Любовь под прицелом

Утро вползало в комнату медленно, лениво, как будто само еще не проснулось. Сквозь узкие щели между занавесками пробивался мягкий, рассеянный свет, будто растворяющийся в холодном воздухе. Тэхён лежал на спине, закинув одну руку за голову, и какое-то время просто слушал тишину, в которой пряталось далёкое, еле слышное гудение кондиционера. Грудь поднималась и опускалась тяжело, дыхание казалось вязким, будто и оно устало вместе с телом.

Всё тело ломило, словно каждая мышца помнила прошедшую ночь. Казалось, будто даже подушка была слишком жесткой, одеяло слишком тяжёлым, а собственная кожа тесной. Он медленно закрыл глаза и провёл рукой по лицу, пытаясь прогнать остатки сна, но вместе с ним вернулись воспоминания. Обрывки картинок – тёплое дыхание, тихий смех, дрожь в пальцах, взгляд, который прожигал кожу. Чонгук.

Имя отозвалось в голове сухим ударом. Тэхён резко вдохнул и зажмурился, словно от яркого света. Внутри было странное ощущение, как будто сердце опустилось куда-то в живот, а по телу разлилось жаркое, липкое чувство, от которого хотелось спрятаться. Вчерашняя ночь всплывала кусками, рваными и яркими, и каждый кусок жёг. Он вспомнил, как пальцы случайно коснулись чужой руки, как внутри что-то щёлкнуло, будто из-под ног выбили землю. Вспомнил, как смотрел на него слишком долго, слишком пристально, как сердце билось громко, будто мог услышать кто-то ещё.

Тэхён резко сел, опираясь ладонями о прохладную простыню.

После зажал лицо руками. Тёплое дыхание ударило в кожу, но это не помогало. Было стыдно. Стыдно до дрожи, до сухости во рту, до желания исчезнуть. Он никогда не позволял себе таких мыслей, не хотел признавать, что в нём растёт что-то большее, чем просто дружба. Но сейчас отрицать стало невозможно. Всё, что он чувствовал, было слишком громким, слишком живым.

Он опустил руки и уставился в одну точку на стене, следя за тем, как солнечное пятно медленно скользит по обоям. Мысль была пугающе простая и страшная одновременно. Ему нравится Чонгук. Беззвучное признание разорвалось внутри, оставив после себя тишину, от которой заложило уши.

Тэхён наклонился вперёд, прижав локти к коленям, и сжал пальцы в замок. Казалось, что комната слишком мала, воздух тяжёл, а сердце чрезмерно шумное. Он чувствовал себя потерянным, будто стоял на краю чего-то огромного и неизбежного. Хотелось повернуть время назад, вернуть утро, когда всё было проще, но вместе с этим внутри пульсировала странная, тихая радость, очень даже болезненная. Теперь он знал. Теперь он понимал, почему его взгляд всегда ищет Чонгука, почему внутри что-то рвётся наружу, когда слышит его голос.

Он провёл рукой по спутанным волосам, глядя в потолок, и прикрыл глаза, позволяя себе на несколько секунд утонуть в этом осознании. Мир казался одновременно громким и приглушённым, будто кто-то перекрыл звук, оставив только шум собственной крови в ушах.

Но радость гасла так же быстро, как и загоралась. На её место возвращался стыд – липкий, настойчивый. Он чувствовал себя неправильным, сломанным, будто совершил что-то непоправимое. Ночь казалась запретной, мысли – опасными, чувства – громкими для того, чтобы их можно было спрятать.

Снаружи пропела птица, и Тэхён вздрогнул, будто этот тихий звук вернул его в реальность. Он провёл рукой по лицу и медленно лёг обратно, закрывая глаза. Сон уже не вернётся, но тишина хоть немного помогала собраться. Всё, что осталось – это дыхание, сердце и мысль, от которой невозможно было убежать. Ему нравится командир. И ничего нельзя изменить.

Комната ещё дышала прохладой, когда Ким, наконец, заставил себя подняться. Простыня казалась тяжёлой, словно удерживала его, но он решительно откинул её и медленно сел, поставив ноги на холодный пол. Ступни словно прилипли к гладким доскам, тело откликнулось тупой болью в мышцах, и он невольно поморщился. Вчерашняя ночь всё ещё стояла где-то внутри, как тень, и каждый вдох будто напоминал о ней.

Он поднялся и, стараясь не шуметь, достал из шкафа сложенную тренировочную форму. Ткань была прохладной на ощупь, пальцы слегка дрожали, когда он натягивал её на себя. Взгляд упал на зеркало, и Тэхён задержался, разглядывая собственное отражение. Кожа казалась бледнее обычного, глаза – чуть покрасневшими, так как ночь была долгой и тяжёлой. Он резко отвернулся, словно не выдержал встречи с самим собой.

В ванной стояла тишина, нарушаемая только плеском воды. Ледяная струя ударила в ладони, побежала по коже, и Тэхён зажмурился, позволяя холодному утру стереть остатки сна и запутавшихся мыслей. Он умывался долго, надеясь смыть с лица не только усталость, но и чувство, которое не давало покоя. Когда он поднял голову и посмотрел на своё отражение в зеркале, в глазах читалось всё то, что он так старательно прятал – растерянность, напряжение, тень страха.

____________________

Коридор казался длиннее обычного, шаги гулко отдавались в стенах, а сердце стучало слишком быстро для простого утра. В столовой уже собирались остальные, звон посуды и тихие голоса смешивались в одно непрерывное гудение. Тэхён вошёл медленно, стараясь не встречаться глазами ни с кем, и сразу заметил Чонгука.

Он сидел в дальнем углу, склонившись над подносом, волосы немного падали на лоб, а пальцы лениво крутили ложку между ними. Тэхён почувствовал, как внутри всё сжималось, и поспешно отвёл взгляд, направляясь к противоположной стороне зала. Он взял поднос, выбрал что-то наугад, даже не запомнив, что именно, и сел как можно дальше, прячась за спинами других ребят. Пальцы дрожали, когда он брал чашку, а слух предательски выхватывал обрывки голосов, среди которых легко узнавал его смех.

Взгляды пересекались слишком часто, даже если Тэхён пытался этого избежать. Каждый раз, когда он чувствовал на себе чужой взгляд, внутри что-то резко опускалось, и он делал вид, что слишком увлечён хлебом, водой, чем угодно, лишь бы не смотреть в ту сторону. Он ел медленно, не чувствуя вкуса, и закончил быстрее остальных, чтобы выйти первым. Воздух снаружи показался плотнее и холоднее, но легче дышалось без этого давящего присутствия.

Тренировочная площадка встретила запахом нагретого металла, сырой земли и свежей травы. Небо над головой было ясным, солнце поднималось выше, и дыхание становилось горячее. Когда построение закончилось, командир начал раздавать команды, и всё тело Тэхёна автоматически подчинилось привычному ритму. Но мысли были далеки от тренировок.

Каждый раз, когда рядом оказывался Чонгук, сердце начинало биться быстрее. Тэхён делал всё, чтобы держаться на расстоянии. Выбирал место в другой линии, менял позиции, старался сосредоточиться на каждом движении, будто от этого зависела его жизнь. Но взгляд всё равно предательски возвращался к нему, скользил по линии плеч, запоминал, как блестят капли пота на шее, как напрягаются мышцы под формой.

Он злился на себя за это. Каждый раз, когда взгляд встречался с Чонгуком, пусть даже случайно, внутри поднималась волна жара, и Тэхён тут же отворачивался, делая вид, что рассматривает тренера или оружие в руках. Дыхание становилось прерывистым, тело будто наливалось свинцом, а движения становились резкими, неестественными.

Мужчина выкрикивал команды, гулкие удары ног о землю сливались в один ритм, и всё вокруг требовало концентрации. Но Тэхён чувствовал, как его взгляд снова ищет его, как сердце откликается на каждое его движение, как память возвращает обрывки ночи. Он пытался заглушить эти мысли, сжимая кулаки так сильно, что костяшки белели, но легче не становилось.

Солнце уже стояло высоко, когда тренировка закончилась. Влажная ткань формы липла к телу, волосы прилипли к вискам, дыхание вырывалось тяжёлыми рывками. Сердце стучало слишком громко, и каждый вдох напоминал о том, что от этих чувств невозможно убежать.

______________________________

Сон не шел. С возвращением Намджуна Чонгук думал что проблем со сном больше не будет, но, Чонгук ворочался на кровати, прислушиваясь к скрипу половиц и далекому шуму прибоя, доносившемуся сквозь стекло. Каждая клетка его тела была напряжена, ум перебирал обрывки дня: отведенный взгляд, дрожащие руки на автомате, лживые, вымученные слова о плохом самочувствии.

Он не мог это вынести. Тяжесть принятого решения давила на грудь, не давая дышать. Он был командиром. Он должен был контролировать ситуацию. А эта ситуация – этот юноша с глазами полными смятения – выскальзывала из-под его контроля.

С резким, яростным движением он сорвался с кровати и подошел к окну, отодвинув тяжелую штору. Из окна открывался вид на большой ночной плац. Сейчас его освещали только фонари. На улице свежо, и Чонгук принимает решение прогуляться. Он быстро надел шорты, безрукавку, взял кофту и вышел из комнаты, направляясь за академию на пляж.

Лунная дорожка лежала на черной воде, и берег был пустынен. Тихий, академический пляж.

Или не совсем пустынен.

Одна одинокая фигура сидела на песке, согнув ноги в коленях и обхватив их руками, смотрела в пустоту. Даже на большом расстоянии, в серебристом свете луны, Чонгук узнал его по силуэту, по опущенным плечам, по тёмным волосам. Тэхен.

Сердце Чонгука пропустило один тяжелый, болезненный удар где-то в горле. Без единой мысли, Чон ускоряет шаг, ближе подходя к одиноко сидящему солдату.

Ночной воздух был холодным и соленым. Песок хрустел под его босыми ногами. Он шел к нему, и этот путь казался одновременно и бесконечно долгим, и слишком коротким. Тэхен не слышал его приближения, погруженный в свои мысли так же глубоко, как океан в ночи.

Чонгук остановился в шаге от него. Тэхен вздрогнул, резко обернулся, и в его широко распахнутых глазах мелькнул страх, удивление и что-то неуловимое, похожее на надежду. Он рванулся было встать, принять стойку «смирно», но Чонгук лишь молча опустился на песок рядом с ним. Не как командир. Просто как человек.

Они сидели в тишине, которую нарушал лишь мерный шум волн. Плечо к плечу, но разделенные пропастью из звания, долга и невысказанного.

– Не спится? – наконец проговорил Чонгук, и его голос прозвучал непривычно тихо, без привычной стальной командирской брони.

Тэхен лишь молча покачал головой, снова уставившись на свои руки.

– Хорошо себя чувствуешь? – спросил Чонгук, и в его вопросе не было упрека. Была усталость.

Тэхен сглотнул. Его плечи напряглись.

– Чонгук, я.. – его голос сорвался. – Прошу прощения. Я солгал.

– Я знаю, – тихо сказал Чонгук.

Он смотрел не на него, а на лунную дорожку. Сидеть здесь, в метре от причины своей бессонницы, было и пыткой, и странным облегчением. Стена все еще была между ними, но сейчас, в этой ночной тишине, она казалась тоньше. И он чувствовал ее хрупкость.

Тишина затягивалась, становясь густой и тяжёлой, как вода в глубине. Чонгук чувствовал, как каждое нервное окончание Тэхена вибрирует рядом. Он смотрел на тёмную, дышащую воду, зовущую вдаль. Импульс был безумным, против всех правил, против долга. Но именно этим он и был силён.

– Скоро похолодает, – тихо сказал Чонгук, его голос прозвучал непривычно глухо. – Пойдём искупаемся.

Тэхен резко повернул к нему голову, глаза снова полные недоумения и того самого страха, что граничит с желанием.

—Чонгук? Но, устав, форма.. а если увидят..

– Устав не писался для таких ночей, – перебил его Чонгук, уже поднимаясь. Он сбросил безрукавку на песок, затем шорты. Действовал быстро, пока не передумал, пока голос разума не заглушил этот безумный порыв. – И мы сейчас не в форме. Мы – два человека. Идём.

Он не смотрел на Тэхена, шагая к воде. Холодный песок сменялся первым касанием воды. Она и правда была тёплой, лаская кожу. Он зашёл по пояс и окунулся с головой, чтобы смыть с себя всё: тяжёлые мысли, звание, ответственность. Вынырнул, откинул мокрые волосы с лица и обернулся.

Тэхен всё ещё стоял на берегу, как вкопанный. Но потом, словно повинуясь гипнотической силе происходящего, он медленно, почти механически, снял одежду, оставаясь в нижнем белье. Он двигался застенчиво, стараясь оставаться в тени, но лунный свет серебрил контур его плеч, узкую талию, сильные руки.

Он зашёл в воду медленно, будто боялся спугнуть мгновение. Вода сомкнулась вокруг него, и он тоже окунулся, исчезнув на мгновение, чтобы появиться уже ближе к Чонгуку. Капли стекали с его тёмных волос на лицо.

Никто не говорил ни слова. Они просто плавали в молчании, в этом тёмном, бескрайнем пространстве, где не было командира и солдата, а были только два тела, разрезающие прохладную воду, и две души, сбросившие на мгновение невыносимую тяжесть.

Чонгук перевернулся на спину, глядя на бесчисленные звёзды. Он чувствовал, как рядом перемещается Тэхен, слышал его ровное, но всё ещё напряжённое дыхание. Это было неправильно. Безумно неправильно. Но в этот миг это было единственное, что имело значение. Тишина, вода, тёмное небо и хрупкое, невысказанное перемирие между ними, длившееся ровно столько, сколько длится одна такая ночь.

Вода была холодной. Не просто прохладной, а пронизывающей, обжигающей кожу, словно тысячи мелких игл вонзались в тело при каждом движении. Дышать становилось тяжело, лёгкие будто сжимал невидимый кулак, но они всё равно ныряли, будто пытаясь смыть с себя не только пот и усталость, но и что-то большее, невысказанное, спрятанное под кожей.

Волны били по ногам, цеплялись за лодыжки, и Тэхен уже понимал, долго он не выдержит. Он вылез из воды первым, неуклюже, спотыкаясь о мокрые камни. Капли тяжело скатывались по его лицу, падали на песок, смешиваясь с мелкой галькой. Тёмные волосы липли ко лбу, пряди свисали, оставляя на коже влажные дорожки. Он поспешно натянул тонкую футболку, которая моментально прилипла к мокрому телу, очертив контуры худой спины и напряжённых плеч.

Руки его дрожали. Он скрестил их на груди, пытаясь согреться, но холод пробирался под кожу, под кости. Ветер с моря усиливался, и казалось, что каждая капля воды превращается в крошечный кусочек льда. Тэхен стоял, чуть сгорбившись, втянув голову в плечи, избегая смотреть куда-либо, кроме как на собственные босые ступни, полузарывшиеся в мокрый песок.

Чонгук оставался в воде чуть дольше. Он погрузил лицо в ледяную гладь, задержал дыхание, ощущая, как уходит усталость, как кровь в венах начинает течь быстрее. Лишь после этого он медленно поднялся, капли стекали по его шее, плечам, спине. Вода блестела на коже, оставляя бледные следы холода. Он не спешил одеваться, но взгляд его уже был прикован к Тэхену.

И он видел как тот дрожал.

Чонгук нахмурился незаметно для самого себя. Молча поднял с песка свою тёмную кофту. Подошёл ближе и набросил её на плечи Тэхена.

Солдат вздрогнул, не только от неожиданности, но и от чужого тепла, которое прорезало холодный воздух. Ткань была шершавой, пахла солью и кожей, но за этим запахом пряталось нечто другое – чужое присутствие, слишком близкое, очень знакомое.

– Тебе же холодно.. – выдохнул Тэхен, едва осмелившись поднять глаза.

– Тихо, – коротко и глухо ответил Чонгук, голосом, от которого не хотелось спорить.

Его майка прилипала к груди, шорты тяжело висели от влаги, но он будто не замечал холода. Или не хотел замечать. Внутри у него было другое, более глухое, тяжёлое, навязчивое ощущение, которое не имело ничего общего с морским ветром.

– Пойдём, – сказал он тихо, но твёрдо. – Простудишься – с утренним построением будут проблемы.

Он развернулся и пошёл по узкой тропинке, ведущей к зданию академии. Шёл ровно, размеренно, но пальцы рук всё ещё были сжаты, словно он сдерживал в себе нечто сильное. Позади, немного отстав, тихо шуршал мокрой одеждой Тэхен. Его шаги были осторожными, нерешительными, каждый из которых давался ему усилием.

_________________________

Когда они вошли в комнату, тишина встретила их плотной, вязкой стеной. Чон щёлкнул выключателем, лампа под потолком загорелась неровным, приглушённым светом. Воздух был напоён запахом металла, кожи и влаги, которая просочилась внутрь после дождя. Всё казалось неподвижным, замершим, как будто само пространство сдерживало дыхание.

– Садись, – коротко сказал Чонгук, указывая на край кровати.

Однако Ким застыл у порога, словно перед ним пролегала невидимая черта, которую нельзя пересекать. Он смотрел вниз, на собственные босые ступни, напряжённо дышал, но не двигался с места.

– Я.. я просто постою, – тихо сказал он, шёпотом.

Чон на этот раз не стал спорить. Он подошёл к небольшому шкафчику, достал грубое полотенце, сложенное вчетверо, и протянул его Тэхену.

– Вытрись.

Солдат взял полотенце, пальцы его случайно задели пальцы Чонгука, и это мимолётное прикосновение, едва заметное, разрезало воздух между ними. Он резко отвёл взгляд и стал беспорядочно вытирать лицо, руки, грудь, ведь боялся задержаться хоть на секунду дольше.

Чонгук наблюдал за ним. Несколько секунд. Может, чуть дольше. Этого хватило, чтобы заметить каждую деталь. Как дрожат его плечи, как напряжена линия шеи, как он неловко тянется полотенцем к затылку, смахивая тёмные пряди, прилипшие к коже.

И в тот момент внутри Чонгука что-то сорвалось.

Он сделал шаг вперёд. Его рука легла на край полотенца, пальцы скользнули по ткани, выхватывая его из ослабевших рук Тэхена.

– Дай.

Тэхен вскинул голову, замер, его взгляд на секунду стал растерянным, почти испуганным.

– Не надо..я сам могу

Только мужчина уже накрыл его голову полотенцем. Его движения были мягкими, очень даже осторожными для человека, привыкшего быть резким и чётким во всём. Он медленно протирал мокрые волосы младшего, промокал лоб, виски, затылок, задерживая пальцы дольше, чем следовало бы.

Воздух в комнате густел. Лампа потрескивала, вода медленно стекала с концов прядей на пол. Слышно было их дыхание, тяжёлое, прерывистое, как будто каждый вдох становился испытанием.

Чонгук чувствовал, как под его руками дрожит Тэхен – не только от холода. Чувствовал, как его пальцы задевают тёплую, влажную кожу, как близость становится уже невыносимой. И чем дольше он сушил эти тёмные, непослушные волосы, тем больше понимал, что делает что-то непозволительное.

Он нарушал всё, что сам же построил. Разрушал правила, за которые цеплялся каждый день. Между ними не должно было быть этого. Ни мягкости, ни тепла, ни чужих прикосновений. Но сейчас он не мог остановиться.

Сердце билось слишком громко. В голове глухо звучало: «Хватит. Отойди.» Но руки не слушались.

Он осознавал, что в этом жесте есть всё – забота, запрет и что-то ещё, что он не имел права чувствовать.

Это была тихая точка невозврата.

И Чонгук её перешёл.

___________________________________

Утро в академии начиналось медленно, как густой, вязкий рассвет, лениво ползущий по холодному полу. Воздух был спертым, насыщенным запахом старого дерева, металла и дешёвого стирального порошка, которым пахли простыни. Сквозь щели в жалюзи просачивались первые, тонкие полосы света. Бледные, размытые, едва касающиеся стен.

Где-то за окнами, далеко на плацу, уже слышались голоса. Чьи-то короткие команды, приглушённые шаги, скрип шинелей. Но сюда, в эту комнату, шум утра проникал словно через воду, приглушённый, сонный.

На узкой кровати, в углу ближе к окну, Чимин спал.

Он лежал на боку, подогнув колени, прижавшись щекой к мятой наволочке, как ребёнок, цепляющийся за остатки сна. Лицо утонуло в тени, лишь полоска утреннего света пересекала скулу, выхватывая из темноты тёплый оттенок кожи. Его дыхание было тихим, ровным, чуть слышным, грудь едва поднималась и опускалась.

Одеяло соскользнуло вниз, обнажив бедро, голую щиколотку и часть тонкой линии поясницы.

Чимину снилось что-то странное.

Что-то далёкое, размытое, но тёплое.

Сначала он видел море. Тёмно-синяя гладь тянулась до горизонта, солнечные лучи ломались на крошечных волнах, словно кто-то разбросал по поверхности серебро. Он стоял босиком в воде, ощущая, как прохладные волны омывают щиколотки. Ветер трепал его волосы, в груди было лёгкое, забытое чувство спокойствия.

Но сладкий сон длился не долго.

Первым, что вырвало Чимина из объятий тяжёлого сна, было не оглушительное дребезжание будильника, а прикосновение.

Сначала оно казалось частью сна. В полусознании ему мерещилось что-то тёплое, почти невесомое, скользящее по коже – как солнечный луч, пробравшийся сквозь утренний туман. Мягкое движение большого пальца вдоль щиколотки, едва ощутимое, но настойчивое, повторяющееся снова и снова.

Сон смешивался с реальностью, расплывался, перетекая в странное ощущение, будто кто-то гладил его, но не для утешения, а для пробуждения. Сначала он видел что-то смутное. Крошечные серебряные рыбки, скользящие в прозрачной воде, свет, дробящийся на гранях стеклянной поверхности, и ощущение покоя. А потом – холод. Резкий, ледяной. Сознание, как треснувшее стекло, вернулось, и в одно мгновение Чимин понял, что всё это не сон.

Он медленно, осторожно открыл глаза. Зрачки, расширенные от резкой смены света, постепенно сфокусировались.. и замерли.

На краю его кровати сидел Намджун.

Он был уже полностью одет идеально выглаженная форма, пуговицы и пряжки поблёскивали в тусклом свете, пробивающемся сквозь запылённое окно казармы. На его груди лежала аккуратно закреплённая эмблема, воротник застёгнут до последней пуговицы. Но вся эта выправленная безупречность диссонировала с тем, как он сидел слишком близко, спокойно, слишком..вольно.

А его рука всё ещё лежала на голой щиколотке Чимина. Большой палец, чуть согнутый, застывший в середине мягкого, более гипнотического движения.

Воздух словно сгустился. Чимин дёрнулся, как от удара током, рванул ногу к себе и резко сел, одеяло соскользнуло вниз, открывая худое плечо и ключицу. Сердце заколотилось, стуча где-то в горле, дыхание прерывисто вырвалось наружу.

– Намджун?.. – хрипло выдохнул он, будто горло пересохло. – Что..что ты делаешь?

Голос сорвался, стал более детским, и он мгновенно возненавидел эту беспомощную нотку. Он отполз назад, спиной к холодной стене, сжимая край одеяла так, что побелели костяшки пальцев.

Намджун медленно убрал руку. Его лицо оставалось спокойным, непроницаемым, но в глазах блеснули странные искры – не гнев, не раздражение, что-то глубже и теплее, но от этого только страшнее.

– Вывожу принцессу из сна, – его голос был низким, ровным, с лёгкой вибрацией, будто он говорил прямо под кожей Чимина.

Каждое слово казалось очень близким, слишком интимным.

– Похоже, тебе действительно стоит научиться следить за временем, Чимин. Или ты ждёшь персонального приглашения на утреннюю перекличку?

Он позволил себе язвительную улыбку, уголок губ едва заметно дрогнул.

Слова «время» и «перекличка» ударили Чимина по голове, как ведро ледяной воды. Он резко метнулся к тумбочке, хватая армейские часы.

Цифры кричали, ослепляя взгляд. Он проспал, на целый час.

В панике, почти захлёбываясь дыханием, он спрыгнул с кровати, чуть не потеряв равновесие. Вцепился в вешалку, сорвал свою форму, ткань замоталась вокруг руки.

– Командир меня убьёт.. – сдавленно выдохнул он, судорожно натягивая брюки. Движения были хаотичными, резкими, а пальцы дрожали.

Но прежде чем он успел застегнуть ремень, перед ним выросла тень. Тихо. Незаметно.

Намджун двигался с хищной, пугающей грацией, как человек, привыкший занимать пространство и подчинять его себе.

Одна рука опустилась на дверь рядом с головой Чимина, перекрыв выход.

Вторая медленно приблизилась, и скользнула вдоль его талии, но остановилась в воздухе.

Чимин почувствовал, как его собственное дыхание стало громче, тяжелее, а ритм участился. Между ними оставалось не больше нескольких сантиметров.

– Куда так спешим? – тихо спросил Намджун. Он не повышал тон, но в этой мягкости слышался приказ.

– Утренняя перекличка уже давно прошла.

Чимин поднял взгляд, их глаза встретились, и ему пришлось сдерживать дрожь. Там, в глубине чёрных зрачков Намджуна, скрывалось что-то такое, что он не умел читать.

– Твоя суета ничего не изменит, –  продолжил Намджун медленно, смакуя каждое слово. – Не волнуйся, я уже отпросил тебя до обеда. –Пауза.

– Сейчас мы сходим в столовую, возьмём порции..и спокойно поедим у меня в комнате. Ты ведь рад?

Он говорил так, словно решения уже приняты, словно Чимин никогда и не имел выбора.

И именно тогда рука Намджуна медленно, слишком медленно сползла с двери, скользнула вдоль плеча, по тонкому боку, ниже, ещё ниже..И остановилась на ягодице.

Пальцы сжали половинки, мягко, но безошибочно властвуя.

Мир вокруг будто оглох.

Чимин замер, мышцы напряглись до боли, дыхание перехватило. Его брови нахмурились, в глазах вспыхнули искры гнева и смущения, и тихий, вырвавшийся сам собой стон разорвал тишину. Это было не унижением, но нарушением границ, слишком резким, слишком дерзким. Чимин не думал. Его ладонь взметнулась сама собой.

Хлёсткий звук пощёчины ударил в воздух.

Намджун слегка повернул голову от удара, но не отстранился. На его губах медленно появилась тень улыбки – дразнящей, едва заметной, хищностью.

– Безумно рад, – процедил Чимин, глядя прямо в глаза, голос дрожал, но от этого только звучал твёрже. Он с силой оттолкнул Намджуна, сделав шаг назад.

– Не. Трогай. Меня. Ублюдок.

Воздух стоял тяжёлым, как перед грозой, пропитанный запахом утренней пыли, металла и чем-то ещё, более личным, теплом чужого тела. Чимин всё ещё тяжело дышал, грудь вздымалась неровно, сердце било так быстро, что казалось, его стук можно услышать. На коже, там, где только что лежали пальцы Намджуна, будто осталось жгучее пятно, хотя он заставлял себя не думать об этом.

Намджун не двинулся ни на шаг. Он всё так же стоял близко, слишком близко, и тень от его высокой фигуры падала на Чимина, отрезая его от выхода, от двери, от воздуха. Щёка полковника всё ещё хранила след удара, лёгкое покраснение, едва незаметное, но взгляд..

Взгляд был полон огня. Он не был холодным. Не злым. В нём не было ни капли обиды – лишь странная, спокойная, давящая тьма, за которой скрывалось что-то большее.

Молчание растянулось, как тонкая проволока.

Секунды тянулись бесконечно.

Наконец Намджун медленно, склонил голову чуть набок, будто рассматривая его внимательно, как зверь, который уже решил, что делать с добычей. И усмехнулся уголками губ, тихо, лениво, так, что по спине Чимина пробежал холодок.

– Красиво, принцесса – сказал он негромко, шепча, но от этого голос прозвучал только ниже, глуже. – Я даже не ожидал, что у тебя хватит смелости.

Он опёрся ладонью о дверь ближе к Чимину, ещё сильнее сокращая расстояние между ними. Их разделяло не больше полушага.

Тело Чимина ощущало тепло его формы, запах кожи, свежего утра, и этот запах почему-то только усиливал дрожь, которая пробегала по позвоночнику.

Чимин попытался прижаться к стене, стараясь отодвинуться, но упёрся лопатками в холодный бетон. Сжался, вцепился пальцами в край ремня, словно этот жест мог вернуть ему контроль над ситуацией.

– Намджун.. – голос предательски дрогнул, но он быстро взял себя в руки, сжал челюсти, пытаясь говорить твёрже. – Отойди.

Ответа не последовало сразу. Полковник смотрел на него с особым вниманием, взгляд прожигал кожу, словно проверяя, как далеко он может зайти, прежде чем младший сорвётся. В тишине слышалось только их дыхание.

Потом Намджун вдруг склонился вперёд так близко, что тёплый выдох коснулся щеки Чимина. Его голос стал ниже, более хриплым, звучащим где-то у самого уха.

– А если я не хочу?

Эти четыре слова прозвучали тихо, но в них было что-то неоспоримое. Это не был вопрос. Это было утверждение.

Чимин почувствовал, как его пальцы сильнее врезаются в ткань ремня, костяшки побелели. Горло пересохло. Он сжал зубы, но не отводил взгляд, не собирался давать Намджуну увидеть страх, даже если тот уже читал его, как открытую книгу.

– Тогда.. – выдохнул он, заставляя голос звучать ровно, хоть внутри всё дрожало, – ..тебе придётся привыкнуть к отказу.

И снова пауза. Длинная. Тягучая. Мучительная.

Намджун смотрел на него ещё несколько секунд, потом медленно выпрямился, отстраняясь всего на пару сантиметров. Но его рука не ушла с двери. Он не открывал проход. Он всё ещё держал пространство под контролем, как будто проверял пределы Чимина, проверял его дыхание, его реакцию, его терпение.

Наконец полковник тихо, лениво сказал.

– Десять минут. – Чимин нахмурился, не понимая. Намджун приподнял бровь, объясняя чуть яснее, но всё тем же спокойным, ровным тоном. – Десять минут, чтобы собраться. Потом я приду за тобой.

Он скользнул взглядом вниз, на обнажённую щиколотку, на распахнутую рубашку Чимина, задержался на этом долго, явно, и только потом убрал руку с двери.

– И, Чимин, –  голос его стал тише, но твёрже, чем раньше, – ..пощёчину на этот раз прощаю, в следующий по другому будем говорить.

С этими словами Намджун развернулся и вышел, не торопясь, оставив за собой тишину, которая вдруг стала ещё тяжелее, чем его присутствие.

Чимин стоял, опершись рукой о стену, пытаясь дышать ровно. Тело всё ещё помнило чужое тепло, взгляд, слова. Он не мог понять, что именно сжимало грудь сильнее. Злость, страх или что-то, о чём он не хотел думать.

Как только дверь закрылась за Намджуном, тишина ударила по ушам. Пак даже не сразу понял, что всё это время задерживал дыхание. Он шумно втянул воздух, опустился на край кровати и уткнулся лицом в ладони. Сердце колотилось так, что казалось, оно вырвется из груди.

Он чувствовал, как дрожат пальцы.

Губы пересохли, дыхание было рваным, коротким, будто он только что пробежал несколько километров. Он попытался сосредоточиться, заставить себя успокоиться, но всё, что видел перед глазами – это его взгляд.

Чёрные глаза Намджуна. Тяжёлые. Спокойные. Знающие.

Юноша провёл ладонью по лицу, но жест был слишком резким, частично нервным. В висках гулко отдавался каждый удар сердца, и чем сильнее он пытался выбросить из головы последние минуты, тем отчётливее возвращались воспоминания.

Прикосновение к щиколотке Медленное, ленивое, будто изучающее движение большого пальца. Тепло чужого тела рядом. Шёпот у самого уха.

Он сжал кулаки, заставляя себя резко выдохнуть, и тихо пробормотал.

– Чёрт..

Слова застряли в горле, сухие, злые..В комнате по-прежнему было тихо, но эта тишина больше не казалась утренним покоем. Она была гнетущей. Слишком много воздуха пропиталось чужим запахом, чужим теплом.

Всё вокруг будто хранило следы его присутствия.

Чимин поднял взгляд и заметил свою форму, брошенную на пол. Резко встал, подхватил её и стал одеваться, движения были дёргаными, нервными. Каждая пуговица застёгивалась с усилием, будто пальцы перестали его слушаться. Он снова взглянул на часы. Времени было ещё достаточно.

Но мысли не давали покоя. Он прекрасно знал, что этот разговор не закончился. Намджун не был человеком, который отступает. Он вернётся.

Это осознание только усиливало раздражение, но под ним, глубоко, сидело другое чувство – неприятное, горячее, липкое.

Он ненавидел себя за то, что его тело реагировало. За то, что внутри него всё сжалось, когда Намджун наклонился слишком близко. За то, что сердце не слушалось.

Чимин сел обратно на кровать, сжал пальцами край одеяла и зажмурился, пытаясь выбить эти мысли из головы. Внутри стоял хаос. Злость на Намджуна, злость на себя, и какая-то чужая дрожь, которую он не мог понять.

Он сидел так несколько минут, пока внезапный звук не заставил его вздрогнуть. Щёлчок. Ручка двери.

Чимин резко распрямился, дыхание перехватило. Дверь открылась бесшумно, как будто её толкнули ладонью. В проёме появился Намджун.

Он вошёл так, словно ничего не случилось, его лицо оставалось спокойным, будто он был просто командиром, который пришёл проверить своего солдата. Но что-то в его взгляде выдавало другое. Это не была холодная власть. Это было что-то куда более личное.

– Время вышло, – сказал он тихо, ровно, но в голосе слышалась скрытая сталь.

Он закрыл дверь за собой и прислонился к ней спиной.

– Я же сказал, что зайду за тобой.

Чимин медленно поднялся на ноги, выпрямился, но мышцы были напряжены, как натянутая струна. Он попытался смотреть прямо, но взгляд Намджуна был тяжёлым, липким, тянущим.

– Я готов, – коротко бросил он, но голос предательски дрогнул. Он сделал шаг к двери, но Намджун не отступил. Вместо этого медленно склонил голову чуть ниже, заглядывая ему прямо в глаза, и в его движениях не было ни суеты, ни спешки, только абсолютная уверенность.

– Правда? – тихо произнёс он,шепчась –Готов?

Эта близость снова обожгла. Мир вокруг будто стал меньше, тише. Сердце Чимина забилось в висках, дыхание сбилось, но он не позволил себе ни слова.

И тогда Намджун сделал шаг вперёд. Медленный. Рассчитанный. До тех пор, пока между ними не осталось одного вдоха.

Чимин попытался обойти его, но Намджун не сдвинулся с места. Тот просто стоял, прислонившись к двери, и наблюдал.

Его взгляд был прямым, как будто он видел всё – каждый нерв, каждый вздох, каждую дрожь.

Чимин почувствовал, как грудь сдавило изнутри, словно воздух стал гуще. Он попытался спрятать волнение за холодной маской и выдохнул.

– Пропусти..мне нужно идти.

Намджун не ответил. Он лишь медленно оттолкнулся от двери и сделал шаг вперёд.

Один. Потом второй. Движения были спокойными, размеренными, но в этой медлительности было что-то хищное, опасное.

Чимин отступил назад, пока его спина не натолкнулась на стену рядом с дверью.

Сердце билось уже не просто быстро, оно грохотало, отдаваясь в ушах, висках, кончиках пальцев.

Намджун остановился так близко, что Чимин почувствовал тепло его дыхания на своей коже. Между ними оставалось меньше полушага. Мир вокруг сузился до этого пространства, до этого взгляда, до запаха свежего утреннего воздуха, смешанного с кожей и чем-то едва уловимым древесным, горьким, резким.

– Ты слишком дрожишь, – тихо сказал Намджун, наклоняясь чуть ниже. Голос был низким, мягким, но в нём ощущалась твёрдость. – Тебя всё ещё трясёт.

Чимин отвернулся, сжал кулаки и упрямо процедил.

– Отпусти меня, Намджун.

Ответа не последовало. Вместо этого Намджун протянул руку и медленно, с ноткой осторожности, положил ладонь на его шею, не  сжимая, не давя, просто ощущая, как под пальцами бешено бьётся пульс. Его большой палец скользнул вдоль линии челюсти, и Чимин вздрогнул, не успев скрыть этого.

Намджун склонил голову ещё ближе, их лбы почти коснулись. Взгляд был тёмным, глубоким, слишком спокойным для того, что происходило внутри. Он говорил тише, чем шёпотом.

– Перестань бороться, Пак.

И прежде чем Чимин успел отреагировать, Намджун сделал шаг вперёд, резко, но точно, и прижал его к двери. Спина Чимина ударилась о холодное дерево, но он не издал ни звука, а дыхание застряло в горле.

Они были слишком близко. Слишком.

Чимин хотел возразить, хотел оттолкнуть его, но руки словно приросли к бокам.

Его тело слушалось не его. И в тот же миг Намджун поднял ладонь к его щеке, зафиксировав подбородок большим пальцем, и поцеловал его.

Не резко. Не грубо. А медленно, осторожно, как будто давая ему время.

Губы Намджуна были тёплыми, уверенными, но поцелуй был не о власти. В нём не было насмешки, не было давления, только странное, обжигающее спокойствие.

И это сбило Чимина с толку сильнее, чем всё, что произошло до этого.

Сначала его сердце взорвалось паникой.

Но через несколько мгновений дыхание начало выравниваться. Мир вокруг растворился, остался только этот момент, этот запах, это тепло. Его руки непроизвольно приподнялись, пальцы коснулись груди Намджуна, будто пытаясь остановить..но не останавливали.

Когда Намджун отстранился, Чимин был уже другим. Дыхание неровное, взгляд расфокусированный, тревожность смыта, как после долгого дождя. Мужчина посмотрел на него пристально, так близко, что младший чувствовал, как горячее дыхание касается кожи.

– Видишь? – ласково он произнес.

– Всё тише.

Чимин сглотнул, его губы дрожали, но он не сказал ни слова. Он не мог.

Намджун отстранился только на шаг, не давая ему пространства, и тихо добавил.

– Пойдём, кроха. Завтрак ждёт.

___________________________________

Утро пришло резко и безжалостно. Тэхен сел на кровати, сердце бешено колотясь. Первое, что он почувствовал – запах. Слабый, но устойчивый запах мыла и кожи, чуждый его комнате. Запах Чонгука, исходивший от кофты, аккуратно висевшей на спинке стула.

Он одевался на автомате, движения замедленные, разум всё ещё там, в прошлой ночи. Каждое напоминание о реальности – холодный пол под босыми ногами, грубая ткань собственной формы – было маленьким уколом. Он был другим человеком после той ночи, но мир вокруг оставался прежним, суровым, строгим и безжалостным.

Его вызвали сразу после утреннего построения. Не сержант, а личный ординарец директора училища. Холодный взгляд, короткое: «Рядовой Тэхен, к директору. Немедленно».

Ледяная волна прокатилась по спине. Они знают. Мысль ударила молотом в висок. Кто-то видел? Кто-то донёс? Про его ночную вылазку? Про.. Генерала? Стыд и страх сковали горло. Он шёл по коридору, не чувствуя под собой ног, готовясь к худшему.

Кабинет директора был таким, каким он и должен был быть. Огромный стол, флаги, портреты, запах старого дерева и строгости. Директор, седой мужчина с жёстким, непроницаемым лицом, не предложил ему сесть.

– Тэхен, – его голос был ровным, без эмоций, словно он зачитывал доклад. – Получено сообщение. Завтра к двенадцати часам в училище прибывает твой отец.

Тэхен замер. Это было так неожиданно, так далеко от всех его пугающих предположений, что мозг на мгновение отказался воспринимать информацию.

–Отец?.. – переспросил он глухо.

– Так точно. Я предоставлю тебе увольнительную на весь день для встречи. Всё необходимое будет организовано. Свободен.

Тэхен автоматически топнул сапогом, отдал честь и вышел, движимый чистой мышечной памятью.

Дверь закрылась за ним, и он прислонился к холодной стене коридора, пытаясь перевести дыхание. Облегчение от того, что его тайну не раскрыли, было таким сильным, что на секунду потемнело в глазах. Но почти сразу же его накрыла новая волна – леденящий, тошнотворный ужас.

Отец.

Не просто отец. Генерал. Человек, для которого понятия «честь», «долг» и «безупречность» были не просто словами, а единственно возможным кодексом существования. Человек, чьё молчаливое, суровое одобрение Тэхен пытался заслужить всю свою жизнь. И который прибывал сюда ровно в тот момент, когда его сын запутался в таких чувствах, таких мыслях, которые генерал счёл бы не просто слабостью, а самым страшным предательством и позором.

Тэхен медленно сполз по стене, закрыв лицо руками. Завтра. У него был всего один день. Один день до того, как его два мира – тот, что полный новых, пугающих и прекрасных ощущений, и тот, старый, построенный на долге и суровой дисциплине – столкнутся лоб в лоб. И он боялся, что это столкновение раздавит его насмерть.