4. Санзу/Такемичи
Такемичи умер, выстрелив себе в висок рано утром.
Санзу тогда ушёл на "работу", должен был не возвращаться до десяти вечера. На первых двадцати шагах остановился, в сердце творилось неладное.
Горечь свершившейся катастрофы, безнадёжность и злость — он чувствовал, как больно кому-то.
И не хотел даже думать о пленённом в поместье Ханагаки, прекрасно зная, что боль никогда не цепляла его сгоревшую душу, если это был не Такемичи.
Нет. Нет. О Такемичи он вспомнит в последнюю очередь.
Луна блестела в потухших окнах. Санзу вернулся в пол-одинадцатого, в это время дом всегда был ярок, мерцал новогодними огнями и черепами со свечками, несмотря на безликую темноту улиц. Тревога одолевала его. Темнота. Не видно ни одной раскалённой лампочки внутри комнат.
В кухне гадко пахло железом.
Он упал на колени, когда понял. Молчал, смотря окровавленную голову. Привычное дело — видеть мёртвых. Кожа неживая. Синяки от падения со стула. Переломаная шея. Несколько часов назад? Полдня? С самого утра? Последняя мысль резко ударила в учащённо бившееся сердце. Нет. Он же чувствовал. И знал.
Санзу громко завыл, забился лбом о деревянный пол, налитый застывшим красным. Задыхался, раздирал свою одежду, а после — он не хочет вспоминать, как впервые за долгие месяцы разрешил себе прикоснулся к Такемичи — с ужасом и неверием в глазах перенёс тело на обеденный стол. Чудом отыскал шприц и адреналин, вколол в чужое сердце.
За что? Санзу не понимал.
За то, что украл и спрятал под своим крылом? Так он никогда не был ангелом, и Такемичи знал, на что соглашался. Крылья убийц были окрашены в чёрный — с белоснежного сложно выводить росчерки чужой крови.
За то, что не давал право голоса? Ему приказали не привязываться к чужому мясу. Люди, которые нравятся Майки, не должны дружить с подчинёнными Сано. На арене, в свете внимания — только командир, его несокрушимое эго.
Тело ледяное.
Такемичи не шевелился.
Санзу не верил, что он умер рано утром.
Он даже остановился тогда! Мог вернуться и вырвать из рук мелкой дряни пистолет. Мог всё исправить.
Шприц полетел прямиком в стену, разбился. Слёз не было, но были вопли боли и крики о помощи.
Кого он звал?
Майки, Риндо?
Такемичи?..
Никто не шёл, только Санзу мог спасти Ханагаки.
Да,
спасти от той пули.
Надо её вытащить, а ещё лучше — отправить в больницу. Сумасшедшая идея, его убьют к утру, если это сделает. Нет, к чёрту секретность: Санзу набрал номер скорой помощи, но спустя пару гудков замер. В поместье вызовут не только порцию белых халатов, но и полицейских.
Комнаты напичканы наркотиками.
Санзу склонился над мёртвым, не зная, что делать. Руки медленно, с дрожью опустились на ангельское лицо.
Он впервые за долгие годы заплакал.
Кости ломало, а в горле резали невысказанные за полгода заточения слова. Сухие всхлипы погребали комнату в пустое безвременье.
Он не узнавал свои голоса в голове.
***
Пол отмывался два дня. За день кровь засохла, превратилась в мерзкое, напутственное напоминание. Мол, кое-кто до сих пор живёт и дышит. Помнит ужас пролитого от пистолета горя.
Такемичи похоронили далеко за городом. Далеко настолько, что Санзу не пустили — он бы не успел зачистить заброшенный дом, где обосновалась молодая банда.
Спустя месяц в комнату, где лишил себя жизни Такемичи, никто больше не заходил.