8
Середина декабря. Снаружи окончательно воцарил мороз. Те, кто были внутри, понимали это по диковинным рисунках на своих окнах. Вот и Чонгук сейчас сидел у окна и задумчиво водил пальцем по стеклу.
Сегодня утром его отправили на осмотр.
Лечащий врач говорил вразумительные, но безутешные вещи.
— Слизь ещё скапливается на альвеолах. Создается перепад нижнего и верхнего давления. Поэтому ты чувствуешь сдавливание и боль в груди. Но хочу тебя немного утешить: вероятность рецидива уменьшилась до сорока процентов. Препараты пока что отменять не буду. Дозу менять тоже.
Практически, ничего нового.
— Скажите, это нормально, что меня до сих пор мучают боли изнутри за рёбрами? — он показал пальцами на место в груди. — Прямо там, где вводили трубку, особенно при длительной ходьбе.
— У некоторых людей боли в области разреза, ощущение стянутости или ломота в мышцах могут продолжаться в течение 7 месяцев или дольше. Это не означает, что с вами что-то не так.
— Ясно.
— Ассистент Ким Джису доложила, что у вас наблюдается наличие сердечной аритмии, частые проблемы с дыханием, а пару раз температура измерялась в 38,3 °С. По этому ряду причин вам может понадобиться остаться в больнице ещё на некоторое время.
Кто бы сомневался. Ну да, давайте, отпразднуем здесь моё девятнадцатилетие.
Чонгук безэмоционально слушал, что ему говорил врач, поблагодарил мужчину и покинул кабинет.
Выйдя во внутренний двор клиники, он направился к альтанкам и, струсив снег, сел на деревянную лавочку внутри.
Отыскав в контактах «Мама», он нажал на кнопку вызова. Странно, что не было причины ей звонить, ведь ничего конкретного о его состоянии здоровья ему не доложили. Наверное, просто захотелось поговорить с кем-то родным.
— Алло, мам, привет, — он посмотрел на замерзший пруд. Утки уже давно улетели в районы потеплее.
Сигнал был плохой.
— Гуки, я сейчас на конференции, но скажи вкратце, что там у тебя по состоянию? Ты мне писал, что сегодня должен быть осмотр у главврача. Что сказали?
— Ничего нового, — и он пересказал услышанный утром вердикт.
— Ну знаешь, сынок, отсутствие ухудшения — это тоже прогресс! По крайней мере, тебе не становится хуже.
Но ему ведь и не лучше.
— Ладно, ма, не буду тебя отвлекать, пойду пройдусь.
— Целую тебя, пока! — он скинул трубку, оборвав женщину на полуслове.
Кого они обманывают? Никто не хочет говорить, как есть. Лишь замыливают ему глаза. Он понимал, что никто не хочет обрывать его надежды, но всё равно, так не хотелось слушать их лживых утешений. Вчера ему даже написал староста его группы из школы. Что-то вроде «Всем классом вспоминаем тебя. Парни скучают по твоих голах».
И именно сейчас он вспомнил баскетбол. Тогда Чон делал то, что хотел. Сейчас он зависит от того, что терпеть не может.
Он нашел её в комнате персонала, рассчитанной на двоих медсестёр. Настольная лампа была единственным источником света в полумраке. Но это не помешало ему разглядеть её усталый вид. Ким отрешённо что-то выписывала в бумагах. Заполняла документацию и справки по пациентах.
Заметив вошедшего, Джи обернулась и встретила его тёплым взглядом.
— Ну, что сказал врач? Я видела, у тебя сегодня запланированный осмотр в бланке.
Было в её голосе непонятное. Словно она сейчас спрашивает одно, а мыслями далеко не здесь.
— Сказали, что вероятность рецидива равна сорока процентам. Буду продолжать лечение по старой схеме.
— Это же чудесно, — она слегка улыбнулась. — Я рада за тебя. Видимо, мои капельницы делают своё дело. Ну и без шоколада не обойшлось.
Чон улыбнулся. Впервые за сегодня. Надо же было с нетерпением ждать до вечера, чтобы увидеть того, кто может вызвать улыбку. Он присел на стул возле раскладушки.
Джису иногда казалось, что она с радостью променяла бы широкую удобную кровать в своём доме на кушетку в общей с другой медсестрой комнатушке, где часто досыпала в перерывах между сменами. Лишь бы не ощущать себя не своей в чужом доме.
Он заметил, как её глаза поблекли и наполнились влагой. Плечи подрагивали, словно останавливали какую-то бурю внутри. Она склонила голову набок, прикрыла лицо волосами, а рот рукой и две дорожки слёз покатились по её щекам. Не хотела она плакать здесь и сейчас перед своим другом. Ей было неуютно плакать перед ним. Хотелось всегда казаться сильной, вселять оптимизм, а сейчас что?
С застывшим лицом Чонгук смотрел, как она вытирала нахлынувшие слёзы тыльной стороной руки. Следуя порыву, парень наклонился вперед и заключил в крепкие объятия, а та утопала в его чёрном худи, сминая ткань влажными от слез пальцами.
— Не надо, не плачте.. - он не мог найти утешительного тона.
— Хочу и буду.
Он не понимал, что было причиной её состояния. Его диагноз? Устала на работе? Кто-то обидел? Но новое ощущение её тёплого тела в его худых длинных руках сбивало с толку любой появившийся на языке вопрос.
Он прижал её ещё ближе.
— Ладно, тогда плачьте.
Она подняла на него взор своих туманных глаз.
— С тобой так просто, мальчик-жутик.
Именно её не хватало Ким - простоты в жизни: простоты мыслей и планов.
И вновь положила голову ему на грудь. Слишком давно она не позволяла себе плакать и старалась не думать кое о чём... Но всё равно однажды наступает такой момент, когда она выплеснется наружу, вся эта пакость, которую вы норовите запрятать в мозгах подальше глубоко-глубоко.
Он заметил красные следы на ее обоих кистях , словно кто-то с силой сдавил руки.
— Нуна, вы от этого плачите? — спросил юноша, поглаживая большим пальцем отметины, будто от этого они сотрутся.
Ким отстранилась, хотя поймала себя на мысли, что внутри желала уснуть в его тепле. Он был таким милым, таким добрым, и его большие черные глаза, словно бусины, переливались самыми тёплыми огоньками.
— Всё в порядке, Гуки. Не бери в голову , — Джи начала вытирать слёзы. Она вынужденно улыбнулась. — Наверное, что-то в шоколад подмешивают, я стала такой сентиментальной.
Вновь эта улыбка. Сквозь грусть. А Чонгуку хотелось, чтобы она улыбалась ему искренне, чтобы он был причиной её улыбки.
— Может тогда.... давайте почитаем? — нерешительно предложил он.
Ким добродушно посмотрела на него. Разглядывала контур его лица, бледность кожи, похлопывание чёрных ресниц. Понимает ли он, насколько уникальным является?
— Чонгуки, я тебе говорила, что ты нечто?
Она достала из своей сумки сборник рассказов Кафки, уселась поудобнее на раскладушке, плечом к его плечу, накрыла обоих пледом и принялась читать.
А его счастью не было предела: наблюдать, как она вздымает брови, когда сменяется повествование. Или как старается говорить разными тональностями, чтобы передать эмоции персонажей. Как мило морщит нос, если ей что-то не нравится в сюжете.
Сейчас он дышал ровно и спокойно. Покалывание в груди сменилось теплом.
Когда она рядом, он забывает выпить таблетки.