Глава 13
Отрезвляет Соны боль...
— Куда собралась? — рявкает Исин, хватая Соны за волосы, оттаскивая от окна и бросая на пол. Замах. Удар. Жгучая боль обжигает спину. — Это тебе за то, что пыталась убить меня. — Замах. Удар. Соны плотно зажимает зубы. — Это за побег. — Замах. Удар. — Это за то, что постоянно себя пытаешься убить, — замах, и на спину Соны обрушиваются три новых удара. На глазах выступают слезы, но Соны не видит, как Исин начинает плакать вместе с ней. — А это за то, что завладела моим сердцем.
Чон Соны громко кричит, её руки подкашиваются, и она падает лицом в ковер. Прут еле хлещет по её спине, ягодицам и бедрам, оставляя кроваво красные полосы, рассекая кожу, а в ушах вместе со свистом от ударов так и стоит признание Исина. Значит, все это было простой блажью, истерикой глупого ребенка, и Соны была любима, но пошла на поводу у слов, а не сердца и теперь платит за это. Глаза застилают слезы.
Удары неожиданно прекращаются. Исин бегло вытирает обильную влагу со своего лица, отходит к окну и зовет Сухо. Соны обессилено стонет, приподнимаясь на руках и тут же снова падает. Она хочет признаться, что тоже любит, вымаливать прощение, но молчит, язык после всего этого не поворачивается. Ведь это не Исин, а она , Соны, обманщица. Это она обманула чувства, ожидания.
— Проследи, чтобы её помыли и позови лекаря, пусть осмотрит. Потом запрешь в её покоях, корми хорошо, пусть живет здесь, как жила в последнее время. Только... все острое убери и окна заколоти. И да... чтобы я её больше никогда не видел и ничего мне про неё не говорите, пока сам не спрошу. Ясно?
— Конечно, — отвратительно улыбается Сухо, склоняя голову, когда Император проходит мимо него к двери. Соны поднимает на него взгляд, и ей кажется, что она видит на лице Исина... слезы?
***
В замке Чон Соны превращается в самую настоящую невидимку. Покои её теряют свои прежние красоту и уют, а все от того, что через забитые окна больше не проникает солнцечного света и постоянно заунывно горят свечи. Первое время они кажутся красивыми, но когда ты дни и ночи проводишь среди их жара и дыма, становится так тоскливо и удушающе. Прислуга приходит всего несколько раз на дню: принести еды, обновить воду в кувшине. И все в полной тишине и молчании. Лекарь после своего первого и единственного осмотра теперь обрабатывать раны и синяки отправляет своего помощника Бекхена. Но это даже и хорошо, потому что только благодаря Бекхену Соны чувствует, что еще жива и окружают её не молчаливые призраки, а люди.
Достаточно быстро Соны понимает, что тоска её по Исину. Ей не хватает их разговоров, во время которых мужчина лежал у неё на коленях и поглаживал её руки, и что уж говорить о чем-то большем.
Выглянув в крохотную щелочку между досками, через которую только и удается отслеживать, как сменяются дни и ночи, Соны видит развернувшиеся в саду приготовления. От охватившей ностальгии сдавливает сердце.
Благодаря такому же празднику все и началось.
Раздается привычный тихий стук в дверь, и в покои осторожно входит Бекхен, неся с собой мазь и немного вкусностей, которыми только помощник лекаря теперь и балует. Конечно, Император приказал делать все, как и прежде, но честно этого никто не исполняет.
Соны ложится на живот, и пальцы в холодной мази касаются кровавых полос, из-за которых наложница теперь всегда лежит на животе и старается минимум сидеть.
— Исин не спрашивал обо мне?
— с надеждой интересуется Соны, хоть и понимает, как это бессмысленно.
— Нет, — зачем-то качает головой Бекхен, ведь Соны все равно его не видит. — Он теперь мало кому показывается и ходит мрачнее тучи. Особенно после... — Бекхен подозрительно замолкает, руки его теряют осторожность, и Соны болезненно шипит.
— В чем дело?
— Одна из наложниц беременна. Исин выделил ей отдельные покои в другом крыле, кучу слуг, и все теперь посмеиваются над тобой, решив, что от тебя избавились именно благодаря этой наложнице и ее положению, — Бекхен тяжело вздыхает.
— Я часто слышу смешки вроде: «вот, что значит женская сила, не то, что эта, а как выделывалась».
— А Исин сам-то рад ребенку?
— Соны уже чувствует, как к глазам подпирают жгучие слезы ревности.
— Ну-у-у-у, наследник все-таки. А так... я не знаю.
Бекхен уходит, а Чон Соны остается одна со своей болью. Она плачет в подушку, чтобы никто не услышал её еще большего позора.
Но вскоре изможденная она засыпает, проваливаясь в беспокойный сон. Поэтому-то она не слышит, как к стражникам её покоев подбегает служанка, истерит, что госпоже (так теперь за глаза Исина называют беременную наложницу) плохо. И, когда стражники, проверив, что Соны спит, уходят, еще одна девушка, стоящая за углом, на носочках юркает к покоям Соны, заглядывает внутрь и опрокидывает на ковер большей канделябр с горящими свечами.
***
Исин сидит в тронном зале, подперев рукой раскалывающуюся голову. Мысли о Чон Соны никак не хотят уходить. Он винит себя за то, что все-таки поднял руку на чарующее создание, хоть и обещал обратное. Может быть, она и вправду лгала? Но ведь иначе просто было нельзя. Соны, будучи наложницей, получила все: и покои, и подарки, и даже любовь самого правителя, но не оценила это и.. она пыталась его задушить! Вроде, Исин и оправдывается этим, но его все еще беспокоят причины, почему же Соны пошла на такой шаг? Неужели её так оскорбило, что её тыкнули носом в собственное положение. А почему? Любая женщина мечтает о таком, да и не женщина тоже.
Тяжело вздохнув, Исин переваливается на другой бок, все так же подпирая голову рукой.
«Как сейчас она?», «сильно ли обижается?», «плачет ли?», «злится ли?», «больно ли ей?» – все эти вопросы постоянно занимают сознание Исина, и он уже готов хоть у кого-нибудь поинтересоваться, как же там его малыша, но не успевает. В зал вбегает слуга и нашептывает, что король и королева Поднебесья прибыли.
— Где моя дочь?! — только ступив за порог тронного зала, вспыхивает королева. Исин морщится от отражающегося о каменные стены голоса и старается принять как можно более серьезный вид.
— Для начала я бы попросил вас проявить уважение ко мне, как к правителю той страны, в которую вы прибыли, — раздаражается Исин, взирая сверху вниз на крошечную женщину, черты лица которой, да и поведение кажутся ему больно знакомыми.
Король одергивает жену, чтобы не спешила, и отдает все положенные почести. Исин приглашает гостей расслабиться после долгого пути в банях, отдохнуть в приготовленных для них покоях, и королева снова пытается завести шарманку про дочь, но супруг сдерживает ее, потому что они ждали полгода, за пару часов ничего не случится.
Только на празднике в саду снова удается поговорить.
— Я вас уверяю, что нет у нас никаких принцесс. Мои корабли без разрешения на торговлю никогда не заплывали на вашу территорию, — говорит Исин , отпивая из кубка и смотря, как извиваются танцовщицы. Он не видит в их движениях той грации, той красоты, той отдачи и брезгливо отворачивается. Сердце сдавливает от воспоминаний о Соны.
— И вы нас поймите, — тяжело вздыхает поднебесный король. — Полгода назад наша младшая дочь вышла в море, но так и не вернулась. Мы нашли корабль, и вся её команда была мертва, но тела нашей принцессы там не было. Мы решили, что она, возможно, упала в воду, и отчаялись, а тут... совсем недавно к нам приходит известие, что наша дочь, нашу Чон Соны продали сюда, во дворец, в качестве рабыни.
Исин подскакивает на ноги от услышанного имени. В голове у него все путается, а сердце сходит с ума.
— Как вы сказали?
— Император, пожар! Пожар, Император! — кричат в панике слуги. И только сейчас Исин осознает, что запах дыма исходит далеко не от факелов и свеч.
— Где?
— В покоях наложницы. Там потушить не могут. Уже дверь горит.
Продолжение следует. ..