My Own Vampire [JENLISA NATION 17+]

Глубокая ночь. За окном тишина, которую не пронзает ни один звук. В комнате темно, только блики от уличных фонарей скользят по стенам, будто лениво дышат.

Ким Дженни спит, тяжело, скомкано, будто день выжег её изнутри.

Пока что.

Что-то меняется. Воздух становится плотнее. Тяжелее. Густой, как сироп. Слишком тёплый для июня.

Она просыпается от странного ощущения. Не сна, не кошмара — реального прикосновения.
Чьи-то пальцы медленно скользят по её шее. Кожу обдувает горячее дыхание. Слишком близко.

Она не двигается — тело не слушается. Ни руки, ни голос.

— Тише, — произносит кто-то у самого уха. Голос — хриплый, низкий, женский. Пьянящий. — Не бойся. Пока.

Пальцы — чужие, нахальные, властные — медленно тянутся вниз. От шеи к ключице, от ключицы ниже — к груди, животу, бёдрам. Никаких перерывов, никакой деликатности. Только движение — горячее, уверенное.

Дженни хочет закричать. Или ударить. Или сжаться. Но не может. Она слышит только своё дыхание — поверхностное, хриплое. И хищное шипение в ответ.

— Такая мягкая, — произносит незнакомка и резко сжимает бедро Дженни. Та выдыхает, дергается, но тело будто застывшее. — Такая живая.

Тепло. И страшно. И возбуждающе. Странно, как больно-сладко дрожит кожа, когда к ней прикасаются так.

— Кто ты? — шепчет Дженни. Её голос рвётся из горла, как клочок дыма.

— Твоя. Или ты — моя. Какая разница? — Незнакомка усмехается. И в этой усмешке — клыки.

Белые, острые, почти касаются кожи.

Вампир.

— Ты спишь. Почти, — шепчет та. — Поэтому ты не можешь сопротивляться. Поэтому я могу...

Она обхватывает Дженни за талию, тянет на себя, и Дженни ощущает, как кто-то садится на неё сверху. Голые бёдра прижимаются к её животу. Кожа к коже. Жарко. До безумия.

— …могу трогать тебя, как хочу. — Рука опускается ниже. Плавно. Грубо.

И трогает.

Тело Дженни предаёт её с предательской готовностью. Всё ноет, горит, пульсирует. Она не должна — но хочет. Больше, глубже, сильнее. Она не узнаёт себя.

— Ты думала, ты одна? — прошептала незнакомка и провела языком по её шее, слишком медленно. — Нет. Ты давно под наблюдением. Такая сладкая. Такая одна.

Её голос — шелковая петля. Дженни задыхается. Сердце колотится, но страх растворяется в другом — в жаре, в скольжении пальцев по её животу, в сильных, цепких руках, которые держат её, не позволяя вырваться.

И вдруг — укус. Острый, быстрый, не на шею — на внутреннюю сторону бедра. Слишком близко к самому центру.

— А-а...

Всё срывается в стон. Влажный, невольный, низкий.

— Нравится? — шепчет вампирша и проводит языком по следу укуса. — Ты не представляешь, как ты пахнешь. Как ты... зовёшь.

И всё продолжается. Руки — под ночнушку, под бельё. Кусает, царапает, вжимает, будто хочет оставить на ней метки. Как на собственности.

"Ты моя." Эти слова повторяются как мантра. Не из её рта — из её тела. Из движений, запаха, прикосновений.

Дженни срывается, ломается, распадается на тёплое месиво желания. Она сгорает под ней. Без слов. Без контроля.

А потом... исчезает.

Утро.

Она просыпается резко, с криком. Одна. Потная. Вся дрожит. На шее — нет следов. На теле — только лёгкая боль и красные полосы, будто от ногтей.

На простынях — пятно. Маленькое. Кровь.