Любовь под прицелом

Мысли Чонгука гудели, как растревоженный улей, сбиваясь в один сплошной, оглушительный гул, в котором тонули все остальные звуки мира. Этот гул заполнил собой всё – от макушки до кончиков онемевших пальцев, вытеснив даже привычный шум академии за окном. Он стоял посреди комнаты, парализованный, как на минном поле, боясь сделать малейшее движение, чтобы не взорвать и без того хрупкую реальность.

А в центре этого хаоса, яснее и ярче любого воспоминания, горели его губы. Не метафорически, а по настоящему – плоть помнила каждую миллисекунду того прикосновения. Это было призрачное, обжигающее ощущение от внезапного, стремительного соприкосновения с губами Тэхена. Несколько секунд, длиною в вечность, оставившие после себя не боль, а странное, щемящее пекло, будто на кожу впечатали раскалённую печать. Оно, пекло, пульсировало в такт бешеному стуку сердца, навязчивое и нестерпимо живое. И этот след висел в воздухе его комнаты, невидимый, но ощутимый, как заряженная молнией гроза перед разрывом. Он смешивался с терпковатым, знакомым до боли запахом одеколона Тэхена. Этот запах въелся в пыль на поверхности письменного стола, в складки застеленной кровати, в сам воздух, который было тяжело вдыхать.

Чонгук зажмурился, пытаясь отдышаться, но бесполезно. Комната, его личная крепость, теперь была наполнена призраком того поцелуя, и от него было не спрятаться.

Что это было?

Стук сердца отдавался в висках, тяжёлый и быстрый. Он поднял дрожащие пальцы к собственным губам, пытаясь стереть это чувство, но оно въелось глубже кожи. Стыд, едкий и горький, поднимался по горлу. Стыд не только за поцелуй, а за свою реакцию – за ту ошеломлённую пассивность, с которой он это принял. Не оттолкнул. Не сказал ни слова. Просто позволил Тэхену сбежать, исчезнуть за дверью, словно призраку.

Нет, нет, нет. Так нельзя. Мы.. мы солдат и командир. Мы.. коллеги, друзья.. Но только не.. Что он теперь подумает?

Чонгук сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Боль была ясной, понятной, она прорезала хаос в голове. Он испортил всё. Одним мгновением слабости, одним позволением Тэхену переступить какую-то невидимую грань, он разрушил их хрупкое равновесие. Теперь Тэхен, наверное, презирает его. Презирает за слабость, за молчание, за то, что Чонгук не смог дать ему.. чего? Чего Тэхен от него ждал?

Он разочарован во мне. Должен быть разочарован. Я разочарован в себе.

Он закрыл глаза, пытаясь вытереть из памяти картинку: смущённый, испуганный взгляд Тэхена перед тем, как он рванулся прочь. Этот взгляд резал больнее любого упрёка.

Внезапный резкий звонок по наушнику заставил его вздрогнуть, словно от выстрела. Сообщение от секретаря директора: «Чон Чонгук, немедленно к директору в кабинет».

Ледяная волна страха накрыла с головой. Он знает. Это была первая, иррациональная мысль. Директор каким-то образом узнал, что произошло в его комнате. Сердце упало куда-то в пятки. Собрав остатки воли, он выпрямился, сглотнул ком в горле и вышел из комнаты, чувствуя себя преступником, идущим на эшафот.

Кабинет директора пах старым деревом и строгостью. Сам директор сидел за массивным столом, его лицо было невозмутимым.

–Чонгук, садись, – его голос был ровным, деловым. Никакого намёка на случившееся. Чонгук молча опустился на стул, чувствуя, как поджилки дрожат.

–Завтра вечером, – начал директор, складывая руки на столе, – несколько наших преподавателей, включая твоего наставника по тактике, переводят в Академию «***». Ты знаешь её репутацию.

Чонгук кивнул, не в силах вымолвить ни слова. «***» была вершиной, местом, куда стремились попасть лучшие из лучших.

–Твои результаты и потенциал были высоко оценены, – продолжил директор. – Им нужны перспективные преподаватели. Тебе предложили место. Решение должно быть принято сейчас. Если согласен – у тебя есть сутки, чтобы собрать вещи. Всё пройдёт быстро и без лишней огласки.

Директор посмотрел на него прямо, и его взгляд был тяжёлым, как свинец.

–Это шанс, который выпадает раз в жизни, Чонгук. Не каждый его получает.

Чонгук был ошеломлён, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Весь его мир только что перевернулся с ног на голову – сначала поцелуй Тэхена, а теперь это. Бегство. Возможность сбежать от своего стыда, от смущения, от этого невозможного клубка чувств к Тэхену. И одновременно – острый, режущий нож предательства. Он поднял глаза на директора, и его собственный голос прозвучал чужим и далёким:

–Я.. я понял. Спасибо за доверие.

Чонгук медленно, словно на ватных ногах, вернулся в свою комнату. Дверь закрылась с глухим щелчком, отсекая его от внешнего мира, но не от хаоса внутри. Тишина здесь была оглушительной, и в ней призрак случившегося чувствовался еще острее.

Он механически снял сапоги, кинул кофту на стул, повалился на кровать и уткнулся лицом в подушку, в которой всё ещё пахло Тэхеном – они вместе сидели на этой кровати всего час назад. Он надеялся, что темнота сотрёт всё, но она лишь заточила воспоминания, сделала их мучительно яркими.

Я ответил ему.

Это было хуже, чем просто пассивность. Это было соучастие. Предательство самого себя. В тот миг, когда губы Тэхена коснулись его губ, какая-то тёмная, дремавшая часть его души проснулась и откликнулась – яростно, безрассудно. Он не просто позволил – он участвовал. И это был он, Чонгук, кто ответил на поцелуй, чьи руки притягивали Тэхена ближе, забыв обо всём на свете.

Это я всё испортил. Я перешёл черту, которую он сам же и нарисовал.

Тэхен был инициатором, но Чонгук превратил робкое, испуганное прикосновение в нечто настоящее, жадное, неконтролируемое. И именно Тэхен отпрянул первым. Его глаза, секунду назад затуманенные тем же безумием, расширились от ужаса. Не от поцелуя, а от ответа Чонгука. От той животной силы, с которой он этот поцелуй принял и вернул.

Он испугался. Испугался меня. Испугался того, что я показал.

И теперь Чонгук остался один с этим знанием. С осознанием той дикой, грубой силы чувства, которая таилась в нём и которую он так яростно скрывал. Он её выпустил – и спугнул самого важного человека.

Что теперь? Завтра, боже, завтра.

Как он посмотрит в те глаза, которые видели его без масок? Как Тэхен будет сидеть на лекциях, чувствуя на своей коже отзвук его жадных прикосновений? Мысль о том, что Тэхен теперь будет его бояться, избегать, вызывала в Чонгуке тошнотворную волну стыда. Он разрушил всё. Не поцелуй, а его собственная, не знающая меры реакция.

Он оттолкнул меня. И был прав.

Эта мысль была самой горькой. Тэхен был прав, что сбежал. Потому что Чонгук в тот момент был чудовищем. Красивым, желанным, но чудовищем, которое не умеет контролировать свой голод. Чонгук сдерживал себя, свой язык в своем рту, но он ответил, и держал Тэхена за шею так, будто запрещал отстраняться.

Он перевернулся на спину и уставился в потолок, в серую мглу, предшествующую рассвету. Он не знал, что будет дальше. Никаких планов, никаких вариантов. Только леденящий душу страх и всепоглощающая вина. Он сжёг мосты одним своим ответным поцелуем. И теперь ему предстояло жить в пепелище, которое он создал своими собственными руками

_________________________________

Всю ночь Тэхен прожил словно на иголках. Он не спал. Ни в коем случае. Не мог. Воздух в академии был таким же душным, как и в его комнате, но внутри него самого бушевала настоящая буря. Две мысли неотступно преследовали его, сплетаясь в тугой, болезненный узел в его груди.

Первая – отец.

Он сегодня приедет.

Эта мысль заставляла его выпрямлять спину на занятиях, лишний раз проверять безупречность формы и снова и снова прокручивать в голове возможный разговор. Он представлял, как отец, строгий и молчаливый, появится в коридоре, как он окинет его оценивающим взглядом. Может быть, на этот раз, он увидит его старания? Увидит, что Тэхен – лучший в своей роте, что он не зря носит их фамилию? В груди теплился крошечный, хрупкий огонёк надежды. Он волновался, да. Но это было не то ожидание чего то хорошего. Это был животный страх смешанное с чувстов безысходности. Он готовился, к смотру, исход которого был для него важнее любого экзамена.

И вторая мысль, которая вгрызалась в сознание, как острая заноза, отравляя этот трепет, – Чонгук.

Вчера. Его комната. Его губы.

Стыд. Горячий, всепоглощающий, заставлявший кровь приливать к щекам всякий раз, когда он случайно представлял взгляд Чонгука в столовой или в классе.. Он видел ту же растерянность, тот же вопрос в тёмных глазах командира, и ему хотелось провалиться сквозь землю.

Что на меня нашло? Как я мог? Я всё испортил.

Он пошёл на поводу у этого внезапного, ослепляющего порыва, у этого комка нервов и невысказанных чувств, который подкатил к горлу в тишине чужой комнаты. И вместо того, чтобы хоть как-то объясниться, он убежал. Позорно, по детски, бросив всё на самотёк.

Он не просто переступил какую-то грань – он прыгнул за неё с разбега, а потом струсил и сбежал с места преступления.

Теперь он не знал, что будет дальше. Как смотреть в глаза Чонгуку? Как разговаривать? Их лёгкое, братское товарищество было разрушено в одно мгновение его собственной слабостью. Мысль о том, что Чонгук может презирать его или, что хуже, жалеть, была невыносимой.

И эти два чувства – страх ожидания отца и грызущий стыд за побег от Чонгука – вели внутри него изматывающую войну. Тэхен пытался подавить одно ради другого, но они лишь переплетались ещё сильнее, превращаясь в один сплошной клубок тревоги. Сегодня вечером всё должно было решиться. Отец приедет, и, возможно, своей похвалой он сможет хоть немного смыть этот стыд. Или же его разочарование станет последней каплей, которая окончательно добьёт Тэхена после вчерашнего.

Он ждал. И от этого ожидания в душной комнате становилось нечем дышать.

__________________________________

Утро началось с тихого, но настойчивого стука в дверь. Тэхен, который и так не спал, вскакивая при каждом шорохе в коридоре, резко распахнул её. На пороге стоял солдат с каменным лицом.

–Ким. Директор требует тебя к себе. Немедленно.

Сердце Тэхена совершило прыжок – то ли от страха, то ли от предвкушения. Отец. Это могло означать только одно. Он здесь.

–Спасибо, я.. я сейчас, – голос сломался на полуслове. Он захлопнул дверь, прислонился к ней лбом и на мгновение закрыл глаза, пытаясь перевести дух. Руки дрожали. Он быстро провёл ладонями по форме, сглаживая несуществующие складки, поправил воротник. Нужно выглядеть безупречно. Всегда.

Он вышел в коридор. Ноги были ватными, непослушными, будто кто-то подменил их на чужие. Каждый шаг отдавался глухим стуком в висках, сливаясь с бешеным ритмом сердца. Он шёл, глядя прямо перед собой, но не видя ничего. Ни знакомых стен, ни окон, ни встречных солдат. Весь мир сузился до длинного, бесконечного коридора, ведущего в кабинет директора.

Он там. Сейчас он сидит там, с директором. Смотрит на часы. Ждёт. Что он скажет? Увидит ли он, как я старался?

Мысли путались, набегая друг на друга. Он пытался строить диалоги, репетировать ответы, но в голове звенела только паника. А под ней, как подводное течение, тянулся холодный, липкий страх, связанный с Чонгуком. Стыд от вчерашнего бегства был свеж и ярок. И теперь ему предстояло встретиться с отцом, неся на себе этот груз. Будто он шёл на суд, уже заранее зная себя виновным.

Он подошёл к массивной дубовой двери. Сделал ещё один глубокий, дрожащий вдох, пытаясь выдавить из себя хотя бы подобие собранности. Поднял руку, чтобы постучать. Пальцы на мгновение замерли в сантиметре от дерева.

И в эту секунду тишины ему показалось, что он уже слышит за дверью низкий, спокойный голос отца. От этого звука по спине пробежал ледяной озноб, смешанный с жгучим желанием одобрения.

_____________________________

Руки Тэхена предательски тряслись, когда он протянул руку к телефону. Каждый сантиметр пути давался с трудом, будто воздух превратился в желе. Но назад пути не было. Он знал, что не может просто извиниться и убежать от сжимавшего горло страха. Этот разговор должен был произойти, и Тэхен не мог его избежать, как не мог избежать собственной тени.

Трубка чуть не выскользнула из влажных ладоней, но пальцы сжались в судорожном усилии, белые от напряжения. Он мысленно представил, как швыряет ненавистный аппарат в стену, чтобы он разбился в мелкие осколки, унося с собой этот давящий груз. Но это была лишь мимолетная, слабая вспышка протеста. Сердце колотилось где-то в горле, гулко стуча по ушам, дыхание стало тяжелым и прерывистым. В душной комнате нечем было дышать, и Тэхену казалось, что он сейчас расплавится, растечется по полу бесполезной, жалкой лужей. Но на том конце провода ждал отец.

Ким приложил телефон к уху, стараясь быть как можно тише, почти невидимым, как будто его здесь нет и не было. Словно от громкости его голоса могла рухнуть хрупкая защитная скорлупа.

–Алло.. – выдохнул он тихо, и губы его предательски задрожали.

Голос в трубке был холодным, ровным и обезличенным, как стальной шаблон.

–Ким Тэхен. Мне регулярно показывают твои результаты. И ты меня разочаровываешь. Уже в который раз.

Пауза повисла в воздухе, густая и липкая.

–Ты не лучший. А должен им быть. Всегда. Веди себя достойно своей фамилии. Не заставляй меня напоминать тебе, кто ты и какая кровь течет в твоих жилах. Ты должен соответствовать семье Ким. Пока что я этого не вижу. И тебе придется очень постараться, чтобы это исправить.

Тэхен чувствовал, как по щекам катятся предательские горячие слезы, но он сжал зубы до боли, заставляя себя держаться. Он знал, что его никто не поддержит. Никому он не нужен. Он – всего лишь проект, живое воплощение амбиций своего отца. Директор, сидящий напротив за своим столом лишь плотно сжал губы. Он не слышал того, что говорит старший Ким, решая, что солдат плачет от счастья.

–Отец.. я понял тебя, – голос сорвался на шепот. – Почему ты не приехал? Ты ведь обещал.

Ответ прозвучал как удар хлыстом, отточенный и безразличный.

–Я не смог приехать из-за работы. Но это не значит, что ты можешь расслабиться. Ни на секунду.

_________________________________

Дубовая дверь кабинета директора закрылась за Тэхеном с глухим, окончательным щелчком, отсекая его от того пространства, где всего несколько минут назад рушился его мир. Он сделал несколько шагов по коридору, опёрся ладонью о холодную стену и замер, пытаясь перевести дыхание. В ушах всё ещё звенело, а в груди будто выжгли пустоту.

Возвращаться в общежитие не хотелось. Возвращаться в свою комнату, в ту самую душную клетку, где витал призрак вчерашнего поступка и где он тщетно ждал отца, было невыносимо. Ему нужен был воздух. Пространство. Чтобы это нелепое, противоречивое чувство внутри хоть немного улеглось.

Тэхен вышел на главную площадь академии. Прохладный ветерок ударил в разгорячённые щёки, и он с жадностью вдохнул полной грудью. Сейчас, когда адреналин начал отступать, до него дошла первая, странная и горькая правда.

Он не приехал.

Да, Тэхен был рад. О, какое это было гнусное, стыдное облегчение! Оно смылось волной по его телу, заставив на мгновение ослабнуть колени. Он был рад, что не увидит сегодня этого оценивающего взгляда. Рад, что не придётся стоять по стойке «смирно» и ловить каждое слово, боясь ошибиться. Рад, что отсрочил неминуемое разочарование, которое непременно прочитал бы в глазах отца.

Но следом, не давая насладиться этой минутной слабостью, накатило другое – тяжёлое, давящее, знакомое до боли.

«Ты меня разочаровываешь».

«Ты не лучший».

«Ты должен соответствовать».

Фразы, точно отточенные лезвия, вонзились в самое сердце. Они звучали в нём громче, чем когда-либо. Отец не приехал не потому, что дал ему передышку. Он не приехал, потому что работа, дела, всё то, что всегда было важнее сына, снова оказались на первом месте. И его отсутствие было таким же безразличным и унизительным, как и любая из его лекций о долге.

Тэхен медленно шёл по брусчатке плаца, глядя себе под ноги. Он был одновременно и благодарен за эту отсрочку, и раздавлен ею. Он чувствовал себя освобождённым и одновременно приговорённым. Приговорённым к вечной гонке за призрачным одобрением человека, который даже не счел нужным приехать.

Он поднял голову и увидел корпус, где жил Чонгук. Сердце сжалось от новой, острой боли. Вчерашний поцелуй, его побег – всё это теперь казалось таким мелким и незначительным на фоне ледяного безразличия отца. Но от этого не становилось менее стыдно.

Он был абсолютно один. Заблудившийся между стыдом за свою слабость с Чонгуком и гнетом отцовского равнодушия. И не было никого, кто мог бы протянуть ему руку.

Тэхен сидел на скамейке в дальнем углу плаца, бессмысленно глядя на пыльную землю у своих ботинок. Голос отца все еще гудел в ушах, смешиваясь с гнетущим чувством стыда. Он так ушел в себя, что не заметил, как к нему подошли двое парней из его роты — Сонхо и Минджун.

—Тэхен, эй! Ты в порядке? — Сонхо хлопнул его по плечу, заставив вздрогнуть.

Тэхен медленно поднял голову, пытаясь собрать на лице нейтральное выражение.

—Да, просто.. устал.

—Слыхал новость? — перебил Минджун, его глаза блестели от возбуждения. — Сегодня целая группа наших преподов уезжает в Академию «***». Сегодня вечером.

Тэхен молча кивнул. Его это мало интересовало.

—Им нереально повезло, — продолжил Сонхо. — Попасть туда.. это же мечта. Говорят, отбор жестче, чем в спецназ. Карьера на всю жизнь обеспечена.

Тэхен снова кивнул, глядя куда то мимо них. И вдруг, словно щелчок в сознании. Ледяная догадка пронзила его. Он резко повернулся к ребятам, и его голос прозвучал сдавленно и неестественно высоко.

—А.. а Чонгук? Он.. он тоже уезжает?

Сонхо пожал плечами. — Ага, слышал, он тоже в списках. Ему, видимо, тоже предложили. Повезло ему, да?

Слово «повезло» прозвучало как пощечина.

Удар был будто физическим. Настолько сильным, что Тэхен почувствовал, как горит место удара. Весь шум мира — голоса ребят, отдаленные команды с плаца, ветер — все это разом исчезло, захлопнувшись в абсолютную, звенящую пустоту. Чонгук уезжает. Сегодня.

—Тэхен? Ты как?

Он не видел их лиц. Не слышал вопроса. Какая-то часть его мозга заставила губы шевельнуться, выдавив что-то невнятное, похожее на «Я.. мне надо..». Он резко встал, развернулся и, почти не помня себя, зашагал прочь, оставия озадаченных товарищей.

Тэхен шел по коридору своего корпуса, не видя ничего перед собой. Стены плыли в глазах, смытые внезапно навернувшимися слезами. Он толкнул дверь в свою комнату, намереваясь запереться, упасть на кровать и позволить этой боли раздавить его окончательно. Рука уже тянулась к замку.

Но тут его ноги сами замерли.

Уезжает. Сегодня. Навсегда.

Мысль о том, что он больше никогда не увидит Чонгука, что их последним воспоминанием навсегда останется тот поцелуй и его позорное бегство, была невыносимой. Она перевешивала весь стыд, весь страх, всю гордость.

Он резко вытер глаза тыльной стороной ладони, смахивая предательские слезы. Дыхание сбилось. Сердце колотилось где-то в горле.

И тогда его ноги сами понесли его. Не вглубь комнаты. Обратно по коридору. В сторону общежития Чонгука. Он не знал, зачем. Он не знал, что скажет. Он просто не мог позволить ему исчезнуть вот так, без единого слова.

Тэхен вытер слёзы тыльной стороной ладони с таким яростным усилием, что кожа на щеках загорелась. Но это жжение было ничто по сравнению с тем огнем, что разгорался у него внутри. Печаль, горечь, отчаяние – всё это сгорало в топке внезапно вспыхнувшей, всепоглощающей злости.

Как он мог?

Эта мысль билась в его висках молотом, вытесняя всё остальное. Он не думал о звонке отца, о своём стыде, о том, что произошло между ними вчера. Он думал только о предательстве. Чонгук видел его самым уязвимым – видел его страх, его надежду, его постыдный побег. Он стал соучастником его самого большого позора, а теперь теперь просто собирался исчезнуть. Стереть всё, как досадную ошибку.

Он хочет убежать? Хочет сделать вид, что ничего не было?

Злость была пьянящей. Она придавала ему сил, выпрямляла спину, заставляла кулаки сжиматься до хруста. Она была единственным щитом против нарастающей паники, против леденящего ужаса от мысли, что через несколько часов Чонгука здесь не станет. Навсегда.

Он всё ещё не знал, что скажет. Слова были не важны. Важно было дойти. Увидеть его. Взглянуть ему в глаза, увидеть его в последний раз.

Его ноги понесли его по коридору, и каждый шаг отдавался в тишине гулким эхом. Он не видел стен, не слышал голосов других солдатов. Весь мир сузился до одной точки – до двери в конце коридора. За ней был он.

Он сидит там. Наверное, уже собрал вещи. Стирает все следы своего присутствия. Стирает меня.

Эта мысль подливала масла в огонь его ярости. Тэхен ускорил шаг. Он не постучал. Не было времени на формальности, не было сил притворяться воспитанным мальчиком. Он резко, со всей силы, толкнул дверь.

_________________________________

Чонгук сидел за письменным столом, на котором царил хаос из сложенных вещей и бумаг. Услышав скрип двери, он обернулся. Увидев Тэхена – заплаканного, с горящими глазами, с искажённым от гнева лицом – он мгновенно встал, на лице его отразилась тревога и что-то ещё, глубже. Страх.

–Тэхен, что.. – он не успел договорить.

Тэхен быстрыми, порывистыми шагами приблизился к нему, сократив расстояние между ними до минимума. Воздух в комнате снова стал густым и невыносимым, заряженным молчаливым криком.

–Это правда? – выдохнул Тэхен, его голос дрожал, но теперь не от слёз, а от сдерживаемой ярости.

Чонгук на мгновение растерялся, его мозг лихорадочно перебирал возможные причины этой бури.

–Что именно?

–Ты правда уезжаешь? Сегодня? – каждый звук давался Тэхену с трудом, будто он выплёвывал острые гвозди.

Чонгук почувствовал, как по его жилам разлился ледяной свинец. Он опустил взгляд, потом снова поднял его на Тэхена, пытаясь сохранить остатки самообладания, найти хоть какую-то спасительную ложь, но нашёл в себе силы лишь для горькой правды.

–Да. Сегодня вечером.

Глаза Тэхена снова наполнились водой, но на этот раз это были слезы бессильного гнева. Он сделал ещё шаг вперёд, так, что между ними оставались считанные сантиметры. Он чувствовал исходящее от Чонгука тепло, видел каждую ресницу, каждую тревожную морщинку у его глаз.

–А как же.. как же мы? – его голос сорвался на шёпот, в котором смешались боль и обвинение. –Как же всё, что было между нами? Как же я?

Чонгук почувствовал, как внутри у него всё сжалось в тугой, болезненный ком. Он видел отражение собственного предательства в глазах Тэхена, видел, как тот дрожит от непереносимой боли, которую он, Чонгук, и причинил. Каждая клетка его тела кричала, требуя стянуть Тэхена в объятия, прижать к груди, зацеловать его мокрые ресницы и шептать, что он останется, что всё будет хорошо, что он ошибался, когда не принимал свои чувства.

Но он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони до крови, и послал себе весь свой остаток воли, чтобы остаться на месте, чтобы не сломаться. Его собственный голос прозвучал чужим, отстранённым и безжалостно спокойным.

–Мы? Между нами? Между нами ничего не было, Тэхен. Забудь это всё.

Он видел, как от этих слов в глазах Тэхена что-то окончательно гаснет и разбивается. Тихие, беззвучные рыдания сотрясли его плечи. Тэхен опустил голову, и с слабым, детским, отчаянным бессилием начал бить его кулаками по груди. Один удар, второй, следующий. Удары были частыми, но слабыми, и каждый из них отдавался в сердце Чонгука острой, разрывающей болью. Ему самому хотелось кричать и плакать, но он лишь сжал губы до побеления, принимая этот немой укор, заслуживая каждое его прикосновение.

–Как ты можешь.. так говорить.. – сквозь рыдания едва можно было разобрать слова Тэхена, полные надрыва и недоумения.

И тогда Тэхен резко поднял голову. Его глаза, полные слёз, горели теперь чистой, беспримесной ненавистью. Быстро, почти молниеносно, его ладонь со всей силы, вложив в удар всю свою боль, гнев и разбитое сердце, опустилась на щёку Чонгука.

Звук пощечины прозвучал в звенящей тишине комнаты оглушительно громко.

Не сказав больше ни слова, не оглянувшись, Тэхен развернулся и стремительно вышел, хлопнув дверью так, что задрожали стены.

Чонгук остался стоять посреди комнаты, чувствуя жгучую боль на своей щеке. Но она была ничтожной по сравнению с той агонией, что разрывала его изнутри. Он медленно поднял дрожащую руку, коснулся покрасневшей кожи и, наконец, позволил единственной предательской слезе скатиться по щеке, смешавшись с тишиной, которую оставил после себя Тэхен.

_________________________________

Тэхён открыл дверь своей комнаты, стараясь не шуметь, но даже этот тихий звук казался слишком громким в ушах, оглушительно резким. За плечами осталась пустота комнаты Чонгука, холодный воздух, пропитанный горечью слов и пощёчины, которая словно прожгла его изнутри. Сердце стучало бешено, дыхание рвалось, словно его пытались вырвать наружу, но он сдерживал всё в себе, каждый вдох для него была борьба.

Закрыв дверь за собой, он оперся спиной о холодное дерево. Комната была пустой и знакомой, но сейчас казалась чужой, как будто весь мир сжался до этих четырёх стен. На столе лежали книги, аккуратно сложенные тетради, постель ещё не убрана после вчерашнего вечера, всё это было знакомым и одновременно чуждым.

Тэхён опустился на пол, прижав колени к груди. Лицо утопло в руках, а плечи дрожали, предательски выдав слёзы, которые он пытался удержать. Но внутри всё ломалось. Боль и обида, смятение и пустота, они давили с такой силой, что слёзы рвались наружу сами, без просьбы и разрешения.

Он вспомнил каждое слово Чонгука, каждую деталь того взгляда, который теперь казался ему одновременно холодным и чужим, но такой мучительно близкой частью его сердца. «Между нами ничего не было. Забудь это всё» — эти слова звучали в голове эхом, от которого хотелось кричать, бить кулаками по стене, рвать воздух, хватая его руками, чтобы вырвать эту правду, которая убивала изнутри.

Слёзы текли, обжигая щеки, смешиваясь с чувством бесконечной несправедливости. Он почувствовал пустоту, растянувшуюся в груди, как зияющий провал, и эту пустоту невозможно было заполнить ни дыханием, ни криком, ни даже яростью. Только боль. И горькая, горькая реальность, что Чонгук уходит, что сейчас они больше не могут быть рядом, что всё, что было, просто похоронено под словом «ничего».

Тэхён провёл рукой по лицу, собирая слёзы в кулак, но это не помогало. Они рвались наружу, катились по щекам, обжигая, оставляя красные дорожки на коже. Он почувствовал, как дрожь пробежала по всему телу, и позволил себе дрожать, впервые за всё это время, впервые без маски, без силы, просто человеком, раненым, оставшимся один на один со своей болью.

В комнате стало тихо, но это была не тишина спокойствия – это была тишина, в которой каждый вдох отдавался эхом, каждый звук собственных слёз казался слишком громким, резким и неуместным. Он слышал только себя, слышал удары собственного сердца, которые стучали, словно барабаны тревоги, и каждый стук усиливал ощущение утраты, словно напоминая: всё уже ушло.

Он оперся лбом о колени, запутав волосы в пальцах, и впервые позволил себе крик, не в голос, а в теле, в слёзах, в стоне, который рвался изнутри. Он плакал долго, позволяя боли выходить, позволяя самому себе быть сломленным. Он не думал о том, что делать дальше, не думал о завтрашнем дне. Был только этот момент, только эта комната, эти слёзы, эта пустота и предательство, которое обожгло сердце до тла.

И когда слёзы начали постепенно утихать, когда тело слегка расслабилось, Тэхён остался сидеть на полу, в темно-сером свете, с руками, прижатыми к коленям. Тихое, ровное дыхание заменило прежнее ощущение хаоса, и он впервые понял - теперь он один с собой, со своей болью, со своим гневом, который медленно превращался в нечто пустое, холодное, но всё ещё сильное.

Вдруг он услышал низкий, отдалённый гул двигателя. Сначала показалось, что это просто проходящий автомобиль, но звук постепенно усиливался, приближался. Сердце Тэхёна замерло. Каждый его нерв напрягся, дыхание остановилось.

Он подскочил, резко встал, глаза расширились. Сердце бешено колотилось, каждая мысль - как удар молота. Двигатель звучал слишком знакомо. Слишком точно.

«Это он..Он уезжает.. сейчас... прямо сейчас», — пронеслось в голове.

Тэхён подбежал к окну, пальцы вцепились в подоконник, как будто можно было остановить что-то неумолимое. Он видел силуэт машины, постепенно исчезавший в тумане. Страх, паника и отчаяние взорвались внутри него одновременно. Он закричал, но крик был хриплым, застрял в горле, превратившись в беззвучный, судорожный стон.

Слёзы ринулись потоком. Он схватился за лицо руками, пальцы впились в кожу, но не больнее, чем эта пустота, что разрывала его изнутри. Каждый удар сердца отдавался эхом в голове, словно кто-то стучал молотом прямо в грудь.

–Чонгук.. – выдохнул он почти шёпотом, а потом крик сорвался наружу, ломая тишину комнаты. –Не оставляй меня..

Голос дрожал, прерывался, рвался на всхлипы. Он почувствовал, как тело сжимается, как грудь будто сдавливает невидимая рука, и слёзы продолжали течь, горячие и горькие, смывая остатки самообладания.

Он остался один, у окна, слыша отдаляющийся звук машины, который теперь казался гулом уносящейся надежды. «Не уходи.. не оставляй меня..» — слова повторялись в голове, эхом отзываясь в каждой клетке его тела. Он понимал, что ничто уже не вернёт Чонгука назад, а страх потерять его окончательно парализовывал.

Он упал на колени, опустив голову к подоконнику. Слёзы текли по щекам, капали на пол, на руки, смывая всё, что оставалось от надежды. Комната наполнилась его рыданиями, отчаянием, и лишь звук уносящейся машины за окном – призрачное эхо уходящего счастья.

Вдруг дверь распахнулась с глухим стуком, и в комнату ворвался Чонгук. Его взгляд был напряжён, каждый шаг полон решимости и страсти, а дыхание прерывистое. Движения выдавали его внутреннюю бурю.

–Тэхён.. – шепотом он сказал, но в его голосе слышалась дрожь, которую не скрыть, не спрятать.

Он сделал шаг к Тэхёну, и прежде чем тот успел моргнуть или что-либо сказать, Чонгук наклонился, и их губы встретились. Сначала осторожно, мягко, как будто проверяя, готов ли Тэхён, как будто весь мир замер в этом мгновении.

Тэхён дрожал в его руках, не сопротивляясь, просто тонул в этом прикосновении. Губы Чонгука были горячими, уверенными, и с каждой секундой страсть и горечь прошлого растворялись в настоящем. Его руки непроизвольно потянулись к Чонгуку, словно боясь, что если отпустит, всё исчезнет. Сердце колотилось так сильно, что казалось, его слышат все стены комнаты. Поцелуй стал медленнее, глубже, чувственнее губы Чонгука ласково смещались, находя каждый изгиб, каждую боль Тэхёна, впитывая её.

Тэхён ощущал, как всё внутри него дрожит, каждая клетка напряжена, но в то же время расслаблена, будто он одновременно сгорает и оживает. Слипшиеся ресницы Тэхёна тяжело ложились на щеки, заплаканные и обожжённые, фарфоровые щеки дрожали от волнения. Он сжимал плечи Чонгука, держался за ткань одежды, и каждый вдох был прерывистым, болезненным.

Поцелуй становился всё более настойчивым, страстным, сливая их дыхания в одно. Чонгук мягко провёл рукой по щеке Тэхёна, затем опустил её на шею, прижимая к себе, чувствуя, как его тело отвечает на каждое прикосновение. Тэхён застонал тихо, приятно, в губах Чонгука растворялось всё отчаяние, вся боль последних часов.

Чонгук отстранился лишь на мгновение, чтобы взглянуть в глаза Тэхёна. Он увидел слёзы, блеск мокрых ресниц, дрожь губ и фарфоровые щеки, и сердце его сжалось.

–Бусинка.. – сказал он тихо, почти шёпотом, –Я отказался. Я не смогу без тебя.. Не смогу жить..

Тэхён поднял заплаканные глаза на него, дыхание ещё сбивалось, но взгляд говорил всё: страх, боль, любовь, отчаяние и надежда одновременно.

Чонгук снова приблизился, прижимая его к себе, их лбы соприкоснулись. Поцелуй возобновился. Медленный, долгий, глубокий, в нём было всё – страсть, страх потерять, желание быть рядом, прощение и обещание. Они растворялись друг в друге, позволяя эмоциям течь свободно, без слов, только дыханием, сердцебиением и прикосновениями.

–Прости меня, – шепнул Чонгук, скользнув рукой по спине Тэхёна, – Я больше никогда не отпущу тебя.

Тэхён тихо всхлипнул, прижимаясь ближе, позволяя слезам смешиваться с дыханием Чонгука. Их тела дрожали в унисон, губы сливались снова и снова, пока мир вокруг исчезал, оставаясь лишь они, их любовь и горькая радость возвращения.

Тэхён всхлипнул, всё ещё прижимаясь к Чонгуку, чувствуя его тепло, его ритм дыхания, его присутствие, такое родное и одновременно такое недосягаемое раньше. Сердце билось так быстро, что казалось, вот-вот сорвётся наружу. Он пытался осознать, что произошло, что мир снова стал реальным, что Чонгук не ушёл, что он всё ещё здесь.

Чонгук, ощущая дрожь Тэхёна, осторожно провёл рукой по его спине, мягко, но уверенно, словно говорил без слов: «Я здесь. Я никуда не уйду». Он коснулся его щеки, аккуратно убрал слипшиеся ресницы с глаз, и Тэхён замер под этим прикосновением. Его щеки горели, дыхание сбилось, но внутри проснулась тихая, но твёрдая надежда - надежда, что теперь они вместе.

–Я.. – начал Тэхён, но голос дрожал, слова ломались, —Я.. я не хочу терять тебя..

Чонгук мягко улыбнулся, и в этой улыбке были любовь, сожаление, признание своей ошибки.

–И не потеряешь, – сказал он тихо, – Никогда. Мы начнём с нуля.

Эти слова простые, но такие мощные, что заставили Тэхёна дрожать ещё сильнее, однако теперь это была дрожь не только от страха или боли, а от волнения, от того, что теперь они могут быть рядом. Он наклонился ближе, снова коснувшись губ Чонгука, но на этот раз поцелуй был мягким, осторожным, полным доверия.

Чонгук ответил медленно, позволяя Тэхёну вести, но удерживая близость, которую оба так долго боялись признать. Их лбы соприкоснулись, дыхания смешались, и в этой тишине, в этом пространстве между ними, они впервые почувствовали, что теперь всё возможно.

–Я больше никогда не дам себе уйти, – прошептал Чонгук, прижимая Тэхёна к себе сильнее

Тэхён тихо всхлипнул, но на этот раз это был не плач отчаяния, а смесь облегчения и радости. Он прижал руки к груди Чонгука, ощущая, как бьётся его сердце, как дрожат пальцы, как теплая энергия заполняет пустоту внутри.

–Я тоже.. не могу без тебя, – прошептал он, глаза снова наполнились слезами, но теперь это были слезы счастья. – Я хочу быть с тобой.

Чонгук мягко улыбнулся, снова коснулся его лица, а затем обнял, так чтобы Тэхён чувствовал каждое движение, каждое прикосновение, каждое обещание. Их тела сомкнулись, и в этом объятии не было ни страха, ни боли, только принятие своих чувств и любовь.

Прошло несколько минут, но для обоих это было целой вечностью. Мир снаружи исчез, остались лишь они, их дыхание, их сердцебиения, их взаимная слабость и сила одновременно. Они сидели в тишине, прижавшись друг к другу, позволяя эмоциям течь свободно,  позволяя себе чувствовать то, что раньше было невозможно.

–Значит, теперь мы.. вместе? — тихо спросил Тэхён, едва шевелясь в объятиях Чонгука.

–Ты согласен быть моим? – спросил Чонгук, — Скажи да, и я больше никогда не позволю нам потеряться.

Слова были простыми, но они несли в себе целый мир – мир, где они могут быть собой, где боль и страх прошлого растворяются в настоящем, где они могут доверять друг другу и быть рядом.

Тэхён закрыл глаза, вдыхая аромат Чонгука, позволяя теплу распространяться по всему телу. Он впервые за долгое время почувствовал, что дома — это не место, а человек рядом, что теперь он в безопасности.

Чонгук прижал его к себе ещё сильнее, словно боясь, что если ослабит хватку хоть на мгновение, Тэхён исчезнет. Их лбы оставались соприкоснутыми, дыхания смешались, и это было так естественно, так правильно, что оба понимали: больше нет пути назад.

–Я люблю тебя, – сказал Чонгук тихо, губы почти касаясь уха Тэхёна.

–Я тоже люблю тебя.. Чонгук.

_________________________________

Комната тонула в мягких сумерках. За окном оставался лишь приглушённый гул академии, да редкие шаги в коридоре. Но здесь, в маленьком пространстве, в комнате тэхена, царил свой, отдельный мир.

Они лежали, тесно переплетённые, как две половинки разбитой скрижали, нашедшие друг друга. Тэхен прижался щекой к груди Чонгука, слушая ровный, убаюкивающий стук его сердца. Этот звук был якорем, единственной точкой опоры в опрокинувшейся вселенной. Сильная рука Чонгука лежала у него на спине, ладонь большая и тёплая, медленно, ритмично проводя по его позвоночнику сквозь тонкую ткань футболки. Никто не говорил ни слова. Слова были бы лишними, грубыми, они могли разрушить эту хрустальную хрупкость момента. Всё, что нужно было сказать, уже было сказано в этом прикосновении – в том, как пальцы Чонгука впивались в его спину, словно боясь, что он исчезнет, испарится, как мираж. А Тэхен в ответ лишь глубже зарывался лицом в его шею, вдыхая знакомый, согревающий душу запах – мыло, свежий хлопок и что то неуловимо родное. Чонгук.

Напряжение долгого, изматывающего дня, гнев, слёзы, боль – всё это начинало по немногу отступать, растворяясь в тепле, которое излучало тело другого. Веки Тэхена становились тяжёлыми, как свинец. Каждый вздох Чонгука был колыбельной, каждое движение его руки по спине стирало ещё одну тревожную мысль.

Он чувствовал, как его сознание начинает уплывать, границы тела становятся размытыми. Последнее, что он осознал – это лёгкое давление губ Чонгука в его волосы, беззвучный, нежный поцелуй, который был и прощением, и обещанием, и мольбой одновременно.

И тогда Тэхен позволил себе отпустить. Его дыхание стало глубоким и ровным, мышцы полностью расслабились в этих надёжных объятиях. Он заснул.

А Чонгук ещё долго не спал. Он лежал, глядя в потолок, чувствуя под своей щекой мягкие волосы Тэхена и лёгкий вес его тела, доверчиво прижавшегося к нему. Впервые за долгое время в его душе воцарился не просто покой, а тихая, безмолвная радость. Он бережно поправил одеяло, укрывая спящего, и закрыл глаза, наконец позволив и себе последовать за ним в царство снов, где они были просто двумя мальчиками, нашедшими друг в друге пристанище.