Глава 4
Я прибегаю домой ближе к ночи. К счастью, отец уже спит, и мама вроде тоже.
Я тихо открываю дверь и на цыпочках поднимаюсь по лестнице, стараясь не шуметь. Сердце грохочет, как будто предчувствует беду. Я уже тянусь к дверной ручке, как вдруг в комнате вспыхивает резкий свет, вырываясь из темноты, будто прожектор.
На пороге стоит мать. Лицо злое, глаза полны ярости. Ни малейшего удивления — будто она стояла здесь и ждала.
— Где тебя носило? — холодно, но зло бросает она, не повышая голос, но от её интонации тело покрывает ледяная дрожь.
Я чувствую, как к горлу подкатывает ком. Она, конечно, замечает спортивную сумку в руках, идеально собранный пучок, макияж — всё выдаёт меня с головой.
— На выступлении... — шепчу я, опуская взгляд, как будто виновата в этом.
— Я больше не собираюсь прикрывать тебя перед отцом. Это был последний раз, Адель.
Я вскидываю на неё глаза, пытаясь выдавить улыбку, слабую, почти извиняющуюся.
— Спасиб...
Но она не даёт договорить:
— Возьмись за голову. Или тебе не понравятся наши с отцом действия. В этот раз всё будет по-другому.
Внутри всё сжимается, по коже бегут мурашки. Она говорит это так просто, спокойно, словно выносит приговор.
— Но... — я почти умоляю, не понимая, за что.
Она подходит ближе, взгляд злой, твёрдый, будто она снова недовольна мною.
— Никаких «но»! Я серьёзно, Адель. Все твои балетные вещи окажутся в мусорке. Ты будешь заперта дома, под нашим надзором. Как маленькая девочка, если не хочешь вести себя, как взрослая.
В носу щиплет. Я почти не дышу. Молчу. Потому что любое слово сейчас только усугубит.
— Ты бросишь этот чёртов балет и займёшься поступлением. Хватит позора. Будь достойна фамилии своей семьи.
Она говорит это так, как будто моё увлечение — это пятно на их репутации. Как будто я — пятно.
Я уже открываю рот, чтобы сказать хоть что-то в своё оправдание, но она разворачивается и выходит, бросив на прощание:
— Я всё сказала, Адель. И тебе лучше послушать меня.
Дверь закрывается. И наступает гробовая тишина.
Я стою в комнате несколько секунд, словно меня ударили. Затем срываюсь, бросаю сумку на пол и падаю на кровать. Всё внутри разрывается. Слёзы мгновенно обжигают лицо, как будто копились слишком долго и теперь просто не могут остановиться.
Почему мои родители так относятся ко мне? Почему им плевать на мою мечту? Почему для них балет — не искусство, не дело моей жизни, а просто глупость?
Я же учусь отлично, я не гуляю по ночам, я стараюсь — всегда. Почему они всё равно твердят «возьмись за учёбу», будто я двоечница? Почему не видят во мне ничего, кроме ожиданий?
Что значит «будь достойна фамилии»? Я стараюсь — и всё равно недостойна? А может, они уже решили, что я и не была?
Они никогда не были на моих выступлениях. Никогда не похвалили. Не спросили, как я станцевала. Не обняли после сцены. Никогда.
Всегда, на дни рождения, когда мне дарили деньги — я откладывала. Не на куклы. Не на модные игрушки. А на пуанты. На боди. На платье для следующего концерта. Пока другие девочки копили на телефоны, планшеты, косметику, новых кукол Барби, я копила, чтобы не выбиваться из зала. Чтобы снова и снова выходить на сцену.
Я помню, как хотела куклу Барби. Всего одну. Как у всех. Но каждый раз удерживала себя — потому что старые пуанты натирали до крови. Я приходила домой со стёртыми ногами и улыбалась — потому что танцевала.
Потому что я люблю балет.
Потому что я не просто танцую — я проживаю движение, чувствую музыку, вживаюсь в каждую эмоцию.
Я помню, как в три года смотрела на балерин. Как заворожённо наблюдала за тем, как они скользят по сцене в пудровых пуантах. Однажды мне подарили шкатулку с балериной — бабушка. Она давно умерла, но шкатулка со мной. Спрятана глубоко в шкафу. Я боюсь, что родители её выбросят, если найдут.
Я лежу, уткнувшись лицом в подушку, вся в слезах.
И вдруг — звук смс.
Я вскакиваю, протираю глаза. Экран телефона подсвечивает темноту. Открываю мессенджер. Незнакомый номер.
Незнакомый:
Привет, звёздочка.
Сердце замирает. Это Тайлер Стерлинг.
Мужчина, что заступился за меня. Тот самый, чьи глаза прожигали меня на сцене.
Я не знаю, что ответить. Почему он пишет мне? Чего он хочет?
Я ничего не понимаю. Только помню, как он смотрел на меня, своими темными, карими глазами. Как будто видел всё, что я прятала. Все мои страхи, боль, голую душу в танце. Он не сводил взгляда, я точно это чувствовала.
Весь номер я ощущала чужой взгляд. Взгляд, что будто гладил по коже. И теперь я знаю, чей.
Я не собираюсь отвечать. Просто кладу телефон рядом. Но он снова вибрирует.
Ещё одно сообщение.