Глава 20
Дженни
Меня будит аромат кофе. Я зарываюсь лицом в подушку. До носа долетает нескончаемый запах лосьона после бритья. В голове возникают картинки, как Чонгук целует меня в своей студии, а потом еще раз на кухне. Я тянусь к нему. Мне нужно его почувствовать, чтобы его прикосновение обжигало кожу от одного осознания того, что он единственный, кто может погасить этот огонь.
Его половина кровати пустая и холодная. Я резко сажусь. Простыни гладкие и нетронутые. Подушки нет на месте. Я плюхаюсь на свою и закрываю ладонями лицо. Не могу поверить, что обычный запах может всколыхнуть такие яркие воспоминания.
---
— Ты уверен, что у нас не будет проблем? — шепчу я, хотя он и заверил меня, что его родителей нет дома. Они не просто на работе или в магазине, а сейчас на самолете направляются в круиз. Как он убедил их покинуть дом, мне не понять, но плевать на это, потому что теперь Чонгук в моем полном распоряжении.
Он открывает дверь, ведущую из гаража в дом. Мы ненадолго задерживаемся на кухне, пока он достает из холодильника две бутылки воды. Потом, держась за руки, поднимаемся наверх по лестнице и оказываемся у его комнаты. Он протягивает мне воду и стягивает с моей шеи шелковый шарфик. Зайдя за спину, он нежно целует меня в шею, а потом завязывает шарф на мои глаза.
— Что ты делаешь?
— Доверься мне, — выдыхает он у моей кожи.
Я так и делаю. Доверяю ему свою жизнь.
Он открывает дверь спальни, его руки под моей кофтой, пальцы направляют меня вперед. Дверь захлопывается, отчего я вздрагиваю. С закрытыми глазами все остальные чувства обостряются.
Чонгук стоит позади меня, дышит с трудом. Когда он отстраняется, мне хочется последовать за ним. Что-то щелкает, и воздух наполняет аромат корицы и чего-то сладкого, будто печенье.
Он забирает у меня из рук бутылки и привлекает к себе. Я спотыкаюсь об него, хватаясь за его руки, чтобы не упасть.
— Джен, я никогда не дам тебе упасть.
Он выводит меня на середину комнаты и обнимает. Гладит меня по щеке.
— Мне нравится, когда ты смущаешься, — хрипло произносит он. А потом его губы находят мои, он развязывает шарф. — Счастливого Рождества, моя девочка, — говорит он, а моя кожа покрывается мурашками. Он поднимает меня, ногами я обхватываю его за талию, а руками тяну за одежду. Осторожно он опускает меня на кровать и отстраняется. Я тянусь за ним, чем вызываю у него смех.
Я окидываю взглядом комнату. Он украсил ее рождественскими огнями и маленькой елочкой с несколькими подарками под ней.
— Какой хочешь открыть первым? — спрашивает он.
— Тебя, — говорю я и укладываю на себя сверху.
— Счастливого Рождества!
---
Распахивается дверь, и меня встречает самая прекрасная картина на свете: мой сын и мужчина, которого я отчаянно пытаюсь не любить. Я вскакиваю и стараюсь пригладить спутавшиеся за ночь волосы.
Чону с маленькой коробочкой в руке запрыгивает на кровать. За ним следует Чонгук с кружкой кофе. Он наклоняется вперед и, когда я тянусь к чашке, шепчет мне на ухо:
— Счастливого Рождества.
Мне хочется притянуть его к себе, как в тот последний раз на Рождество, но я сдерживаюсь.
— Это тебе, — Чону сует мне коробочку.
Я делаю глоток кофе, а потом ставлю чашку на прикроватную тумбочку. Не знаю, и как я раньше не замечала этой фотографии, но из рамки на меня глядим мы с Чону. Понятия не имею, когда Чонгук сделал эту фотографию, но меня греет мысль, что мы первые и последние, кого он видит перед сном.
Я улыбаюсь слегка смущенному Чонгуку. Надо будет позже спросить у него. Я беру из руки Чону подарок и развязываю большой шелковый бант белого цвета. Чону подползает ко мне, а Чонгук садится немного в стороне.
Я поднимаю крышку черной коробочки. На подушечке из мятого бархата покоится алмазный кулон в форме сердца.
— Загляни внутрь, — взволнованно говорит Чону.
Опустив коробочку, я подцепляю ногтем край кулона. Он легко открывается, и оттуда на меня смотрит Чону своей беззубой улыбкой.
— Мам, ты должна быть счастлива, а не плакать.
— Я очень счастлива, Чону. Большое спасибо. Мне очень нравится.
Он протягивает руку и дает Чонгуку «пять».
— Пап, ты был прав.
Потом Чону спрыгивает с кровати и идет к двери.
— Пошли, ребята, Санта пришел!
Чонгук смеется и смотрит на дверь, пока сын не уходит. Как только слышатся его шаги по лестнице, он придвигается ко мне. Забирает у меня из руки коробочку и достает ожерелье. Отклонив голову, я нагибаюсь вперед и жду, когда он застегнет цепочку у меня на шее.
— Так не терпится? — спрашивает он.
Взглядом я нахожу глаза Чонгука, устремленные на меня. Убираю волосы в противоположную от него сторону. Он наклоняется ближе, его запах обволакивает меня. Скользя по цепочке вдоль ключицы, его пальцы задерживаются на моей коже.
Я слегка поворачиваю голову, надеясь поймать его губы. Он оправдывает мои ожидания — самую малость его губы задевают мои.
— Чонгук, — шепчу я. Он отстраняется и потирает рукой лицо. — Что такое?
— Ничего. Я просто не хочу торопиться. Нужно, чтобы ты была готова, а не пыталась оправиться после расставания с Джином.
— Но...
— Никаких но. Долгое время ты была с ним, и теперь все закончилось. Я потерплю, Джен. — Он встает и склоняется надо мной. Мне приходится отклониться назад, чтобы видеть его. — Ты снова будешь моей.
Как только Чонгук выходит из комнаты, а мое сердце возвращается к обычному ритму, я вылезаю из постели и переодеваюсь во что-то более приличное. В ту секунду, как я открываю дверь, мое имя доносится снизу.
Я вхожу в гостиную, и на меня смотрят семь пар глаз. Очевидно, сегодня утром я последняя встала с постели. Одного взгляда на елку достаточно, чтобы понять, что все готовы. По-моему Санта принес с собой весь магазин. Не знаю, откуда все эти вещи, но кто бы ни изображал Санту, он создал детям праздник.Чонгук надевает шапку Санта-Клауса и один за другим раздает подарки. На его лице появляется восторг, когда он читает свое имя. Он срывает оберточную бумагу, чем вызывает у детей смех. Крышка слетает с коробки, на нас летит папиросная бумага. Он достает фотоальбом и начинает листать страницы.
— Тебе нравится? — спрашиваю я, когда его пальцы блуждают по десятилетним фотографиям Чону.
Он стоит, а потом кидается ко мне и обнимает. Я обхватываю его руками, мы утыкаемся лицами в шеи друг друга.
— Большое тебе спасибо, — бормочет он. — Нравится. Мне очень нравится, Дженни.
— По-моему твой папа любит твою маму, — обращаясь к Чону, говорит Бомгю. Мингю с Чонгуком начинают смеяться, как и мы с Джису.
Затем Чонгук возвращается к своим обязанностям Санты, каждый ребенок вместе с подарком получает огромное внимание. Все утро я обнимаю Джису. Она порой утирает слезы. Некоторые счастливы, что Чонгук сделал это Рождество для своих девочек особенным, а другие грустят по Намджуну.
Когда все обертки выброшены в камин, мы с Джису идем на кухню готовить ужин. Дети разбегаются по дому. Соми остается с нами, пока Лиса смотрит телевизор. Мальчишки ушли на улицу играть со своими новыми ружьями для пейнтбола, а Чонгук и Мингю удалились в студию для джема. Понятия не имею, что это значит, но Чонгук ушел с улыбкой.
Как только мы с Джису заканчиваем ужин, я устраиваюсь на диване, пока Лиса и Соми жмутся друг к другу, сидя в кресле у камина. Час спустя возвращается Чонгук и жалуется, что они с Мингю голодны, поэтому я предлагаю приготовить им обед. Он идет за мной на кухню и тянет меня за волосы.
— Что ты делаешь?
Он обходит меня, и я оказываюсь загнанной в угол.
— Мне нравится, что тебе уютно у меня дома.
— Да?
— Ага. Нам нужно сходить на свидание.
— А как же насчет ожидания и терпения? — Я теряю все самообладание, которое мне нужно сохранять рядом с ним. Мне хочется быть с ним, но еще я понимаю, что он говорит по поводу Джина. Слишком рано, но я хочу лишь одного — Чонгука. Хочу его с тех самых пор, как он вошел в мой магазин.
Я просто напугана.
Чонгук пожимает плечами. Он теребит пуговицы у меня на рубашке.
— Я буду терпелив, но мне хочется много времени проводить с тобой.
— Хорошо.
— Да? Как насчет кануна Нового Года? Только мы? — Он уже близок, чтобы поцеловать меня. Я тянусь вперед, ему остается только повернуть голову, как неожиданно звонят в дверь.
— Ты же не пригласил свою маму?
— Точно нет. Я сейчас вернусь. — Он целует меня в щеку и оставляет расстроенной и одинокой.
— Привет, малыш.
Я замираю, когда слышу тот самый голос. Тихо иду по коридору.
— Мина, какого....
Чонгук
С того самого мгновения, как мы с Чону разбудили Дженни ее подарком, а я развернул свой, это утро должно было стать самым лучшим за долгое время. Не могу дождаться, когда буду часами рассматривать каждую фотографию, которую подарила мне Дженни. И хотя меня на них нет, но иметь фотографии маленького Чону, когда тот делает свои первые шаги, надевает свой первый костюм на Хэллоуин, значат для меня многое.
Знаю, я говорил Дженни, что готов потерпеть, но больше я в этом не уверен. Видя ее в моей постели с разметавшимися по подушке длинными темными волосами, мне хочется заявить на нее свои права. Я знал, что пропаду, когда поднялся наверх и пожаловался на голод, а она предложила приготовить мне и Мингю обед.
Из-за того, как она перемещается по моей кухне, как по своей собственной, мне хочется видеть ее здесь каждый день, но я боюсь. Долгое время она была с Джином, и нельзя просто так взять и отключить эмоции.
Я должен был знать.
Я пытался.
Звонок в дверь спасает меня от неправильного вывода. Распахнув дверь, я вижу перед собой спину, но эту светловолосую голову я узнаю, где угодно. Девушка поворачивается и, делая шаг мне навстречу, улыбается.
— Привет, малыш, — воркующим голоском произносит она. Я отмахиваюсь от ее руки, когда она пытается дотронуться до моего лица своими накладными ногтями.
Она лишь пожимает плечами и раскрывает пальто — на ней едва заметный бюстгальтер и трусики. Чулки удерживают подвязки. Когда-то я считал их сексуальными, но больше — нет.
— Мина, какого...
— Что?
На вздох Дженни я оборачиваюсь. На ее лице отражается не злость, а боль. Она взлетает вверх по лестнице, и от звука захлопывающейся двери моей спальни я подпрыгиваю.
— Прикройся! В доме же дети.
Я ухожу в столовую. Не хочу, чтобы она маячила возле гостиной, где Джису с девочками. Из-за угла выглядывает Джису и показывает рукой, что она идет наверх. Я киваю и готовлюсь к тому, что собираюсь сделать.
— Сядь, Мина, нам нужно поговорить. И не раздевайся.
Я сажусь напротив нее — на безопасном расстоянии, на котором мне не захочется ударить ее, а она не попытается до меня дотронуться.
— На днях я разговаривал с Бренданом.
— Я тоже, — счастливо говорит она.
— И в этот день на пороге появилась мать моего ребенка и потребовала, чтобы я вернул ей сына.
— Я обо всем позабочусь, малыш.
— Мина, я не твой малыш и никогда им не буду. То, что ты сделала, абсолютно неправильно во всех смыслах. Я никогда не сомневался, что Чону — мой сын. И мне не нужна опека. Дженни — не просто какая-то девчонка, которую я встретил за кулисами, она была моей девушкой. Как ты вообще узнала про Чону?
Она пожимает плечами и смотрит на свой ноготь. Мне известная ее игра — «я знаю ответ, но не скажу». Я стучу ладонью по столу, чтобы привлечь ее внимание.
— Я с самого начала был в агентстве твоего отца и ни разу не ставил под сомнение честность его фирмы, но именно сейчас твоя работа зависит от нее. И лучше бы тебе мне ответить.
— Я не знала, что он тебе нужен, — мямлит она.
— Что ты сказала?
Мина закатывает глаза и тяжко вздыхает. Она принимает скучающий вид.
— Еще в самом начале кто-то звонил тебе в агентство. Все сообщения я сложила в твою папку.
Я прикусываю изнутри щеку, ладони сжимаются.
— Так ты знала, что у меня есть сын, и ничего мне не сказала?
— Отец сказал, что это плохо скажется на твоем имидже.
— Он же мой сын, черт тебя подери!
Я встаю и меряю комнату шагами, руками дергая себя за волосы.
— Она говорила, что звонила и оставляла сообщения. Ты принимала ее звонки и выслушивала ее мольбы. Неужели ты такая стерва, Мина? Звонившая женщина была моей девушкой, и она была беременна и напугана, а ты ее проигнорировала. Ты лишила меня сына. Боже мой, какая же ты бессердечная сука!
— Папочка поступил так, как считал нужным.
— Ты уволена. С нами все кончено. Убирайся из моего дома.
— Чонгук...
— Хватит, — я вскидываю руку, чтобы она заткнулась. — Я сказал, все конечно. Больше не хочу тебя видеть здесь.
— Я нужна тебе.
— Нет, не нужна. Убирайся.
— Ты все слышала. — Я поворачиваюсь и обнаруживаю Дженни, стоящую в дверном проеме. Руки скрещены на груди, она плакала. — Это наш дом, и тебе нужно уйти. Тебе здесь не рады.
— Ты этого хочешь, Чонгук?
Я не могу удержаться. Я улыбаюсь Дженни и улыбаюсь ей.
— Да, она здесь начальник. Если говорит «уходи», значит, уходи. Не успеешь ты добраться до машины, как Брендон пришлет тебе соглашение о раздельном проживании. — Я достаю телефон и пишу своему адвокату, чтобы тот закончил работу с бумагами, которую начал вчера.
— Ты еще пожалеешь.
Я делаю к ней шаг.
— Я уже жалею о последних десяти годах с тобой и твоим отцом, так что нет.
Мина вскакивает и идет к двери. Она еще раз бросает на меня взгляд и качает головой. Знаю, что она вот-вот расплачется, но мне все равно. Как только дверь закрывается, я обнимаю Дженни и держу ее так, будто это в последний раз и другого шанса у меня не будет — Мне так жаль. Я не знал. Мне очень-очень жаль, что я не был рядом с тобой, — поспешно повторяю я. Она, успокаивая, гладит меня по волосам в то время, когда я должен ползать у ее ног, моля о прощении. Лишь благодаря одному маленькому сообщению всего этого можно было избежать.
За всем происходящим наблюдают Джису и Мингю. Когда дверь закрывается, Мингю начинает хлопать. Я знал, что он никогда не был фанатом Мины, но она приносила нам деньги. Полагаю, теперь с этой частью нам придется разбираться самим.
— Что ж, это было интересно, — говорит Джису. Мингю с широкой улыбкой смотрит на нее. Надо будет ему сказать, чтобы он сбавил обороты в отношении Джису. — И чтобы ты знал, если тебе понадобится менеджер или кто-то еще, возможно, я могу немного помочь.
— Ты принята, — выпаливает Мингю, отчего мы с Дженни смеемся.
Я качаю головой и оттаскиваю своего друга от его нового увлечения. Хотя я понимаю, что если когда-нибудь Джису снова и начнет встречаться, то Мингю как нельзя лучше ей подойдет.
С наступлением темноты мы с Мингю выходим из студии. Он относит спящего Бомгю наверх, по пути желая мне спокойной ночи. Я стою на кухне, готовый убрать посуду после ужина. Я сказал Дженни и Джису, что все уберу, поскольку они полностью приготовили ужин и каждому десерт. Но когда я включаю свет, то не нахожу на столе или в раковине ни одной тарелки. Я оглядываюсь по сторонам и замечаю везде малейшее присутствие Дженни: свежие цветы на подоконнике, лосьон для рук у раковины и — что самое примечательное — наши кружки для мамы и папы, которые подарил нам Чону. Они стоят рядышком возле кофейника, уже приготовленного на утро. А это кое-что значит.
Она собирается провести здесь ночь.
А, значит, я сплю на диване.
Я выключаю свет на кухне и проверяю заднюю дверь, что та заперта. Потом входную дверь, и выключаю оставшийся свет. Огоньки на окнах я решаю оставить. Надеюсь, Дженни еще не спит, и мы сможем поговорить.
С того дня, как Джин ушел, нам так и не удалось толком поговорить, а мне нужно узнать, что она думает. Сначала она ведет себя так, будто хочет быть со мной, а потом не может находиться в одной комнате. Мне не хочется на нее давить, но в то же время не хочется спать на диване.
Единственное, что меня беспокоит, а не должно, — это отношения Джина и Чону. Сын ничего не сказал о том, что Джин внезапно ушел, а я целую его маму. Не такой пример я хочу ему подавать. Я хочу научить его соблюдать границы и уважать женщин, когда у тех отношения с другими мужчинами. С Дженни я поступал не так.
Дженни сидит на диване и просматривает наш фотоальбом. Ее ноги укрыты пледом, безымянный кот свернулся на коленях. Вокруг нее мягкое сияние, ее темные волосы собраны сзади белой лентой, в которую Чону завернул ее ожерелье. Я прислоняюсь к стене и наблюдаю за тем, как она рассматривает каждую страницу, то и дело ее лицо озаряется улыбкой.
— Ты так и собираешься там стоять и наблюдать за мной?
Я отталкиваюсь от стены и подхожу к ней. Она закрывает альбом и усаживается поудобнее. Я занимаю место рядом с ней и укладываю ее ноги к себе на колени, кот недовольно шипит. Дженни смеется и опускает его на пол.
— Мне нравится наблюдать за тобой. Мне нужно многое наверстать.
— Но не со мной, — тихо отвечает она.
— Нет, с тобой. Я столько всего пропустил. День открытия твоего магазина или как ты придумала название «Причуда». Пропустил день, когда в этот мир ты принесла Чону и впервые увидела его. Твои ночные мольбы и его полуночные кормления. Я никогда не прощу себя за то, что меня не было рядом, Дженни. Никогда. Знаю, ты хочешь сказать, что все в порядке, но это не так. Я доверился не тем людям, когда оставил единственного человека, который бы лучше всего позаботился обо мне. Я был эгоистичен и напуган и вместо того, чтобы поговорить с тобой, сбежал.
— Но я обещаю тебе, что больше не убегу. Я по-прежнему эгоист, но только когда это касается тебя и Чону. Мне столько лет нужно исправить, и я хочу каждый день своей жизни доказывать вам обоим, как сильно я вас люблю.
Пальцы Дженни сжимают мои.
— Я пытаюсь не любить тебя. Убеждаю себя, что для тебя это очередное шоу, чтобы осчастливить Чону. Я так боюсь однажды прийти и узнать, что ты уехал, потому что я слишком долго раздумывала о нас.
Я знал, что она чувствует именно это, поэтому не давил на нее.
— С тех пор, как я оставил тебя в общежитии, то искал каждый день своей жизни. Где бы я ни появился: на шоу, в пабе или на выступлении, — я был уверен, что ты где-то рядом. Но ни разу, даже мельком, не находил. Я отчаянно хотел тебя увидеть, хотя бы разок. А когда прочитал о Намджуне, то понял, что должен приехать. Я сказал себе, что покажусь и уеду, туда и обратно, никто даже не узнает о моем приезде. Но в итоге я уехал на несколько дней раньше, потому что мне хотелось увидеть тебя и сказать себе, что я поступил правильно.
— Почему ты уехал? Ты ведь так и не сказал.
Ей не следовало задавать этот страшный вопрос. Я просто должен был рассказать ей в тот самый первый день, когда увидел ее в цветочном магазине.
— Когда я поступил в колледж... — Я качаю головой, чувствуя себя глупо. Теперь, когда я стал взрослым, должен поступать по-другому. — Господи, Дженни, какая хрень. Намджун должен был поехать со мной. То есть мы изначально это планировали, а потом он поменял свое решение. Я остался там, а его не было, как и тебя. Мне было одиноко, и я все возненавидел.
— И вот однажды я сидел в своей комнате и жалел себя, когда раздался звонок. Она представилась, а я так смутился, пока она не назвалась моей бабушкой. — Большим пальцем я поглаживаю ее палец. — Она хотела пообедать со мной и поговорить, так что я согласился. Мне нечего было терять, у меня не было возможности познакомиться с ней, поэтому я пришел. Неделю мы провели вместе, обедали, болтали и узнавали друг друга. Она кое-что рассказала о моей маме и почему они не разговаривают. За эту неделю я много всего узнал.
— Она спросила, кем я хотел бы быть, если бы не собирался играть в футбол. «Какая у тебя страсть, Чонгук?» — спросила она. Я ответил: «Музыка». Много времени я проводил на открытом микрофоне в кампусе, и мне это очень нравилось.
— Жаль, я не знала о твоей любви к музыке.
— У тебя была мечта, а я не хотел, чтобы ты ее меняла. Я делал то, что ждали от меня, но она пригласила меня в Лос-Анджелес, я поехал и мне понравилось. Я знал, что принял лучшее решение, несмотря на то, что разрушил наши отношения.
— Дело в том, что я даже не думал, что в тот день встречу в уборной Чону, но будто сама судьба сказала мне, что моя жизнь — в Бомонте. Я приехал к тебе в магазин и стал ждать. Я выискивал тебя, а, заметив, понял, что так и буду преследовать свою девушку, ждать, пока она обернется и увидит... меня настоящего и полюбит за то, кто я есть, а не что сделал с ней.
— И вот я стою перед тобой, Дженни. Тебе лишь нужно обернуться.