18
Юра.
---
Я стоял на кухне, нервно поправляя воротник рубашки, — давно я не волновался так, как сейчас. На плите остывали паста и белое вино, на столе — свечи, и даже какие-то жалкие цветы, которые я сорвал по пути домой, выглядели достойно в стеклянной вазе. Всё было готово... кроме меня.
Она вышла из комнаты, и мне показалось, что время просто *остановилось*.
На ней было красное длинное платье, открывающее плечи и делающее акцент на ключицах, таких хрупких, что к ним хотелось прикасаться с благоговением. Материя плотно облегала её фигуру, подчёркивая тонкую талию и мягкий изгиб бёдер. Высокий разрез на бедре открывал стройную ногу — так, будто сама ткань знала, как дразнить. Волосы были собраны, пара прядей небрежно спадали на лицо, придавая образу особую мягкость и интимность.
— Кир... — выдохнул я, не в силах подобрать больше ни слова.
Она улыбнулась, чуть смущённо, но глаза её светились — в них не было ни тени сомнения. Только я. Только этот вечер. Только мы.
— Ты чего так смотришь? — она подошла ближе, голос её был тихим, но с ноткой озорства.
— Потому что ты... черт, Кира, ты как стих. Молча, но каждая черта — рифма.
Я подвёл её к столу, подал бокал вина и сел напротив. Тени от свечей танцевали по её лицу, делая его ещё прекраснее. Я смотрел на неё, и в груди поднималась такая нежность, что от неё хотелось или смеяться, или кричать, или просто молчать, не выпуская её руку из своей.
— Ну, теперь ты точно пропал, — сказала она, едва заметно улыбнувшись.
— Да, — кивнул я. — И не хочу возвращаться.
Ночь легла на город тяжёлым, тёплым покрывалом, а свечи на подоконнике отбрасывали мягкий, колышущийся свет на её кожу. Она стояла у окна в красном платье, тонкое, как дыхание, с разрезом по бедру и обнажёнными плечами. Словно картина, на которую страшно дышать — чтобы не расплескать совершенство.
Я подошёл сзади, обнял её за талию. Пальцы медленно скользнули по её бокам, чуть ниже... Её дыхание сбилось, когда мои губы коснулись её шеи.
— Юра... — прошептала она, не оборачиваясь. — Я... никогда этого не делала.
Я замер. Уже знал, чувствовал, но всё равно — эти слова ударили глубоко.
— Тогда я не сделаю ни шага, если ты не захочешь, — тихо ответил я. — Я просто хочу быть рядом.
Она медленно повернулась. В её глазах — волна. Доверие, страх, волнение и... желание.
— Я хочу, — сказала она почти неслышно. — Только с тобой.
Мои губы нашли её снова, уже по-другому — с голодом, с мягкой одержимостью. Платье соскользнуло с её плеч, как будто сама ночь поддалась нам. Я целовал её ключицы, спускаясь ниже, наслаждаясь её телом, каждым миллиметром. Она дрожала, но не от страха — от нетерпения.
Мы легли на кровать, и я навис над ней, сдерживая в себе ураган, чтобы не разрушить хрупкость момента. Она смотрела на меня снизу вверх, такая чистая, такая доверчивая... Мои пальцы ласкали её бедро, пока я не оказался между её ног, и тогда она инстинктивно вжалась в простыни, чуть приоткрыв губы.
— Расслабься, малышка... Я с тобой.
Я вошёл в неё медленно, чувствуя, как её тело разрывается между болью и наслаждением. Она стиснула мои плечи, её ногти чуть вонзились в кожу. Я ждал, дал ей время... а потом начал двигаться — мягко, ритмично, поцелуями снимая каждую тень с её лица.
Она шептала моё имя, зарывалась пальцами в мои волосы, а я тонул в ней — в её теле, в её взгляде, в этом слиянии, где уже невозможно было понять, где заканчивается она и начинаюсь я.
Это была не просто ночь. Это была наша истина.
И в ней, впервые, была только она. Моя Кира. Моя навсегда.