Глава 19
— И что это значит? — спрашиваю ровно.
Пожав плечом, с вызовом отвечает:
— Хочу заняться сексом.
Мозгам достаточно сигналов, чтобы в вены впрыснуть азот, но я ее признание просто на хрен игнорирую.
Сунув резинку в карман, задираю край футболки и тру лицо. Убираю остатки апельсинового фреша: от него кожу стянуло.
Бросив взгляд на мой голый живот, Юля обнимает себя руками и поджимает губы, словно давая понять, что решила за апельсиновый душ не извиняться.
Ее слова повисли в воздухе, и я предполагаю: мое молчание может слегка бесить, но впервые в жизни секс не кажется мне отличной идеей. Он кажется мне очень херовой идеей, потому что вокруг девушки напротив — оборонительная полоса из шипов, и прятать их она не собирается.
— Минуту назад ты жалела о том, что я существую, — напоминаю себе в ущерб.
— Мои чувства ни при чем, — бросает. — Это просто физиология.
— Физиология? — усмехаюсь. — Хочешь просто потрахаться?
Издевка, которую вкладываю в последний вопрос, — моя гребаная физиология. Ничего не могу поделать: ирония срабатывает как рефлекс, и ответную реакцию получаю мгновенно.
Губы Юли еще тоньше становятся, а голос тверже, когда отвечает:
— Да.
— Для этого придется раздеться. Полностью. Ты в курсе? — досыпаю под горлышко.
Взглядом она обводит мое тело, и я уже жалею, что коснулся темы. Особенно когда, вздернув подбородок, отвечает:
— Заманчиво.
Мой член того же мнения. И пульс. Но постановка вопроса раздражает запускает бешеный резонатор внутри. Просто трах? Нет — это мой ответ. Тот самый, который кругами носится по подкорке, но озвучивать его не спешу, потому что вижу — его не примут.
Вперив в меня упрямый взгляд, Юля снова прижимает к себе сумку.
— По-моему, сегодня не тот вечер, — произношу очень сдержанно.
— А по-моему, вечер отличный. У меня как раз пара свободных часов.
— Пара часов? — раздражаюсь сильнее.
— Да. Тебе не хватит? В первый раз это быстро, судя по опыту других.
Вшитый в эту формулировку намек на то, что я буду первым, принимаю как должное. Я не сомневался в этом ни единого раза, и я ни хера не в ресурсе в ближайшие два часа лишать ее долбаной девственности. Во-первых, потому что на взводе, во-вторых, меня наполняет легкая неуверенность в том, что справлюсь на пятерку.
Я боюсь облажаться. Если учитывать, что трахаться — мой основной талант, есть большие шансы и с ним обосраться. Этот комплекс приходит ко мне впервые, и я чувствую себя великим дебилом, ведь на полном серьезе боюсь доставать член из трусов.
— Мне по хер на опыт других, — сообщаю. — Если поедешь со мной, про тайминг можешь забыть.
Убийственным является то, что мое требование ее не отпугивает, но и шипов меньше не становится. В глазах у нее железобетонная цель. Сжав зубы, в очередной раз понимаю, насколько все это дерьмовая идея, и снова чувствую тупую неуверенность.
— Где твоя машина? — спрашивает, глядя на меня исподлобья.
Отведя от нее глаза, поворачиваю голову влево и вправо, чтобы сориентироваться и чтобы прочистить мозги. В этой части города мне компас не нужен, поэтому быстро определяю, как можно срезать через сквер, в котором находимся.
Юля идет за мной молча. Брать ее за руку мысли нет, торопиться — тоже. Посещает другая: что она делала в этом районе, ведь он довольно далеко от ее дома? Вопрос оставляю при себе. Подойдя к машине, снимаю с дверей блокировку и оборачиваюсь, дожидаясь, пока Юля окажется рядом.
Она проскальзывает на переднее сиденье и тянется к ремню.
Захлопнув дверь, обхожу машину и сажусь в салон. Юля бросает взгляд на желтое пятно по центру моей груди, и через секунду мы погружаемся в темноту, потому что лампочка в салоне гаснет.
Выжав газ, веду машину вверх по улице. Здесь повсюду светофоры, и это раздражает — кровь слишком кипит, чтобы тормозить. Несмотря на то что сегодня от Юли я видел достаточно эмоций, наше взаимопонимание, кажется, висит на одной сопле, и всю дорогу до своей квартиры я периодически долблю взглядом эту невидимую стену.
Когда дело касалось Влады, ее эмоции для меня никогда не были тайной. Если она злилась, показывала мне это всем подряд: и словами, и делом. Если хотела моего внимания — тоже. Просто сообщала об этом любым доступным способом, как и о том, что соскучилась, что бы в нашем с ней случае это ни значило. Я привык к этому достаточно, чтобы молчаливые сигналы Юлии Гаврилиной было так, блядь, сложно научиться замечать и расшифровывать.
Она набирает сообщение в телефоне. Быстро стучит пальцами по экрану, после чего убирает гаджет в сумку. Смотрит в лобовое стекло, будто дорогу запоминает. Запоминать здесь нечего, мы проезжаем «Четыре сезона» и через две минуты я торможу перед шлагбаумом на въезде во двор.
В лифте, сложив на груди руки, наблюдаю, как Юля изучает город через стеклянную стену. Играю желваками, глядя на ее затылок и тонкие плечи, которые держит прямо.
Вид отсюда отличный, вечером особенно. Плохого вида из окон квартир этот жилой комплекс тоже не предусматривает.
— Нравится? — спрашиваю мрачно.
Повернув голову, Юля бросает на меня взгляд через плечо.
— Да, — отвечает. — Красиво.
— Ты красивее, — замечаю ровно.
Она резко отворачивается и сжимает пальцами поручень, а я разворачиваюсь к дверям, которые через секунду открываются.
В ванной стаскиваю с себя футболку и бросаю на пол: терпения нет даже на то, чтобы забросить ее в корзину. Подставив под душ голову, быстро тру волосы, избавляясь от фреша. Поливаю теплой водой лицо и шею, и вешаю на нее полотенце, прежде чем вылететь пулей из ванной, ведь есть подозрение, что могу свою гостью в квартире не обнаружить.
Несмотря на внутреннее сопротивление ее планам, я буду очень расстроен, если она вдруг исчезнет. И хоть высока вероятность, что искать ее буду недолго, я бы предпочел найти ее там, где оставил.
Так и происходит.
Юля стоит у окна в гостиной, и ведет себя так, будто ни до одного предмета мебели предпочитает не дотрагиваться. Такое поведение немного задевает, ведь это мой дом, и все, что здесь есть, так или иначе было приобретено с моего согласия и при моем участии.
Обтерев лицо и грудь, оставляю полотенце на кухонной барной стойке. Кладу его достаточно бесшумно, Юля оборачивается лишь когда меняю в освещение — приглушаю его, делая спокойнее.
Направляясь к холодильнику, чувствую взгляд на своей голой спине. На самом деле я чувствую его как тычок чем-то раскаленным, ведь моя гостья — сгусток пылающей энергии. Я оставил ее на три минуты, за это время она стала раз в пять сильнее фонить.
— Есть вода, — говорю, открыв холодильник. — И фруктов немного. Хочешь?
— Нет. Давай просто сделаем ЭТО, — слышу отрывистые слова.
Поиграв желваками, смотрю на Юлю.
Стоя босиком, переступает с ноги на ногу, то складывая под грудью руки, то опуская. На соблазнение это похоже так же слабо, как хуй на палец, но мне и этого достаточно. С первой встречи.
Грохнув на столешницу стакан, наливаю себе воды. Пока пью, смотрю на противоположный конец комнаты, балансируя между страхом облажаться и желанием эту девушку трахнуть.
На хер все…
— Иди сюда, — говорю, отставляя в сторону стакан.
Пара секунд — и она начинает двигаться. Ноль раскованности, ноль доверия, но дышит часто и обстреливает мой голый торс взглядами, заводя тем, что хочет до него дотронуться. Это ее желание чувствую и на расстоянии, и вблизи, но, сжав кулаки, Юля держит руки опущенными вдоль тела.
Обхватив за талию, усаживаю ее на столешницу и ладонью развожу бедра. Тонкие пальцы ложатся мне на плечи, глаза смотрят в мои не моргая. Упрямые. И это упрямство хочется переломить, потому что именно оно делает ее тело деревянным.
Сжав через сарафан ее задницу, пахом впечатываюсь между широко разведенных ног. По ним проходит дрожь. Юля дергается и подскакивает в моей хватке. Сглатывает. Меня мощно торкает ощущениями. В крестце — короткое замыкание, а в руках — по-прежнему сжатая пружина.
Вскинув голову, давлю:
— Это контактный спорт. Расслабься.
— Холодно… — произносит, обведя языком дрожащие губы.
Подавшись в сторону, хватаю пульт и выключаю кондиционер, который гонит холодный воздух прямо на нас.
Отшвырнув пульт, говорю:
— Если ты на меня злишься, лучше на этом закончим.
— Я хочу продолжить, — объявляет, сверкая глазами.
— Тогда расслабься, — повторяю, приблизив лицо. — Иначе на хуй все это?
Выдохнув, она закрывает глаза и поджимает губы. Сильнее сцепляет на моей шее руки, ногами крепче обхватывает талию. Ищет мой рот, склонив набок голову, когда находит, мне и самому требуется гребаное время, чтобы на ее поцелуй ответить, ведь я такой же взведенный, мне тоже нужно расслабиться.
Разомкнув челюсти, позволяю ей мягко атаковать свои губы. Помимо того, что она дикая по части петтинга, ее поцелуи на прелюдию к сексу тоже никак не тянут. Когда понимает это по моей реакции, отдергивает голову.
Надавив ладонью на шею сзади, тяну обратно.
Возвращаю поцелуй, и он отвечает моим потребностям: я хочу окунуться в ее тело членом так же, как делаю это языком с ее ртом. Когда останавливаюсь, Юля дрожит, прилипнув к моей груди и вытянувшись в струну.
На ее щеках пятна, дыхание частит. Ладони скользят по моим плечам, и это намного приятнее, чем она может себе представить, потому что движения своих рук она сейчас ни хрена не контролирует.
— Ты кончала? — спрашиваю рядом с ее ртом. — Когда-нибудь?
Выдохнув, прячет от меня глаза и, помедлив, мотает головой, что означает «нет».
Понимая, что ничего не могу ей гарантировать, решаю заткнуться. Пробравшись ладонями под сарафан, сжимаю голые ягодицы и снимаю ее со столешницы. Пройдя через гостиную, несу Юлю в спальню, дверь толкаю ногой и бросаю свою ношу на кровать.
Юля лежит неподвижно. Скомкав ладонями покрывало, наблюдает.
Двигаясь туда-сюда по комнате, пытаюсь сбросить напряжение. Включаю подсветку, она дает достаточно освещения, чтобы нам видеть друг друга во всех подробностях. Вид Плотно сжатые острые коленки только сильнее подстегивают фантазию. Если между ними улягусь, вполне возможно, что температура тела скакнет до сорока.
Смешиваем дыхания, когда наконец ложусь сверху.
Юля кусает губы. Царапает ногтями мои лопатки и, зажмурившись, стонет, когда повторяю движение бедрами, толкнувшись ей между ног эрекцией.
— Ай-й… — выгибается.
Ее взгляд расфокусированный. Пальцы впиваются в мою задницу. Я начинаю с губ — целую, подыхая от того, как подо мной ее колбасит, но даже такая возбужденная, она не понимает, как с моим телом обращаться. Трогает хаотично. Спину, ягодицы, плечи. Больше царапает, чем делает приятно. И смотрит в лицо круглыми глазами, которые закатывает, когда ладонью накрываю ее грудь.
Юля выгибается, а я дергаю вниз вырез сарафана и захватываю ртом напряженный коралловый сосок второй груди.
Эффект крышесносный для нас обоих.
Стягиваю сарафан, оставляя болтаться на талии. Выгнувшись, Юля демонстрирует тонкие ребра, между которых мягкой впадиной выделяется загорелый живот.
Бедром шире развожу ее ноги. Когда тянусь туда рукой, Юля слегка напрягается, и это так очевидно, что даже через плотный туман в башке замедляюсь.
Смотрю в ее глаза, нависнув сверху.
Сейчас она не кажется мне ребенком. Она возбуждена и не сопротивляется, когда захватываю ее ладонь и кладу на свой пах.
— Блин… — шепчет шокированно.
— М-м-м… — жмурюсь, набрасываясь на ее губы.
Оставив горячую ладонь на члене, костяшками пальцев провожу по складкам у Юли между ног. Через тонкую ткань белья они чувствуются отчетливее некуда, но приканчивает меня не это, а то, что ее хлопковые трусы совершенно мокрые…
— О-о-о… — цепляется пальцами за мое плечо. — Даня…
— Нравится? — хриплю, проводя большим пальцем по мокрому хлопку. — Так…
— О-о-о…
Ее дыхание становится частым. Стоны громче. Все это похоже на приближение термоядерного взрыва, и в ответ по моему хребту ударяет разряд.
Боясь облажаться, за секунду сдергиваю с нее белые трусы с кружевной резинкой.
На спине проступает пот.
Не давая Юле свести ноги и не реагируя на удары кулаков по плечам, большим пальцем обвожу скользкие розовые складки. Они абсолютно гладкие, но на лобке темнеет маленький аккуратный треугольник, почти в цвет ее волос, и от его вида поджимаются яйца.
— Юля…
Она кусает мою шею. Душит меня, сжав ее руками.
Проталкиваю в нее палец. Глажу клитор, не понимая, как ей нравится. От этого я шальной, слишком боюсь просрать ее оргазм. Настолько, что на свой мне становится чхать…
— А-а-а… — пытается оттолкнуть мою руку, но в этот момент ее тело захватывает судорога.
Дергаю пуговицу на шортах и ширинку, пока Юлю колбасит.
Перевернувшись на живот, она выгибается и стонет в покрывало. Ее бедра дрожат. Картина толкает меня к краю, как и изгибы ее тела, которые поглощаю взглядом: тонкую талию, линию позвоночника и идеальной задницы с легким следом от купальника.
Дергаю узкие бедра на себя, как только справляюсь с резинкой, которой Юля швырнула в меня сегодня. Это последняя мысль до того, как разведя ее колени своими, рывком протискиваюсь в узкие горячие тиски, по дороге махом снося отчетливую преграду…
Юля
— Я сама… — вяло выхватываю из протянутой ко мне руки смоченное водой полотенце.
Голос ломкий, осипший, в горле сухо, как в пустыне, а голова до сих пор слегка кружится, но даже такая полупьяная я не собираюсь позволить Данилу Милохину сделать то, что он собирался: приложиться полотенцем между моих ног.
— Не надо, — плотно свожу колени и пытаюсь хоть как-то прикрыться висящим на талии сарафаном.
Это чертова глупость. Моя грудь голая, и Палач проходится по ней штормовым взглядом, прежде чем заглянуть в лицо.
— Извини. Я не хотел, чтобы было так больно… — говорит, садясь на корточки у моих свисающих с кровати ног.
Рвано выдохнув, я накрываю лицо сгибом локтя, чтобы спрятаться от напряженного, полного раскаяния взгляда.
Собственный крик до сих пор звенит в ушах, низ живота прорезает болью, и хоть это всего лишь отголоски той, которая заставила меня кричать, все равно морщусь.
— Блядь… — слышу суетливый голос. — Крови до фига…
— Что? — приподнявшись, смущенно развожу ноги.
Крови и правда много. На покрывале и на внутренней стороне бедер, но я понятия не имею, сколько ее должно быть, поэтому не паникую, а о чувствах Палача я думать не стану. Доверять ему свои — тем более. Мысли и так кашей растеклись, и рядом с ним… я боюсь потерять себя, особенно теперь, когда в теле будто ни одной кости не осталось…
В груди просыпается знакомая тяжесть, и на его пристальный взгляд я отвечаю отстраненным. Складка между густых черных бровей делает его взгляд еще тяжелее, но его взгляды больше не пугают. Словами и действиями Палач умеет делать гораздо больнее.
Даня напрягает желваки и встает. Подойдя к шкафу у стены, начинает хлопать ящиками.
Исподлобья смотрю на красные полосы, украшающие широкую спину. Вниз, по тугим мышцам вдоль позвоночника. И на лопатках.
Двигаясь, он придерживает рукой шорты: они расстегнуты и сползают с его спортивной задницы, обнажая ямочки у основания спины и широкую атласную резинку трусов.
Он даже до конца не разделся.
Теперь, когда это доходит, эмоции еще сильнее рвут на части.
Я только что побывала в космосе!
Когда наши глаза снова встречаются, по телу бегут мурашки, ведь я словно все еще чувствую его в себе, и даже дискомфорт между ног не может эти ощущения приглушить — непроходящее ощущение наполненности, от которого я поджимаю на ногах пальцы.
Теперь мне жарко. Взгляд падает на развороченную ширинку синих шорт и дорожку темных волос под пупком Палача, напоминая о том, что в космосе я была не одна…
Он тоже.
Его… оргазм прошил меня насквозь звуками, толчками, дрожью сильного тела…
Даня ловит мой взгляд на своих трусах и останавливается напротив, словно предлагая более удобный ракурс для просмотра. Вскинув глаза, смотрю в его лицо. Он смотрит сверху вниз, держа в руке большое белое полотенце.
— Хочешь, чтобы я разделся? — спрашивает, кивая на свой пах.
— Обойдусь.
Схватив протянутое мне полотенце, прикрываю им грудь и на мягких ногах несусь в ванную. Теплый пол — самое лучшее, что могло со мной в этой ванной случиться.
Морщась, стаскиваю с себя сарафан.
Горячий душ смывает разве что запахи, но следы горячих поцелуев на коже алеют только ярче.
На груди, шее.
На моих губах…
По крайней мере, мне больше не придется гадать, каково это — быть с ним. Представлять, рисовать картины. Теперь я знаю, что это потрясающе. Никакая фантазия не сравнится.
Поджав губы, осматриваю широкий мраморный умывальник.
На нем стоит электрическая зубная щетка и пара тюбиков: гель для бритья и лосьон. Желание познакомиться с их ароматами огромное. Познакомиться со всем, что есть вокруг. Это его личное пространство, настолько личное, что здесь нет ни одного предмета, который бы принадлежал постороннему человеку.
Отвернувшись, я принимаюсь натягивать сарафан. Он выглядит бесстыже помятым. Я выгляжу бесстыже с головы до ног и чувствую, что прежней уже никогда не буду…
Даня сидит на полу напротив ванной, положив локти на согнутые колени. Смотрит на меня с въедливой пристальностью, от которой буря в груди только сильнее.
— Все нормально? Кровь… идет? — спрашивает хрипло.
Его забота делает меня слабой.
Напоминает о том, как тоска жрала душу все эти дни, пока я надеялась, что он придет и заберет свои чертовы слова назад. И о том, что мир вдруг может сузиться до одного человека, без которого все становится черно-белым. Это ад, через который я не хочу проходить больше никогда в жизни. Мои чувства к Илье были легкой простудой в сравнении с тем, что я чувствую к Данилу Милохину.
Этих дней я… никогда не забуду. Если он хотел, чтобы я повзрослела, так и случилось.
— Да. — Сделав резкий шаг вперед, выхватываю свои трусы, свисающие с его пальцев. — Мне нужно домой, — говорю, быстро натягивая белье.
— Я могу съездить в магазин, — предлагает, будто не слышал, что я сказала. — Если хочешь, привезу… тампоны, — строит гримасу. — И еды. Здесь рядом круглосуточный. Я умею готовить. Кое-что. Я могу лечь на диване, могу вообще свалить отсюда и поспать на пляже. Все, что захочешь. Скажи, что сделать, и я сделаю.
Несмотря на то, что произошло со мной всего десять минут назад и на то, что тело все еще пылает от шока, от пережитого оргазма, его покладистость поднимает в душе злость! Мясорубка, через которую я пропустила себя в тот день, когда он меня бросил, — источник этой чокнутой злости. Моя обида черная и глубокая, потому что чувства к нему… сумасшедшие. А это неправильно. Ненормально!
Смотреть ему в глаза — теперь мой фетиш. Теперь, когда меня перемололо, я хочу высказывать ему в лицо все, что думаю.
— Я хочу домой, — повторяю. — Возьму такси.
Он встает с пола. Рывком, но все равно плавно.
Обхватив ладонью мое плечо, Палач подтягивает меня к себе и говорит:
— Твое такси — это я. Мне не насрать, в чьи тачки ты садишься, может, поэтому наломал дров. Я сделал тебе больно… и я сожалею. Мои чувства к тебе тоже пизданутые. Ты у меня тоже болезнь, но я не лечусь. Даже не пытаюсь. Хочешь злиться — окей. Хочешь просто трахаться… — он замолкает, обводя взглядом мое лицо, — пожалуйста. — И отворачивается, выпуская руку.
Эмоции в его глазах натягивают мои внутренности струной. Злость пылает на щеках пятнами, но в груди завязывается узел. От слов, которые стучат в голове, как титановые шары.
“Мои чувства к тебе тоже пизданутые…”
Я мечтала об этом: о своем личном человеке. О таком, который будет думать обо мне с утра до вечера, будет принадлежать мне, но чувства Данила Милохина пугают меня так же, как и мои собственные!
Я не знаю, чего хочу больше — броситься в них или от них…
Дыша рывками, я наблюдаю, как он скрывается в комнате. Минуту слушаю, как хлопают дверцы шкафа, после чего он возвращается, одетый в другие шорты и майку. Молча подойдя к комоду, берет с него телефон и ключи от машины…