей и меня осеняет: это первый раз, когда я трогаю его кожу. Только краешками пальцев, рядом с бровью, и все же... гладкая, теплая, даже нежная. Столь близкое нахождение и прикосновения дает понять: ему точно не пятьдесят и не сорок. Рейдж молодой, просто глаза вымотанные, повидали многое. Наверное, тридцать пять? А вдруг младше? Тридцать?... Я снова трудно дышу.
Он опускает веки, когда распыляю жидкость. Опять убираю избыток влаги, опять контактирую с кожей, и капитан челюсть смыкает — благодаря отсутствию расстояния могу утверждать. Ему не нравится? Или наоборот? Слишком нравится? Ага, грезь дальше, Ривер.
Хочу наклеить пластырь, но Рейдж перехватывает мое запястье — мягко.
— Мазь используй заживляющую. Это оставь, — я буквально ощущаю его горячее дыхание, пробивающееся через ткань маски.
Мята. Прекрасная мята. Приподнимаю плечи и услужливо достаю тюбик, протыкая его крышкой, прежде чем невесомо распределить вязкую массу по ране. Все готово, к сожалению. Я итак зависла с ним, обедать давно пора, и Рейдж правда гонит:
— Поешь хорошо, а то совсем хрупкая.
Комплимент или оскорбление? Да кто ж его знает... я кусаю губу, нехотя отходя от капитана. Иногда от него сбежать мечтаю, а иногда побыть вместе — неразбериха. Что это такое вообще? Сплошная неоднозначность. Пора бы определиться в чувствах, но это невозможно, когда человек передо мной то убивает злобой, то воскрешает нежностью. Я не знаю чего от него ожидать. Вот, например, снова: уже в дверях Рейдж окликает.
— Мы не прощаемся. Заберу тебя из столовой через сорок минут. Сходим в одно место, — я оборачиваюсь, чуток сбитая с толку.
В одно место? Какое? Только бы не на обрыв...
— Поняла, буду ждать, — коротко соглашаюсь.
Рейдж смотрит в мои глаза и, пораскинув, добавляет, словно преодолевая самого себя:
— Спасибо, Рив. За заботу.
***
Похоже, все-таки обрыв. Мы вышли за территорию базы. Отличное начало!
Я шурую за капитаном по влажной почве. Три часа дня, но в лесу темновато — из-за пышной листвы. Кошусь на знакомую дорожку с гравием, однако мы не сворачиваем к ней. Что на этот раз? Снимет ремень и сделает из него удавку? Подвесит меня на ветке? Поэтому кушать надо было плотнее? Чтобы была надежда, что дерево сломается, благодаря моим килограммам?
Я опять его побаиваюсь.
Путь длится минут двадцать. Отличная такая прогулка на полный желудок. Пюре и гуляш были потрясающе вкусными. Вроде как съела двойную порцию... и в чем меня упрекнуть? Я правда проголодалась.
База осталась далеко за нами, будто Рейдж специально куда-подальше уводит, ради чего-то. Он эту местность знает как свои пять пальцев. Ориентируется в ней без труда. Я хороша в таком тоже, но, покрути он меня с повязкой на глазах, я бы запуталась и сложно вернулась обратно. Мы же не этим будем заниматься, да?
Хуже. Я вылупляюсь, когда Рейдж тормозит и достает из кобуры личный Глок 19, вручая его... мне. Что за...
— Так запрещено делать, но недалеко от нас стрельбище, на котором пусто. Подумают, что стреляют там. Три патрона. Уверенно. Поняла?
Куда? Кого? Где?
— А?... — задираю нос, растеряно глазея на мужчину.
Он грузно вздыхает от тугодумства. Накладывает свои огромные ладони поверх моих, чтобы я наконец схватилась за пистолет, а не держала его, как на подносе, и повторно инструктирует:
— Стреляешь три раза. Без заминок.
Да в кого мне стрелять?! Я взвинчено тараторю:
— В дерево? В какое?
А Рейдж непоколебимо отвечает:
— В меня.
Он дебил? Я вскидываю брови и кое-как сдерживаю смешок. В смысле в него? Это шутка? Мне его убить надо? Это приказ? Он устроил мне такой праздник? Сколько раз я мечтала его задушить, когда он делал мне плохо, а тут, когда мы в мире, ему приспичило умереть? Нет, я вообще-то уже не хочу его убивать. Вчера хотела. Но то было вчера.
— Рейдж, Вы... я не понимаю, простите...
— Ривер, твою мать, — чеканит и фокусирует мой взгляд на себе, когда касается щеки, — Включи голову. Ты стреляешь в бронежилет, идиотка. Я от этого не умру. Но стреляй в разные области, а не в одну. Третья пуля может пройти.
Он издевается?! Я смачиваю горло напропалую, судорожно метая глаза к груди капитана. Мне серьезно? Он серьезно? Нет, я не смогу, что за бред?
— Давайте лучше Вы в меня, — отстукиваю, не смекая к чему все устроено, — Если это такое занятие на выдержку, то давайте Вы будете стрелять, а я терпеть...
— Ривер, — чуть сжимает подбородок, как бы встряхивая меня, давя хрипотцой, — Я тебя уговаривать должен? Приказ отдан, исполняй. Я не могу взять на задание того человека, который не способен выстрелить. Ты ни разу этого не делала, мне нужно знать, что ты сможешь. Теперь уяснила?
До меня, наконец, доходит. Я затихаю, не вступая в новую полемику, потому что капитан непреклонен. В грудь? Три раза? В разные области, иначе прострелю? Я ни разу не делала подобного: всем на базе очевидно. Курсантки в боевых действиях не участвуют. Мне придется завтра. Что, если враг нападет, а я затуплю? Рейдж прав, конечно. Но он в качестве мишени — самый отвратительный выбор.
— Притащим сюда Синча? Я влегкую выпущу всю обойму в лысую черепушку, — спешно бормочу на стрессе.
И Рейдж... смеется. У меня перестают функционировать органы, планета больше не кружится. Рейдж смеется. Он впервые смеется. Это чистый, искренний звук, который льется от всего сердца. Красиво, хрипло и идеально. Приглушенно, он не хохочет, однако я в ауте. Рейдж умеет смеяться. Вызывайте скорую, тащите дефибриллятор, реанимируйте, я в припадке.
Меня не привлекал чей-то смех прежде. Не было такого, чтобы в душе прыгали какие-то котята с бубнами — сейчас именно так и происходит. Я отчаянно не хочу признавать очевидного. Не хочу сознаваться перед собой, что мне симпатизирует тот, с кем априори невозможно что-то построить. Поэтому записываем: Рейдж мне не нравится.
— Я полагал, что меня ты ненавидишь не меньше, — щелкает языком, медленно стирая улыбчивость, возвращаясь к привычному сдержанному.
Он сам удивлен: это читается во взгляде. Анализирует реакции: собственную и мою. Прячется за маской: в прямом и переносном смысле. Похоже, капитан давно не пребывал в подобном настроении. У меня получилось его развеселить? У меня получилось... это невероятно приятно.
— Нет. Вас я иногда очень боюсь. Но не ненавижу, — тихо откровенничаю, смотря в широкие плечи.
В ушах до сих пор стоит его смех, и я не хочу его забывать. Вдруг никогда не услышу снова? Мне бы хотелось записать это на диктофон и переслушивать множество раз... так, стоп, он мне не нравится, я же записывала.
— Представь, что я — Синч. Или враг, — наставляет на выдохе, — Давай, Ласточка. Не разочаровывай. Либо никакого младшего лейтенанта не получишь.
Это нечестно. Хитрая манипуляция перед которой я бессильна. Мужчина отходит примерно на десять шагов и прирастает к земле, не шевелясь. У меня руки подрагивают. Тут, к тому же, не очень светло. Я замечательно обращаюсь с пистолетом, но сейчас не уверена ни в чем. Помогите, пожалуйста. Прилетите на вертолете, киньте веревку. Заберите из этого мига. Молю.
Не выполнить команду — равно вылететь с базы. Я — военная. Рано или поздно необходимо выпустить первую пулю в кого-то. Кто бы знал, что это будет мой капитан, да?
Тяну время, отсрочиваю и мямлю:
— Эм... Вы... Вы только не двигайтесь ни при каких условиях, ладно?...
— Ривер, стреляй, — недовольно чеканит Рейдж, — Прекрати телиться.
«Телиться». Тебе точно не сорок? Что за словечки старческие?
Ему не нравится, что я так долго мнусь. Логично, согласна. Для меня такое не должно предоставлять сложности. Но оно, черт возьми, предоставляет. Это стыдно. Сколько раз мне было стыдно на базе «Эйприл»? Сотню минимум. Позор. Кстати, с позором такая же ситуация.
Навожу дуло, прицеливаясь. Выбиваю десятку обычно, так что не промахнусь. Точно не промахнусь, ведь так?...
Пульс молотит жутко.
Надо, Ривер. Надо.
Или не надо? Рискнуть отговорить его?
Нет, надо.
Мне страшно.
Я вбираю лесной воздух в легкие. Курок под пальцем гладкий из-за пота. Чем дольше думаешь, тем больше появляется сомнений. Поэтому я ставлю блок и смыкаю зубы, прежде чем нажать на спусковой крючок раз за разом, чуть меняя ракурс — на пару-тройку сантиметров. Это произошло быстро и громко. Рейдж даже не колыхнулся, как стоял так и стоит, хотя я знаю из лекций, что попадание в бронежилет — больно. Синяки остаются знатные.
Тут же опускаю Глок и бросаюсь вперед для перепроверки. Собой не владею, переживаю исключительно о результате стараний. Судорожно дотрагиваюсь вмятин, дышу, как запыхавшийся зверек, тело потряхивает. Переодически таращусь на подушечки пальцев: крови на них нет, значит не пробила, значит в порядке все. Верчусь, как ненормальная, от одной пробоины к другой, погружаюсь в беспорядок, но мою суетливость утешает мужская рука.
Рейдж заправляет локоны за уши и поднимает мое лицо, что скоро станет привычкой... нет, уже стало. Его глаза успокаивают и ласкают, погружают в какое-то тепло, в покой. Это длится с полминуты, и я обнаруживаю в себе неизведанный трепет, будто щелкнуло что-то, переломилось — я навсегда сохраню это в памяти, сложу в воображаемую коробку воспоминаний. Он больной — я в него стреляла, а в нем довольство плещется. Делать ли так почаще? Определенно, ведь капитан поглаживает меня, слабо кивая, и мягко хвалит на выдохе:
— Умница. Очень хорошо, Рив.
Это конец или начало моей личности. Второе признание заслуг за двадцать один год. Единственное, что беспокоит, вырывается наружу: скомканными слогами.
— Вы говорите искренне?
Рейдж обещает так, что не остается колебаний:
— Искренне, Ласточка.