Глава 2.
Не смотря на присланное СокДжином сообщение, я всё-таки пришла на работу. Мне было стыдно, холодно и мерзко. Четыреста взглядов было устремлено на меня в первой половине дня, что очень давило на самооценку и уверенность, которую я уже успела за утро растерять.
Мужчина, которого я встретила у пятого дома, сказал, где можно купить такую вазу, а я позвонила матери и все ей рассказала, выслушав тираду возмущений, оскорблений и недовольств. По-другому было нельзя.
Я подошла к своему столу и провела рукой по его поверхности. Столько воспоминаний. Столько жизни. Мой взгляд устремился на заметочные листики, приклеенные на специальную для этого стеночку рабочего стола, и в голове сразу всплыло несколько разных мыслей. Как я начинала, как я продолжала, и как я продолжаю. А потом.. Что будет?
— Ким Хуан? Зайдите ко мне. — услышала я хриплый голос нашего президента компании, и мне ничего не оставалось, как поплестись в его мрачный, но такой родной кабинет.
Родной? Да, я бывала там не раз. Особенно, когда дела только начинались и у меня ничего не выходило, а либо все валилось из рук. Вот директор говорит президенту, что у меня еще все впереди, что я поднимусь, встану с колен и взлечу, когда их крыша падёт.
Президент Ли Хенджин был лет пятидесяти, седой, носящий постоянно серого оттенка одежду, и имеющий серые предметы из абсолютно любой страны. Вот на столе стоит стаканчик от Макдональдса, перекрашенный в серый оттенок, вот фигурка Президента Российской федерации в серебренном покрытии, полки с книгами и нужными документами тоже, как и папки, в которых лежали те самые документы, — все было цвета меланжа или серебристого. Чистый амбассадор серебра, вылитый дед. Но мы его так любим. Около 5 лет я работала у него секретарем. И теперь все разрушено.
— Присаживайся, Хуан. — махнул он рукой.
Я села, и ягодицы напряглись, вместе со всем телом.
— Тебе уже сказали, что ты уволена? — прошамкал он, и громко откашлялся.
Я кивнула. Не могла сказать что-то, потому еде сдерживала слёзы от боли.
— Правда, в этой истории есть доля верного.
— Что? — вырвалось у меня.
— Есть кое-что ещё. Как твой любимый босс и начальник, я не могу оставить тебя без работы. Поэтому даю твою рекомендацию в компанию сына моего лучшего друга.
Напряжение слегка спало, но как только я задумалась, что там все будет по-другому, — а как я не люблю начинать сначала, — сердце застучало чаще.
— Не переживай, замену мы тебе уже нашли. — эти слова прозвучали как стрела и попали прямо в душу.
Замену... Мне, замену... Нашли... Почему всегда все так быстро происходит? Нет никаких предупреждений, намеков. Но что я сделала не так, что меня увольняют? Я не могла спросить, потому что не могла произносить слова.
— Не расстраивайся, Хуан. Та компания намного лучше, чем эта. — он посмотрел такими добрыми глазами, что я не сдержала слезу, и та упала сначала мне на щеку, а с щеки на его рабочий стол.
— Простите.. — промямлила я и хотела встать и уйти, как в кабинет зашел Пак Мичин, наш директор. Увидев меня со слезами на глазах, он улыбнулся.
— Ну, Хуан, это что такое? Слезы? Стоп, я вижу слезы? — начал он смешить, корчив разные рожицы. Я улыбнулась, он выиграл.
— У тебя еще все будет, Хуан. — мужчина приобнял девушку, и та разрыдалась у него на плече, что заставило мужчину зажать скулы.
***
Спустившись по лестнице от кабинета президента, я увидела лица осуждающие и уже скучающие по мне. До сих пор я не понимала, почему меня уволили и уже смогла дать волю словам тогда, когда вышла на улицу и вдохнула свежий воздух.
— Почему меня уволили? — прямо спросила я, смотря на небо.
Я сидела с Сокджином на нашей любимой скамейке и пила страшно сладкий кофе с корицей, закусывая губу. Он пытался есть шаурму, заказанную в нашем любимом ларьке, неподалеку стоящем от компании.
— Я точно не знаю, но говорят, — он прожевал и сглотнул, — что тебя порекомендовали, как лучшую секретаршу в Сеуле.
— Почему именно я? Почему это все именно со мной? — задавала я вопросы облакам, которые плыли по голубому небу.
— Не знаю, может потому что ты воспитана своего матерью. — ответил Сокджин вместо неба.
— А другие секретарши не своими что ли воспитаны? — возмутилась я.
— Нет, я имел ввиду, что воспитана именно Госпожой Ким, то есть твоей матерью. Ее характер я знаю, поэтому тут без сомнения все упирается в твое воспитание. — он откусил еще один кусочек шаурмы и капля майонеза упала на его новые бежевые брюки.
Его глаза расширились, а горло издало звук, напоминающий вскрик. Он подскочил и начал как-то возмущенно двигаться, не понимая, что ему делать с майонезом на штанах.
Я рассмеялась.
— Что смешного? — сказал он, проживав последний кусок, и теперь упаковка лежала в урне.
— Подожди, я сейчас вытру.
Моя рука автоматически забралась в сумочку и достала оттуда влажные салфетки с ароматом клубники.
— Ты такой человек, понимаешь. Тебе до всего есть дело, только не до себя. — сказал он, а моя рука остановилась у него на штанах.