Глава 19
В коридоре долго вожусь с обувью, Адам уже вышел, и я малодушно надеюсь, что он не дождется, есть плохое предчувствие.
Набрасываю куртку, гремлю ключами.
Мама с сестрой шушукаются, слов не разобрать, слышно только крики детей, вот они пока шептаться не умеют, у них все на виду, единственные искренние люди в нашей семье.
Не станут сплетничать за спиной.
По крайней мере, ещё несколько лет точно.
В подъезде темно, на улице ветер, кусаю губы и высматриваю Адама.
Он возле синей машины, опять какая-то новая, он выпускает в воздух кольца дыма.
Холодно, и небо висит так низко.
Два месяца назад он так же ждал у ресторана, и я на крыльях к нему летела, и до последнего не верила, что он это всерьез.
И он ведь не изменился, тот же самый подтянутый респектабельный мужчина, фамилия которого открывает почти все двери.
Замечаю в его руке куклу Алисы.
- Ты мою племянницу обокрал, - киваю на Барби. Подхожу ближе.
Он переводит рассеянный взгляд с куклы на меня.
- Хорошая девочка, - он усмехается, затягивается. - Может, и тебе такая нужна. Чтобы дома сидела. А не шлялась с кем попало. Как ты? - он зажимает губами сигарету и спускает на нос очки.
- А почему не через год спросил? - подтягиваю джинсы на коленке.
- Это претензия? - сухо уточняет он.
- Нет, но...- под его внимательным взглядом спотыкаюсь на полуслове. Становится вдруг ясно, почему он вчера позволил меня увезти, почему не приехал.
Там стояли машины, курили игроки, они всё видели.
Ему просто табу, его на смех поднимут.
Один сын набросился с кулаками, другой жену на руках унес.
Адам Метельский фуфло - это не слухи, а смерть.
- Зачем приехал тогда? - ежусь, запахиваю куртку. Неловко от этой мысли, голос садится. Бормочу. - Если тебе за меня стыдно.
- Захотел и приехал. Уверен в тебе был, Яна, - он кидает сигарету под ноги, тушит подошвой. - А ты мне так все испортила. А я не в том возрасте и положении. Чтобы репутацией разбрасываться, - он смотрит по сторонам и говорит, словно и не мне, а сам с собой рассуждает. - Супругу-студентку, что ночами поет в кабаке я позволить себе могу. А ту, что любовников заводит - нет. По-хорошему, твоя фотография уже в криминальных сводках должна светиться. Ушла из дома и не вернулась.
Он переводит взгляд на мое лицо.
Меня то ли в жар бросает, то ли морозит, перевариваю его слова и переспрашиваю:
- Это ты угрожаешь так?
- Вот ещё, - уголок его губ, дрогнув, снисходительно поднимается. Он мнет куклу в руках и вдруг кидает ее в меня.
Машинально ловлю Барби, цепляюсь в ее волосы.
- Я объясняю, как должен с тобой поступить. Чтобы у меня за спиной, говоря по-простому, меня не считали чмом. На первый раз, - он дергает очки, и они падают на цепочке ему на грудь, - я на тормоза спустил. Когда тебя в засосах, как уличную девку, привезли в казино. Но вот ситуация повторилась. И мне...
- Ситуация повторилась? - не выдержав перебиваю, швыряю куклу обратно в него, - то есть я одна виновата? А тебе можно молчать, мертвым прикидываться? Просить меня игроков дурить? Разрешать чужим людям разгуливать по дому, когда тебя нет?
- Яна, - он повышает голос, делает шаг ко мне, перед глазами эта дурацкая кукла, которую он грубо встряхивает, - я знаю, что сам виноват. И потому тебе ничего не сделал. Ничего. Пока.
- А когда сделаешь? - шугаюсь и пячусь, мне все таки жарко, горит лицо. Спотыкаюсь и отскакиваю от него за авто. - Не подходи.
- Меня послушай, - он подходит, садит Барби на капот, как на свадебной машине. Рассматривает мое лицо, не торопится с продолжением, ждет.
Смотрю на него, и не могу унять панику.
Он четверть часа назад держал на коленях мою племянницу. Ласково с ней разговаривал. Игрушки ее хвалил.
Он тот же самый мужчина, ни капли не изменился, вот только раньше я была цветочек, а сейчас ломаю его репутацию, порочу фамилию.
У него даже взгляд прежний.
И голос такой же.
Железная выдержка, другие только слова.
- Хоть один из нас, нашей семьи, должен был поступить верно. Но я ошибся, моя девочка ошиблась. Я ничего не сделаю, - повторяет он. - Если и ты будешь вести себя достойно, - он загребает пальцами челку, которую треплет ветер, - в общем, всякие контакты с другими мужчинами прекращай. С любыми, - выделяет он лёгкой издевкой, - мужчинами. Не надо шататься по чужим квартирам и ночевать неизвестно где. Возвращайся к родителям. Мне нужно закончить с делами, и я подумаю, - он делает паузу, смотрит по сторонам, на меня. - Как нам дальше быть.
Разглядываю его губы с четкой ложбинкой.
Этим ртом он говорил и показывал, как меня любит, и таким спокойно-бесстрастным не был, и я верила, что в те краткие моменты, когда он не работает, когда мы вдвоём, когда мы раздеты, ему крышу срывало, и как получается, так без эмоций, сейчас решать судьбу.
- Можно развестись, - серьезно не выходит, в носу свербит, и я от души чихаю. Шмыгаю, накрываю ладонью нос.
- Что нам можно я уже сказал, - он отходит, открывает машину. - Яна, ты меня услышала. Глупостей, надеюсь, больше не будет. Очень тебя прошу. Чтобы никому потом не оторвали голову.
❤️❤️❤️
"Не заморачивались" - так называется дизайн этого бара, судя по обстановке.
Зал в стиле мультфильма, или на стенах нарисован кто-то из комиксов, не знаю.
Скандинавская мягкая мебель и "лампы Эдисона", витрины вместо окон и странный бармен, я даже когда кофе забирал не понял - парень это или девушка.
Унисекс.
А издали нечто инопланетное.
Размешиваю сахар в чашке, слушаю журчаший голос матери, отхлебываю кофе и кошусь на брата.
Он с непроницаемым лицом внимает ей.
Аж пироженку отодвинул.
-...вот и поэтому ремонт затягивается, - говорит она и тоже затягивается дымом.
Она курит вейп, яблочный, меня от него подташнивает.
Она пьет зелёный чай литрами.
Носит белоснежные брючные костюмы.
И постоянно занимается ремонтом.
- Мам, - ставлю чашку на стол, - несколько лет дом строится. Как-то это несерьёзно, дай мне контакты подрядчика, и мы все решим. И, вообще, давай, - задираю рукав, бросаю взгляд на часы, - так. Сегодня не получится. Но на этой неделе. Давай съездим на стройку. Мы хоть посмотрим.
- Нет необходимости, я все контролирую, - подаёт голос голубок, что пристроился подле матери. - Прорабов я держу вот где, - он на миг откладывает пилку, которой до этого точил ногти. И сжимает пальцы в кулак, показывая, как он держит ленивцев-прорабов.
Беру кофе и хмыкаю в чашку.
Нет, я выбор матери не оспариваю, она взрослая женщина, и это не мое дело. Но так, на секунду: какой нормальный мужик будет в баре у всех на виду пилить ногти?
Он похож на альфонса, весь прилизанный, аккуратный, выряжается в яркие розовые рубашки и носит очки в золотистой оправе, трямс.
А где он работает я за несколько лет знакомства так и не вкурил.
- Пап, да никто не сомневается, что ты их контролируешь, - блондинка с красными губами тянет руку и забирает у этого модника пилку. - Дай сюда. Ты одну уже потерял.
Переглядываемся с братом.
Он едва заметно усмехается.
Вот так и сидим - мы с Авелем, мать со своим голубком, и его дочь-блонди - она, вроде как, крутой юрист.
Кстати, симпатичная.
Алла Пожарская - огненный вихрь юриспруденции.
Это слоган с ее визитки.
Которой она размахивала в нашу первую встречу, а потом небрежно сунула ее мне в карман.
Задний. Ущипнув при этом. Вроде как случайно, в лице она тогда не изменилась.
И на счёт юриспруденции я не в курсе. Но что в кровати она вихрь - можно представить.
По ее повадкам.
Вот оно, наше подобие семьи в раз месяц, когда родителям требуется новая сумма на их грандиозный ремонт.
Небоскреб они должны построить за эти годы.
- Ну ясно, - киваю, поднимаюсь с дивана. - Вечером сегодня переведу на карту. Я отойду.
- А что все таки с Адамом, - мама останавливает вопросом. - Документы точно забрать не получится?
- А твой...- бросаю взгляд на ее кавалера. Она называет его Гоги, а я сомневаюсь, на грузина он ни разу не похож, - возлюбленный твой, - киваю на мужика, - что проиграл-то? Может, дом будущий? Недостроенный.
- Перестань, - она морщится, отпивает чай. - Я ведь говорила, Гоги в тот день напился. И в проклятое казино его друзья затащили. Первый и последний раз играл. И вот что вышло.
- Пап, если документы были такие важные, то почему...- стакан в руках Аллы наклоняется, и на нее льется минералка.
Е-мае, а я чуть не пропустил.
Она убирает волосы за ушки. Тонкая шелковая блузка облепляет грудь, и видно, что Алла без лифчика.
Смотрю на Авеля. Тот с широкой ухмылкой наблюдает, как она промокает салфеткой грудь.
Представление повторяется регулярно раз в месяц. Минералка на блузку, торчащие соски. Настолько неуклюжей быть нереально, и вывод один - она кого-то из нас клеит.
- Аллочка, - брат передает ей новую салфетку.
Щелкаю языком и разворачиваюсь.
Напрашивается.
Лавирую между столов, выбираюсь к туалетам. Тут в коридоре-закутке дизайнер явно с ума сходил - ассиметричные углы, скаты пола и потолок с наклоном.
И сейчас здесь мрак, как в подземелье, но я маршрут да кабинок помню, не раз здесь был, любимый бар Метельской-старшей.
А тот, кто впервые сюда зарулил опрокинуть стаканчик после работы - запросто живот вспорет одним из этих углов.
В такой темноте.
Нащупываю ручку двери, щелкаю выключателем.
Ничего.
Свет что ли перегорел.
Это неловко, я давно терплю.
Двигаюсь обратным маршрутом. И тут же налетаю на кого-то.
- Ой, - томно над ухом охает Алла. Не вижу ее, но чувствую, она вжимается в меня грудью. Определенно, приятно, пусть даже силикон.
И на эту приятность слегка поднимается настроение в штанах.
- Как темно, - говорит она, и нащупывает мою руку, - а где выключатель?
- Нет света.
Нюхаю ее восточные духи. Она высокая, на каблуках ростом почти с меня. Стоит так близко, что прядь волос щекочет мою шею.
- В туалет пойдешь? - убираю прядку, пропускаю между пальцев. Короткие, каре. Как у Яны. Только светлые.
Но в темноте не видно.
- Да. Хочу в туалет, - между нами ее дыхание, и голос понижается до шёпота, - а ты пойдешь?
Жую щеку.
Это уже не намек, это похоже на предложение. Прямо скажем, заманчивое, ведь я здоровый мужчина.
Но.
- Алла, - беру ее за бедра, вдавливаю в себя. Медленно иду на нее, оттесняя к залу, - что скажет папа?
- Мы свидетелей звать не будем.
Барные лампы моргают за ее спиной, вижу очертания лица, подталкиваю ее дальше, пока не оказываемся в синей полосе света.
- Или позовём. Но не папу и не маму, - она отступает на шаг. - Другого свидетеля.
- Брата моего, например?
- Тебе не хватает деликатности.
А ей на макушке не хватает короны. Позади отрезок жизни, равный моему, и уверенности не меньше.
Твердый взгляд, желаний она не скрывает, а намекать устала.
Мимо проскальзывает официантка.
И через пару секунд вспыхивает свет.
- Приносим извинения за неудобства, - девушку ветром проносит в зал.
- Иди, - киваю Алле. - В туалет хотела.
Она понимает. Снисходительно улыбается, стучит каблуками, толкает меня бедром.
Обрачиваюсь ей вслед, поправляю член в брюках.
За ней закрывается дверь кабинки.
Если я сейчас передумаю - она наверняка пустит.
- Где застрял? - рядом вырастает Авель. Швыряет в меня дубленку. - Ремонт не только у матери. Нам помещение сожгли, забыл?
- Алла, - показываю за спину, на ходу одеваюсь.
- Не отказывай себе, - он поднимает воротник. Толкает дверь бара. - Или она нас не различает тоже, меня хотела?
- Ты бесишься, до сих пор? - иду за ним к машине. - Мы с тобой ни о чем не договаривались.
- Мной прикидываться было необязательно, - бросает он через крышу.
- Ты же мной раньше прикидывался, - сажусь за руль. Не вижу проблемы.
На последнем курсе инстиута я сходил к тату-мастеру. Специально, чтобы брат не дурил моих девчонок.
И первым делом я показывал всем тату.
Кто знал, что ситуация изменится.
И я на его месте окажусь, и меня спалят.
- Ты не сравнивай, - он плюхается рядом. - Мы пацанами были.
- Ты сказал, что не против, - выезжаю с парковки. - Тогда ещё, в первый день. Когда Янчик сама пришла.
- Теперь зато против.
- Так уже поздно.
- Я объясню, что ничего не знал.
Молчу, рулю по городу, смотрю на часы.
Напрягает разговор и чувство вины, он прав, мы не студенты давно, чтобы так шутить.
Да это и не шутка совсем.
- Слушай, ангел, - морщусь, - ты сам в обмен на помощь в кровать девчонку затащил.
- Накосячил - исправлю.
- Да ладно? - торможу на светофоре, поворачиваюсь. - Я тоже.
- Ты не тоже, - он наклоняется к огоньку зажигалки, закуривает. - Ты иди вон к Алле.
- Впервые тебя предпочли.
Он поднимает голову.
Смотрит.
Одна внешность на двух людей - а все равно кто-то лучше. Всегда выбирали меня, мы оба привыкли.
Только у Янчика и выбора не было, вот так, напором - мы ещё ни с кем.
И это который день трепит нервы. А в ушах до сих пор стоят ее крики "Авель, Авель, Авель".
Я ему не сказал.
Но зато понял, что ему в кровати не раз мое имя кричали, и это люто неприятная хрень.
Задумавшись, пропускаю сигнал. Бибикают позади, и я трогаюсь.
- Думаешь, она бы тебя выбрала? - он выдыхает дым.
- Ничего я не думаю.
- Думаешь.
Думаю. Да.
- Вперёд, я не против, - он откидывается в кресле. - Но. Это будет первый раз, когда ты в пролете.