Арка 3: «Разлом» Глава 21 - После взрыва
Ася не выходила неделю.
Не курила на лестничной клетке, не хлопала дверью, не проходила мимо с пакетами из магазина. Воздух в подъезде будто стал тише. Глухой. Без неё.
Кира стояла у её двери, прислонившись лбом к косяку. Не стучала. Не звала.
Просто молчала.
Всё внутри гудело. Пульс бил в висках. Руки чесались - не от наркотиков, от бессилия.
Потому что Ася видела.
Видела, как Кира схватила Пашу за ворот и врезала ему. Видела, как та кричала, как глаза её были не просто злыми - одичалыми. Видела, как кровь хлестала из его носа, а Кира продолжала орать:
-Ты думал, я забуду?! Ты думал, я маленькая была, нихуя не поняла?!
А потом - резко. Как в кино. Всё закончилось.
Паша упал. А Кира стояла, трясущаяся, с разбитыми костяшками. Дыхание - рваное. Грудь ходила вверх-вниз, будто там внутри кто-то бьётся, как зверь в клетке.
Ася посмотрела на неё. Долго. Без испуга. Но... с чем-то другим. Как будто увидела в Кире не просто ярость - ту самую тьму, которую уже не прячешь.
И ушла.
Без слова.
И с тех пор - пусто.
Кира сидела у себя на кухне. С сигаретой и пивом. Утро было мутным, как вода после драки.
Рука болела. Она не перемотала. Пусть болит. Так - будет честно.
На столе лежали старые фото. С матерью. Где Кире - лет девять. Худая. Синяк под глазом. Мамка рядом - крашеная, в леопардовой кофте, с сигаретой в зубах. Улыбается. А глаза - пустые.
Она помнила запах её духов. Терпкий. Дешёвый. Как аптечный алкоголь. Помнила, как та говорила:
- Кир, ты у меня сильная. Ты справишься. Я уеду ненадолго, ладно?
Уезжала - к Паше.
Тому самому. Который гладил Киру по спине, когда мать спала. Который открывал дверь в ванную. Который говорил: «Ты уже не ребёнок, да?»
Кира рвала ему лицо не за вчера. За всё детство.
И думала, что Ася поймёт. Что увидит: она не псих, она - выжившая.
Но Ася увидела только, как она срывается.
Всю неделю каждый вечер Кира лезла на крышу.
Там было хоть чем-то легче. Воздух острый. Ветер - как шёпот, который не врёт.
Она достала сигарету. Закурила. Села на край.
Телефон в кармане. Тяжёлый, как кирпич.
Открыла чат.
Ася. Ни одного сообщения с тех пор.
Кира напечатала:
"Ты думаешь, я - просто злость. Просто ярость. Но это всё - оттуда. Из дома. Из тех лет, когда мне некуда было деться, кроме как в кулак."
Стерла.
"Прости, что показалась монстром. Я защищала себя. Ту, маленькую. Которую ты никогда не увидишь."
Стерла.
Вдох. Выдох.
Пальцы дрожали. Кровь сочилась сквозь кулак.
- Ты же видела меня, Ася... - выдохнула вслух. - Видела настоящую. И ушла. Как все.
Она достала из рюкзака маленькую бутылку рома. Открыла. Глоток. Второй.
Не пьянило. Просто жгло.
Смех прорвался - глухой, пустой.
- Ну и хуй с тобой, Лебедева, - прошептала. - Я и без тебя умею тонуть.
Но голос дрогнул. И внутри - что-то хрустнуло.
Не из-за драки.
Не из-за матери.
Из-за неё.
Потому что Ася была первой, кому она показала всё. Всё. Не через секс. Не через позу. А так - с кровью, со страхом, с историей.
И та отвернулась.
Кира вернулась домой ночью. Шум подъезда - привычный. Сосед снова слушал шансон. Где-то орали дети.
Ася не выходила. Опять.
Она постояла у двери. Прислонилась лбом.
- Если ты меня слышишь... - сказала тихо. - Я не жду, что ты простишь. Я просто хочу, чтобы ты поняла: я не монстр.
Просто рана. Которая давно гноится.
Она развернулась. Ушла вниз. На улицу. В ночь.
И даже не поняла, что плачет.
